POV Чонин
Операционная уже готова, пациент лежит на столе, а вокруг него медсёстры и ассистенты, а по ту сторону стекла стою я с вооруженной охраной, намывая руки с мылом в раковине. Никогда бы не подумал, что спустя столько лет вновь вернусь в этот оперблок в роли хирурга, а не заложника и катализатора быстроты и качества проведения операции для отца. Тяжело выдыхаю и легонько трясу головой, стараясь не погружаться в воспоминания о том дне. — Как настроение? — раздаётся бесячий голос навеселе сзади. Закатываю глаза и беру полотенце, вытирая им руки. — Похуже твоего будет, — язвлю Чану, выкидывая полотенце в мусорку, разворачиваясь к нему лицом. Парень хмыкает, но ничего не добавляет в ответ, что удивило меня. — Это все твои вопросы? Если да, то я пойду, хочу наконец-то домой. Разворачиваюсь от Бана и подхожу к металлической раздвижной двери, вхожу в операционную и жду, пока на меня оденут перчатки и халат. Встаю возле стола, возвышаясь над телом и, как бы невзначай, кидаю взгляд на людей по ту сторону стекла. Начнём операцию. Прошу скальпель и разрезаю кожу точно по симметрии без капли крови, но в этой операционной я не слышу восхищения, ибо эти люди не раз видели меня в действии, что даже непривычно, но не отвлекает. Под писки аппаратов жизнеобеспечения начинаю делать коронарное шунтирование сосудов сердца. Неожиданно для всех, а в особенности для себя, у министра останавливается сердце. Аппараты начинают пищать ещё противнее, а ассистенты, будто в первый раз на операции, не знают, что и делать. Беру себя в руки, за одно и всех остальных в оперблоке, диктуя им указания: — Дефибриллятор! — кричу им, перехватывая его лопатки у медсестры, подставляя к сердцу. — Разряд! Сердце не забилось, но я продолжаю, постепенно увеличивая на немного мощность. Вместо длинной полоски и нулей на экране появляются скачки и аппарат привычно начинает пищать. Слышатся тихие облегчённые вздохи где-то сзади. Я-то уж думал, что останемся мы тут с сестрой в виде могилок, рядом с отцом. Двери операционной тут же разъезжаются, впуская двоих человек, в одном из которых я узнал сестру. В ужасе узнал и Бан Чана, что приставил дуло пистолета к её затылку. Чуть не выпустил зажимы из рук, когда ощутил в полной мере эффект дежавю, словно это восемнадцать лет назад на месте Джэхи стоял я. Сестра не плакала и не испугалась, а просто стояла с закрытыми глазами и сжатыми губами, явно нервничая. — Давай без глупостей, Ян Чонин, — предупреждающе щёлкнул предохранитель пистолета, заставив меня нервно глотнуть, и завершить, наконец, эту грёбаную операцию, и просто уехать домой с сестрой.Конец POV Чонин
***
Чан стоит напротив девушки, не зная, что сказать, будто рот зашит. Буквально два часа, и Джэхи с братом уедут на свою настоящую родину, и Бан сам лично переделывал им документы, чтобы прошло всё гладко и беспрепятственно. Он начинает жалеть почему-то. Жалеть, что не сможет оставить девушку с собой, поступая как последний эгоист, но поделать с собой ничего не может. У Джэхи состояние не лучше. Она стоит и рассматривает парня, не зная, как начать диалог, чтобы не быть в этой давящей на уши тишине. Стоит и губы кусает, не решаясь пока сделать то, что задумала. Девушка не хотела оставлять тут Чана одного, но и домой к брату очень сильно хочет, особенно, когда почувствовала его взгляд на себе с, стоя с закрытыми глазами. — Значит, сегодня мы уедем? — это всё, на что хватает Джэхи, больше не знающую, что сказать, кроме как эти слова, способные надавить Чану на больное. — Да, уедете, — заторможенно кивает головой парень, прикусывая щеку изнутри. В груди неприятно желчью отдаёт, мысли разъедают желудок. Как бы он не хотел задержать тут врача на подольше, просто не получится, а Чонин категорически пошлёт всех нахрен, возьмёт в охапку сестру и уедет с документами, не забыв напоследок сплюнуть в ноги Чану. И вновь наступает молчание, от которой виски сдавливает и в ушах звенит. Тогда Джэхи и решается на свой поступок. Она подходит ближе к парню и прижимается губами к губам опешившего Чана, целуя неумело, с любовью (?) и отчаянием. Бан прижимает за талию ближе к себе девушку, целуя в ответ её, с той же примесью чувств. В горле у него всё сжимается от мысли, что это их первый и последний поцелуй, ведь Ян ни под каким предлогом не отпустит сестру, хоть она и в состоянии сама решать, как и что ей делать. Чан медленно разрывает поцелуй, прижимаясь лбом к плечу девушки, тяжело дыша, но не выпуская её из объятий. Он чувствует, как его сжимают в ответ тоненькие маленькие ручки за спиной. Парень нежно целует открытые участки кожи, оставляя влажные следы, а девушка несдержанно тихо стонет от новых для неё ощущений. Бан чувствует, что пора остановиться, ибо закончится это всё постелью и избитым кулаками Чонина лицом, и Чан поймёт его. Он уже было отстранился, как слышит от Джэхи тихое: — Не останавливайся, пожалуйста. И парень просто ослушаться не может, собираясь идти на поводу у собственных и возлюбленной (?) желаний. Вновь целует девушку, сразу получая неумелый ответ. Он аккуратно подталкивает девушку к постели, мягко заваливаясь на неё, будто под ним сейчас хрупкая ваза. Медленно избавляет от одежды себя и партнёршу, уже исследуя голое тело под собой, и задыхается от собственного возбуждения и желания, что упорно сдерживает. Джэхи старается не дрожать от любого прикосновения и поцелуя Чана, но тело будто живёт собственной жизнью, делая всё в точности наоборот. Она тихо стонет, когда парень входит в неё осторожно, и держится за его плечи, как за спасательный круг. Бан же с ума сходит, стараясь не причинять боль девушке. Не может вдоволь насмотреться на смущенную раскрасневшуюся мордашку девушки, целует её, чувствуя жар на губах. Чану плевать, что будет через полтора часа, ему плевать, как он будет смотреть в глаза её брату, но ему в корне не плевать на то, как они с Джэхи будут расставаться, но думать об этом не хочется вообще. Пока он живёт этим временем, и рядом с ним лежит та, что заставила его, как он думал, бесчувственное, сердце забиться по-новому. Бан прижимает девушку к себе ближе, боясь, что она уйдёт раньше положенного времени, но Джэхи даже не думает об этом, а только устраивается поудобнее в объятиях парня.***
Чонин стоит возле своей старой школы, нервно потирая ладони, заметно нервничая, ожидает встречи. После операции ему было дано два часа, чтобы он мог проследить за состоянием пациента. После истечения этого времени он может забрать новые документы, сестру и катить обратно в Южную Корею. Эти два часа прошли для парня словно в замедленном действии, время не хотело сдвигаться с места ни на дюйм. Ян замечает в пятидесяти метрах две фигуры, и чуть с места не срывается, когда видит приближающуюся Джэхи. Но ноги всё равно не держат, и они оба срываются с мест, чуть не сбив друг друга в порыве чувств. У Чонина слезятся глаза, а Джэхи, не скрывая слез, обнимает брата крепко, словно боясь расстаться с ним вновь. Парень утыкается носом в короткие волосы девушки, вдыхая родной аромат. Чан не знает, сколько времени родственники стоят в обнимку, честно, не считал. Просто стоит и смотрит на них, а в груди тоска разъедает все внутренности. Он не хочет видеть слёзы Джэхи, поэтому глаза отводит, когда они пересекаются взглядами, рассматривая проросшую сквозь асфальт траву, словно она сейчас интереснее. Бан просто молча отдаёт документы лично в руки каждому, с холодом в голосе желает счастливой дороги, и уходит молча, бросив короткий взгляд на недоумевающую девушку. Он резко чувствует себя сволочью за то, что переспал с ней и бросил, поддавшись её словам и взгляду. Но он не бросает её, честно. Просто молча желает ей счастья, но не с ним. Ян не понимает холода со стороны военного, в растерянности смотрит на его отдаляющуюся спину. Девушка грустно улыбается, но понимает такое отношение. Просто не судьба. Брат с сестрой возвращаются на свою законную родину, чувствуя себя новыми людьми. Джэхи с неподменным интересом рассматривает пейзаж, а потом и город, почти влипая в стекло. Чонин просто не может нарадоваться, что нашёл наконец-то сестру, и, вот, она сидит рядом с ним на пассажирском сидении, с интересом маленького ребёнка рассматривает новые постройки. Покойный отец не верил, что он сможет найти свою кровинушку, поэтому и оставил поиски, а Ян продолжил и смог, пускай и восемь лет спустя. Чонин тормозит возле дома, прикидывая в голове, какая еда есть в холодильнике, и дома ли ЧханЫ. Стоило только им вместе переступить порог, как в парня полетели ключи от машины с брелком, больно ударяя по лбу. Джэхи прикрывает рот рукой, понимая, насколько это больно. — Ах ты, мелкая пакость! — шипит Чонин на девушку перед собой. Как назло, ЧханЫ оказалась дома, причём злая. — Сам такой. Предупреждать надо, куда свенчиваешь с мо... Так это ты, Джэхи? — громко восклицает она, когда замечает рядом с Яном хрупкую девушку. Девушки шустро познакомились между собой, чуть не забыв про самого парня, ибо эта мелкая зараза может заговорить любого. Но Чонину удалось прогнать эту липучку к её парню, а сам остался с сестрой наедине. Они разговаривали обо всём на свете, Джэхи делилась историями о нелёгкой жизни в тюрьме, от которых сердце её брата сжималось, стоило ему нарисовать эти картины в своей голове. Сам же он рассказал о том, как тоже попадал в тюрьму, как собирал деньги, чтобы выкупить нелегально её у одного старого хрена. Родственники болтали очень долго, и плевать было парню, что ему уже сегодня на работу, часовая стрелка давно перевалила за двенадцать. Он был готов болтать ещё, но сестра начала засыпать за столом. Ян проводил сестру в комнату ЧханЫ, нежно поцеловал в лоб, ушёл в свою комнату, почти моментально отрубился прямо в одежде.***
Чонин благополучно опоздал на работу, ведь утро не бывает добрым, когда сам ты лёг спать под утро. Мешки под глазами выдавали его, а мышцы ныли так, словно он ночь в тесном багажнике проспал, а не на своей кровати. Хёнук его отчитывает безбожно, словно его не было неделю на рабочем месте. И Чонину совершенно побоку, что это его первый официальный день работы, на который он опоздал. За весь рабочий день парень ни разу не увидел неумёху Наён, раньше она всё время глаза мозолила, а после той ночи её совсем не видно. Вдвойне удивило то, что Чонин не нашёл её женишка́, он же тут шишка важная, а его нет. Чонин, как бы невзначай и без абсолютного интереса, спрашивает у "главной сплетницы" Хёнука, где пропадают эти двое. На что получает шокирующий ответ: — Она лежит в отделении травматологии, её избил собственный жених, Ли Минхо. Ты разве не знал? — незамедлительно отвечает мужчина, озираясь по сторонам, а Чонин просто не знает, что это сейчас у него внутри оборвалось. Вина за содеянное или страх за жизнь Наён?