Случайная

Сидим на диване в гостинной прямо напротив моей мамы, внутри неуютно от ее взгляда. Он полон злости и ненависти. Брюнет рядом, кажется, и не чувствует всех молний, что метает моя родительница, она целится, пытаясь попасть прямо в его сердце, но я уже готова стать щитом. Тишина в гостинной напрягает, настенные часы еле идут, с каждым разом замедляя свой темп — Ты испортил жизнь моей дочери. — страшно. Голос у мамы стальной, режет слух, прикасаясь лезвием к душе. Меня передергивает. Поднимаю глаза на родного человека и ужасаюсь, потому что никогда ее такой не видела. Я продолжаю молчать, но на глаза предательски наворачиваются слезы, от того моргаю два раза в надежде избавиться от них. Мин молчит, так же размеренно дышит рядом, по собственнически положив свою массивную ладонь на мою левую коленку. Меня трясет изнутри от взгляда мамы и от ощущения Юнги рядом. Все мое нутро тянется к нему, сердце предательски сжимается в маленький кровавый мешочек, который шатен без труда может раздавить. Я слишком уязвима перед ним. Собираюсь с духом, тру ладони об обивку дивана, вбираю и выдыхаю воздух два раза, и уже было я собралась возразить маме, сказать, что это вовсе не так, и глупая именно я, что сама являюсь палачом своей жизни, как меня перебивают. — Я не портил ее, госпожа Чон. — хриплый голос разносится по корке сознания, отбиваясь об стенки разума. Смотрю на маму, вижу как она еще сильнее заводится. У нее есть тысяча и три доказательства его виновности, а он продолжает отговариваться. — Бессовестный, как ты вообще посмел приехать в мой дом после того, что ты сделал с ней?! — крик разрезает барабанные перепонки и я морщусь от резкой головной боли. Чониль, сидящий рядом с мамой, приобнимает ее за плечи, дабы успокоить, но она резко подпрыгивает на месте, скидывая чужие руки. — Она приезжает разбитой, полностью уничтоженной и истощенной. И виновник всему этому только ты! Она сломлена, а ты продолжаешь. — Мама! — я вздрагиваю от собственного голоса, который пропитан болью и обидой. Мне неприятно, что мама готова высказать Юнги все о моем плачевном состоянии. Он и так знает, что мне плохо, зачем тешить его самолюбие? — Прошу, перестань это делать.. — чувствую, как сжимаю кожу ног несильно и я смотрю на брюнета. — Я не перестану, Давон. Он испортил твою жизнь и я не собираюсь спускать ему это с рук. — мама непоколебима, не отступится и мне выть хочется от осознания того, как сильно меня способны любить. Я подрываюсь места, падаю на колени перед мамой. Она сразу же запускает руки в мои волосы, нежно поглаживая. Я плачу, плечи немного подрагивают и щеки щипит, но я не могу прекратить. — Мам, пожалуйста. Я прошу...— всхлипываю, поднимая взгляд на родительницу. Ее глаза тоже на мокром месте, Чониль по прежнему держит ее хрупкие плечи в своих руках, легонько поглаживая. — Ты все равно уедешь с ним, глупая. — я киваю, потому что это правда. Слышу, как поднимается со своего места Юнги, а затем теплые ладони поднимают меня и прижимают к своему телу. Мурашки идут по коже, когда я вдыхаю родной аромат. — Перестань мучать ее, Юнги, она этого не заслуживает. — и я хочу уже возразить, снова кинуться ра защиту Мина, сказать о том, что он не виноват, виновница я, но не успеваю — Я знаю, госпожа Чон, но я не могу обещать вам этого не делать, потому что это может быть ложью, а я ее ненавижу. Сердце сжимается от этих слов, кидаю беглый взгляд на маму, которая со злобой взирает на Юнги, готовая в любую минуту перегрызть ему глотку. Прижимаюсь ближе к брюнету, шепча про себе о том, что я тебя защищу.

***

Прощание с мамой было нелегким. Долго обнимались, я обещала ей звонить, хорошо кушать, много отдыхать и быть сильной, и если мне понадобится ее помощь или поддержка, то обязательно звонить, они с Чонилем мне всегда рады. Отхожу от родного дома, в сторону белой мазды, возле которой курит Мин. На улице прохладно и клубы белого дыма остаются в воздухе дольше обычного. — Заяц, давай сюда. — бросает окурок в сторону, оставляя его тлеть на мерзлой земле. Подходит ближе, забирая из рук дорожную сумку, затем открывает заднюю дверь, закидывая туда багаж. Я стою неподвижно, сцепив руки в замок. — Я поеду на своей машине. — мне не нужна его помощь, обида все еще внутри и быстро она не пройдет. — Нет, не поедешь. Запрыгивай внутрь, холодно же. — брошено на отъебись, словно я не имею правда на него обижаться вообще. — Я же сказала, что поеду на своей. — я тоже упертая, не нужно думать, что я слабая, даже если это и так. Хлопает дверью с водительской стороны и широкими шагами двигается в моем направлении. Хватает руку, дергая на себя — Не беси меня, садись в машину, Давон. Быстро. — хочу опять возразить, но он пресекает мои попытки. — Уже поздно, дорога уебанская, я не хочу, чтобы твое сексуальное тело отскребали от асфальта, поэтому, заяц, быстро села в машину, пристегнула ремень и успокоилась. Я пригоню твою киа в Сеул, не переживай. — чмокает в лоб, подталкивая к мазде. Цокаю языком, показывая свое недовольство, а Мина это, кажется, забавляет, потому что он довольно ухмыляется. Сажусь в теплую машину, неизменный запах шоколада дает расслабление. Расстегиваю змейку парки, пристегиваю ремень безопасности и отворачиваюсь к окну. Дорога от Кёнджу до Сеула казалась мне бесконечной, яркие огоньки, били неприятно по сетчатке, от чего я часто моргала, в машине было то душно, то холодно, словно у меня лихорадка. Машина Юнги подъехала к моему подъезду около десяти вечера, на улице свежий воздух и я вдыхаю его большими порциями, блаженно прикрывая глаза. — Солнце, — оборачиваюсь на голос Мина и иду к нему. Заходим в подъезд, поднимаемся на нужный этаж, открываю квартиру и я, наконец-то, дома. Разуваюсь, сбрасываю парку, кидая ее на диван в гостинной и иду на кухню. Ставлю чайник, потому что озноб меня не покидает. Есть совсем не хочется, да даже если бы и хотелось, в холодильнике мышь повесилась. Жду кипятка сидя на барном стуле, прямо напротив Юнги, который глаза с меня не сводит, кажется, даже не моргает. — Давай трахнемся? — перевожу взгляд с окна на Мина, даже не удивляясь. — Жена не подходит для этого? — в родительском доме была слабость, наверное, потому что сейчас, всей той тоски, которая была пока я находилась у мамы, испарилась. Сейчас обида плещет из меня бушующим океаном, я хочу сделать больно Юнги, но я не отрицаю того, что я потом залечу все те раны, что сама же нанесла. — Я тебя хочу. — откидывается на каретку стула, облизывая губы. Чувствую чужие (родные) руки на своей щиколотке, нежно поглаживающие выпирающую косточку. — Ты мерзкий и бессовестный. — А ты ахуенная и бесстыжая. Давай же, Давон, я скучал. — Так скучал, что даже не пытался найти? Даже не позвонил ни разу, Юнги! О какой тоске идет речь?! — я злюсь, мне обидно, что он поступает, как эгоист. Подрываюсь с места, отходя к кухонной тумбе, ее прохлада успокаивает меня, хоть меня и морозит. — Почему я не замечала этого раньше? Почему не видела, как сильно тебе на меня наплевать?! Ебаный эгоист. — шепчу, незаметно брызжа ядом. — Я все это время знал где ты, заяц, не нужно истерить. — все такой же спокойный, меня это выводит. — Ты ушел. Снова бросил меня, Юнги, мне надоело быть брошенной, больше не могу, честное слово. — моя реплика заставляет Мина испуганно подняться с места и начать движение в мою сторону. — Не неси херни, Давон. Тогда мне нужно было уйти. — он идет медленно, между нами не больше трех метров, но он растягивает их. — Тебе всегда нужно уходить, а мне всегда нужен ты, и я глупая дура, которая всегда тебе верит и всегда прощает. Я устала, по-настоящему заебалась. — я смахиваю слезы с горячих щек, растирая их между ладонями. — Заяц. — Ты не бросишь Хёрин, а я не смогу всю жизнь делить тебя с ней. Быть сильной стало для меня трудно, кажется, я скоро буду готова отпустить тебя навсегда. — я шепчу, потом теплые ладони обхватывают содрогающееся тело в охапку и крепло сжимают. — Не говори такие вещи, Давон. Мне плевать готова ты меня отпустить или нет, потому что я не готов. Я эгоист, да, потому что я готов подвергнуть тебя боли, если испытав ее ты сможешь быть со мной. Прости меня. — я замираю, не знаю, что чувствует мое сердце сейчас. Его потихоньку растаптывают или же наоборот, собирают в единую кучу, пряча в цинковый сосуд. Я прикасаюсь к чужим губам. Поцелуй этот наполнен нежностью, я клянусь, это впервые между нами. Губы Мина мягкие, не выходящие за рамки дозволенного. Руки гладят спину, когда разрываем поцелуй. Чувствую размеренное дыхание брюнета и закрываю глаза. Чайник давно закипел, но он мне уже не нужен, я согрелась.

***

Иду в душ, закидывая грязные вещи в корзину. Намыливаю голову шампунем, массируя кожу. Мне легче. Стою под горячими струями еще минут десять, затем выхожу. Пропитываю кожу банным полотенцем и надеваю шелковый халат. В комнате свежо, паркет отдает прохладой, которая приводит меня в чувства. Беру увлажняющий крем с макияжного столика и наношу его на кожу. В нос ударяет приятный аромат мяты. Чуть ниже коленки замечаю небольшой синяк, он почти не болит, но вид ног портит. В спальню заходит Мин. Без рубашки. Как бы я не злилась, чтобы не чувствовала или не думала, меня к нему тянет. Это блядская физиология с которой я ничего не могу поделать. Да, наверное, я пала слишком низко, еще ниже, чем была. Я на дне моральных устоев и своих принципов. — Я все равно это сделаю, Давон. — он слишком близко, слишком интимно. Убирает влажные волосы на правое плечо, оголяя противоположное. Целует медленно, опуская тонкую ткань все ниже. Я облизываю губы и сглатываю вязкую слюну. — Ты заставляешь меня ненавидеть себя. — еле шепчу, хватаясь руками за мощные ладони брюнета, которыми он обвил талию. — Пожалуйста, остановись. — я умоляю, неужели так тихо? — Я не могу, заяц, прости. — и что мне делать? Где мне брать силы, когда я истощена? Как мне отказаться от него? Сейчас я стараюсь, но когда он меня целует, клянусь, я готова простить и принять его снова, потому что я дура. Влюбленная в женатого. Падаем на кровать, избавляясь от одежды. Юнги покрывает поцелуями все тело, а я вспоминаю всю боль, что он мне причинил. Я вспоминаю все. Плохие моменты и хорошие. Плохие врезались в память яркими картинками. И почему меня сейчас не отнимут у него, почему не помогут отвыкнуть? Слышу звук разрывающейся фольги, мне горько. — Я не могу. Юнги, я не могу. — в темноте я чувствую непонимающий взгляд брюнета на себе. — Если любишь меня, перестань. — я держу ладони на его груди и слышу, как гулко бьется его сердце. Он отступает. Целует в лоб, накрывает одеялом и ложится рядом. Мой кровяной орган счастлив, потому что сегодня он остался цел. — Спи, солнце, я обещаю, что останусь с тобой. — Я люблю тебя, — и снова я позволяю ему сделать себя уязвимой. Сейчас не важно, я крепче прижимаюсь в Мину, вдыхаю его одеколон и засыпаю.

***

Просыпаюсь почти в одиннадцать, наконец-то, отдохнувшая. По квартире разносится блаженный аромат кофе, накидываю халат на плечи и иду на кухню. За столом сидит полусонный брюнет, держа в руках чашку с кофе. — Доброе утро, — пытаюсь сдержать улыбку, потому что Юнги ненавидит утро. Когда бы оно не начиналось, эта соня слишком любит спать. Темные волосы торчат в разные стороны, слишком милый для человека, который морально убивает меня. — Привет, я сделал тебе кофе. — кивает на еще одну порцию дымящегося напитка. Сажусь рядом, обхватывая горячий сосуд ладонью. Кофе у Юнги получается хороший, делал он мне его редко, а когда делал, я старалась растянуть его больше, чем на пять минут. — Новый год сегодня, а у тебя даже гирлянды нет. — делает вывод брюнет, обводя взглядом мои апартаменты. — Настроения как-то нет новогоднего. — поднимаю глаза на парня, стуча ногтем по стеклу. — У тебя командировка скоро, не помню точную дату, но выходных у тебя почти не будет. — я даже не удивлена и не расстроена, честно. — Это где-то поблизости? Если да, то мне нужна машина. — В Японии, заяц. Ты летишь с Чонгуком на переговоры. — сердце замирает. Я смотрю прямо на Мина, не понимая его спокойствия. Он знает о том, что я нравлюсь Гуку и так непреклонен. Обидно и совсем немного больно. — Мне следует позвонить Чонгуку и узнать обо всем подробнее. — Я сам позвоню. — голос напрягся, и он оставляя кофе недопитым, идет искать свой телефон. Слышу копошение в прихожей, маты и недовольное ворчание, кажется, младшенький не хочет отвечать своему хёну. — Мелкий, ты где лазишь? Какого хера не отвечаешь-то? — похоже, Чон, наконец-то, взял трубку. — Ты бухой что ли? Ебать, Гук, двенадцать дня только. Ну и празднуй Новый год, пиздюк мелкий, не звони мне потом, хён не привезет тебе минералки. Все, шуруй. — сначала шаги, а потом весело-недовольное лицо Мина. — Он не знает, да? — Этот мудак мелкий нажрался в слюни, он сейчас даже не знает, как его зовут. Завтра я поеду в офис и узнаю, хорошо? — подходит для объятий. Утыкаюсь носом ему в пресс, а он запускает пальцы в волосы. — Хочу кушать, Давон, поехали в магазин? — легонько смеюсь, отвечая согласием. Быстро принимаю душ и чищу зубы, пока сушу волосы ванную занимает брюнет, крашусь, все еще стрелки и тушь. Губы мажу гигиенической. Черные джинсы, рубашка и пальто с полусапожками. Даже приходиться ждать Мина, пока тот сушит волосы моим феном. — И нехер ржать, заяц, на улице пиздец дубак. Все, пошли уже. — я только и делаю, что смеюсь, потому что он такой чудной сейчас, и кажется, не было всей той боли, что он сделал. В супермаркете покупаем множество продуктов, Юнги забрасывает в корзину все, что видит, от сладкого до соленого, и обратно. На кассе мы оставили не один десяток тысяч вон, но Юнги кажется довольным всем приобретенным. Приезжаем в квартиру, я разбираю пакеты, оставляя на столе только нужные мне ингредиенты для блюда. Все кажется таким правильным. И Юнги в моей гостинной, и это количество продуктов, которые я буду поглощать ни один месяц, все это кажется привычным. Но это все не так. Все чужое, не мое. И Юнги не мой муж, а Хёрин. Я чертова воровка. — Заяц, чего застыла? — подходит ближе, выключая воду. — Задумалась просто, поможешь мне? — сегодня я не хочу сжирать себя, я же могу быть совсем немного счастливой. Готовим ужин, попутно убирая дом. — Ты сдержал обещание, — сидим друг напротив друга, держа в руках бокалы с шампанским. — Давон.. — Спасибо, за то, что остался и что сделал мой день таким непривычным. Я мечтала о нем и о тебе домашнем. Этот Новый год лучший, за последнее время. — У меня тоже, — он не врет. Вижу по глазам, что говорит честно. Звоню маме, поздравляю с праздником, немного болтаем, уверяю, что все хорошо и отключаюсь. Убираю грязную посуду в мойку, завтра все сделаю, сейчас я устала. Чувствую руки под домашней майкой, которые щекочут кожу живота. — Хочу тебя, — разворачиваюсь лицом к Юнги, кладя руки на шею притягиваю к себе. Направляемся в спальню, попутно раздеваясь. Падаем на кровать, жадно целуясь. — Будь сверху, заяц. — чувствую руки на талии, затем ниже. — Тебе помочь? — кажется, издевается, у меня сердце и так из груди сейчас выпрыгнет. Отрицательно мотаю головой, трясущимися руками тянусь к ширинке. — Не бойся. — тянусь к губам, затем спускаюсь ниже, оставляя засосы на шее, ключицах и прессе. — Заебала, — резко оказываюсь под парнем, довольно ухмыляясь. В комнате становится душно, сердце находится где-то в горле, царапаю спину парня от приятного чувства, что разливается по всему телу. — Я люблю тебя. — утыкается носом в мои ключицы, крепко обнимая. Иду в душ, стою под горячими струями около двадцати минут, затем возвращаюсь в комнату. На кровати уже спит брюнет, переодеваюсь в пижаму и ложусь рядом. Почти засыпаю, но вибрация телефона не дает этого сделать. С Новым годом, принцесса.

Чонгук