***
Когда Клианс переступил порог лекарского корпуса для стражи, грудь сдавило воспоминанием о том дне, когда он впервые пришёл сюда просить прощения у тех, кого наказали из-за него. Тогда для него здесь оказалось нестерпимо холодно, но постепенно Леонар, Гверн и Руадан смогли поверить в него, пусть и не по своей воле оказавшись рядом. Теперь же здесь был Этьен – стражник, которого Эдвин не убил с досады только благодаря меткому выстрелу Ариэля, но тяжело ранил. И Флёри, ради которого его отец предал свою присягу короне Валлоны. Рассказывая о Флёри, Рене многое опустил – в этом Клианс был совершенно уверен — но поддержал желание самому познакомиться с ним. Юный король слишком хорошо знал, что такое враждебное одиночество. Возможно, оно куда спокойнее того болезненного ужаса от того, что страдает человек, ставший небезразличным, но сам Клианс к нему возвращаться не хотел. Лучше стать сильнее, чтобы защитить тех, кто рядом. Марсель успокоил тем, что жизни Этьена уже совершенно ничто не угрожает – дело только за временем и отдыхом, помогающим лечению. А относительно Флёри предупредил, что он, несмотря на безропотное послушание старшим, на личное сближение не идёт, и вытянуть из него что-то, кроме жизненно необходимого, оказалось невозможно даже для Каллисто. Но Клианс понял, узнал это закрытое ото всех состояние. Он оглянулся на шедшего в шаге от него Гверна, и в его взгляде увидел отражение собственных мыслей. Станет ли его приход переломным моментом для Флёри так же, как назначение ему личной охраны из тех, перед кем он чувствовал себя виноватым? Ответ был совсем рядом. Флёри не спал – лежал, отвернувшись от двери, но резко дернулся, садясь, когда Марсель окликнул его. Лекарь недовольно качнул головой, но ничего не сказал, отходя к кровати Этьена. — Ваше Величество, — раньше, чем Клианс успел что-то сказать, Флёри соскользнул с кровати, опускаясь на одно колено, но глядя в глаза королю. — Прошу вашей милости. Из-за меня отец пошёл на преступление, поэтому я готов взять его вину на себя. Простите, что не сразу решился и не отваживался просить встречи с вами или Его Высочеством. Умоляю, накажите меня вместо него. Его серые глаза с каким-то невозможным, скорее всего, просто привидевшимся в неверном освещении фиалковым оттенком, не отпускали, и мольбы в них было ещё больше, чем в словах. — Я пришёл познакомиться, а не судить, — Клианс говорил тихо, с трудом совладав с неприятным изумлением. Он не знал, как поступить, не мог подобрать нужных слов и малодушно закрыл глаза. Уйдя отсюда, он придёт в тёплый каминный зал, где снова будет звучать музыка под тихий разговор, который плавно перейдёт в песню. Одна сменится другой, никогда не виденные им пустыня и море переплетутся, переплавятся в простор летнего луга, роднящего Север и Юг. А Флёри останется наедине со своей болью, которую он лишь чуть приоткрыл в этой мольбе. — И знаю, что наказание не будет таким же страшным, как во времена правления моей матери, — голос дрогнул. — Тебе не нужно бояться за жизнь отца, — Клианс вновь посмотрел в глаза собеседника и почувствовал болезненный укол ещё одного воспоминания-осознания. — Разве может быть что-то больнее, чем знать, что он не смог тебя уберечь? — на одном порыве он склонился совсем близко к Флёри: — мой – не смог с этим жить, — шёпот-выдох. Флёри вздрогнул, как от удара, и низко опустил голову. — Моя верность с вами, Ваше Величество, — произнёс он после мгновения тишины. — Если только она чего-то стоит. Клианс опустился на одно колено, потому что ноги подкосились. Неловко, опасаясь причинить боль, он повиновался порыву и обнял Флёри. — А стою ли я твоей верности? — шёпотом, признавая свой едва ли не самый большой страх. — Д-да… да… — голос Флёри тоже упал до шёпота, но уверенности в ответе было с избытком. — Первое слово сказано, — негромко произнёс Гверн раньше, чем Клианс отважился закончить формулу. — И, возможно, оно куда крепче даже воинской присяги. Но мой вам совет – вернитесь к этому тогда, когда с момента вашего знакомства пройдёт поболее пяти минут. Оба мальчишки посмотрели на него одинаково ошарашенными, но благодарными взглядами. — Ваше Величество, мне кажется, этому моему пациенту пойдёт на пользу некоторая, безусловно осторожная, смена обстановки, — Марсель не улыбнулся, но Клиансу показалось, что он почувствовал улыбку в обычно строгом взгляде лекаря. В каминном зале было тепло, пахло вином, травами и выпечкой с корицей. Ирмели пела о надежде, солнечным светом освещающей самые мрачные дни – отблеском того, чего ещё только предстоит достичь. Никто не обратил внимания на беззвучные слёзы Флёри, не желая смутить его и заставить вновь запереться в себе. За окном медленно падал снег, кутая дворец и столицу в тишину безветренной ночи.***
Жан, отец Камиля, а теперь их с Клиансом учитель, смог отыскать в своей домашней библиотеке свод законов Валлоны, переписанный ещё его отцом. Наказание стражников раньше сводилось к работам на благо страны, срок и тяжесть которых определялись серьёзностью провинностей. Но нигде не употреблялось слово «предательство». Видимо, это считалось просто невозможным для народа Валлоны – нарушить присягу, пренебречь клятвой. Могли судить за убийство, воровство, но не предательство. То, на что толкнула нужда последнего десятилетия, раньше считалось невозможным. И всё же… был Астелл, который вырос на улице, не зная своих родителей, убивал с семи лет, будучи почти ровесником Рене. Валлона едва держалась после войны с Монтом. Шаг к примирению через брак, казалось, не оправдал возложенных на него надежд. Ранняя смерть короля Артура, жестокое правление Анны – всё это просто добивало, но не являлось первопричиной тяжёлой жизни людей. И всё же, от этого брака родился Клианс, несущий в себе кровь двух родов, вновь объединивший две части некогда целого. Если оказался возможен мир с Дитрихом, то есть надежда на то, что древнее наследие ещё неразделённого ненавистью Нордена возродится на Севере. Приговор же нужно было составлять заново. В Монте предательство каралось смертью. В лучшем случае – десятилетиями рудников. Для нынешнего случая не подходило ни то, ни другое, хотя Рене прекрасно понимал, почему Дитрих, сколь бы мирными ни стали его планы, не изменит этот закон. На землях Юга предательство тоже считалось тяжёлым преступлением, но чаще ответом на раскаяние становилось прощение. И принц-регент выбрал южный опыт опорой для своих решений. Дворцовый зал суда не был большим, но места было достаточно, чтобы разместить арестантов и тех, кто пожелал присутствовать. А также скрыть от взглядов тех, кого до времени не должны были видеть. Клианс заметно переживал, но не отказался занять положенное королю место, и смог совладать с собой, входя в зал. Клиамин и Дитрих заняли почётные места, но оставались зрителями – всё, что могли, они уже сказали за пределами этого зала. И благодаря тому, что каждый из них предпочёл быть здесь в окружении своих людей, охрана получилась безупречной. Хоть никто и не ожидал, что кто-то из ожидающих приговора пойдёт в предательстве так далеко. Сквозь поредевшие тучи пробивались солнечные лучи и кусочки лазурно-синего неба, необъяснимым образом смягчая тягостность суда. Каждый признавал свою вину. — Дамьен, Жак, Бернар, Робен, — голос Рене звучал спокойно и бесстрастно, а взгляд касался каждого. — Учитывая все обстоятельства, общим приговором для вас будет ссылка на южную границу Валлоны. Без жалования. На пять лет. Срок начинается с момента вынесения, но это не значит, что вас ждёт путь посреди зимы. До времени, пока можно будет безопасно доехать до крепости, ваше заключение продолжится здесь. Лишь краткий вздох сорвался у Дамьена, но все хранили молчание – никто из них не надеялся на подобную мягкость. Принц-регент немного помолчал и продолжил: — Жак, твоя супруга будет получать сумму твоего жалования до тех пор, пока вашему ребёнку не исполнится пять лет. И сможет последовать за тобой, чтобы поселиться в расположенной рядом с крепостью деревне. Если пожелает. Вам позволено встречаться четыре раза в год на сутки. Он отложил лист с приговором. — Благодарю вас, — произнёс стражник, опустившись на одно колено, и голос его дрогнул от сдерживаемых чувств. — Робен, твой брат Ив, осуждённый три года назад, на сегодняшний день оправдан, — Рене посмотрел в глаза заметно вздрогнувшему стражнику. — Скорее всего, посмертно. Его семья полностью освобождается от уплаты налогов и получит помощь, которая, безусловно не заменит его жизнь, но поддержит. С твоей семьи снимается удвоенный налог, обычный остаётся. Также они могут последовать за тобой или остаться в столице по своему выбору. И также тебе позволены суточные свидания четырежды в год. Ответом было безмолвное коленопреклонение. Совладать с собой Робен не смог. Ещё два листа – приговора и оправдания – были отложены в сторону, и Рене посмотрел в глаза Дамьена. — Твоя семья, Дамьен, за несправедливый приговор твоему отцу также освобождается от налогов, а он сам оправдан и сможет вернуться в столицу, когда дороги станут проходимы. И восстановлен в должности, на которой был, когда его осудили. Поскольку своей семьи у тебя нет, ты четырежды в год сможешь видеться с кем-то одним из родственников. Если и на то время, в пределах суток, которое они пожелают. Дамьен смахнул рукой подступившие слёзы и тоже опустился на одно колено, произнося слова благодарности. — И последнее, — голос Рене не смягчился ни на тон. — Один из тех, кто пострадал по твоей вине, был тебе другом. Если он пожелает увидеть тебя до отъезда, то сможет прийти к тебе один раз на час. На одно короткое мгновение принц-регент прикрыл глаза. Назначая приговор и подбирая смягчение, он стремился не только не сломать и без того наломанных нуждой и страхом людей, но и зажечь в них и тех, кто будет знать о приговоре, доверие к королевской власти и лично Клиансу. Заново. Но послужит ли этому два последних – уверен не был. — Бернар, мы отыскали твоего сына, — снова взгляд в глаза. — Он просил за тебя и готов был даже ответить за всё сам. Мужчина смертельно побледнел, но не шелохнулся. Что ж, если внешностью Флёри пошёл в покойную мать, то некоторыми особенностями характера – явно в отца. — Безусловно, он за твои проступки отвечать не должен. Но на службу лично Его Величеству такого талантливого юношу не принять было бы преступлением уже с нашей стороны. Тем более, это было созвучно с его желанием. Обучение он продолжит уже здесь, при дворе. Вам также будут позволены свидания, но учитывая особенность его службы, будем решать этот вопрос в каждом конкретном случае. Например, сейчас, — Рене сделал незаметный жест рукой, позволяя незаметно стоявшему за перегородкой Флёри подойти к отцу. Бернар точно представлял себе, какова жизнь сына в воинской школе, поэтому объятие его было едва ощутимым. А благодарность с преклонением колен они принесли оба. И только после этого Рене смог нормально вздохнуть – приняли. Подошло время самого неоднозначного приговора. Взгляд Астелла был прохладным, но в нём появилось нечто, что можно было бы назвать удовлетворением. — Астелл, твоя верность Гектору не позволила вынести такой же приговор изгнания, — ни тени сомнений в тон принц не допустил. — Следующие пять лет ты проведёшь здесь в заключении, но поступив в личное распоряжение советника Айлерта. И моё. С этого момента ни жизнь, ни смерть не принадлежат тебе на означенный срок. — Я ожидал более сурового наказания, — произнёс Астелл, не отводя взгляд. — Поэтому принимаю приговор с благодарностью. — Да будет так, — веско закрепил всё сказанное Айлерт, укладывая бумаги по делу в тонкий футляр и тем завершая суд.