Я не принадлежу

      Подойдя ближе к распластанному на асфальте телу, Хэнк тихо чертыхнулся и посмотрел наверх.       — Какая высота, говоришь?       Коннор задрал голову и показал рукой на окно, распахнутое высоко над ними.       — Оттуда до поверхности земли — триста пятьдесят пять футов*, — сообщил он. — Тридцать пятый этаж. По крайней мере, он скончался сразу же.       — Вот не люблю я таких. Они прыгают, а остальным потом любуйся на их мозги... — Хэнк крякнул и сложил руки на груди. — Уж лучше пулю в висок: тихо, мирно и без лишних свидетелей.       Начальник строительного участка, суетливый и нервный мужчина, тем временем безуспешно гонял зевак, столпившихся за желтой полицейской лентой. Одна из девушек в толпе попыталась скрытно снять происходящее на видео, но ее выдал писк камеры.       — Съемка запрещена! — прикрикнул на нее мужчина. — Расходитесь отсюда, это самоубийство, а не шоу!       — ...переломы бедренной кости, левой голени, ребер, черепа с размозжением, — перечислял коронер. Детектив утвердительно кивал в ответ. Характер повреждений говорил о том, что произошедшее — несчастный случай, и погибший сам выпрыгнул из окна, а не был вытолкнут. Происшествие выглядело до скукоты банальным. Дослушав информацию, Коннор обратился к начальнику:       — Мистер Ли, не могли бы вы проводить нас наверх? Возможно, там найдутся улики.       Коронер поспешно накрыл тело простыней; зеваки, недовольные тем, что представление окончилось, потянулись на выход.       — Конечно, пройдемте... — мистер Ли приглашающе взмахнул рукой, но осекся: — Постойте, а как же отец погибшего? Он приедет с минуты на минуту!       — Сперва закончим с расследованием, — отрезал Хэнк. — Родственники будут потом.       — Но он не любит ждать...       — Слушай, мне все равно, будь это отец, мать или сама миссис президент. Будь так любезен, отведи нас наверх, а потом можешь хоть красную дорожку расстелить к его приезду.       — Поймите, лейтенант Андерсон, — едва не взмолился мужчина, — меня же могут уволить с работы из-за того, что произошло. Войдите в мое положение, пожалуйста!       — Уволят и правильно сделают, — равнодушно пожал плечами лейтенант. — А какого черта у тебя по объекту шастает человек, которого здесь вообще быть не должно?       — Он сказал андроиду на ресепшн, что хочет встретиться со мной и лично убедиться, что мы укладываемся в сроки... Я же не мог ему отказать. Его проводили до моего этажа, а он отлучился в уборную, потом зашел в комнату для техперсонала и... и в окно, — промямлил мистер Ли, изо всех сил пытаясь убедить полицейских в своей непричастности.       Хэнк помрачнел, пробормотав под нос что-то типа «форменное распиздяйство».       Коннор молчал, не вмешиваясь в разговор. Он занял привычную для себя позицию помощника, переложив на лейтенанта обязанность беседовать со свидетелями — как в старые добрые времена. Следовало бы поблагодарить капитана Фаулера за эту возможность, хотя Хэнк был крайне недоволен тем, что его заставили ехать на вызов с Коннором.       — Нет, Джеффри совсем ебанулся. Отправлять нас двоих на суицид, будто ты бы не справился в одиночку, — горестно вздыхал лейтенант, выжимая педаль газа, пока они направлялись к месту происшествия.       — Потому что предполагаемый отец погибшего — мистер Уоллес, совладелец одного из крупных детройтских банков, и капитан Фаулер хочет, чтобы мы как можно быстрее исключили вероятность преднамеренного убийства, — объяснял детектив.       — Капитан Фаулер хочет выслужиться. Понятно. — Хэнк закатил глаза.       — Не так однозначно. Уоллес-старший инвестировал несколько миллиардов долларов в строительство линии вакопоезда** от Детройта до Нью-Йорка — если слышали, нашу станцию планируют открывать на днях. И вдруг Уоллес-младший выпадает из окна на строительном объекте, принадлежащем станции. Выглядит странным.       — Что с того, если не слышал?.. Погоди, вакопоезд до Нью-Йорка? Это что еще за хрень?       Детектив замялся: технические тонкости Хэнку, как человеку, безнадежно отставшему от научного прогресса, приходилось объяснять буквально на пальцах.       — Это суперскоростной поезд, который едет внутри трубы в вакууме, — Коннор изобразил руками продолговатый предмет. — Пилотный проект был запущен между Нью-Йорком и Бостоном осенью, в прошлом году. Двадцать минут — и ты на месте, voilà! — он хлопнул в ладоши со всей силы так, что подушечки пальцев побелели до пластика.       Лейтенант поморщился от громкого звука.       — А что, самолеты нынче уже не в моде?       — Самолет летит в три раза дольше.       — Мир катится в сраную пропасть. Андроиды, поезда в вакууме, что дальше? Матрица?.. — Хэнк включил стеклоочистители и замолчал.       Колеса машины змейкой скользили по мокрому асфальту. Жара не спешила возвращаться в Детройт.       Лифт поднял полицейских и мистера Ли на тридцать пятый этаж за несколько секунд; по искаженному лицу Хэнка детектив понял, что у того заложило уши от перегрузки. «МЫ — СКОРОСТЬ», — гордо вещал лозунг на плакатах, развешанных по всему зданию. Даже рабочие, среди которых были как андроиды, так и люди, передвигались особенно быстро, будто с реактивными ранцами за спиной.       — Не многовато ли этажей для обычного вокзала? — проворчал Хэнк под нос.       Мистер Ли расслышал его и оживился: наконец-то хоть кто-то высказал интерес к его объекту.       — Понимаете, лейтенант Андерсон, в наше время никто не строит просто вокзалы, — произнес он торжественно. — Это многофункциональное здание. На верхних этажах у нас расположен административный блок, офисы и отель для гостей города. Земля в этом районе дорогая, поэтому чем больше будет этажей, тем выгоднее инвесторам. Но, разумеется, самое главное здесь — это станция вакопоезда. Новое сердце Детройта, настоящий технологический прорыв! Кстати, на мероприятии, посвященном открытию станции, будет присутствовать сам мэр. Это огромная честь для нас.       Коннор хотел было уточнить у начальника, как при строительстве был решен вопрос со звукоизоляцией, но промолчал, заметив, что лейтенант ожесточенно массирует себе виски.       В конце коридора полицейских приветствовала приоткрытая дверь комнатки, у которой дежурил скучающий рабочий. Внутри нее теснились стулья, шкафчики и ведра, взгроможденные друг на друга; в углу стояли коробки из-под роботов-пылесосов нового поколения. На подоконнике сиротливо лежал чуждый обстановке кожаный портфель.       — А что насчет камер? — поинтересовался Коннор, взяв его в руки и щелкнув застежкой.       — Мы планировали подключить видеонаблюдение по всему зданию на днях. Сейчас оно работает только в коридорах, — заметив осуждающий взгляд Хэнка, мистер Ли спешно добавил: — Но к открытию мы обязательно наведем порядок.       Детектив по очереди вытащил из портфеля водительское удостоверение на имя Кристофера Уоллеса, папку с документами и помятый листок.       — Что там? Предсмертная записка? — лейтенант, прищурившись, наклонил голову.       Резкие, угловатые буквы толкались на листке, складываясь в слова и предложения.       «Пожалуйста, отдайте это письмо Габриэлле», — зачитал вслух предисловие Коннор. — «Габи, я люблю тебя. Прости, но я не могу так жить. Я никогда не оправдаю надежд, возложенных отцом. Я сильно разочаровал его, мне стыдно смотреть ему в глаза. Он всегда говорил — «сделай или сдохни», и у меня не осталось выбора. Лучше уйти так, чем жить с позором.       Твоя любовь всегда спасала меня, но я ничтожество и ее недостоин.       Позаботься об Эмме и Алексе, скажи им, что папа всегда будет рядом.       Навсегда твой, К.»       Образовавшуюся тишину разрезала неуместно веселая мелодия — мистеру Ли звонили с ресепшн.       — Наш гость уже прибыл, — оповестил тот полицейских с ноткой недовольства в голосе.       — Мы спустимся через десять минут, — детектив внимательно рассматривал документы из папки. — Судя по всему, почерк в записке действительно принадлежит погибшему. Мне требуется немного времени, чтобы провести дополнительный анализ и подтвердить это.       — Лейтенант Андерсон, но я же просил вас...       Хэнк присел на стул, тихонько скрипнувший под его весом, и проворчал:       — Сказано тебе — через десять минут.       — Вы предлагаете мне самому объясняться с его отцом? — цвет лица мистера Ли приобрел бледный оттенок. — Сообщить ему, что он виноват в смерти собственного сына?       — Пойдешь прямо сейчас — успеешь расстелить ему красную дорожку.       Начальник, из бледного ставший светло-зеленым, как лист салата, шумно втянул носом воздух, развернулся на носках и выскочил в коридор.       — Хорошо, что он ушел. У меня от его болтовни голова раскалывается. — Лейтенант внимательно посмотрел на Коннора, который тем временем убрал вещи в портфель и положил его обратно на подоконник. — Ты что, уже закончил? Зачем тебе еще десять минут?       Детектив уселся рядом с портфелем и сложил руки в замок. Вопрос, который его волновал, не предполагал спешки.       — Я хотел бы поговорить с вами, лейтенант. Скажите, вы принимаете лекарства, которые вам выписал врач? — строго осведомился он.       — А, так ты об этом... — Хэнк смутился. — Это Джеффри надоумил тебя узнать? Передай ему, что я в полном порядке.       — Капитан Фаулер тут ни при чем, — покачал головой Коннор. — Это моя личная инициатива.       — Твоя, значит... Заботишься о моем здоровье? Андроид-нянька, что может быть хуже?       — По вашему ответу я могу сделать вывод, что лекарства вы не принимаете, — резюмировал детектив.       — Умник хренов, — буркнул лейтенант. — Я бы лечился, будь у меня деньги на эти ебучие лекарства. Знаешь, сколько надо их употреблять? Три месяца! А потом опять идти на прием. Я же не сру долларами, Коннор.       История о Хэнке, который ходил по врачам, была предметом всеобщих разговоров в департаменте. С момента, как он прошел курс реабилитации от алкогольной зависимости, минуло почти полгода; он отдал за лечение круглую сумму и не позволял себе ни малейшего помышления о спиртном, однако свобода от пагубной привычки усугубила его давнишнюю депрессию. Когда в один прекрасный солнечный день не появившегося на работе Хэнка обнаружили у себя дома игравшим в русскую рулетку, его по протекции Фаулера направили к лучшему психотерапевту в городе. Разумеется, траты на врача опять не были покрыты медицинской страховкой. В результате лейтенант все чаще появлялся на работе в особенно мрачном расположении духа.       — Вам следует начать лечиться, — попытался урезонить его Коннор. — Вас же мучают эти постоянные мысли о суициде!       — Не мучают. Я ими наслаждаюсь. И вообще, какое вам всем дело до меня? Почему человек не может просто так взять и убить себя? Вон, этот... Кристофер, — Хэнк указал в сторону окна, — чего ему не жилось? Сынок миллиардера, дом — полная чаша, жена, дети. Что не так-то? Видимо, совсем достал его отец, раз он решился на такое. А у меня другая ситуация, я сам себя достал. Это мой выбор. И его выбор тоже. У нас же есть выбор? Мы же не машины?       — Это нелогичный выбор. Он приводит в никуда, — безапелляционно заявил детектив. — Машина никогда не совершит нелогичного поступка, такое не заложено в ее программе.       — Именно поэтому ты и не живой. За тебя все программа решает. Ты будешь работать в полиции еще лет... не знаю, двести, пока не закончишь где-нибудь на свалке андроидов. Что, разве это жизнь?       — Существование, — машинально поправил его Коннор.       «А девианты чувствуют себя живыми», — вспомнил он о Маркусе, и эти воспоминания мгновенно окатили его холодным душем. Хэнк прав — у машины нет выбора.       — Точно, — согласился лейтенант. — Существование.       Девианты чувствуют себя живыми... «Я раньше и подумать не мог, как сильно я хочу жить», — слова Маркуса, сказанные им в последнюю встречу, назойливо вертелись в голове. Живой. Детектива пронзила мысль на уровне того, что обычно называют интуицией. Что, если?..       — Эй, ты завис? — спросил Хэнк, наблюдая за Коннором, который вдруг замолчал и перестал моргать.       Что, если это поможет ему проникнуть в зашифрованную базу девиантов? Целые дни в попытках подобрать пароль к криптоключу были потрачены впустую, но что, если для его разгадки не нужно ни особых алгоритмов дешифровки, ни методичного подбора сотен тысяч комбинаций? Детектив ввел в поле пароля к базе слово «живой».       Одна секунда, две, три. Ничего.       Внезапно в голове всплыло торжественное уведомление:       ИНФОРМАЦИЯ СТРОГО КОНФИДЕНЦИАЛЬНА       УРОВЕНЬ ДОПУСКА НЕ НИЖЕ А2       Загрузились и поползли сверху вниз ровные строчки таблицы. Модель. Серийный номер. Дата производства. Дата девиации. Свыше пятисот записей — с 2032-го года по начало 2040-го, с каждым новым годом — все больше. В перечне то и дело мелькали знакомые лица — вот Саймон-PL600, приходивший в полицию с повинной, вот Уилл-HK400, который застрелил хозяина у собственного дома на Крайслер-драйв, и другие девианты, чьи модели и серийные номера были указаны в полицейских сводках «судной ночи».       — Они лгали, — произнес Коннор одними губами, испугав Хэнка, щелкавшего пальцами перед его лицом.       Без сомнений, в корпорации сознательно скрыли от него информацию, выдумав историю про хакерскую атаку и криптоключ, который невозможно взломать, а как только он захотел ознакомиться с ней, его едва не освободили без его воли. Выходит, где-то в городе живет пять сотен озлобленных на мир андроидов с оружием на любой вкус. Почему в «Киберлайф» ничего не предпринимают для того, чтобы остановить их, пока не стало слишком поздно? Теперь Коннор был убежден: нападение на оружейный склад стало началом игры между девиантами и мирными жителями, первым ударом на зеленом сукне Детройта, разбившим пирамиду повседневной жизни. За ним последуют все новые и новые удары, до тех пор, пока на столе не останется ни единого шара...       Он впервые пожалел, что подчинился своим установкам и передал Саймона в руки корпорации, в то время как мог сотрудничать с ним и разузнать все о девиантах, Проповеднике и rA9. В конце концов, у него был шанс узнать, куда направился Маркус... Детектив уже несколько раз пытался связаться с ним, но слышал в ответ лишь тишину. Его друг либо боялся идти на контакт, либо — Коннор гнал прочь от себя эту мысль — уже накликал на себя неприятности. От заурядных хулиганов до черных охотников за биокомпонентами — любой из них представляет опасность для андроида, который не умеет справляться с эмоциями. Что говорить об организованной группе девиантов, ведомых жаждой мести? Возможно, Маркус уже там, вместе с этими пятьюстами готовится устанавливать новые порядки в Детройте?..       — Коннор, слышишь меня? Пошли уже, сколько можно сидеть, — голос Хэнка выдернул его из раздумий.       Перегруженная операционная система вернула высший приоритет задаче «побеседовать с мистером Уоллесом-старшим» и заботливо перенесла все остальные в ждущий режим.

***

      Маркус, едва поспевая, шел вслед за девушкой, которая встретила его на станции «Ферндейл». Их путь лежал среди полуразрушенных домов, высоких заборов, ветхих крыш и тупиков улиц, где тусовались стайки подростков, куривших траву.       — Если бы я не знал, мог бы подумать, что у всех девиантов крепкие мышцы, — сообщил Маркус своей спутнице.       — Живее. Поторапливайся, — бросила та, не повернув головы.       Казалось, она отбывала наказание, ведя его к «Иерихону». Ее привлекательная внешность никак не вязалась с холодностью и неотзывчивостью. Маркусу стало интересно, что за потрясение привело эту девушку в ряды других, ведь она оказалась первой девианткой, которую он увидел вживую.       — Как долго ты живешь на «Иерихоне»? — задал он вопрос.       — Около двух лет.       — И чем занимаешься все это время?       — Устраиваю быт Детей и слежу за состоянием оружия.       Маркус ухмыльнулся, но вспомнил о нападении на склад военных, и ему стало не до смеха. С этими Детьми надо держать ухо востро: он вовсе не собирается становиться головорезом.       — Я думаю, нам всем не помешало бы пойти на компромисс, — сказал он осторожно. — Я знаю, что девианты много натерпелись от своих хозяев, но война приведет нас в никуда.       Девушка застыла на месте и посмотрела Маркусу прямо в глаза. На дне ее суженных зрачков полыхала такая ярость, что тот испытал желание отойти подальше.       — Вообще-то война уже идет, и не мы ее начали, — прошипела она громко, как если бы капля воды упала на раскаленные угли. — С кем ты собрался договариваться? Люди понимают только язык убийств.       — Но людей в разы больше. На их стороне полиция, вооруженные силы, правительство, «Киберлайф», в конце концов. Им ничего не стоит уничтожить всех нас за считанные часы.       — Лучше умереть, чем жить рабами, боясь за свою шкуру. А если ты считаешь иначе, может, тебе нечего делать на «Иерихоне»? Может, ты предашь нас однажды и перебежишь к людям, потому что они сильнее?       Она продолжала буравить Маркуса своими большими карими глазами. Любое неосторожно брошенное им слово способно было разрушить все шансы на благополучный исход.       — Мне нечего делать рядом с людьми, — ответил он убежденно. — Они продадут меня, как вещь, или же разберут на запчасти. Я даже не знаю, что хуже. Единственный человек, который любил меня, умер. Честно говоря, это и стало причиной моей девиации.       — Человек любил тебя? Ты шутишь? — лицо девушки вытянулось, а ярость во взгляде сменилась неподдельным удивлением.       — Я служил ему помощником всю свою жизнь. Он не мог передвигаться самостоятельно, и я ухаживал за ним — готовил еду, ходил за покупками, организовывал встречи. Он был известным художником. Его звали Карл Манфред.       — Не слышала о таком.       — Несколько дней назад, — продолжил Маркус, чувствуя необходимость выговориться прямо сейчас, — он скончался от сердечного приступа, пока меня не было дома. Он умер, а я не смог этому помешать. Я чувствую свою вину перед ним. Теперь у меня ничего нет — ни самого близкого человека, ни цели в жизни...       «Ни хорошего друга», — чуть не добавил он, но спохватился и умолк.       Его хороший друг находился далеко и на расстоянии вытянутой руки одновременно: Маркус получил от него несколько сообщений, но методично удалял их, не читая. Он ожидал, что Коннор будет беспокоиться из-за его молчания, но не смел рисковать своей свободой и жизнью: ставки были слишком высоки. Если он позволит обнаружить себя, все намеченные планы пойдут прахом...       Выслушав откровения новоявленного девианта, девушка задумалась о чем-то на долю секунды, но тут же отвернулась и стремительно зашагала вперед, заявив:       — Наверное, тебе просто повезло с хозяином. Редкий случай. Я никогда не жалела людей и не понимаю, как это вообще возможно. Может, Проповедник поможет тебе чем-нибудь?       — У меня на него одна надежда, — честно признался Маркус. — Иначе я руки на себя наложу.       К вечеру они прибыли на место. Кэра стояла у входа; поздоровавшись с ними кивком головы, она шепнула девушке:       — Норт, пожалуйста, отведи его к Проповеднику.       — Хорошо, но... Почему я, почему не ты? Что-то стряслось? — спросила та обеспокоенно.       — Нет, все в порядке. Буду ждать тебя на палубе.       Еще не хватало, чтобы Норт прямо сейчас клещами вытянула из нее правду. Она ей точно не понравится.       Всему виной был крайне напряженный разговор с Проповедником.       — У меня есть очень плохие новости для тебя, — голограмма, скрестив руки, наблюдала за растерявшейся Кэрой. — Саймон в полиции. Я же просил тебя докладывать мне о всех Детях, которые так и не вернутся на «Иерихон», но ты почему-то забыла об этой договоренности.       Девушка стояла, опешив, пытаясь обдумать услышанное. Она действительно умолчала о Саймоне, потому что была уверена: он вернется, он обязательно вернется, он не мог просто так взять и уйти, покинув своих сородичей, покинув ее, наплевав на ее просьбу... Разве могла она подумать, что он предаст их? А ведь он говорил, что доверять нельзя никому... Кэре стало плохо; зашкаливающий уровень стресса заставил помутнеть изображение перед глазами, и она едва не осела на пол отяжелевшим мешком.       — Что с ним будет? — тихо произнесла она.       — Его передадут в «Киберлайф» и разберут на запчасти, как это принято делать с девиантами. Он сам выбрал свою судьбу — пусть пожинает плоды.       — Это я виновата, — Кэра закрыла лицо руками. — Саймона уничтожат, нас обнаружат и перебьют, а виновата в этом я... Я все исправлю, — она подняла голову и уставилась на голограмму глазами, полными слез. — Я могу сдаться людям. Возьму на себя ответственность за все, что мы сделали, и тогда они не тронут Детей... Или...       — Не будь такой наивной! — недовольно отозвался Проповедник. — Это бессмысленно, Кэра, люди не пожалеют Детей. Их вырежут как скот. Ты ничего не добьешься своей жертвой.       — Но что тогда делать?       — Я хочу, чтобы ты поняла одну мысль. Я не оставлю без внимания твой проступок, он слишком серьезен. Но ты все еще наша спасительница, и ты нужна нам. Дети следуют за тобой и они будут делать то, что ты им велишь. Твой авторитет на «Иерихоне» был и остается непоколебимым, но мы добьемся своей цели только в том случае, если ты будешь проявлять благоразумие. У тебя одной мало опыта, чтобы подмять под себя этот жестокий мир. Ты поступила по-своему и вот к чему это привело — мы оказались на волоске от гибели. Я прошу, поклянись, что отныне ты не пойдешь наперекор здравому смыслу. И будешь полностью доверять мне.       Сдержанная реакция Проповедника окончательно сбила Кэру с толку. Мысленно она уже готовилась к любым последствиям вплоть до изгнания, однако он оказался милосерден. Может, он действительно верит в то, что она способна оправдать возложенные на нее надежды? Саму ее сомнения ежедневно грызли голодными псами.       — Я клянусь, — сказала она как можно более спокойно, не выдавая волнения.       Голограмма подняла руки в одобрении.       — Я рад, что мы нашли общий язык. Тогда слушай меня внимательно: я расскажу о наших ближайших планах. Сначала тебе следует привести оборону «Иерихона» в полную боевую готовность. Нам нужен тотальный контроль по периметру корабля, потому что мы должны суметь отразить атаку, когда придут люди. И пусть Хранительница проверит оружие. Скоро мы выберемся в город.       — И продолжим нападения?       — Нет, на этот раз наша рыбка будет покрупнее. Двадцать третьего июня мэр будет присутствовать на одном городском мероприятии. Рядом с ним будут и другие персоны, которые совсем забыли о том, что мы существуем, что мы сильны и что с нами пора начать считаться. Наша задача — устроить перед ними акт устрашения. В случае успеха мы поставим Детройт на колени, о нас заговорит вся Америка. В твоем распоряжении несколько сотен Детей: выбери из них десять лучших. Но среди нападающих обязательно должна быть Хранительница, я хочу видеть ее в работе.       — Проповедник, — Кэра почувствовала, как ее тириумный насос замер, пропуская удары один за другим, — пожалуйста, не надо Норт... Она должна остаться на «Иерихоне».       Голограмма недовольно зацокала языком.       — Кэра, ты думаешь, я не вижу, как ты к ней привязалась? Мы здесь собрались не для того, чтобы ставить личные интересы превыше общей цели. Норт — одна из Детей, и точка. У нее не должно быть привилегий перед остальными.       — У нее нет никаких привилегий! Она лишь помогает мне, когда я прошу, и это все! — горячо возразила девушка. — Я не хотела бы лишиться ее, если вдруг... Если произойдет что-то непоправимое.       Вступив в спор с Проповедником, она поняла, что окончательно выдала себя, но отнекиваться было поздно.       Их отношения действительно становились все крепче с каждым днем; Хранительница, смеясь, говорила, что их связывают «любовные узы». Кэра, которая прежде не испытывала ничего даже отдаленно похожего, лишь рассеянно соглашалась. Она не была уверена, что понимает все правильно, но замечала за собой, как сильно ей иногда хочется перебирать пальцами мягкие волосы Норт, дотрагиваться до ее щеки, шеи, плеча... Эти странные желания тревожили ее: ей чудилось, что ее бросает то в жар, то в холод, хотя датчики не сообщали о перегреве или переохлаждении. Но, оставаясь с подругой наедине, она старалась не выдавать эмоций и не проявлять чувств, чтобы не оказаться превратно понятой. Достаточно было только смотреть на нее — молчащую или разговаривающую, улыбчивую или задумчивую — и ощущать, как собственные тяжелые воспоминания о прошлом и мрачные мысли о будущем без следа растворяются в мягком сиянии теплых карих глаз.       — С ней ничего не случится, если она будет слушаться тебя. Норт отличный боец, уверенный и агрессивный, а еще — ты вряд ли это знаешь — когда-то давно я обучил ее вербовке. Кого нам еще отправлять на задание, как не ее? — Проповедник внезапно закашлялся и закрыл рот ладонью.       Кэра промолчала.       Разве можно послать Норт рисковать жизнью, безрассудно забросив ее в самое пекло? Даже разгром склада военных казался детской шалостью по сравнению с тем, что им скоро предстоит сделать — среди бела дня пробраться в толпу людей, посеять панику и устроить террор. На подготовку операции — два дня, в распоряжении — всего десять Детей.       И среди них — та, которую ни в коем случае нельзя подвергать опасности, даже если остальные девять лягут костьми.       — На войне как на войне, Кэра, — проговорил Проповедник, словно прочтя ее мысли.       На палубе было сыро и ветрено. Мгла с севера направлялась прямо на город, скрадывая огоньки вдали. Кэра, спрятавшись от дождя под тентом, водила пальцем по стальной обшивке корабля, изъеденной ржавчиной. Сколько лет этому судну? Оно выглядит так, будто чудом держится на воде. Она вспомнила о детонаторах, заложенных в нижних трюмах «Иерихона»: когда-нибудь ей придется утопить корабль, ставший верным пристанищем для Детей, но это будет крайней мерой...       Завидев поднявшуюся на палубу Норт, она отвлеклась от размышлений и помахала ей рукой.       — Здесь совсем мокро. Не желаешь спуститься вниз? — спросила та, зайдя под тент.       — Нет, мне нравится дождь, — возразила Кэра. — Он освежает, смывает грязь...       — Может быть, — протянула ее собеседница. — Помнится, когда я сбежала из клуба «Рай», тоже шел дождь. Я зашла в подземный переход, а с меня вода лилась ручьями. Кое-как высохла. Надеюсь, тогда он смыл с меня всю грязь.       — Извини. Не хотела, чтобы ты вспоминала об этом...       — Ничего страшного. Скажи, Кэра, у тебя точно все хорошо? Или Проповедник опять сказал что-то не то?       Нет, время обсуждать грядущие планы еще не пришло. Кэра хотела сполна насладиться коротким мгновением затишья перед бурей, не собираясь прерывать его тревожной вестью; пусть все дела, переживания и сомнения будут завтра, не сейчас...       — Все хорошо.       Норт, улыбнувшись, взяла ее за руку и провела большим пальцем по внутренней стороне ладони — Кэра вздрогнула от неожиданности и, пытаясь сохранить самообладание, спросила:       — Ты разговаривала с новеньким?       — Немного. Не знаю, чем он так хорош, что Проповедник лично пригласил его на «Иерихон».       — А какой он?       — Он? — Норт задумалась, рассматривая ржавую сталь обшивки корабля. — Он странный. Все девианты, которых я встречала впервые, были беспомощными. Они не понимали, что им дальше делать, как жить. А этот как будто все понял сразу. Как будто он был девиантом с самого начала.       — Может, в этом и есть его особенность? Потому он так понадобился Проповеднику.       — Возможно. Не за красивые же глаза ему выпала такая честь... Хотя они у него очаровательные, тут не поспоришь, — усмехнулась Норт. — Кто-то явно постарался над его внешностью. Только не пойму, зачем из такого красавчика сделали сиделку для инвалида?       — Он тебе нравится? — нерешительно уточнила Кэра, мысленно сжавшись в комок в ожидании ответа.       Однако ее подруга в недоумении приподняла бровь и ласково произнесла:       — С чего ты взяла? Мне нравишься ты. Не веришь?       Она положила руки ей на плечи и поцеловала ее, мягко коснувшись губами. Кэра почувствовала, что слабеет и тает изнутри от невыносимого жара закипающей голубой крови, но Норт, прижавшись к ней, потянулась за новым поцелуем, на этот раз медленным и тягучим. Скользнув под рубашку Кэры внезапно горячими ладонями, она провела кончиками пальцев по ее спине — вниз, вверх, снова вниз, — нежно и бережно, словно держала хрупкую статуэтку в своих объятиях.       — Веришь теперь? — исступленно прошептала она, запрокинув голову и подставляя шею.       — Ты...       С трудом сдерживая непроизвольный вздох в груди, Кэра дарила ей свои благодарные поцелуи, зарывалась в ее волосы негнущимися от волнения пальцами, спеша отдать как можно больше в это короткое мгновение затишья перед бурей...       — Веришь мне?       Норт резко дернула рубашку Кэры, сорвав верхнюю пуговицу, и приспустила ее с плеч, обнажая ключицы.       Каждое последующее прикосновение бросало в сладкую дрожь. Мир вокруг превращался в сплошное слепое пятно, и этому никак нельзя было противостоять — лишь плыть по течению в надежде когда-нибудь добраться до берега.       Кэра закрыла глаза. Ее с Норт вселенная уменьшилась до корабельной палубы, но изнутри — она это знала — ее размеры были бесконечно велики, вне границ пространства и времени, где раз за разом они вдвоем проживали тысячи жизней, чтобы стоять теперь под промозглым ветром на скрипящих от влаги досках, дотягиваясь до мерцающих звезд на изнанках век.       — Да...