***
Жить в клетке очень тяжело… Иногда Зверю кажется, что он хочет на самом деле войти в круг света и убить всех, кто сидит на стульях — всех этих женщин, детей, мужчин. Он не раз представлял, как погружает клыки в их плоть, как одним ударом руки отделяет их головы от туловищ, а кровь брызжет ему на грудь и соленой тёплой волной лижет горло. Глухо рыча, Зверь хочет прыгнуть… но вспоминает об осторожности. Подобно умному хищнику, прожившему бок о бок с людьми долгое время, он понимает, что будет слишком заметен среди бесчисленного множества людей. Пока ещё не время показаться и занять целиком это тело, хотя ему так хочется… особенно сильно — из-за неё. Он ходит взад-вперёд перед кругом света, желая выйти в него и увидеть ее снова, ощутить ее запах, почувствовать прикосновения. Искушение ворваться и занять место одного из них очень сильно, и Зверь видит, что они боятся его все больше и больше. А когда они его боятся, они помогают ему получить то, что он так хочет. Сейчас снова не время выйти наружу. Зверь мрачно глядит на людей и уходит во тьму, которую они так боятся… и где ему так спокойно. Сегодня ночью он опять выйдет, но на этот раз — не на охоту.***
— Мы не должны отдавать несчастную девушку на растерзание Зверю. Не должны! Кем мы будем после этого? — Мы? Живыми и невредимыми людьми, по крайней мере. И потом, что значит — на растерзание? Он не ради кровавой жертвы ее держит. — Да. Его цели — куда хуже. Он хочет поработить ее плоть. Сделать ее своей. — А к чему так высокопарно, дорогуша? А давайте он лучше сожрет ее — и дело с концом. — Прекрати! — Прекратить — что?! Я не могу терпеть это только потому, что у него пришёл брачный сезон. — Прекрати сейчас же! Он оторвёт тебе голову, если это услышит! — Нам нужно как-то успокоить девушку. Сделать так, чтобы она приняла Зверя. Это единственный выход сделать так, чтобы он перестал кружить вокруг нас, желая завладеть телом Кевина единолично. — И что ты предлагаешь? — Я уже делаю попытки сблизиться с ней. Благодаря Кейси это удаётся… Она должна понять, что не все мы в теле Кевина — ее враги и пленители. — Это забавно, дорогой, но год назад ты сам был первым пленителем и правой рукой Зверя. — Это было год назад, и тогда Кевин был в ужасном состоянии… я единственный предпринимал хоть что-то, чтобы спасти нас. — Хорошо, стойте! Ну предположим, мы войдём к нему в доверие. Что дальше? — Дальше — мы подготовим ее ко всему, что произойдёт. Она должна принять свою судьбу, если не хочет умереть. Это единственный выход.***
Ей снилось, как она бежит по нескончаемо длинной аллее. Древесные кроны сомкнулись над ее головой, а ветки тянутся по обе стороны, цепляясь за одежду и волосы. Бежать непросто, и к тому же, она чувствует, что сзади кто-то стоит. Оливия уже задыхается, едва перебирая ногами. Она ужасно устала, но останавливаться нельзя, иначе ее догонят. Догонят — и что дальше? Она не знала, но почему-то очень боялась. Вдруг она цепляется ногой за выступивший корень и оступается, падая на колено. В тот же миг сзади она слышит шорох опавших листьев… Но обернуться она уже не успевает. С рычанием, кто-то налетает на неё, и она падает в бесконечную мглу… Вздрогнув, Оливия резко открыла глаза и осмотрелась. Она в постели, в безопасности. Относительной… Выдохнув, девушка накинула на плечи одеяло, чувствуя, что покрылась мурашками. В открытое окно проникала ночная свежесть, так что в комнате было даже прохладно. Внезапно, она ощутила на себе чей-то взгляд. Быстро оглядевшись, она села в кровати и прижала колени к груди, обняв их подрагивающими руками. Она уже понимала, кто находится с ней в этой комнате… и с тихим ужасом ожидала, что будет дальше. Прошло не менее пяти минут, кажущихся вечностью, прежде чем Оливия рассмотрела в темноте движение. Это был Зверь. Он медленно вышел в лунный свет, брызнувший на обнаженные плечи и грудь, и посмотрел на нее неожиданно яркими, прозрачными, серыми глазами. Дыхание было частым… Более частым, чем у человека. Ее проняла дрожь, когда Зверь подошел так близко, что мог бы коснуться ее, даже не протягивая руки, и вдруг расслышала тихий, хриплый голос: — Ты меня боишься. Она сглотнула, стискивая ледяные руки на коленях и погружаясь в ватный кокон. Сотканный из страха, пронизанный безнадежностью и осознанием своей полной слабости, она беспомощно и молча кивнула. По ее щеке скатилась слеза, замерев на губах. Зверь яростно рыкнул, в груди его заклокотало… Он метнулся вбок, расхаживая перед ее постелью, как хищник — в вольере перед решеткой, и искоса смотрел на пленницу. Оливия понимала. Его что-то злит. Она понимала и боялась все сильнее… — Прекрати! — вдруг рыкнул Зверь, и если бы он был животным и на загривке у него была шерсть, она бы встала дыбом. Оливия боялась даже вздохнуть… Ей казалось, что каждая секунда протекает так долго, что она успевает рассмотреть все до мельчайших деталей. Если все должно закончиться сейчас, пусть закончится поскорее! Она увидела, как он плавно сужает круги, приближаясь все быстрее и быстрее. Вздрогнув, Оливия крепко зажмурилась, до боли впившись в свои колени ногтями, как если бы это могло заглушить ее страх. Она почувствовала его тяжелое, горячее — буквально обжигающее — дыхание у себя на щеке. Спустя несколько долгих секунд, кажущихся бесконечностью, она ощутила, как он ведет ниже, к шее, и останавливается у яремной вены, касаясь гладкой кожи. Неожиданно даже для самой Оливии, с губ ее сорвался всхлип, полный глубокого отчаяния. Она чувствовала себя беззащитной, словно перед диким животным, и ожидала чего угодно. — Не нужно меня бояться, — глубоко вибрируя, произнес его голос. Считать по нему чувства было невозможно. Он словно не принадлежал человеку. Поэтому Оливия сделала то, чего так сильно боялась: медленно открыла глаза и увидела перед собой его склоненную голову. Тело стало каменным и застывшим, неестественно напряженным. Она сильнее стиснула руки, стараясь не шевелиться и не выдать ничем своего дикого испуга — однако Зверь все равно глухо сказал: — Я чувствую твой страх. Здесь. Он опустил неестественно горячую ладонь ей на живот, небрежно царапнув кожу сквозь тонкую ткань футболки. Живот под его рукой нервно дрогнул, и Оливия непроизвольно представила, как эта рука легко пробивает ее тело и накручивает на кулак внутренности… — Здесь. Рука плавно переместилась на соединенные руки девушки, неожиданно осторожно накрывая их. Глаза сегодня казались более светлыми, однако человеческое в них так и не появилось. Сколько времени они так просидели? Оливия не знала. В голове было удивительно пусто, а со временем ей стало даже безразлично, что будет дальше. Столько бояться было невозможно. И она поняла. Это и называется привыканием. Зверь дал привыкнуть к себе, застыв возле девушки и стараясь не смотреть ей в лицо. Скоро — быстрее, чем она ожидала — она свыклась с бешено горящим телом и частым дыханием, более частым, чем у обычного человека. И изумленно приподняла брови, когда Зверь соскользнул на пол и протянул ей ладонь. В недоумении, она опустила взгляд на изрезанную венами руку, будто вытесанную из камня, и дрогнула, опустив в нее сначала кончики своих пальцев. Бесполезно сопротивляться, бесполезно отказывать. Хищнику не отказывают в его праве сожрать свою жертву. Жертва просто смиряется — и все. Смирившись с происходящим, Оливия так же плавно, как и он, опустилась на пол, ощущая босыми ногами прохладу и шероховатость деревянного пола. Зверь медленно, но уверенно потянул ее за собой, раскрывая свободной рукой окно и ловко выскальзывая в него. Все это заняло у него два движения. Оливия сглотнула. Она не хочет. Но она должна. — Пожалуйста, — тихо просит она, умоляюще глядя на Зверя. — Прошу. Не надо… Из его груди поднялся негодующий рокот, и она беспрекословно подтянулась на подоконник, перекинула через него ноги и соскочила на землю, ощущая на своей талии горячие руки, поддержавшие ее. Он уверенно вел девушку к косой полосе океана и серебрящемуся песку — туда, где пыталась в одну из ночей безуспешно сбежать Оливия. Прежде она добровольно неслась туда, сломя голову и стараясь скрыться от Зверя. Теперь он сам вел ее на пустынный ночной пляж. Освещаемый бледными лунными лучами, он ни разу не оглянулся, утягивая за собой девушку и слыша, как испуганно колотится ее сердце. Увязая в остывшем за ночь песке, Оливия брела за Зверем, который шел по песку так легко, словно ничего не весил. Спустя несколько минут, она спросила, обернувшись и поняв, что дом остался достаточно далеко позади: — Куда ты меня ведешь? Зверь вполоборота глянул на нее. Двинулись мышцы на напряженной спине, перекатились под кожей — и голова вернулась в прежнее положение. Не сочтя нужным ответить, он двигался дальше. Когда наконец жилой квартал и уличные фонари заблестели достаточно далеко, чтобы Оливия могла добежать до них, он остановился, отпуская руку девушки и разворачиваясь к ней. Океан накатывал затяжными волнами, шумел и бил по пляжу, вылизывая шершавый песок. Волны пенились неподалеку от босых ног Оливии, но зайти в них ей не хотелось. Продрогнув и озябнув, она обняла себя за плечи, поражаясь, какой холодной может быть ночь в Калифорнии. — Зачем ты привел меня сюда? — робко спросила она у Зверя, задравшего голову к небу. Разумеется, ответа не последовало: застыв, будто статуя, он какое-то время молча и сосредоточенно смотрел вверх, но Оливия заметила, что плечи его поднимаются и опускаются все реже. — Стены душат, — вдруг глухо пророкотал он. — Там я взаперти. Здесь — нет. И он осторожно посмотрел на Оливию, скользнув по ней оценивающим взглядом. Поймет или нет? Она явно старалась понять. Протянув что-то нечленораздельное, она замолкла и больше ничего не спрашивала. — Я не могу быть в этом теле слишком долго, — неожиданно произнес Зверь. — Моя форма разрушает его. Я слишком силен для него. Он внезапно усмехнулся. — Человеческий сосуд… ненадежен. Но я благодарен за него. Оливия непроизвольно попятилась, когда Зверь развернулся к ней, сделав уверенный шаг навстречу. — Твой сосуд еще более хрупкий, — продолжил он. — Ты обычный человек. Мне не ровня. — Верно, — прошептала девушка, хватаясь за эту ниточку. — Тогда зачем я тебе? Отпусти меня. Я убедилась в том, что ты действительно… ну… не подобен таким, как я. Я никогда и никому не скажу, кто ты и где ты прячешься. — Она помолчала и тихо добавила. — Клянусь. Едва эти слова слетели с губ, как он резко налетел, подминая девушку под себя, и, не давая опомниться, прислонил ладонь к ее затылку, фиксируя голову и не давая отвернуться. Оливия непроизвольно уперлась сжатыми кулаками в его плечи, даже не стремясь отодвинуть его — скорее, придержать. Но сопротивляться ему было бесполезно. Он крепко вжал ее в свое тело, не давая освободиться. — Что ты делаешь?! — пискнула насмерть напуганная Оливия. Он не мог — или не хотел — выразить то, что подразумевал своим жестом, но опустился на песок, утягивая за собой девушку и все еще не выпуская ее из рук. Хватка его была стальной, в то же время держал он хоть и крепко, но осторожно. Оливия с изумлением посмотрела на упрямое, волевое лицо, и услышала: — Тебе ничто не угрожает. Пока я рядом, ничто. И никто. Привыкай. — Он уверенно добавил. — Ты привыкнешь. Она замерла в этих руках, неловко поджимая под себя ноги. Сидя так порядка получаса, она мучительно думала, когда эти руки сожмут ее, как в тисках, и сломают ей позвоночник. Но этого не происходило. Постепенно, ее начало клонить в сон. Веки сами по себе устало смыкались, и она лишь усилием воли продолжала бодрствовать — хотя тепло, исходившее от тела Зверя, способствовало тому, чтобы уснуть. Она устало моргала, пытаясь сморгнуть сон, но все было бесполезно. Пляж то гас, то снова появлялся перед ней — и наконец она, согревшись, уткнулась Зверю в плечо и тихо уснула, провалившись в сновидения и не владея собой.