Солянка

      Серхио зарывается ладонью в длинные волосы Гарета жёстко, грубо, сминает их в горсти у корней, оттягивая наверняка неприятно, но Бейл никогда не выступает против подобного, наоборот, охотно позволяя Рамосу распускать свои извечные небрежные пучки, освобождая длинные пряди, которые тут же оказываются намотанными на крепкий кулак Серхио.       Капитан бланкос целует так же, как и играет — грубо, напористо, бескомпромиссно, навязывая и заставляя принимать исключительно свои правила без возможности отвоевать хоть сколько-то власти себе. Серхио накрывает его губы страстно, тут же проталкивая в податливо приоткрытый рот Гарета юркий горячий язык, обводя острые кромки зубов, лаская его язык и завлекая обманом в свой рот, втягивает, прикусывая, давит на затылок, не давая отстраниться, целует, будто дикий разъярённый зверь. Рамос редко бывает нежен — но это не значит, что Бейла это не устраивает. Нет, он жмётся ближе сам, отвечая с той же отчаянной слепой страстью, стремясь будто не отвоевать каждым движением напористых сухих губ лидерство в банальном поцелуе, а у соперника на поле отобрать мяч, чтобы после победного рывка забить очередной гол. — Не сопротивляйся, — надсадно хрипит Серхио, едва оторвавшись, но не отстранившись, упирается лбом в его лоб, дыша жадно их смешивающимися жаркими дыханиями, ладонью ведёт от крепкой широкой груди вдоль явных дуг рёбер к резко очерченным лопаткам, давя на них так сильно, будто хочет вплавить Гарета в себя.       Бейл хмыкает едко, но как-то тепло, и молчит — его капитан в своём репертуаре, но он не собирается подчиняться так просто. Его рука на талии Рамоса греет, намекая как-то тонко, что их сила равна, их власть здесь равна, и если на поле, в игре он покоряется беспрекословно, признавая авторитет, то здесь он готов бороться до последнего. Гарет короткими ногтями скребёт основание шеи Серхио, чуть давит подушечками пальцев на напряжённые мышцы, глядя пристально глаза в глаза, как дикого зверя взглядом убеждая в собственной силе. И Рамос признаёт, отступает, отбрасывая к остальной одежде метафорическую повязку капитана, позволяя Бейлу вести, доверяя ему выбирать путь их дальнейших действий. — Держи руки за спиной, — шепчет нападающий жарко, приникая поцелуем-укусом к чувствительному месту под челюстью около витого жгута напряжённой жилы, зубами оттягивает смуглую сладкую кожу, оставляя яркое пятно засоса, такими же прокладывая путь до острых ключиц.       Его ладони скользят по загорелой сильной груди, оглаживают рельеф мышц, игнорируя тугие бусины сосков, прикосновения к которым неизменно вырывает из защитника самые протяжные, самые откровенные стоны. — Руки, Серхио, — посмеиваясь, возмущается Гарет, когда Рамос, привычно нарушая установленные правила, тянется прихватить пальцами затылок, заставляя то ли опуститься на колени, то ли подняться, возвращаясь к губам. — За спину.       Бейл ухмыляется, когда капитан послушно сцепляет пальцы в замок сзади.       Серхио может строить из себя всё, что душе угодно, делать вид, что главнее него только бог и руководство клуба, но он знает, куда и как давить, чтобы превратить его в послушного своим рукам, охотно тянущегося за прикосновениями кота. — Коснёшься волос — всё закончится, — предупреждает Гарет, хитро улыбаясь, и опускается на колени, глядя снизу вверх. Он никогда не признается Рамосу, но на самом деле ему нравятся эти сильные пальцы, переплетающиеся с его прядями, оттягивающие, направляющие, руководящие. Ему нравится эта смешанная с грубостью отчаянная страсть, в порывах которой Серхио не всегда может контролировать себя, целуя жёстче, хватая сильнее, сжимая крепче ладони на его бёдрах до синяков, болезненными укусами покрывая всё его тело.       У Рамоса ловкие пальцы, способные доставить удовольствие тысячью различных способов, и тот никогда не упускает возможность использовать их, зарываясь в волосы, массируя напряжённые после тренировки или игры мышцы шеи и плеч, зажимая и выкручивая чувствительные соски любовника, заставляя его изгибаться на постели, или проникая скользкими пальцами в тугое колечко мышц, без труда находя простату и вырывая из Гарета самые развратные гортанные стоны. Пальцы Серхио вообще было отдельным пунктом того, что любил в нём Бейл. — Не сдерживай себя, дорогой, — а ещё он любит до безумия эти хриплые звуки, когда Рамос задыхается от прикосновения его губ к низу живота, от укусов, которые нападающий оставляет на его острых тазовых косточках, от горячих ладоней, что дразняще медленно стягивают с его бёдер домашние шорты. — Потрудишься объяснить, почему на тебе нет белья? — О, ну знаешь, я на… — начинает Серхио, но захлёбывается непроизнесёнными словами и прервавшими их стонами, когда Гарет, не медля, ведёт шероховатым горячим языком вдоль всей длины напряжённого ствола, затем сразу заглатывая до середины, позволяя тугой алой головке проникнуть в расслабленное горло. — Боже блядский!.. Ох… Да уж, отсасываешь ты просто по-королевски…* — он двигает головой, втягивает щеки, создавая дополнительный вакуум, давит языком на выступающие вены, считывая пульс, сосёт жадно и самозабвенно. — В Реале научили, — едко хмыкает Бейл, оторвавшись от него и глядя проникновенно огромными пронзительными светлыми глазами, накрытыми мутным стеклом возбуждения. Его широкие сильные ладони жадно сжимают и оттягивают ягодицы Серхио, пальцы впиваются в плоть, оставляя алые пятна, что позже превратятся в синяки. — Мы же там только этим и занимаемся, да, капитан?       Рамос вздрагивает непроизвольно, когда Гарет выдыхает жарко это покорное «капитан», губами едва касаясь головки и слизывая выступившие прозрачные капли естественной смазки, хочет зарыться ладонью в эти густые волосы и заставить насадиться основания, чтобы эти невыносимые пухлые губы, покраснев, растянулись, принимая в горячую тесноту рта, и уже тянет руку, когда Бейл откатывается на пятки, скрещивая на обнажённой крепкой груди руки. — Я же сказал — никаких рук, Серхио. Но ты, видимо, не можешь сделать даже этого, — Рамос тихо стонет, вздёргивая обе руки вверх, якобы сдаваясь, но Гарет не верит ему ни на толику. — Давай-ка сюда свои руки, — Бейл переплетает их пальцы, перецеловывая татуировки, и запускает в рот, посасывая и обильно смачивая слюной. — О, да перестань уже! — Рамос рычит, почти как на поле, вытягивая их сцепленные пальцы из влажного плена, бёдрами подаваясь вперёд и намекая на желательный исход. — Смотри мне в глаза, — нападающий бланкос встряхивает головой, встрёпывая гриву волос, разметавшихся по плечам, возвращает ладони на ягодицы Серхио, их сплетёнными пальцами едва касаясь тугого кольца мышц, едва проникая кончиками сразу двух пальцев в неразработанный анус, заставляя Рамоса прогнуться в спине. — Хорошо, верно? — Гарет не отрывает взгляда, продолжая давить, разжигая в сознании своего любовника изничтожающие едким дымом и языками пламени костры чистого безумия, сложенные из смешения боли и удовольствия, и ртом вновь насаживается на колом стоящий член, подавляя рвотный рефлекс и заставляя себя заглотить глубже.       Он не закрывает слезящиеся глаза, пока быстро отсасывает Серхио, двигая пальцами внутри него, надавливая на неподатливые упругие стенки без реального стремления подготовить его к чему-то большему — не без смазки уж точно, секс на сухую не любит никто из них. — Гарет… Гарет, я не могу… — Рамос до последнего пытается смотреть в глаза Бейла, как тот ему и наказал, зная, что за непослушанием последует наказание, но ничего не может с собой поделать, когда сознание то медленно угасает от этих ласк, то вспыхивает петардами слепяще-белых огней родного Бернабеу. — Пожалуйста.       Гарет и рад бы поиздеваться — отстраниться вновь, ещё почесать языком, забалтывая своего капитана, выдать что-нибудь ехидное, сверкая яркими глазами из-под ресниц, но их игры пора уже заканчивать. Серхио и так уже на грани, только подтолкни, помоги упасть за неё в бездну сплошного удовольствия, и Бейл толкает его с радостью, насаживаясь как только может глубоко и начиная громко стонать, пуская по толстому стволу вибрации, и проталкивает пальцы в тугую задницу, безошибочно находя за доли секунды простату и надавливая на неё. — Гарет! — Рамос воет подстреленным зверем, изгибаясь, будто подцепил столбняк и рискует вот-вот сломать позвоночник, сжимает крепко стальными мышцами пальцы в себе, изливаясь в рот Бейла. — Дьявол… — Конечно, — тонкая струйка смешанной со слюной спермы стекает из уголков его рта, когда он поднимается, расцепив их ладони и своими вжимая Серхио пахом в свои бёдра, давая прочувствовать собственное возбуждение. — Ты же не откажешь в помощи своему дьяволу?       Вместо ответа защитник бланкос зарывается обеими ладонями в волосы Гарета излюбленным жестом, слизывает подтёки собственного семени на его лице и тут же целует, ощущая тот же вкус на его языке и чувствуя тонкое возбуждение внизу живота только от этого.       Ночь обещает быть долгой.