Во имя высоких целей

      Плачевный итог беседы с Саб-Зиро расстроил Китану, однако времени на то, чтобы терзаться обидой и выдумывать планы мести, у нее не было. С каждым днем список ее обязанностей разрастался, так что пришлось сосредоточиться на том, ради чего она и явилась в Эдению. Китана делала все, что от нее требовалось, каким бы унылым ни казалось однообразие, и какими бы обременительными ни были правила, по которым жило ее новое окружение. Скупых слов официальных донесений и распоряжений было недостаточно для того, чтобы узнать об истинном положении дел. Каждую прибывавшую семью Китана теперь изучала внимательно: откуда явились, чем владеют, с кем враждуют, кого поддерживают и к кому обращаются за поддержкой.       Когда заканчивалось время аудиенций, она садилась за очередную партию свитков с записями местных обычаев, которые эденийцами принимались как непреложные законы, даже если они безнадежно устарели и противоречили понятиям не только справедливости, но и здравого смысла, и с тоской вспоминала ясные и строго продуманные установления Внешнего мира. Или читала погодные записи с кратким изложением событий, гадая, почему визиту одного вельможи к другому уделялось так непозволительно много внимания по сравнению с вспыхнувшей в той же области неведомой болезни, от которой полегло несколько поселений. Практически все, о чем Китане довелось узнать за прошедшее время ее пребывания в Эдении, противоречило тому, что она много лет считала привычным и правильным. Ей казалось, что ее страхи сбываются, и порой она жалела, что Шао Кан не отправил с ней кого-то, кто мог бы разделить с ней ее обязанности. Даже если б это оказался вечно недовольный ею Шанг Цунг. Но сознаться Императору в этих мыслях означало признать поражение еще до начала боя.       Общение с Драмином, которое поначалу изрядно досаждало, превратилось в насущную необходимость. Ему удавалось быть в курсе всех важных событий, будь то переговоры о возможной свадьбе между двумя враждующими семьями, рост местных таможенных пошлин между землями на юге или попытка одного из аристократов средней руки увеличить численность своего отряда за счет наемников из числа разорившихся рабов. В первое время Китана боялась задавать вопросы, не желая тешить самолюбие высокомерного собеседника, однако по мере усложнения своих обязанностей стала без стеснения пользоваться его осведомленностью.       — Я рад, что вы решили сменить гнев на милость, — сказал Драмин после очередного долгого разговора.       — Ты о чем? — рассеянно спросила она, внося пометки в длинный список расходов.       — О себе, — ответил он с усмешкой. — Я понимаю, почему вы были предубеждены против меня поначалу, но мы с вами воюем по одну сторону, принцесса.       — В самом деле? — спросила Китана, которую прямота собеседника одновременно и обрадовала, и испугала. Ей не приходилось слышать такой откровенной речи с тех пор, как она покинула Внешний мир. Если, конечно, не брать в расчет ссору с Саб-Зиро.       — Я понимаю, как это выглядит со стороны, Китана, — Драмин сделал паузу, ожидая, возразит она против такого обращения, или нет, — но поверьте, я рад, что Император принял такое решение. Я много лет был вынужден совмещать обязанности наместника и главы рода, что на практике крайне утомительно. Мне достаточно и власти, и богатства, а моя семья…       — Ты ведь не женат, Драмин, — вырвалось у Китаны неуместное замечание, но он только улыбнулся.       — Был женат. Моя супруга, к сожалению, скончалась, а детей у нас не было. Но у меня несколько братьев и сестер, и, сами понимаете, мое присутствие необходимо им постоянно. Поначалу перспективы вашего нахождения у власти меня изрядно тревожили, все же вы слишком юны, и ваш опыт ограничен службой при дворе Императора, однако теперь я убежден, что народ Эдении будет в хороших руках.       Китана, которой речи Драмина изрядно польстили, решила тоже пойти на откровенность:       — Но разделяет ли этот народ твое мнение, Драмин? Эдения отличается от Внешнего мира слишком…       — Верно, слишком, — усмехнулся Драмин. — Но пока вам удается искусно балансировать между нашими традициями и обычаями, принятыми во Внешнем мире, никого не раздражая и в то же время давая им прочувствовать вашу силу — а значит, и силу Императора. Аристократия следит за каждым вашим шагом, Китана, запоминает каждое движение и каждое слово, но ни у кого из них до сих пор не возникло желания оспорить ваши права, а это многого стоит. И дело тут не только в поддержке Императора, она скорее стала бы помехой, если б вы успели вызвать у кого-то из них неудовольствие…       — Но я не старалась никому угождать, Драмин, — возразила Китана. Он закивал в знак одобрения:       — Вот именно! Не знаю, в чем тут дело, в вашем воспитании или в происхождении, но вы дали им то, о чем они говорят с благоговением, вспоминая старую династию. Сила и святость власти, непрерывная многовековая цепь ее передачи, право крови — вот что для них главное. Они постоянно пытаются перекроить земли по-иному, вырвать друг у друга лишний кусок из глотки, словно стая охотничьих псов, но всякий раз, когда вы одернете сворку, напоминая им о священных установлениях, они будут, простите мне грубость, лизать вам руки. Внешнемирцы считают, что мы слишком привержены традициям — в ущерб благоразумию, и, знаете, я вынужден с этим согласиться, хотя речь идет о моей родине и моих соотечественниках.       Китана задумалась: хвалебные речи Драмина звучали слишком хорошо, чтобы быть правдой. Однако, судя по всему, он ничуть не преувеличивал. Припомнился недавний случай, когда ей удалось разобраться с очередным скачком внутренних пошлин из-за ссоры глав двух семей из мелкой аристократии. Таможенные игры больно ударили по карманам обоих, но никто не желал поступить так, как того требовал здравый смысл, и пойти на мировую. Китана не стала выслушивать длиннейшую и скучнейшую историю старых обид, а прочла по памяти запись из местного кодекса, применявшегося в таких случаях, наложила на обоих спорщиков штраф и отправила восвояси. Она ждала многословных возражений и попыток оспорить решение, однако, к ее удивлению, высокородные господа остались довольны и ушли, рассыпаясь в благодарностях. Видимо, восстановление старого, правильного для них порядка было для них куда важнее возможности одержать победу над врагом.       — Что до простецов, — продолжал Драмин, когда Китана снова подняла на него взгляд, — с ними все обстоит одновременно и сложнее, и легче. Старая династия для них нечто вроде спустившихся на землю небожителей, и королеву Синдел они считают похищенной богиней из легенд об огненных духах. Я рассказывал вам как-то.       — Я помню, Драмин. Но это ведь в голове не укладывается, — нахмурилась Китана. Моя мать для них богиня?       — О да. Более того, Джерроду и Синдел поклоняются как богам даже некоторые аристократы, но вам они, конечно, об этом не скажут. Для них вы дочь богини и тоже в какой-то степени богиня, хотя ваш статус воспитанницы… — он тут же поправил сам себя: — дочери Императора сильно осложняет дело. Что до рабов, то, когда они к вам привыкнут и поймут, что их жизнь ни в чем не отличается от той, что вели их отцы, деды и прадеды, мы раскроем тайну и объявим вас истинной наследницей короля Джеррода с подобающей случаю торжественностью.       Китана взглянула на него недоверчиво.       — Мне начинает казаться, что ты насмехаешься. Во-первых, об этой, как ты говоришь, тайне знает каждый житель Эдении. Во-вторых, к чему лишняя шумиха?       — Даже не думал. Слухи ходят, разумеется, но до тех пор, пока о вашем происхождении не объявят семьи в каждой из земель, рабы будут считать, что в Эдению прибыла принцесса Внешнего мира Китана, дочь Императора Шао Кана и королевы Синдел. То, что произошло много лет назад во время поединка между Императором и Джерродом, а также после него, тщательно скрыли, чтобы не вызывать лишних волнений. Оппозиция пыталась распространить сведения об увезенной законной наследнице, когда Синдел вышла за Императора, но они быстро поняли, что это грозит им же самим бунтами и утратой владений. Рабам опасно давать даже иллюзию свободы, им нужна твердая власть и абсолютная определенность того, во что они верят. Страх перемен и неизвестности моментально превращает их в животных, способных на любую жестокость. Потому я прошу вас, Китана, соблюдайте все нормы и традиции, даже если они кажутся вам глупыми, мелкими и не заслуживающими внимания. По крайней мере до тех пор, пока все эденийцы — и благородные, и простецы — привыкнут к переменам.       — Я, кажется, уже сменила одежду по твоему требованию, а мое оружие не покидает моих покоев, — нетерпеливо сказала Китана, одернув подол длинного платья, на которое ей пришлось сменить привычный удобный наряд.       — И эти перемены вам к лицу, — Драмин изобразил поклон, — однако есть еще одна вещь, которую было бы очень желательно сделать.       — О чем ты, не тяни.       — Не сочтите за дерзость, но пребывание Грандмастера Лин Куэй здесь крайне нежелательно, — начал Драмин, и Китане показалось, что по его бесстрастному лицу промелькнула тень беспокойства. — Он уважаемый слуга Императора и, конечно, я понимаю и ваши опасения, и опасения Шао Кана, но я в состоянии позаботиться о вашей безопасности. Башня неприступна, а семьи круга не настолько безумны, чтобы пытаться причинить вам вред. Что касается оппозиции, то…       — Драмин, хватит болтовни. Почему Саб-Зиро должен уехать?       — Потому, что воины Лин Куэй известны как ищейки, лазутчики и безжалостные убийцы, от которых нет спасения. Их боятся, выдумывают о них жуткие истории, которые, может, не имеют никакого отношения к действительности, но передаются из уст в уста со всеми подробностями. Весьма неаппетитными, смею вас уверить. Если семьи еще могут стерпеть такое присутствие, объяснив его простыми и разумными причинами, то среди рабов уже пошли слухи о том, что чудовища в масках начали воровать мальчиков-первенцев, чтобы вырастить из них себе подходящую смену.       — Но это же полнейшая чушь, — возразила Китана. — Ведь всем известно, что в клан не попасть так просто, и уж воровать детей…       — Чушь, конечно, — сказал Драмин, пожимая плечами. — Но что есть, то есть. А если брать случай Грандмастера как частность, то здесь дела обстоят еще хуже из-за криомантии.       — Это еще почему?       — Потому что простецы считают его колдуном, одержимым демонами, заклинателем злых духов, боятся, что он проклянет зерно на полях…       — Я тебя поняла, Драмин, — устало прервала Китана. — Они безнадежны. Хорошо, Саб-Зиро покинет Эдению в ближайшее время.