Солянка

      Лука мягко плещет хвостом по воде — на отмели солнце бликует на бирюзовой чешуе песчаным золотом и прозрачной голубой водой. Он нежится, ворочаясь в ленивых волнах, щуря глаза от слишком яркого неба над ним. Модрич вглядывается в бесконечную синь спокойной линии горизонта, без цели что-либо высмотреть, просто наслаждаясь тишиной и умиротворением. Наверное, поэтому приближающийся чернильный уголок острого плавника он замечает далеко не сразу, когда его обладатель уже практически выныривает перед ним. — Доброе утро, Иван, — Лука широко улыбается, встречая смущённый взгляд привычно-зелёных прозрачных глаз. — Ты меня почти напугал.       Тёмно-серый акулий хвост Ракитича, который тот словно пытается спрятать в вовсе не помогающем ему в этом море, на солнце похож на полированный чёрный жемчуг, что Лука видел всего несколько раз, но который обожал всем сердцем. Как и самого Ивана. — Я… нашёл это… кое-где и хотел бы подарить тебе… — Иван протягивает ему нечто, зажатое в ладони, в светлой копне его волос немного подёргиваются от волнения острые ушки. Он нетерпеливо улыбается, ожидая, пока Модрич раскроет ладонь с зажатым подарком, и тот решает не томить его ещё больше. — Духи, Иво, — Лука не любит украшения, ракушки и драгоценные камни, что таскают другие русалки, кажутся ему глупыми, но это… Это выглядит, действительно, прекрасно, к тому же, это подарок. Подарок от Ивана — того, что обычно только плавал неприкаянным где-то вдалеке, глядя каким-то бесконечно печальным одиноким взглядом — акул в подводном мире мало кто любил, они жили обособленно и наслаждались этим, но, видимо, только не он. — Спасибо!       Лука крепко обнимает Ракитича за шею, прижимаясь щекой к его щеке и зарывается пальцами одной руки в короткие золотые волосы на его затылке — золотые, как та нить с нанизанным на неё его любимым чёрным жемчугом, которую тот подарил. Модрич сворачивает хвост поверх Ваниного, не боясь суеверно, как прочие, пораниться о жёсткую акулью чешую. — Ты позволишь мне? — Иван улыбается так солнечно, так ярко, что буквально заставляет Луку задыхаться, чувствуя обжигающее счастье где-то внутри. Он кивает, покорно склоняя голову, чем Ракитич тут же пользуется, надевая на его волосы пересекающую лоб блестящую нить, так что жемчуг удобно занимает место на его виске, в то время как в противоположный приходится робкий поцелуй Ивана. — Я так рад, что тебе понравилось… — они сплетают пальцы, зарываясь в мелкий белый песок, нагретый на мелководье жарким солнцем, и Лука пристально смотрит на их переплетённые хвосты, как красиво ловит полированный гладкий уголь блики его бирюзовой чешуи, будто океан вдруг начал на бездонное ночное небо отбрасывать яркие искры волн, застывающие на нем разноцветными звёздами.       Иван чуть смещается, садясь удобнее, чтобы акулий спинной плавник не тонул в колючем песке, цепляет случайно острым хвостовым мягкий плавник Модрича, но тот не выказывает никакого неудовольствия — он очарован Иваном едва ли не гипнотически, обожая заочно все, что приносит ему Ракитич. Он чувствует лёгкие прикосновения зарывшихся в волосы пальцев, чьи мягкие массирующие движения приятно щекочут и расслабляют, заставляя его зажмуриться от прокатившейся по телу волны тёплого наслаждения. Лука жмётся к Ивану ближе, ладонью, лежавшей на круглом плече с витым продолговатым шрамом, скользя ниже на грудь, оглаживая крепкие мышцы под светлой, солнца не видевшей кожей. — Почему ты всегда приплываешь? — Лука изворачивается удобнее, чтобы заглянуть Ивану в глаза, и вздрагивает, поймав полный какой-то неясной болезненной обиды взгляд влажных зелёных глаз. — Нет-нет, я не то имел в виду! Я вовсе не против, Иво, нет! — он крепче стискивает грудь Ракитича в объятьях, будто боится, что тот исчезнет сейчас. — Я… Я в смысле, ну, знаешь… Акулы, обычно, близко к нам не подплывают, все огрызаются только издалека, даже чуть войну один раз не затеяли… А ты вот… Приходишь… Со мной сидишь… Почему?       Взгляд Ивана светлеет, он улыбается, склонив голову к затихшему робкой птицей на его груди Луке, зарываясь носом во влажные вьющиеся волосы на макушке, на пробу касается губами, ожидая его реакции, и продолжая изредка целовать, когда не получает возражений. — Потому что я никогда не мог держаться в одиночестве, как это делают мои братья и сестры… Мне нужен кто-то рядом, понимаешь? — Ракитич говорит медленно, тщательно подбирая слова, чтобы не сболтнуть лишнего. — Ты единственный, кто не испугался, увидев мой хвост, и не сбежал, решив, что я хочу полакомиться вашим мясом, — он едко фыркает, пальцами чуть сильнее надавливая на спину Модрича. Выводит кривой извилистый узор вдоль позвоночника, побуждая его прижаться ближе, грудью к его груди, так, чтобы почувствовать под кожей и плотью быстрое биение жадного чувственного сердца. — Ты не считаешь меня монстром. Не самое приятное признание в моей жизни, но, знаешь, теперь этого почти достаточно, чтобы привязать меня к себе. — Я никогда бы не мог считать тебя монстром, потому что ты не являешься таковым, — Лука молчит так долго, что Иван уже начинает жалеть о собственной откровенности, но тот тянется выше, обнимая его лицо ладонями, ласково касаясь пальцами щёк и скул, заставляя его смотреть ему глаза в глаза. — И я никогда не хотел тебя привязывать. Я хотел только… Ты казался таким потерянным. Я хотел подбодрить тебя. Хотел… Хотел помочь тебе… — Модрич неожиданно несмело улыбается, а в его зелено-карих глазах искрами отражается солнце. — Знаешь, когда мы только познакомились, я думал, что у духов дурное чувство юмора, раз они соткали тебя из пены таким, — Лука немного шевелит собственным хвостом, тонким полу-прозрачным плавником играет с накатывающими на них волнами, цепляет мягкую обволакивающую пену, поглаживает изредка антрацитовую чешую. — Тебе бы так шёл хвост. Как у Лео, тёмно-синий, — он улыбается тепло и чуть ехидно, прячет за ресницами колкий смешливый взгляд. — А ему бы акулой быть самое то. — Брось, Лео хорош таким, каков он есть. И он был мил со мной, когда… не важно, — Иван мечтательно прикрывает глаза, расплываясь в блаженной улыбке, за что незамедлительно получает удар кулака в плечо и подозрительный прищур в неповторимом исполнении Луки. — Ты же сказал, что я единственный, кто не испугался, — Модрич не ревнует и не обижается никогда, это за время их общения Ракитич успевает узнать наверняка, но это не отменяет того, что это подтрунивание может обернуться для самого Ивана несколькими годами шуток и уколов. Язвить Лука умеет и любит, этого у него не отнять. — Ну, Лео сначала испугался, а потом как-то не до того было… — Иван прикусывает губу острыми клыками, и тут же торопится рассмеяться, показывая, что это только шутки и ничего больше. — Я помогал Лео вытащить Криштиану из сетей людского корабля, когда он в них запутался хвостом, а Лео предлагал его обрезать. — Весь? — Модрич ухмыляется, представляя, какую истерику закатил своему партнёру Роналду в ответ на подобный крамольный план — обкорнать его гордость, по-настоящему красивый золотой плавник. Красивее был, пожалуй, только у Икера, но у того и форма была другой, и редкие шрамы от гарпунов, подарки прошлого, оттеняли всю красоту переливов багряного и золотого. — Не, только часть плавника, он бы и не почувствовал, — Иван беспечно пожимает плечами и улыбается ему зубасто, нисколько не скрывая откровенно хищных повадок, не скрывая самого себя. — Но он так орал, что тогда заставит Лео превратиться в человека и оторвёт всё, что можно, что мне пришлось вмешаться и помочь. Ну, когда я перестал задыхаться от смеха. — И всё-таки, ты сказал, что я первый, — Лука ловко сползает обратно в океан, хватая расслабленную руку Ивана и утягивая его с собой глубже, спасаясь от опалившего кожу полуденного жгучего солнца в прохладной толще воды. Ракитич позволяет вести себя спокойно, не отнимает сжимаемой в пальцах кисти, нагоняет его быстро, двигаясь синхронно с ним, рядом с ним, и Модрич украдкой улыбается, не глядя на Ивана. Он мог бы быть им очень полезен, если бы только остальные не были так суеверно напуганы теми, кто на них не похож. — Знаешь, ни Лео, ни Криштиану никогда бы не пришло в голову добровольно сесть на мой хвост, — Иван самодовольно ухмыляется и, честное слово, Луке хочется не то закатить глаза от его гонора, не то ударить хорошенько ладонью по светлому затылку, сбивая спесь. — Куда мы плывём?       Модрич останавливается на несколько мгновений, чтобы быстро глубоко поцеловать опешившего от такого Ивана, успевшего, тем не менее, зубами схватить его нижнюю губу, прежде чем отстраниться. — Ты сделал подарок мне, я хочу сделать подарок тебе, — Иван вопрошающе вскидывает брови, но больше Лука ничего не говорит, вновь сплетая их пальцы и вынуждая плыть за собой. — Сегодня шаманы призывают бурю неподалёку отсюда, вчера заметили сразу несколько кораблей. Как насчёт присоединиться к нашему пиру?