Не нуждаясь в любви

«Супруг-альфа обязуется предоставлять супругу-омеге защиту любого рода, которая только может потребоваться, и обеспечивать постоянную безопасность для его физического и психологического состояния. Любые решения принимаемые супругом-альфой в момент ведения, ныне или в будущем, дел с членами семьи супруга-омеги, должны быть осуществлены исключительно в пользу супруга-омеги, напрямую или косвенно. При возможном возникновении ситуации не выгодной для супруга-омеги, супруг-альфа, будучи осведомлён об этом, обязан незамедлительно предоставить супругу-омеге всю информацию по данной ситуации. Если же таковая ситуация произошла супруг-альфа обязан не разглашать тайну местоположения супруга-омеги третьим лицам.» Брачный договор Пункты 3.3 и 3.4, Положение об обязательствах

~~~       Широкий дубовый стол прямоугольной формы выбивается из окружающего интерьера своей стариной и неуместностью. Второй такой же дополняет его, встав поперёк — прямо перед ним дорогое кожаное кресло. Они вместе образуют идеальную букву «Т». Нервно постукивая кончиками пальцев по поверхности стола, за которым сидит, Локи не слышит издаваемого его пальцами стука. У наушниках играет In the city Кевина Рудольфа, заглушая все звуки вместе с его нервозностью. В животе все сильнее скручивается тревога. Чем дольше он сидит в просторном кабинете Тора, тем сильнее ему хочется убежать отсюда.       Ужас затапливает его. И никакие старания не думать обо всем, что с альфой связано, не помогают. Его мысли мечутся, беснуются и пытаются, кажется, его придушить. Перед глазами каждая их встреча, каждое движение Тора и каждое его слово. Локи пытается найти подвох, пытается увидеть знак в ситуациях, что канули в прошлое, и находит. Слишком много возможностей отказаться, слишком много подозрений, слишком много ужаса.       Слишком.       Он уже собрал все свои вещи. Книг, документов и чашек вкупе вышло больше, чем одежды — абсурдно. Вся его жизнь была не здесь. Она была ни в отеле, ни в особняке отца, и в квартире Тора ее не будет тоже. Вся его жизнь спряталась в квартирке над маленькой кофейней в частном доме достаточно близко к ботаническому саду и достаточно далеко от всего остального мира. Вот там была его жизнь. Никому не знакомая и никому неизвестная. Кофейня была записана на Сигюна уже почти полдесятка лет кряду, но он даже не догадывался, даже представить себе не мог…       Когда Локи только предложил ему эту идею — дополнительный заработок и владение без обязательств — бета очень долго отказывался. Но в его глазах омега видел сомнения в собственном отказе, и лишь поэтому продолжал. Обхаживал, уговаривал, рассказывал о плюсах и полном отсутствии минусов. Единственная загвоздка была в том, что хозяин кофейни и всего частного дома был неизвестен — это смущало Сигюна тогда. Смущает и до сих пор.       Временами Локи даже задавался вопросом: расскажет ли он когда-нибудь другу о том, что весь бизнес и сам дом через третьих лиц принадлежали ему? И всегда он чувствовал слишком много отрицания, чтобы решиться на это. Ему нужен был посредник, ответственный, проверенный и не поставленный в известность. Сигюн и по сей день оставался единственным и идеальным вариантом. Он не задавал много вопросов, часть прибыли от работы кофейни, которую Локи перенаправлял ему, его полностью устраивала и он никогда бы не решил нагрянуть с проверкой.       А Локи просто был бизнесменом до мозга костей. На каждый новый план у него была два дополнительных и три козыря, запрятанных в рукаве.       Вся его жизнь была в той квартирке. Его жизнь была балконом, заполненным горшками с зелёными растениями, и плетёным креслом. Его жизнь была широкой кроватью алого дерева с мятными простынями и утяжелённым одеялом. Его жизнь была маленькой, идеально сконструированной кухней со всеми необходимыми приборами и бытовой техникой. Его жизнь была ванной комнатой, выложенной плиткой с рисунками мелких цветочков, енотов, колибри и медведей, и бронзовыми вентилями в виде штурвалов на раковине. Его жизнь была в книжной шкафу, где минимум пять томиков из почти сотни являлись переведённой на разные языки книгой Шарлотта Бронте*.       Его жизнь…       Кинув взгляд к часам, он насчитывает двадцать минут опоздания. Что Тора, что Сигюна с Фандралом. И стискивает зубы, принимаясь тарабанить по поверхности стола с удвоенной силой. Его взгляд притягивает высокое кожаное кресло. В нем обычно сидит Тор. В нем он работает, созванивается по важным вопросам и отвечает секретарю.       Его новый секретарь — Сенд — очень милый и любезный. Он довольно молод, скорее всего стажёр из одного из университетов Бухареста, но Локи сложно не отметить его профессионализм. Только поднявшись на этаж, он сразу же узнал о том, где Тор, почему он задерживается и через сколько должен подойти. Ещё он принял извинения за опоздания альфы, был уведомлен, что ему напомнили об их встрече полчаса назад, и успел отказаться от чая/кофе/ужина/печенья/воды. В конец, уже оказавшись в большом кабинете, пропахшим альфой, Сэнд также сообщил ему, что, если вдруг что-то понадобится, он будет на своём месте, и Локи может как выйти к нему, так и набрать номер по внутренней линии компании.       Это было мило и приятно. В сравнении с отвратительным поведением Лайела, Сэнд был милым полевым одуванчиком. Его волосы песочного цвета были собраны в высокий хвост, на лице не было и тени косметики, а ногти были выкрашены в нейтральный цвет слоновой кости. На первый взгляд в нем не было ничего примечательного и его нельзя было назвать хоть немного выделяющимся. От него ничем не пахло. Более идеальную кандидатуру на роль секретаря Локи было представить себе сложно. В его голове секретари были серыми кардиналами, что быстро и беззвучно выполняли всю самую важную работу — они связывали начальство и все безграничное пространство подчиненных и партнеров компании, начиная и заканчивая бесконечных круг коммуникации.       Они были… Ему удаётся на несколько минут отвлечься от размышлений о Торе, но стоит вспомнить, что Сэнд был на светском вечере в воскресенье, как все мысли вновь накидываются на излюбленную добычу. Недовольно цокнув, Локи скребёт пальцами по поверхности стола и рывком разворачивается в кресле. Восемь точно таких же как то, на котором сидит он, стоит по другую сторону от длинного стола. Они выглядят дорого и ново. Все выглядит так в кабинете Тора. Монитор на его столе, проектор, висящий под потолком, большая белая доска на стене напротив кожаного кресла владельца компании, маркёры в поддоне под ней, широкие панорамные окна с системой затемнения, стопка бумаг на его столе и даже дверь, ведущая, скорее всего в небольшую комнату отдыха — все это буквально дышит будущим, безоблачным и уверенным.       Деревянный стол режет глаз. Его нахождение здесь неправильно, и Локи, к своему собственному неудовольствию, проводит некрасивую параллель с самим собой, тут же рывком разворачивая кресло прочь. Вдавив пятки в пол, он заставляет кресло замереть, и перед его взглядом раскрывается город. Двадцать шестой этаж показывает восхитительную урбанистическую перспективу. Крыши домов, бесконечное движение по дорогам и трассам, бегущие по делам альфы, беты и омеги далеко внизу. Ему хочется то ли закричать, то ли взвыть. Это решение слишком ему велико, и, кажется, ещё миг и он его не выдержит. Просто надломится, разломится надвое, раскрошится в пыль и…       В поле зрения появляется Тор. Он не тормошит его, не тревожит и не заставляет снять наушники. Одна и та же песня долбится на повторе, и сколь бы Локи не верил, что она придаст ему сил, теперь видит — не придаст. Ему бы больше подошёл сейчас Шторм Вивальди. Вот он уж точно смог бы впитать и переконструировать всю его тревогу и весь сковавший грудину ужас. Омега поднимает руку с подлокотника, тянет за основной провод, и оба наушника выскакивают из ушей. Они задевают пару прядей, выбившихся из перехваченных резинкой волос, и те щекочут его шею. Наушники не задерживаются долго в одном месте. Они скатываются по складкам его толстовки, успокаиваясь лишь уже свалившись ему на бёдра. Головы к альфе он так и не поворачивает. Вместо этого вздыхает, поджимает губы.       — Когда планируешь переезжать? — Тор укладывает руки на подлокотники и вытягивает вперёд ноги. Его голос звучит немного устало. И пока он не задаёт вопроса, не передумал ли Локи подписывать договор, сам омега неожиданно ловит юркую, смешную мысль: Тор мог подговорить Фандрала уболтать Сигюна и дать им несколько минут наедине, чтобы Тор мог прощупать почву и, если что, уговорить его.       Мысль вызывает у него улыбку от абсурдности. Он настолько сильно не доверяет Тору, настолько сильно не доверяет всем вокруг… И все равно впутывается в эту сомнительную авантюру. Впереди его ждут пять лет напряжения, ужаса и ледяного ада.       И хотя он сказал Тору, что нуждается во времени, чтобы притереться к нему, начать ему доверять — это искренняя, чистая ложь. Даже Сигюну, который ни действием, ни жестом ни разу не предал его, Локи не мог доверять полноценно, а ведь они были знакомы уж точно больше пяти лет. Больше десяти лет бок о бок.       Все-таки повернув к альфе голову, Локи рассматривает его профиль. Тор одет в привычный классический костюм. Его сильный скандинавский профиль должен бы вызывать в Локи восторг, жаль, не вызывает. Внутри окромя страха и недоверия ворочается неопределимое ощущение, похожее, на легкие происки уважения, но не более. У альфы мощная челюсть, ровный нос и сильная шея. Стоит его коснуться, и пальцы точно обожжет тёплом его кожи — так Локи думает, но проверять собственные теории не станет. Ни сегодня, ни завтра и как бы хотелось ему заречься, проорать свое яростное «никогда»… Не получится. Его «никогда» будет длиться до свадьбы.       А после свадьбы начнётся настоящий, идеальный ад.       — Послезавтра в мой номер заезжает важный посол из Польши, поэтому мои вещи уже собраны. Могу хоть сегодня, хоть завтра, хоть позже… — чуть пожав плечом, он осторожным движением перетирает пальцы левой руки друг о друга. Прикосновение к себе напоминает о том, что он ещё жив и успокаивает. Возможно, ему удастся отсрочить свадьбу на месяц или два. Тянуть с этим дольше нельзя, но и уже завтра бракосочетаться Локи не согласится точно.       Тор к нему не поворачивается. Лишь кивает задумчиво пару раз, после поджимает губы. Локи видит его отклик и все же не может сказать с уверенностью, услышал ли его альфа. Он выглядит напряженным и сосредоточенным, скорее всего, думает о работе. Иоганн был уволен позавчера: Локи прочёл об этом в газетах и случайно кликнул по паре новостных ссылок в канале главных экономических новостей Бухареста в Telegram. Новость разлетелась довольно быстро, да и сам альфа не постеснялся поучаствовать в нескольких интервью. Впрочем, во всех он говорил одно и тоже. Вначале пытался вызвать жалость возрастом и трудовым стажем, проклиная «зарвавшихся молодых щенков», а после доверчиво сообщал, что, вскоре, от компании Одинсонов не останется и камня на камне с таким управляющим, как Тор.       Почти из первых рук Локи знал, что он уволился по собственному желанию, решившись избежать суда. Это выглядело, как неприкрытый срам и сюр. Можно было только смеяться.       Правда, Тор не смеялся и даже не улыбался.       С того светского вечера, вернув его ко входу в отель, они не созванивались и не списывались. Дату и время подписания договора прислал Фандрал. С естественной оговоркой о том, что время и день можно изменить. По соглашению обеих сторон.       Появившееся после первой взрывной встречи уважение со стороны Фандрала — даже столь минимальное — Локи удовлетворило достаточно, чтобы не ерничать и согласиться сразу. Да и тянуть дальше уже было некуда: Тор был не против его запаха и не против его самого.       Тор ещё просто не знал, на что соглашается.       И Локи рад был бы соврать, что на собственные ощущения не оглядывался, лишь торопясь поскорее утащить свой зад в безопасное место замужества, пока вокруг все не запылало. Только себе соврать он не мог. В Торе было что-то… Что-то такое непонятное, неопределимое, что хотелось рассмотреть получше. Но вновь и вновь рассмотреть не удавалось.       Это что-то было положительным и сулило ему добро — идеальная ложь для неидеального омеги. Он не смог бы ее проглотить, даже если бы ему ребром поставили вопрос о жизни и смерти.       Это что-то внутри Тора еле ощутимо пахло металлом. Может быть это титановая пластина в его черепе, и Локи хотелось бы выдать себе это за правду. Ему хотелось юлить/избегать/спасаться, только бы не признаваться никому.       Ему было интересно, что это такое засело внутри альфы. Это что-то пахло металлом.       — На сегодня у меня больше нет никаких планов. Мы можем заехать за твоими вещами хоть сразу после подписания контракта, — он говорит медленно, тягуче, похоже, обдумывая несколько вещей сразу. Локи его не торопит, вместо этого подхватывая с бёдер наушники и телефон и неторопливо засовывая все это в передний карман. Его взгляд скользит по складкам мягкой, мятного цвета ткани, на миг уголки губ опускаются, но он быстро берет себя в руки. Слишком поздно.       Если сейчас он откажется, у него будет два месяца, чтобы найти другого кандидата. Вероятность того, что ему повезёт вновь так же, как повезло с Тором, минимальная, почти крошечная. Такие риски Локи не по зубам.       Только он успевает поднять голову и вернуть себе жалкие крохи храбрости и стремления поставить две дурацкие подписи — по одной на каждый экземпляр — как Тор поворачивает к нему голову и спрашивает с достаточно явным ехидством в интонации:       — Если, конечно, ты ещё не передумал.       Локи чувствует его взгляд на своём лице, и ему хочет лишь тихо прошептать: «Ох, Тор… Если бы ты только знал, от чего я бегу, ты бы так не шутил». Вместо этого он нагло усмехается, прячет печаль глаз за прищуром и поворачивает голову к альфе. Легкая ирония на губах, ответное ехидство во взгляде. У Тора до жути голубые глаза, и свет случайно падает на радужку так, что они кажутся безжизненными арктическими пустынями сейчас. По позвоночнику бежит холодок, а он отвечает подхваченной ехидной интонацией:       — Ты долго держался…       Тор пожимает плечами, не прекращая улыбаться на уголок губ. А затем говорит самое странное, что Локи приходилось слышать из уст альф за всю свою жизнь. Его глаза чуть округляются, и удивления сдержать не удается. В груди появляется маленькое зудящее ощущение: если бы Тор знал, каким на самом деле Локи его ощущает, он бы вряд ли обрадовался.       Ведь в глазах самого Локи он был жестоким и скрытным. Омега удерживал недоверие в железной клетке собственного сердца, не давая ему просачиваться во вне во всем своём объеме и многообразии. Хватало и того, что со стороны он выглядел, как стандартный омега, которому трудно. Этого было более, чем достаточно.       И Тору не обязательно было знать о том, насколько пугающим, в тайне жестоким и яростным, он виделся Локи. Этот образ налип на него ещё при первой встрече, и отлеплять его Локи не стал. Собственная безопасность была дороже.       В реальности Тор повернул к нему кресло и теперь уже в полуоборота спросил:       — Я могу как-нибудь помочь тебе с этим?       Он, конечно же, имел в виду брачный контракт, его заключение, все тревоги Локи и все его страхи. Та бережность и участие, с которыми он произнёс это, заставила что-то в животе омеги нервно скрутиться. Как он мог верить этому альфе, если перед глазами его был лишь собственных страх?       Не вовремя вспомнился короткий диалог Тора с фотографом, который снимал их на званном вечере в воскресенье. Стоило им вместе обсудить публичность, как Тор почти сразу извинился и поднялся. Локи остался на скамейке, но внимательно следил за ним взглядом. Догадок не строил: Тор собирался выкупить снимки, возможно, немного пригрозить.       Тор собирался просто разобраться.       Это было оправдано. Ни самому Локи, ни Тору пока не нужна была публичность. Его самого Бальдр загрыз бы до полусмерти, если бы узнал о том, что у него появился альфа из газет, а не лично. Для Тора же важность скрытности была вызвана реакцией родителей — их театральная постановка должна была выглядеть достаточно убедительно. Хотя, насчёт семьи и мотивов Тора Локи мог лишь строить догадки.       Именно эта мысль посетила его в ту секунду, когда Тор в тот вечер отправил фотографа прочь из сада и закончил их диалог. Тор обернулся, чуть вскинул руку, с зажатой меж пальцев картой памяти, а Локи только и мог, что заставить себя сделать вдох. И не мог перестать думать о том, что на самом деле Тору нужна скрытность, чтобы по случаю неожиданной и случайной пропажи Локи, на него пало меньше всего подозрений… Эта идея была абсурдной, дурной и крайне насмешливой. Она имела тысячи реальных опровержений. Но в тот миг она поразила Локи, поразила коротко и сильно в самое сердце.       Стало до дрожи страшно.       Он совершенно не знал Тора. И если сейчас тот выглядел — старался казаться — адекватным и вежливым, это далеко не значило, что в реальности он был таким на самом деле.       Похоже, подметив его заминку, Тор чуть прочищает горло и решает пояснить:       — Я имею в виду, может я могу как-то тебя поддержать или есть вещи, которые ты хотел бы знать… Я не хочу быть тираном и насильником, который принуждает тебя к этому. Поэтому если я могу что-то сделать, чтобы ты не был таким напряженным… Скажи мне об этом, — он чуть склоняет голову на бок и поджимает губы в подобии смущенной улыбки. Локи и хотел бы что-то сказать, но мысли разметались в стороны, изгнанные удивлением и ступором. Понимая, что кроме длинного «Эм-м», он не сможет произнести ничего вообще в ближайшие пять минут, омега кивает и отворачивается. Вновь смотрит вперёд, на вечереющий город перед ними.       Он даёт себе пару минут на молчание, а после почти неслышно вздыхает. Ему бы хотелось вздохнуть громче, ему хотелось сказать/высказать/закричать — нет ни единой возможности. Ощущая, как насильно подавляет собственную волю, Локи буквально вживляет в себя намерение поставить твёрдую подпись на своих строчках договора. И страх внутри него взвывает так громко, надсадно, что ему приходится обнять свое запястье левой рукой. Большим пальцем он осторожно поглаживает себя по запястью, успокаивая, и вместе с этим говорит:       — Я предупредил компанию, которая занимается перевозками, поэтому одного звонка хватит, чтобы все обустроить. У меня не так много вещей, но, боюсь, в твою машину они не смогут поместиться, Тор. Спасибо за предложение, — быстрым движением сморгнув, он поворачивается к альфе. Не только головой, всем туловищем — кресло беззвучно поворачивается на десять часов, и между его сдвинувшимся коленом и бедром Тора остается катастрофически мало пространства. Зудящую мысль о том, сколь это опасно, Локи мысленно же выпинывает из разума прочь.       — Хорошо, в любом случае, я могу отвезти тебя, чтобы проконтролировать переезд. Если хочешь… — Тор выглядит чуть удивленным. Он говорит отстранённо, а после немного пожевывает задумчиво нижнюю губу, и Локи подмечает это движение.       Его перебрасывает рывком в уже посещавшие его мысли: ему придётся целовать эти губы. Ему придётся изображать возбуждение и желание — лишь возможно. Много лучше будет, если Тор хотя бы раз оправдает его низменные ожидания и окажется любителем бесчувственного, однобокого секса. Без подготовки, без прелюдии, без заморочек. Этот вариант в сознании Локи выглядит, как ужасающее в своей безэмоциональности насилие, но он все же наиболее предпочтителен. Пять-десять минут унижения раз в пару дней и чуть саднящий зад, как метафора на всю его жизнь.       А все же до странного эта идея ощущается утопией — Локи чувствует, что Тор не согласится, что Тор разозлится и воспротивится. И не желая взрывать все свои планы касательно брачного договора и тратить время на выстраивание новых, он не прислушивается к себе и своей интуиции. Он отворачивается от себя, беззвучно прикрывая несуществующую дверь и запирая комнату на ключ.       — Сколько лет ты живешь в отеле? — видимо, решившись спросить, Тор смаргивает задумчивость и смотрит на Локи. Тот, не подозревая о направлении чужих мыслей, рефлекторно пожимает плечами и щурит один глаз. Быстро высчитав, отвечает:       — Почти пять лет… Плюс-минус.       — У тебя есть ещё какие-то вещи в отцовском особняке? — под пристальным, неожиданно внимательным и цепким взглядом альфы, Локи сам для себя с удивлением подмечает, что теряет намерение обдумывать чужие вопросы, прежде чем на них отвечать. Он лишь чуть стискивает свое запястье на миг, после отпускает и без остановки продолжает поглаживать себя по тонкой коже под рукавом толстовки. И полностью теряет равновесие, заплутав в голубых глазах напротив.       — Ох, нет. Я вывез оттуда все, что было, ещё когда уезжал в пансионат. После этого я туда не возвращался, — он коротко качает головой. В окружающей их тишине не сложно расслышать голоса приближающихся адвокатов. Локи слышит тихий, сдержанный смех Сигюна, и этот мягкий звук вытягивает его, провалившегося во взгляд Тора с головой. Омега чуть щурит один глаз, отвечая внимательному прищуру напротив.       — Абсолютно все?       Тор задаёт странный уточняющий вопрос, только теперь Локи медлит, прежде чем на него ответить. Ему сложно придумать хотя бы одну причину для такой дотошности со стороны будущего супруга, и лишь благодаря этому, он не начинает беспокоиться. Лишь кивает серьезно, своим ответом словно подводя итог всему разговору:       — Абсолютно.       Тор не отвечает больше. Смотрит на него пару секунд, а после пробегается взглядом по его небрежно поднятым, подхваченным резинкой на макушке волосам, по открытой шее, игриво пытающейся скрыться в вороте толстовки и за тканью капюшона, разлегшегося на плечах. После возвращает глаза к глазам омеги, а Локи не удерживает себя и поднимает руку. Он пробегается кончиками пальцев по шее, повторяя путь чужого взгляда и усмиряя подорвавшийся в испуге пульс. Он молча шепчет себе, что все еще в безопасности. До свадьбы он в безопасности.       — И ты бы видел, в каком ужасе была сторона защиты! Боги, да я уделал их как леволапых беспомощных щенков, Сигюн! — Фандрал распахивает дверь правой рукой, первым запуская свой возбужденный голос и лишь после позволяя войти бете. Локи ещё несколько секунд смотрит Тору в глаза, они оба не прерывают этой паузы, словно ожидая, что другой скажет ещё что-то. По крайней мере сам омега ждет этого. Но Тор не говорит ни единого слова. Он разворачивается назад на кресле, поднимается и, задвинув его назад за стол, здоровается с Фандралом.       Локи ощущает, как над ним вверх взмывает толща воды и окатывает его с головы до ног, так и замирая, в момент, когда альфа встаёт и уходит, чтобы сесть по другую сторону от него. Каким бы вежливым и адекватным альфа ни был, он по другую сторону стола.       И не стола — тоже.       Пространство вязнет. Состояние потерянного ступора обнимает его со спины крепкой, не нежной хваткой. Он почти полностью теряет ощущение реальности. Вернуть себя не получается ни болезненным выламыванием собственных пальцев, ни щипками нежной кожи у запястья под рукавом. Где-то в горле бьется его сердце, пока он разворачивается в кресле назад к столу. Сигюн устраивается рядом, укладывает на стол папку с документами. Они с Фандралом продолжают обсуждать недавний суд, выигранный альфой, но Локи почти не слышит слов. Лишь шум голосов, пробивающийся сквозь заполнившиеся водой уши. Его тело становится невесомым, ощущение в нервных окончаниях ног пропадает. Он упирается взглядом в стену напротив, в стену, что за спиной Тора и его адвоката, и усилием заставляет себя водить глазами в пространстве. Ему нельзя показать ни единым жестом, что с ним происходит.       Потому что любая его слабость в ненужный момент станет рычагом давления.       Ему хочется закрыть глаза и погрузиться в это состояние нереальности происходящего, но ни в коем случае ему нельзя этого допустить. Ощущения чем-то напоминают паническую атаку, но он буквально слышит, с какой легкостью ему удается дышать. Его разум вопит от ужаса, и ужас уходит в тело, сковывая, пока Сигюн выкладывает документы и быстро, мимолётом спрашивает у него, все ли в порядке.       Локи лишь кивает и заставляет себя фыркнуть, но слов не произносит. Он просто разучился говорить. Говорить и слышать. Кажется, Фандрал говорит что-то про согласие от обеих сторон, что их все в данном договоре устраивает, а после подхватывает одну из копий, поданных ему бетой, и быстро расписывается в своей строчке. В это же время Сигюн расписывается во второй копии.       Локи помнит его подпись наизусть. Каждую завитушку, каждую букву и даже нажим ручки, с которым Сигюн выводит подпись. Повернув голову, словно она закреплена на плечах не шеей — шарнирами фарфоровой куклы, он касается взглядом рыжих прядей беты, его аккуратного уха и нежной, загорелой бархатной кожи. В его голове сквозь всю толщу Мирового океана всплывает лишь один-единственный вопрос.       Как же так получилось, что самым важным и тяжелым для него переживанием он не может поделиться со своим названным лучшим другом?       Как же так… Сигюн дописывает расшифровку и, не закрывая договор, подвигает к нему. Подаёт ручку. Локи приходится одернуть рукав толстовки, чтобы никто не заметил его истерзанное щипками запястье. И лишь после он подхватывает ручку каменными пальцами. Те не желают сгибаться, не желают двигаться. Все его тело восстаёт против него. Перед глазами буквы и слова договора сливаются в чёрные волны, которых утягивает в воронку водоворота. Он не станет перечитывать, помня наизусть каждый пункт и подпункт договора. Эти несколько листов призваны, чтобы его защитить, но омега прекрасно осознаёт — защита будет постфактум. Это ужасающе страшно. И хочется рефлекторно вскинуть глаза на альфу, но под водой все движется медленно и он сам в том числе — лишь это позволяет ему не совершить ошибки. Проехавшись взглядом до середины режущего глаз, дорогого, большого и слишком старого стола, омега опускает его назад к строчке для подписи.       Нельзя вновь показать своего страха. Тор по другую сторону — сейчас стола, но кто знает, что будет дальше. Как гласит великая мудрость, созданная самим омегой после пятнадцати лет: не каждый альфа — Видар, но каждый может с легкостью им стать.       От всплывшего в сознании имени все косяки его мыслительных рыб бросаются в стороны и исчезают за мимолётный неслышный щелчок несуществующих пальцев. И челюсти напрягаются сами, а пальцы — каменные, ледяные, жесткие — впиваются в ручку с такой силой, словно жаждут ее сломать.       Такое явление, как злость, для Локи под запретом. Но у всего есть свое исключение. Его исключение — Видар. Лишь одно упоминание, одна лишь мысль об этом выродке заставляет его сердце полыхать от столь сильного гнева, что временами Локи даже не уверен, что может его выдержать.       Он остервенело подписывает предложенную ему копию именно в тот момент, когда Тор подписывает свою. Не сговариваясь, почти синхронно, они поднимают глаза и отправляют друг другу по столу копии на подпись. Фандрал негромко закашливается в кулак. Возможно, пытается сдержать смех или каверзное высказывание. Локи не знает. И, впрочем, ему не интересно. Чужой кашель прорывает толщу воды, что набилась омеге в уши.       Его сердце сильно, медленно бьется в его груди, качая неожиданно закипевшую от гнева кровь. Одного имени Видара хватает, чтобы напомнить ему, где он окажется, если сейчас пасанет и струсит. И ад, по сравнению с этим местом, будет для него поистине райскими кущами. Даже секс с Тором и ближайшие пять лет в качестве узника этого брачного договора окажутся райскими кущами в сравнении с существованием рядом с Видаром.       Сквозь толщу воды, залившей разум и взор, Локи слышит, как Сигюн достает небольшую бутылку с водой и отпивает. От жары ему иногда становится плохо — омега помнит об этом ещё с подросткового возраста. Сейчас же он, кажется, закашлялся. Локи и рад бы постараться, напрячься и различить все окружающие звуки, но неожиданно он пересекается взглядом с Тором.       И отвлекается.       У альфы в глазах переливающиеся белизной чистого льда радужки. Их искра сохраняется лишь секунду, но Локи видит ее и мгновенно припоминает другую, похожую. Именно ту, алую, что видел в глазах Огуна около недели назад.       Как странно.       Такого цвета глаз существовать не может…       Растянув губы в широкой ухмылке — наигранной и лживой — он почти не глядя ставит вторую подпись и расшифровывает ее. А после передаёт копию Сигюну. И вода схлынывает мгновенно, словно и не было. Состояние ступора, обездвиженности, опускает. Он медленно всплывает со дна, и он все еще живой. Сердце уже не бьется в ушах, оно заполошно дребезжит где-то в горле. Он слышит шелест страниц, скрип ручки по бумаге и как Тор потягивается в кресле. В потолке работает вентиляционная система.       А его подпись стоит на обоих экземплярах договора.       И ему больше некуда бежать.       Сунув руку в карман, он стискивает корпус телефона в пальцах. В сознании всплывает имя и надменная интонация, которую он смог бы узнать и через десятки лет без встреч и созвонов. Чуть нахмурившись, Локи вытаскивает телефон и сколь сильно бы ему хотелось сейчас уйти/скрыться/спрятаться в безлюдном тихо месте, он не делает этого. Лишь быстро проверяет время, затем открывает чат с менеджером компании перевозок и отписывается, что они могут выезжать за вещами. После этого вновь суёт телефон в карман.       — Что ж. Надеюсь, в следующий раз мы соберёмся здесь не раньше, чем через пять лет, и то на продлении контракта, — Фандрал самоуверенно скалится, смотрит на Локи, а тот лишь голову склоняет на бок. И смотрит с ответ. Он теперь законный супруг Тора Одинсона со своей фамилией, свободой, банковским счетом и правом выбора — эта мысль ему неожиданно нравится. Точнее, вторая ее часть.       — Если ты хотел нас поздравить, в следующий раз купи для этого какой-нибудь литературы прежде, чтобы научиться. Получается у тебя отвратительно, — Тор жмурится, словно кот после долгого сна, и широко скалится тоже. Локи быстро бросает на него взгляд, ловит себя на ощущении мурашек, пробежавших по затылку, от вида его альфьих клычков. Мурашки холодные и неприятные.       — Вы уже решили, когда будет свадьба? А дети? — словно насмехаясь, Фандрал быстро переводит взгляд с него самого на Тора и обратно. Локи чуть прищуривается, сглатывает, касаясь кончиком языка верхнего неба и пробуя его проворность. Хочется ответить что-то колкое, но ничего не идет в голову. Волнение, копившееся в нем весь день, дает о себе знать и неожиданно тяжелит голову. Желая подкинуть дров, Фандрал добавляет: — Я представляю себе карапузов с твоим лицом, Тор, и меня бросает в дрожь… Кажется, сегодня кошмары мне обеспечены.       Тор дергается, что-то нечленораздельно весело рычит, но Фандрал уже подрывается с места и торопится к выходу из кабинета. Его кресло продолжает быстро крутиться на месте, пока Тор широким шагом проходит мимо, в желании догнать его и хорошенько проучить. Локи не сдерживается и тихо смеется: чужие взаимоотношения пахнут дурашливостью и крепкой дружбой. И оказаться свидетелем этой сцены ему неожиданно нравится. Он поднимает руки с улыбкой, прочесывает пальцами волосы. На свою беду поворачивает голову немного в бок.       — Ло… — Сигюн смотрит на него с тревогой и волнением. Он протягивает руку, осторожно, медленно и бережно — помня, как омега шугается резких прикосновений — берет его за предплечье. Локи приходится стиснуть зубы, чтобы не скорчить печальную мину и не выдать себя. В янтарных глазах напротив плещется какая-то странная грусть, накладывающая отпечаток скорби на все его лицо. Уголки мягких губ чуть опускаются, морщинки у глаз выглядят разочарованно, а меж кустистых, темно-рыжих бровей залегают складки. — Я знаю, Ло… Я все равно знаю. Если ты захочешь поговорить со мной… В любой момент, хорошо? В любой момент, пожалуйста, Ло. Я хочу быть рядом.       Омега бросает быстрый взгляд на прикрытую дверь входа. Голоса альф слышатся из приемной, но у входа никого нет и в кабинете они одни. Убедившись в том, что никому не будет заметна минутка его слабости, он осторожно перехватывает теплую, маленькую ладонь беты обеими руками и тянет к своему лицу. Прижимается губами к тыльной стороне, прикрывает глаза, а после жмётся к его руке щекой. Сигюн откликается, обнимает его щеку и большим пальцем поглаживает скулу. Ощущая, словно все еще не прожитые годы неожиданно наваливаются на него со спины, Локи морщится под их тяжестью. И еле слышно шепчет:       — Я знаю… Я знаю, но как я могу, Сигюн. Это слишком тяжело и для меня одного, я…       Ему сложно передать свои чувства и мысли. Хочется обнять Сигюна, завалиться с ним в пижаме на постель в его номере в Epoque Hotel и весь вечер напролёт смотреть дурные чёрные европейские комедии. Хочется хохотать вместе с ним над жуткими шутками, ощущать его плечо рядом со своим и легкость дружеской близости. Жаль, так сильно он никогда не умел расслабляться. И вряд ли когда-нибудь научится.       — Ты можешь, Ло. Я жутко труслив, ты знаешь, и я много волнуюсь, но я невероятно горд тобой. И если я буду нужен тебе рядом, когда угодно… — вторая его ладонь обнимает лицо Локи тоже. Он поглаживает его щеки большими пальцами, отдавая тепло и бережность доверия и любви. Его голос столь тихий, что, если бы не тишина вокруг них, Локи вряд ли смог бы его услышать. Но он слышит, слышит каждое слово, и ощущает, как дышать становится легче. — Я выдержу. Я буду.       Локи поджимает губы, не в силах вымолвить благодарность, и лишь вздыхает. Сигюн отстраняется без лишних слов, убирает копию договора в папку, после отодвигается от стола. Несколько секунд омега проводит с закрытыми глазами, но мысли, переполошенные и перепуганные всем происходящим вокруг и рядом, всем, что связано с Тором и неожиданно подкралось впритык, не дают ему рассмотреть ситуацию со всех сторон. Отложив это на более позднее время, он распахивает глаза, выходит из-за стола и медленно стягивает резинку. Волосы рассыпаются копной по плечам и складкам мятного капюшона, и он прочесывает их пальцами, чуть массирует кожу голову, а после вновь собирает на макушке.       — На какую дату планируешь свадьбу? — по направлению к выходу из кабинета, Сигюн чуть пожевывает губу и косится на него. Его волнение распространяется, кажется, с феромонами вокруг него, и Локи хочется рассмеяться от этого. Его друг и правда жутко труслив, но при этом он, возможно, храбрее всех, кого омеге когда-либо удавалось встречать.       Потому что он боится. Потому что он продолжает двигаться.       — Не позже, чем через два месяца. Я постараюсь потянуть подольше, но конец октября — крайний срок, — вернув свою прическу на место, он прячет руки в переднем кармане. На каждом новом шагу внутренняя бирка бренда на его светлых джинсах некомфортно натирает поясницу над краем бельевой резинки. Чуть поморщившись мимолетно от этого ощущения, он ставит себе короткую мысленную пометку отпороть ее вечером, а после открывает дверь перед Сигюном. Уже на пороге, в полуобороте, тот понижает голос и бросает короткое:       — Отцу скажешь?       Локи на него не смотрит. Его взгляд устремлён к Тору, обсуждающему в приемной с Сэндом и Фандралом завтрашний день. В груди вновь появляется это странное, неуловимое, а обоняние зудит короткими вспышками. Это что-то металлическое. Что-то такое… Тор вскидывает на него глаза и неожиданно искренне, мягко улыбается. У него красивая улыбка, и Локи отмечает это мимолетно, не задумываясь.       Так абсурдно: при всем его пугающем, жестоком образе, которой Локи создал себе сам в своей голове, у него красивая улыбка.       — Бальдр передаст, — не поворачивая голову, шепча это на границе тишины, он больше на Сигюна не смотрит. Недомолвка высотой с китайскую стену повисает между ними, но они оба знают, что подразумевается.       Его отцу точно не понравится развитие событий. Ох, его отец будет в ярости!       Что ж.       Хорошо.       Локи усмехается на уголок губ и утешает себя короткой мыслью — до свадьбы ему можно расслабиться и не думать. До свадьбы ему можно отпустить ситуацию. ~~~       У Тора в машине пахнет цитрусовым ароматизатором и кожей сидений. Локи вытягивается в пассажирском кресле, заранее пристегнувшись, и вновь распускает волосы. Неторопливо, вдумчиво плетёт косу, начиная от макушки. Мягкие, шелковые пряди собственных черных волос меж пальцами немного успокаивают. Резинка осторожным прикосновением съезжает к середине предплечья и, наткнувшись на подтянутый вверх рукав толстовки, останавливается. Он отводит взгляд в сторону и рассматривает руки альфы: тот уверенно выкручивает руль, поворачивая в очередной раз за угол на подземной парковке башни. Тор, кажется, ничуть не взволнован и слишком сосредоточен, а Локи немного завидно. Если бы он мог так же, его жизнь была бы точно на тонну или две легче.       — Как думаешь, надолго…все это? — он давит паузу, не имея возможности подобрать верное слово и не желая произносить слишком громкое «мы». В итоге обходится абстракцией, но желание вскинуть руку и взмахнуть кистью — словно это движение объяснит лучше слов, что он имеет в виду — играет с ним злую шутку. Локи лишь дергает неловко прядь собственных волос да морщится от лёгкой боли.       В голове не по-взрослому насмешливый и задорный голос Фандрала. А статистика разводов — все также вещь крайне удивительная и далеко не вдохновляющая. Большинство стран мира могут похвастать каждой второй или третьей парой, что разводится через несколько лет после свадьбы. У брачных договоров совершенно другие реалии, особенно учитывая то положение о чувствах, что Локи вписал в их экземпляры, но статистика остается железобетонным аргументом в любом споре. И если бы он только сам понимал для чего завёл эту тему, но он не знает. Тревога долбится в груди, пытаясь выбить его рёбра и вырваться прочь. Ощущение не из приятных.       Ему нужно добраться до Тони. Ему просто нужно.       —Хмм… — Тор бросает на него короткий взгляд, но лишь пожимает плечами и с минус первого этажа выезжает на нулевой. Отвернувшись к боковому окну от страха пересечься взглядом, Локи слышит его ответ: — Мы можем постараться не портить друг другу жизнь, и тогда, мне кажется, эти пять лет пролетят незаметно.       Абсурдный, прагматичный ответ неожиданно смешит омегу, и он не сдерживает усмешки. Поворачивает голову назад, блестит колким весельем в глазах. Тяжелое преодоление рубикона в виде подписи в контракте, которую он поставил разве что минут пятнадцать назад, напоминает о себе чуть меньшим напряжением и волнением, но даже так Локи не может попытаться солгать себе о собственном спокойствии. Кончики пальцев еле заметно дрожат, а вместо привычного голода, напоминающего о себе ближе к вечеру, он ощущает лишь тошноту. Тор все еще выглядит пугающим и тайно жестоким, и его спокойствие ничуть не утешает волнение омеги. Хочется выскочить из машины и бежать куда подальше. Так сильно хочется.       Тор поворачивает к нему голову, останавливаясь перед шлагбаумом и дожидаясь, пока тот поднимется. Они встречаются взглядами, но глаза напротив омеги больше не переливаются белым, нереальным светом. Они обычные, светло-голубые да уставшие. Локи не удается сдержать сарказма, и он говорит гнусавым, чопорным тоном:       — Супруг-альфа обязуется не портить жизнь супругу-омеге? — Тор тихо смеется в ответ, но ничего не отвечает. Шлагбаум поднимается, он кивает каким-то своим мыслям, и машина трогается с места. Постепенно ощущая, как затекают руки, Локи доплетает косу до середины головы и, оставив на плечах водопад прядей, быстро перехватывает ее кончик резинкой. После пощёлкивает пальцами, вытягивает из переднего кармана толстовки телефон и чуть нервно покручивает его в пальцах. Он и хотел бы успокоить свои руки поверх бёдер, обнятых светлой джинсой, но у него нет и единой такой возможности.       Бросив короткий взгляд на Тора, он решается и снимает с телефона блокировку. Кончики пальцев быстро тыкают по экрану, вбивая выученный наизусть международный номер. А сердце колет ощущением собственного предательства: буквально только что Сигюн вновь напомнил ему о том, что рядом, что может помочь и поддержать, но Локи молча отказывается от его помощи.       Или может молча отказывается от того, чтобы поставить его под удар?       Номер Старка бесконечно постоянный и единственный. Единственный личный/нерабочий/вечно доступный. Еще лет пять назад Локи, случайно заглянув в его телефон, нашёл там лишь два контакта: свой и «Peps». Кем был «Peps», был ли он человеком или компанией, Локи не знал, но факт того, насколько Старк был замкнут и отгорожен от остального мира, тихо грел ему душу. Потому что сам Локи чувствовал, что был таким же, и хотел верить, что когда-нибудь сможет обрести свое счастье.       Ведь Старк был счастлив.       Не решаясь нажать клавишу вызова, Локи поднимает голову и внимательно смотрит на Тора. Мнётся несколько секунд, закусывает нижнюю губу изнутри. И все же не находит в себе силы ни спросить у Тора согласия на введение Старка в дела их контракта, ни на то, чтобы набрать его номер без спроса.       Тяжесть принятого им решения давит на грудь. И Локи ощущает в моменте столь явно: этот брак его погубит. Смахнув окно набора номера, он блокирует телефон и выбрасывает из головы мысль о том, чтобы рассказать о происходящем не только Старку, хоть кому-то вообще. Он принимает решение справиться с этим самостоятельно, не пытаясь разобраться: хочется ему стать крепче или же поспособствовать своей смерти.       Воспользовавшись паузой, альфа чуть прочищает горло и говорит:       — Нам нужно разобраться с датами. Встреча с родителями, свадьба и медовый месяц, — Тор даже не поворачивает к нему головы. Он следит за дорогой, регулируя скорость и держа руль. Локи поджимает губы и его пальцы странно-беззащитно сжимаются на корпусе телефона. Импульс связаться со Старком и просить поддержки испаряется окончательно от одной лишь мысли о свадьбе. — Насчёт последнего решай сам. Я могу работать дистанционно из любой точки мира, поэтому мне без разницы, где находиться. Но куда-нибудь к снежным горам я бы съездил с удовольствием на пару недель. Что думаешь?       Омега незаметно статично покачивает головой, всматриваясь в профиль альфы. Он замечает, что они остановились на светофоре, только встретившись с Тором взглядом и заволновавшись, отчего тот перестал смотреть на дорогу вовсе. Кинув быстрый взгляд к лобовому стеклу, подметив пешеходный переход впереди, Локи опускает глаза к своим рукам.       — Хм, я думаю, чем быстрее произойдёт знакомство с родителями, тем будет лучше, — задумчиво поджав губы, он поднимает руку и мягко касается кончиками пальцев своей шеи над воротником толстовки. Проводит по горлу, чуть трёт подбородок, а после ускользает ладонью к затылку. Шрам, оставленный Видаром, под пальцами почти не чувствуется, после стольких шлифовок и коррекций, но ему удается нащупать длинную тонкую линию, оставленную чужими клыками. Этот шрам сложно заметить, но свет — игривый разбойник, и, упав под нужным углом, иногда он может показать больше, чем должно. — Как думаешь, семейный ужин с моим отцом и братьями и твоими родителями будет хорошей идеей?       Тор хмыкает коротко и, стоит светофору сменить свой цвет, давит на газ, продолжая везти их к отелю. Локи бросает взгляд на него, но тут же отводит и отворачивается к окну. Его глаза с неистовой жаждой и хотели бы смотреть на альфу без остановки, но Локи не может им такого позволить. И причины такой потребности, впрочем, не понимает тоже.       — Чем быстрее это произойдёт, тем будет лучше для нас обоих, — Локи замечает, как Тор чуть хмурится, но больше тот ничего не добавляет. В машине повисает недолгое молчание. Отвернувшись, омега рассматривает пробегающие мимо дома и здания.       Ему сложно поверить, что все происходящее является реальностью. Скоро он будет замужем по-настоящему. Об этом будут знать другие люди, у него на пальце будет кольцо и ему нужно будет проводить с Тором ночи. Лишь на мгновение появившийся от этой невозможной в своей ощутимости мысли интерес перекрывается глубинным страхом. Омега может лишь оставить телефон на коленях и потянуться ладонями к лицу. Он с усердием проходится кончиками указательных пальцев по надбровным дугам, касается им лба и висков, а после гладит себя по щекам большими пальцами. Скользит ладонями дальше, обнимает себя обеими за шею, чуть сжимает, еле ощутимо, а после давит пальцами на затылок.       — Я заметил это ещё давно… Просто интересно, —Тор напоминает о себе неожиданно, и Локи замирает, уставившись взглядом в свои бёдра. Он почти забывает дышать, молниеносно перебирая в голове варианты того, где он мог проколоться и выдать свои слабости. Найти какое-то объективное подтверждение этому, ему не удается. Тор вносит ясность: — Ты постоянно касаешься себя…       Он произносит это задумчиво и тихо. Локи не может отказаться себе, и бросает на него долгий взгляд. Тот остается без ответа: альфа слишком сосредоточенно следит за дорогой. Но его интонация пахнет странной интимностью. Словно поднятая им тема касается лишь Локи и его отношений с его телом. И это странный, очень глубокий уровень личной жизни, который никогда не станет доступен кому-либо, кроме самого омеги.       — Это успокаивает, — Локи говорит, подбирая слова с осторожностью. В животе сворачивается колкое напряжение — ему не хочется звучать двусмысленно. Ему очень не хочется заигрывать с Тором. Ему слишком страшно. — Я очень много думаю, и часто это заставляет меня нервничать. Прикосновения возвращают меня в реальность.       Тор неопределенно хмыкает, но по его губам растекается настолько блядская усмешка, что Локи не сдерживается и вновь отворачивается к окну. Закусывает уголок губы. Он так и не убрал руки от шеи и, впрочем, делать этого не собирается. Осторожно, пряча прикосновение под воротом толстовки, поглаживает нежную кожу на сгибе своей шеи.       — Я заставляю тебя нервничать?       Его голос звучит самодовольно и нагловато, и это ощущается новизной. С непривычки Локи вздрагивает. Никогда он не был особым «счастливчиком» в контексте личной, романтической жизни. Его холодность, неуступчивость и презрение отталкивали всех потенциальных ухажеров, которым он мог бы понравиться. Было бы глупо врать: самого Локи это более чем устраивало.       Никогда в своей жизни он не оказывался в ситуации такого странного, двусмысленного флирта. Ощущения были не неприятными, но некомфортными и пугающими. Словно закрытая дверь перед ним, открытие которое обязано было причинить ему физическую боль и унижение.       — Ответ зависит от того, выдержит ли твоё хрупкое эго правду, — чуть передернув плечами и не собираясь сдерживать колкость, омега кончиками пальцев скользит глубже под ворот. Он осторожно и нежно давит на шейные позвонки, тянет взгляд от окна к своим бёдрам и опускает голову пониже, чтобы спрятать колкую, наглую усмешку.       Ему ещё многому предстоит научиться и это пугает его до задницы, но та непосредственность, с которой Тор флиртует с ним — неумолимо и мягко — вызывает мелкий интерес. Естественно, от этого интереса Локи отворачивается, собираясь игнорировать его всю свою жизнь. Жаль, от этого интерес не исчезает по щелчку пальцев.       — Какой ты… — Тор грузно, гортанно смеется, чуть хлопает по рулю ладонью. Локи прикрывает глаза, обращаясь в слух. Он слышит движение машины по дороге, шорох классического костюма альфы и приглушённые звуки улицы. Даже успокоившись, альфа издаёт короткие тихие смешки и отвечает: — Хрупкость моего эго довольно сомнительна, и нет ни единого факта, подтверждавшего бы эту твою фантастическую теорию.       Вдохнув поглубже, Локи поднимает голову и, последний раз мазнув пальцами по затылку, опускает руки себе на бёдра. Вновь подхватывает телефон, сверяясь со временем. Его так и подталкивает изнутри нагло расхохотаться и хорошенько опустить альфу с небес на землю, но он не торопится скидывать с кончика языка все то, что на нем крутится. Вместо этого подмечает виднеющийся впереди отель и его темно-коричневые крыши.       — С чего ты так решил? — только заприметив взглядом любимое здание, омега мгновенно перестраивает поток мыслей в сторону работы. Нервозность приятно сходит, понижая свой градус в его организме и давая пространство для размышлений о ближайших важных датах, отчёте для Старка и разговоре с Огуном перед отъездом.       Тор не отвечает ему долго, и это в полной мере удовлетворяет мелкие происки злорадства внутри омеги. Ему прекрасно удается спрятать наглую ухмылку, ведь он быстро решает для себя: альфе нечем крыть, и он лишь суматошно пытается найти достаточно стоящий ответ. Когда они въезжают на территорию отеля, пропуская прочь распахнутые кованные ворота и овальную эмблему над въездом, Локи даже бросает на альфу быстрый, заинтересованный взгляд. Ему так сильно хочется увидеть поражение на чужом лице, но то пышет самодовольством и уверенностью. Это сбивает Локи с толку, он впивается пальцами в свой телефон, совершенно позабыв на эти минуты их игривой перепалки о том, что он находится на расстоянии меньше чем половины руки от альфы, который априори может с легкостью свернуть ему шею за наглость.       Такого в жизни Локи, естественно, не случалось ранее, да и позже когда-нибудь случиться вряд ли, но отголоски глубокой, как Марианская впадина, профессиональной деформации давали о себе знать. Он насмотрелся и наслушался достаточного количества ужасов на своей работе в реабилитационном центре.       Неожиданно пропустив момент их остановки перед главным входом, омега вздрагивает, чувствуя, что Тор смотрит на него. Тор смотрит прямо ему в глаза, и вроде бы не выглядит взбешённым услышанной наглостью. Уголки его губ приподняты в мягкой, наглой улыбке.       — Я ведь заключил с тобой брачный контракт. Это уже априори является фактом крайней степени закалённости моего эго, — он смотрит прямо Локи в глаза и не отрывается. Не бегает суматошно взглядом по его лицу, не беспокоится, да и вся его поза выражает царственное, львиное спокойствие. Зверь сыт, уверен в себе и не собирается нападать.       Локи требует десяток секунд, чтобы услышать его слова, прокрутить их в голове вновь и осознать, а после он жмурится и начинает смеяться. Качнув головой в согласии пару раз, он распахивает глаза вновь, отвечает:       — Туше.       Многозначительно пожав плечами, альфа странно не торопится выходить из автомобиля. Локи не концентрируется на этом, оборачивается к окну и видит сквозь прозрачные двери входа в отель Огуна. Тот идёт чуть быстрее, чем обычно, и его левая рука выдаёт его нервозность — что-то случилось.       Что-то очень и очень плохое.       Уже собираясь открыть дверь и покинуть автомобиль, омега вздрагивает, почувствовав мелкое, осторожное прикосновение к своему плечу. Он оборачивается быстрым движением головы, выдаваясь себя и своё резко вскинувшееся напряжение. Тор смотрит на него все с тем же игривым выражением на лице, но по его глазам омега видит: его резкое движение не осталось незамеченным.       — Просто, чтобы ты знал… — альфа убирает руку назад медленно, без резких движений, и его взгляд на миг опускается Локи на губы, а после на шею. Никогда раньше Локи не оказывался в такой ситуации, и ему неожиданно очень сильно хочется побыстрее уйти. Чтобы не видеть этого, не видеть темнеющий на секунды взгляд Тора, не видеть очевидность его желания, направленного на омегу, и не сталкиваться с собственными чувствами, откликающимися интересом. Потому что ему, черт побери, не интересно то, что точно опасно для его хоть немного спокойной жизни! Хватит и того, что он решился на легальную, внутрибрачную торговлю своим телом для этого альфы. Это край и предел. — Это чертовски сексуально… То, как ты касаешься себя.       Его колено коротко дергается, в желании потянуть за собой тело, развернуть его в сторону двери. Прочь. Прочь отсюда и как можно дальше. Такой формат общения с альфами Локи не знаком, и знакомиться с ним ему не хочется. Коротко вскинув бровь, он медленно разворачивает к Тору корпус своего тела и склоняет голову на бок. Упирается ладонью где-то над бардачком. Он даже не смотрит в ту сторону, его взгляд медленно блуждает по лицу альфы, задевая крылья носа, мягкую полу-улыбку и взгляд: прозрачный, льдистый и слишком холодный для человека, пытающегося вывести его на…что-то. И вместе с этим Локи чувствует потребность держаться за что-то. Ему явственно хочется Тора ударить да посильнее.       Жаль, нельзя. Между ними брачный контракт.       И пока в животе ютится пробный комок страха, интерес быстро-быстро кивает головой. Подталкивает со спины, мягко, но чертовски настойчиво. Раз нельзя Тора ударить, нужно хотя бы ответить. Сбегать нельзя. Он не добыча и не жертва, а его страх — случайно прижившийся рудимент, что все никак не желает отпасть.       С этим можно работать.       — Зачем ты делаешь это? — стоит ему произнести свой вопрос, как взгляд Тора приобретает это смешное, лазурное удивление. Ох, он выглядит таким пораженным — его маленький замысел раскрыли, какой ужас. Локи до боли впивается пальцами в приборную панель, словно пытаясь вдавить гладкий пластик под пальцами внутрь. Его бедра каменеют, пальцы на ногах поджимаются нервозно.       — Что ты имеешь… — Тор пытается отвертеться, уйти от ответа/ответственности, но омега лишь запрокидывает голову и коротко, глумливо смеется. Его не провести. По крайней мере не этому альфе. Этот разговор, все это нахождение подле альфы походит все больше на путешествие по длинной, сумрачной комнате, в конце которой находится темный загадочный силуэт. Этот силуэт может принести Локи смерть, а может и не принести ее.       И сколь бы страшно ему не было, что-то внутри толкает туда, вперёд, не останавливаться, делать по маленькому, мельчайшему шажку раз в час или год. Ему хочется дойти до конца и осветить таинственный силуэт так сильно пахнущий металлом. Почему же…       — Ты проверяешь границы, Тор. Я вижу это, и тебе меня не провести. Но мы уже обговорили это: после свадьбы делай, что захочешь. А сейчас… — он подаётся самую малость вперёд, прищуривается, вглядывается в глаза напротив, игнорируя ощущения мятного ворота, неожиданно впивающегося в горло. Рассматривая глаза альфы, омега резко, на всей скорости влетает в игривый, темный взгляд. По его плечам неожиданной бегут мурашки новой, странной породы: помесь страха и ирреального довольства. Локи опускает голос до шепота, больше поражённый собственным ощущением, чем увиденным: — Зачем ты делаешь это?       Тор выпускает короткий смешок меж губ, и декорации вокруг них меркнут в глазах и ощущениях Локи. Весь спектр его внимания сужается до альфы напротив. Тот поднимает руку и прочесывает прядки своих светлых, золотисто-соломенных волос, после обольстительно улыбается. Локи вновь не отказывает себе в понимании: Тор красив.       Тор действительно красив. Высок, силён, игрив… Опасен. Эта красота — не та, что могла бы понравиться Локи. Она могла приглянуться сотням, нет, тысячам других омег, и в чем-то они были бы даже правы, влюбившись в этого альфу.       Но в итоге они остались бы в проигрыше. Покажи Тор всего себя изнутри, он все равно на пересчёт прятал бы больше, чем все то, что выставил на обозрение. Сейчас же Тор не показал и сотой части — он прятал что-то важное.       И Локи чертовски сильно влекло. Ему нужно было знать, что Тор скрывает. Это ощущалось, как нечто жизненноважное.       — Ты — темная лошадка… — он не называет Локи по имени, и тот подмечает это. Чуть прищуривает левый глаз, все еще смотря альфе в глаза, но не выпуская из поля своего внимания и его ладонь. Ладонь Тора, наигравшись с его светлыми, короткими волосами медленно скользит по воздуху в сторону Локи. Тор собирается коснуться. — И у тебя точно с тысячу козырей в рукаве. А ещё ты, — его рука оказывается к лицу омеги чрезвычайно близко. Локи почти чувствует тепло его пальцев, костяшками которых альфа собирается коснуться его щеки. Зря он это, конечно, совсем конечности не бережёт.       — А ещё я умею кусаться, — он скалится, показывая зубы и нарочно чуть сильнее приподнимает верхнюю губу, показывая омежьи клычки. Они совсем не большие, немного заострённые у кончиков — вульгарно. Показывать их в приличном обществе, даже во время смеха или разговора, считается дурным тоном, но Тор лишь вскидывает бровь, а после скалиться в ответ. Их общество, впрочем, очевидно вряд ли можно назвать приличным. И это знатно веселит Локи глубоко внутри.       — О да, это я уже понял, — он так и не касается, но и руки не убирает. Ведет костяшками пальцев по воздуху в миллиметрах от скулы омеги. Его рука не дрожит — Локи зачем-то случайно цепляется сознанием эту мысль. И лишь хмыкает, себе под нос, но взгляда не отводит, уже даже не вспоминая ещё один пункт: взгляд альфе в глаза дольше десяти секунд негласно считается провокационным и может случайно спровоцировать ответную агрессию.       Случайно. Конечно. Ведь альфы такие беспомощные, неразумные и совершенно не умеют себя контролировать. Какая нелепица.       — Но знаешь что? — Тор подаётся вперёд, упирается локтем в кресло Локи и замирает слишком непозволительно близко. Локи приходится удерживать себя силой на месте, лишь бы не отстраниться. По колкой, голодной улыбке напротив он понимает: Тор читает его усилие по глазам. Вот же черт. — Какой бы темной лошадкой ты ни был, я собираюсь раскрыть все твои секреты.       Вот оно что. Удачи. Локи фыркает, и правда подобно коню, а после коротко взмахивает кистью. Он словно дает альфе разрешение на все его бесполезные, глупые попытки, с полной уверенностью, что у того ничего не получится. И за год, и за пять, и за десятки тысяч лет — Локи подстелил соломку под каждый свой новый шаг на этой земле.       — Удачи, Тор, — козырнув ему для пущей убедительности и насмешливости над его намерениями, омега отстраняется. Он открывает дверь чуть подрагивающими пальцами и плавно выходит из автомобиля. В паре шагов впереди уже стоит Огун. И он слишком напряжен: это читается по складке меж его бровей и окаменевшему взгляду.       Лишь мгновение есть у Локи, чтобы обдумать только что произошедшее в машине, но он не делает этого. Отбрасывает все воспоминания прочь, пинает их так сильно, как может, и те разлетаются хрустящими осенними листьями.       Поведение Тора не удивляет — между ними брачный контракт. И сколько бы Сигюн не переживал об одном из его первых пунктов, правда совершенно в другом. Много часов Локи провёл над раздумьями всех своих встреч с предыдущими альфами. Они были разными, богатыми и не очень, наглыми или очень наглыми… Но как бы сильно они не пытались сделать вид, что возмущены пунктом об отсутствии любовных чаяний, они лгали каждым своим движением и каждым взглядом. На самом деле они чертовски сильно боялись.       Конечно, не Локи. Тот понимал это и сам, ведь прекрасно — и крайне редко — умел делать милое личико, чуть сутулиться, скрадывая сантиметры роста, и невинно хлопать глазками. Правда, фарс такого уровня от него никогда на встречах с альфами и не требовался, а все же они пугались. Их внутренности дрожали от ужаса перед грязной работой. Они до усрачки сильно боялись остаться ни с чем.       И пока Сигюн сетовал на мелкий, ничего не значащий пункт об отсутствии любви между партнерами, Локи знал в чем кроется корень всех зол. Им был пункт о защите. Супруг альфа обязуется… Он искал себе альфу, способного защитить его, впрячься за него, припугнуть за него, пригрозить за него, убить за него, если потребуется.       И каждый новый прелестный трусливый альфий экземпляр сбегал поджав хвост, только-только закончив разыгрывать из себя непомерно храброго и сильного. Реальная жизнь с реальным омегой, занимающим высокий пост, пугала их.       А Тор не сбежал. Тор прочёл между строк, знал, что от него требовалось, и Тор не сбежал, собираясь вступить в мир, в котором жил Локи, и взять на себя важные — жизненно важные — обязательства.       Кажется, они правда подходили друг другу, как два сапога. Но над этим задумываться Локи не собирался тоже.       — Новости? — Локи захлопывает за собой дверь, незаметно пихая телефон в передний карман толстовки. Почти сразу он слышит, как хлопает водительская дверь. Тор тоже покидает автомобиль, и взгляд Огуна перекидывается к нему, словно возлюбленный пёс, затосковавший по хозяину. Локи следит за ним внимательно, цепко, находя подтверждение — Огун и Тор знакомы.       При каких обстоятельствах — догадаться совсем не сложно.       — Одну секунду, — Огун бросает на него быстрый, спокойный взгляд, чуть склоняет голову, извиняясь дополнительно жестом, и протягивает руку. Локи отступает левой ногой, становясь полубоком, чтобы видеть обоих. Его взгляд носится от одного альфы к другому, что-то в груди изнеженно, довольно рокочет, пока пальцы рук чуть не выламывают друг друга, спрятавшись в переднем кармане толстовки. — Тор.       Огун кивает ему, называет его имя, точно нарочно. Он никогда не признает этого вслух, но с радостью разбросает вокруг тысячи подсказок. Они с Тором знакомы. Тор нанимал его. Тор, черт побери, точно его нанимал!       Во что только Локи снова вляпался…       — Огун, — Тор крепко пожимает руку управляющему, смотрит лишь ему в глаза спокойно и уверенно. Они замирают так на несколько секунд, а Локи только и может, что зубы стиснуть. Он не до конца определился, что же бесит его сильнее, но с каждой секундой в нем крепнет уверенность: его злит, что Огун солгал ему и при этом добавил, что Тор не опасен.       Интересно только, как же это мог быть неопасен человек, нанимающий киллера?       — Вы знакомы? — не желая даже смотреть на Огуна — жалованье бы ему урезать в трое, засранец — омега впивается взглядом в Тора. Тот поворачивает к нему голову, пока отпускает руку Огуна, и вновь обольстительно улыбается. Его губы пропитаны ложью, и Локи чувствует в себе сильное желание сгрызть ему их живьём. Чтобы только больше не улыбался.       — Совсем нет, малыш.       Ублюдок.       Огуну почти удается проглотить смешок, но этого почти хватает, чтобы схватить от Локи колкий, ледяной прищур. Не собираясь возвращать к Тору взгляда ни на секунду больше, омега разворачивается ко входу в отель. С первым своим шагом он бросает себе за спину:       — Мимо.       Тор вновь рокочуще, коротко смеется. Но сомневаться, впрочем, Локи не нужно — больше он никогда не посмеет так его назвать.       Пройдя меж раздвинувшихся дверей, омега направляется сразу к лифтам. Пару раз кивает омегам и бетам, проходящим мимо. Персонал услужливо уступает ему дорогу, уже через секунду забывая о нем вовсе — Тор привлекает все оставшееся у них внимание к себе. Пусть так.       — В ближайшие две недели, думаю, твоё присутствие здесь не понадобится. Я заказал новые шторы и несколько комплектов постельного белья, в кухне стажируется новый омега под строгим присмотром шефа, ещё собираемся до конца сентября взять дополнительного уборщика, — Огун нагоняет его у лифтов. Ровняется плечом к плечо, за омегу нажимает на кнопку лифта и неожиданно разворачивается лицом к нему. Локи подмечает его напряжение по деталям: резкий взгляд оббегающий пространство, напряженные мышцы шеи и поза. Как бы сильно Огуну не хотелось выглядеть расслабленно, но после стольких лет работы с ним, Локи с легкостью читает меж строк. Что-то точно случилось. Что-то крайне дерьмовое. — Если случится что-то экстренное, я мгновенно тебя оповещу. Впрочем, как и всегда.       Омега кивает пару раз задумчиво. Ему хочется спросить и нервозность не отпускает. Кажется, ещё немного и он правда сломает себе указательный палец, так сильно он стиснул его внутри кармана толстовки. Оставаться в неведении для него равносильно смерти.       — У тебя здесь все схвачено, я погляжу, — Тор замирает за другим его плечом, и его присутствие, альфье присутствие, ощущается физически. Чуть мотнув головой и вдохнув поглубже, омега заставляет себя вытащить одну руку из переднего кармана и пробегается кончиками пальцев по шее. Выстукивает нестройный ритм по затылку.       — Да, так и есть, — он утыкается взглядом в пол, хоть и хочется пронзительно посмотреть на Огуна. Жаль, раньше времени, раньше, чем будет нужно, тот все равно ни слова не скажет, и это беспокоит Локи больше всего. Если альфа опоздает со своими важными новостями… Ох, это точно может стоить кому-нибудь жизни.       Лифт коротко оповещает о своём прибытии, и Локи проходит в кабину первым. Серебристые, металические стенки вмещают всех троих. Двери закрываются. Когда он оборачивается, переступая с ноги на ногу, Огун стоит к нему лицом. Смотрит внимательно, сурово. Раньше такого взгляда у него Локи не видел никогда и, впрочем, никогда видеть бы не хотел.       — Тебя заказали, — его слова повисают в пространстве быстро, словно выстрел. Тор дергается. Стоя к ним спиной, он неожиданно оборачивается, собранно осматривает Локи с головы до ног, будто проверяя, не успел ли кто уже выстрелить в него, пока они шли по холлу. Вся его поза выражает странную готовность защищать, и если бы омега смотрел на него, он бы точно это отметил.       Но он смотрит лишь на Огуна.       Какие-то несколько секунд он смотрит на него, а после взгляд приобретает расфокус. Мысли яростно носятся в его голове, подкидывая имена и даты, давая возможность найти ответ на пока не высказанный вопрос. Ему быстро становится понятно, почему Огун сказал это именно здесь и именно сейчас.       Слишком уж хорошо он знает его.       С почти стопроцентной вероятностью Локи может сказать, что Огун знал. Огун точно догадался, так или иначе, но догадался о самых важных аспектах брачного договора. А заслышав про Тора сложил два и два — он назвал Тора безопасным, не потому что Тор был безвинным и безобидным.       Он назвал Тора безопасным, потому что Тор был тем, кто мог предоставить пространство без опасностей. Тор был тем, кому можно было доверить даже такую информацию.       — Имя, — злодейски прищурившись, Локи смаргивает задумчивость и вновь смотрит на Огуна. Этот вояка знает свое дело лучше других, и это хорошо в равной степени настолько же, насколько плохо. Если бы Огун был продажный, у Локи были бы очень и очень большие проблемы.       Не имея никакой возможности догадаться о том, кому он мог бы столь сильно насолить, омега несколько секунд ждёт. Огун отвечает, лишь повернувшись к Тору и перехватив его взгляд. Его слова не отражают и сотой части того, о чем альфы переговариваются взглядами.       — Иоганн Шмидт.       — Старый блядун, надо же, — Локи дергает головой, качает ею, а после коротко смеется. Напряжение в нем достигает пика, а рука, повисшая плетью, после первых слов Огуна, сжимается в кулак. Стиснув челюсти, омега морщится в отвращении и шепчет: — Как же его задело, вау…       Его голос полнится презрением напополам с ужасом, а взгляд вновь убегает к полу. Брови изгибаются, меж ним пробегает скорбная складка. Он не успевает сказать ничего больше, слыша голос Огуна вновь:       — Я разослал вето по Бухаресту. Но это не значит, что ему не удастся найти мелких сошек, — омега быстро поднимает голову, чуть подаётся вперёд грудью, выпрямляется. Не в силах сдержать вскинувшегося голодным вепрем страха, он коротко шумно выдыхает и обнимает себя рукой поперёк живота. Огун распрямляется, вглядывается в его глаза, пытаясь разыскать там что-то, только вот Локи не отвечает ему взглядом. Он ощущает напряжение, сковывающее плечи, а глаза его кидаются к Тору. Тот смотрит на него в ответ все с тем же грациозным спокойствием сытого короля зверей. И омега не может не вздрогнуть от этого взгляда, отвлекаясь на один большой вопрос, возникающий в голове, но состоящий не из слов — из одних лишь ощущений и чувств. Мысли смешиваются в неразделимую, сумбурную кашицу. Голос Огуна вовремя вонзается в пространство, вынося приговор одновременно с перезвоном лифта: они приехали. — Время — неделя плюс-минус.       — Понял. Спасибо за информацию, — быстро моргнув, разорвав зрительный контакт с Тором, Локи коротким кивком отрезает весь дальнейший возможный диалог и прорывается между альфами. Лифт он покидает твёрдыми шагами и не оборачивается. Его голова поднята высоко, спина прямая, а рука опускается, уже не обнимая его за бок так сильно и крепко. Изнутри страх заполняет его легкие, жжением отзываясь где-то в горле. В висок коротко ударяется настойчивая мысль: нужно убегать.       Не важно, куда и зачем. Ему нужно развернуться прямо сейчас, и бежать прочь. Из города, из страны, с материка! Как можно дальше и навсегда. Никогда раньше он не сталкивался с опасностью так резко, но с неумолимым, кровожадным оттягом. И никогда раньше такие события не щёлкали его по носу, обращая на себя внимание, уже оказавшись чрезвычайно близко к нему самому.       В былые времена, в подростковом возрасте особенно, когда его выкрадывали, чтобы досадить его отцу или вытребовать что-то важное, все протекало иначе. Не подавая вида, как изнутри его изрезают страхом эти воспоминания, Локи через силу пытается сглотнуть ком, вставший поперёк горла. Ему хочется спрятаться в собственных руках, обнять себя, защитить, оградить, увезти отсюда, но позволить себе этого он не может — ни Огун, ни Тор не имеют права видеть его слабым.       Было бы более привычно очнуться в темном подвале с Иоганном напротив — такая ситуация ему известна и приносит много меньше страха, чем сейчас. Он покидает лифт, спокойно и гордо направляется к двери своего номера. Оба альфы идут следом, но ни один из них не говорит ничего больше. Впрочем, это не имеет хоть какого-либо смысла.       Либо в течении недели его убьют, либо нет. Все довольно просто. И с каждым новым шагом Локи чувствует, как эта простота и неотвратимость, начинает медленно его душить. ~~~