Солянка

      Пауло слышал, что когда-то люди летали к звёздам. Что было нечто большее, чем осколки былой цивилизации, что огромные корабли, подобные громадам облаков, бороздили чернильное пространство космоса, расцвеченное брызгами искр, что люди были способны на много большее, чем просто существование на руинах собственного будущего среди условий средних веков. Пауло слышал эти истории от путников, проходящих через его уединённое жилище, слышал и не верил, не мог поверить, не увидев своими глазами, а потому решился на этот путь в неизвестность, едва скопив денег на собственную лошадь.       Пауло девятнадцать, он полон решимости завершить свою авантюру успешно, в нём жизнью отмеченным знаком сияет благословение удачи и азарта, он стремится брать даже от своей незавидной судьбы по максимуму, ох горит идеей во что бы то ни стало найти следы полу-мифических людей-гигантов, что покоряли небо и не покорялись никому.       Первый корабль он находит спустя год странствий, когда стоптанные сапоги отказывались служить, плащ продрался в сотне мест и не спасали его малые способности к ремонту вещей, когда сам он и его конь отощали от скудности рациона и малого количества питания на пустошах, где бывало растягивать одну флягу холодной родниковой воды на сутки, а потом, изнемогая от голода, мечтать, теряясь слепым взглядом среди бесконечных звёзд.       Корабль левиафаном замер, вросший покатыми боками в скалу, смотрит глазницами иллюминаторов пусто и зло, будто вину всего человечества за брошенную мечту возлагает на него одного, но Пауло не боится. Он похлопывает по холке покорного коня, оставляя его в тени гигантского навеса, пробираясь внутрь мёртвого организма огромного комплекса в гордом одиночестве.       Пауло — мародёр. Пауло — осквернитель гробницы целой цивилизации. Пауло нисколько не жалеет, даже если будет тысячи раз проклят за это. Пауло смотрит на окружающие его невиданные сооружения с детской непосредственностью и неконтролируемым восторгом, с трудом останавливая себя, чтобы не начать трогать всё подряд — к хорошему это не приведёт. Он действует осторожно, но не может не торопиться увидеть, узнать всё, пробирается дальше и дальше в лабиринты коридоров, пока не добирается до огромного зала с панорамными окнами, за которыми обветшалый скелет чудовища, названия которому Дибала не знает. — Тебе лучше уйти отсюда, — он вскрикивает от неожиданности, когда за спиной раздаётся глубокий низкий голос, украшенный бархатистой хрипотцой, цепляющейся маленькими крючками за душу где-то между рёбрами и отказывающийся отпускать. — Кто ты? — он точно знает, что во всём комплексе, погружённом в мертвенную тишину, был один, но незнакомец, укрытый вуалью длинной накидки, всё равно стоит перед ним, и даже в глубокой тени капюшона Пауло видит исказившую тонкие губы усмешку. — Это не важно. Главное, кто ты, — незнакомец подходит ближе, скидывает плащ на пол, смотрит пронзительными глазами с искрами звёзд в глаза Дибалы, и тот готов поклясться, что сейчас забыл даже своё имя. — Тебе нельзя здесь находиться. Это земля призраков. Это дом мёртвых. Уходи. — Объясни, я не понимаю! Как твоё имя? — Пауло не замечает ничего вокруг, кроме человека перед собой, безбожно утонув в тёмной завораживающей радужке, тонким обручем обхватившей чернильные провалы зрачков. — Имя? — он будто задумывается, отводя взгляд и разрывая тонкую незримую связь, тончайшей нитью натянувшейся между ними. — У меня нет имени. Но ты можешь звать меня… Марио. Да. Марио. Мне нравится. Ты узнал моё имя, а теперь уходи отсюда, пока ещё можешь. — Марио, значит. Отлично, а я Пауло, и ты меня не запугаешь! — Пауло подходит ближе, глядя из-за разницы в росте снизу вверх, но всё также уверенно и твёрдо. — Я шёл сюда год не для этого! Я требую объяснений! — Ты не поймешь, Пауло, — Марио хмыкает тихо, обхватывает его лицо шершавыми тёплыми ладонями, а потом, склонившись, приникает поцелуем. Он целует его настойчиво, откровенно, проникает в шокировано распахнутый рот языком, а в голове Дибалы вспыхивают и умирают единым моментом галактики, осыпаясь звёздным пеплом с натянутого полотнища антрацитовой ткани космоса, ему, кажется, открываются все секреты, утерянные со смертью человечества, будто его визави — не человек, и губы Марио, ласкающие его собственные, способны вознести к звёздам без всяких ракет. — Хотя теперь, быть может, и поймешь, — Пауло тихо разочарованно стонет, когда он отстраняется, и тянется за следующим дуранящим поцелуем, но тот только упирается широкой ладонью в грудь Дибалы, не давая приникнуть ближе. — Да, пожалуй, только ты и поймёшь. Тогда найди меня, Пауло. И у меня будет ключ ко всему, что тебе нужно. Только найди… — Марио! — Пауло рвётся вперёд, желая украсть хоть самый скромный поцелуй в уголок губ, но Марио исчезает, будто его и не было, и даже сброшенная с широких плеч накидка истаяла с запылённого пола дымкой. Будто Марио — только галлюцинация его окончательно свихнувшегося разума.       Но он закрывает глаза, и под веками клеймом звёзд всё ещё выжжена карта усыпанной пеплом земли, его путь на ней выложен искривлёнными созвездиями со следами кораблей. Пауло найдёт его. Найдёт обязательно, чтобы получить свой законный второй поцелуй и все последующие. Дибала не сомневается в своих правах на них, в своих правах на Марио. Марио не хранитель его ключей. Марио и есть его ключ от всех дверей.