Vampire's blood

      N лет назад       Проскользнув тенью по освещенным лишь лунным светом улицам, Намджун возвратился в ночную тишину своего дома, которую изредка нарушал лишь шум все еще холодного ветра.       Никто не вышел встретить вампира, и, возможно, никого и нет вовсе, подумал парень. Вампиры не нуждались в ночном отдыхе и довольно хорошо видели в темноте, поэтому не ограничивали свои перемещения лишь светлым временем суток. Возможно, Джунхёк взял младшего брата, двенадцатилетнего Суджуна, с собой в лес, чтобы заставить тренироваться и его, ведь, по мнению старшего вампира, каждый должен уметь постоять за себя. И в целом, Намджун даже был этому рад, во-первых, потому что Суджун и Джунхёк отлично ладили друг с другом, а во-вторых, это значило, что никто не будет цепляться к Намджуну и заставлять его драться. А, значит, можно уделить время той странной книге, что привез Юнги-хён.       Но прислушавшись внимательнее, Намджун уловил звуки голосов из левой половины дома, где находилась гостиная. Стараясь не создавать лишнего шума, он прошел чуть ближе, и голоса стали громче.       — Вы должны быть осторожны, Сунан-ши, — слова медленно тянулись змеей, но все равно звучали взволнованно. — Люди в последнее время стали тревожнее. Некоторые реже приходят в храм. Тьма залегла в их душах.       Вздрогнув, молодой вампир узнал голос настоятеля храма, в котором он работал. Что могло ему здесь понадобиться?       — Я учту, господин Ли, спасибо, — эти слова принадлежали собеседнице настоятеля, матери Намджуна, — на самом деле, я думаю, нам стоит перебраться в город к югу отсюда. Недавно Намсок прислал письмо…       Дальше Намджун не расслышал, потому что голос матушки стал тише. Кровь застучала в ушах молодого вампира.       «Письмо, — пронеслось в его голове, — папа прислал письмо». При воспоминании об отце тепло разлилось в душе молодого вампира, и искорка надежды полыхнула ярким огоньком.       Ким Намсок последний раз приезжал домой почти четыре года назад, так как все время занимался торговлей где-то в другом городе, периодически присылая письма и деньги вместе с гонцом.       — Он собирается вернуться через две или три Луны, — вновь раздался тихий голос Ким Сунан, — думаю, мы поговорим с ним о переезде. Мы давно живем в этой деревне, а дети уже совсем взрослые… И нам нужно… Нужно больше пищи, понимаете, господин Ли?       Намджун вздрогнул, услышав легко проскальзывающее отчаяние в этих словах. Он вдруг понял, о чем волновалась мама в последнее время, хотя и старалась не подавать виду, словно не происходит ничего необычного.       Действительно, с тех пор как ему исполнилось шестнадцать, голод стал сильнее, особенно перед полнолунием, и крови, полученной раз в месяц, уже было недостаточно. Намджун старался не жаловаться, потому что вряд ли это могло что-либо изменить, но все же… Он боролся со своим голодом. Матушка говорила, что это нормально, ведь после шестнадцатилетия вампир начинает обретать свою полную силу, и организму требуется больше энергии.       «Наверное, она боится, что я сорвусь, — подумал Намджун, замерев в темноте дома и слушая голоса, — но я в порядке».       Но вдруг молодой вампир вспомнил про старшего брата. Тот стал агрессивнее в последнее время, и Намджун даже как-то не думал, почему, а просто списывал всё на его природную вредность. Что, если Джунхёк не справляется?       Намджун так задумался, что даже перестал прислушиваться к беседе, но вот громкое «Пожалуй, мне пора идти» от господина Ли вывело его из оцепенения. Парень, все ещё крепко сжимая в руках книгу, быстро метнулся в сторону своей комнаты, хотя и не был уверен, что матушка его не заметила.       Его внезапно переполнили мысли и вопросы, словно огромный шумный водопад.       Что будет с его семьей? Вернется ли отец, и действительно ли им придется уезжать? Что происходит с Джунхёком и можно ли как-нибудь помочь ему? Может ли он вообще как-нибудь помочь своей матери?       Он вдруг ощутил себя на миг беспомощным. Нельзя сказать, что его работа приносила его семье хоть что-то, кроме стопок пыльных книг, копившихся у Намджуна в комнате. Наверное, ему стоит заняться чем-нибудь другим, что будет приносить хотя бы деньги? Хотя отец всегда настаивал на службе в храме, и Намджуну нравилось это. Нравилось читать духовную литературу и понимать её, помогать людям и видеть, как молитвы помогают им.       Он ненадолго забывал, кем является и какое зло приносит жителям этой деревни.       В полной темноте Намджун опустился на свой футон и прикрыл глаза, растворяясь в тяжелой, густой тишине, окутывающей их дом, и попытался успокоиться. Им определенно стоит собрать семейный совет, и к этому был повод — завтрашняя ночь полнолуния.       В Чеджудо предстояло идти матушке, и Киму опять взгрустнулось. Но тут его взгляд упал на книгу, принесенную им от Юнги.       «Ким».       «Надо все-таки посмотреть, о чем она», — решил вампир, подрываясь в поисках свечи. Он, конечно, мог разобрать буквы и в темноте, но удовольствия к чтению от этого совершенно не прибавилось бы.       … Я повидал несколько войн, и в одной даже принимал непосредственное участие — мне всегда было интересно, что толкает людей убивать друг друга. Зачем уменьшать отведенное тебе в мире время, если ты смертен? Зачем умирать раньше времени? Я, признаться, не совсем понимал их. Они говорили, что долг, честь, родина — все это важнее, чем их жизни, а я не понимал. Ведь если ты умираешь, от тебя ничего не остается. Или это надежда на лучший мир? На лучший мир для тех, кто жив?       Бессмертный смертного, как говорится…       Книга оказалась мемуарами старого вампира по имени Ким Нам Ёнг. Возможно, он приходился родственником клану Ким, поскольку диалект изложения был очень похож на родной Намджуна. Как бы то ни было, молодой вампир увлекся так повествованием, что провел за чтением почти всю ночь.       … Позднее я узнал, что среди колдунов ходят нелепые слухи, будто кровь вампира может сделать тебя бессмертным. И бедняга, попробовавший мою кровь, стал их жертвой. И тогда я не имел понятия, что с ним произошло, ведь он действительно возвратился к жизни, но все равно являлся лишь мертвой плотью. Он жадно бросился ко мне, намереваясь обескровить, если не больше — сожрать целиком. И мне пришлось убить его вновь, и мне даже было очень жаль, ведь он был хорошим волшебником.       Я не верил, что можно обрести бессмертие просто так, если это не является твоей сутью. Даже вампира при определенной степени упорства можно уничтожить, превратить в пепел. Если и есть что-то вечное, то это точно не вещи, человеческие тела и тела вампиров, а что-то другое.       Я не верил, но однажды я встретил странную пару — мужчину и женщину, мы встретились проездом в какой-то маленькой деревне. Женщина оказалась вампиршей, а мужчина, как ни странно, человеком. Я не понимал, что их связывало, но было между ними что-то такое необычное, какая-то измененная реальность. Огонь, искра, магия. Наверное, это было то самое вечное, я не знаю. Они любили друг друга так искренне и безусловно, я видел своими глазами, но все еще не верю, а с тех пор прошло много лет. Человек и вампир — это несовместимо, я всегда так думал и думаю и по сей день, но тот случай всегда выбивает меня из колеи, когда вспоминается.       Они были вместе больше пятидесяти лет, хотя мужчина на вид казался довольно молодым, и тогда я задумался, возможно ли такое? Не уж то ли колдуны были правы, и кровь вампира действительно может подарить бессмертие? Хотя, вампирша — ее звали Рей — сказала, что их связала любовь, а её кровь просто проводник для нее.       Наверное, это была их правда, я же все равно сомневаюсь в возможности такого союза. Как бы то ни было, это показалось мне чудесным знакомством…       Намджун так удивился этой истории, что от неожиданности отложил книгу в сторону и откинулся на футоне, замечая пробирающиеся в комнату лучи рассвета. Глаза вампира немного устали от долгого сосредоточения, так что Ким медленно моргал и думал, чувствуя, как странно в груди трепещет сердце. Интересно, правда ли человек и вампир могут быть вместе?       «Наверное, спрашивать у матушки не лучшая идея», — промелькнуло в мыслях парня. Что же, вампиры семьи Ким не особо жаловали людей, так что сама мысль о близком контакте с этими существами, не считая пищевого, точно была бы отвергнута ими.       А Намджун же, наоборот, почувствовал воодушевление. Если история правдива, значит, может быть, есть что-то общее между вампирами и людьми? Что-то, что может связать два разных мира, примирить две реальности? На самом деле молодому вампиру нравились люди, правда, временами он замечал, что его чувство времени отличается от людского. Для людей время было каким-то значительным и важным, и они все стремились строго следовать своему распорядку дня.       «Наверное, это нормально», — подумал вампир, переворачиваясь на бок.       Вдруг, буквально на мгновение, в мыслях всплыл образ одного человека, и Намджун позволил этому мгновению захватить себя и поселиться в своем сердце маленькой, крошечной надежде. Что, если он и хён смогут когда-нибудь быть вместе, и им будет легко и комфортно друг с другом, и вампиру не нужно будет прятать свою сущность? А Юнги всё равно будет в безопасности, и Намджун сможет защитить его, случись что-нибудь не то. Он сможет заботиться о нём, радовать его и видеть его улыбку, слышать его смех и оберегать от непрошеных печалей.       Вампир вдруг почувствовал какое-то яркое пламя в своем животе и грудной клетке и задышал чуть чаще. И это необычное чувство он ощутил впервые, и теперь оно жгло его изнутри, и где-то глубоко, в сознании и теле, стало очень много Юнги-хёна. Чувства вновь явили знакомый тембр голоса, запах тела и теплой бледной кожи, глухой стук сердца и взгляд пронзительных карих глаз. Хотелось окунуться еще больше, тонуть в глубине другого человека, вдыхать и задыхаться, чувствовать, трогать, пробовать на вкус…       Вампир, свернувшись калачиком на футоне, не понимал, что с ним творится. Все тело горело, и чувства обострились до предела, словно пытаясь вырваться прямо из-под кожи острыми иглами и посылая дрожь. Сердце билось быстро и неровно, и Намджун зажмурил глаза в надежде на успокоение. Спрятанный перед полнолунием голод некстати тоже давал о себе знать, и в желудке противно заныло. Но не голод сейчас овладевал вампиром, а что-то другое, казавшееся темным и незнакомым чувством.       — Что вы хотите от меня? — бурчал недовольно волшебник, пока Ханыль осматривался в странном лесном домике, куда его все-таки впустили.       — Чудовище! — вновь начал мужчина, — каждый месяц мы жертвуем одного человека какому-то монстру вот уже пятнадцать лет! Мы не можем жить так вечно! Прошла война, нам нужны люди, но этот монстр… Я не знаю, что делать, помогите, пожалуйста. — человек с отчаянием смотрел на мага, который, казалось, не был молодым или старым, высоким или низким, а просто был… обычным. Ничем не запоминающимся, и Ханыль пытался вглядеться в эту обычность, чтобы рассмотреть там человека. Одежда казалась серыми длинными тряпками непонятной формы, и лишь глаза сияли ясным голубым цветом. — Простите, как вас зовут?       — Ясухиро, — буркнул маг, все еще не очень дружелюбно. Он раздумывал над словами человека: «Чудовище — это, конечно, интересно. Может, можно будет потренироваться в боевой магии или лечебной, если оно заколдованное».       Но кто знает, может быть, человек его обманывает и не стоит открываться людям?       — Как мне узнать, что вы говорите правду? — он сощурил взгляд, наблюдая за человеком. Тот смотрел по сторонам, обнаруживая пыльные стопки книг на полу.       — В это полнолуние, через пять дней, мы вновь отдадим человека, — прошептал Ханыль, — я могу показать вам это место в лесу.       — Вы пробовали сами посмотреть, кому вы отдаете жертву? — спросил Ясухиро, присаживаясь на пол за низкий стол и указывая на место рядом с собой.       — Пробовали, но никому не удалось, — грустно вздохнул человек, тоже опускаясь вниз. Книги были и на столе, — мы находили их в лесу нетронутыми, но бездыханными.       — Хмм, — хмыкнул волшебник. — Что же, вполне естественно. А как оно появилось, ваше чудовище?       Ханыль сморщил лоб, вспоминая.       — Однажды ночью дом одной семьи был разрушен. Все остались целы, но пропал старший сын. Никто не мог ничего вспомнить, как произошло нападение. Кто напал, как? Все еще загадка. И от него осталось послание. Знаете, словно когтями скребли на деревянной доске. — Ханыль поежился, вспоминая.       — Что за послание?       — «Отводите человека в священный лес каждую Луну. Либо я возьму сам»       — Так и написано? Словами? — удивился волшебник.       — Да, — кивнул Ханыль, — сначала мы не поверили, конечно. Думали, грабители, разбойники что-то украли у семьи Шин, вот и пытаются запудрить нам головы. Поэтому в первую ночь никто не воспринял послание всерьез. Но оно… Оно вернулось. Утром после полнолуния исчез глава семьи Шин, Хосок-ним. А его жена… Она лежала перед домом растерзанная, словно волками или дикими собаками. Все было в крови, и их дети… Они тоже все это видели, бедняги, — Ханылю было тяжело говорить, он пытался дышать глубже, — и послание снова появилось. Но уже… кровью.       — Вы пытались бороться? — обеспокоенно спросил Ясухиро, но мыслями находясь далеко от страданий этого человека.       — Да, конечно, — всхлипнул вдруг Ханыль. — Мы потеряли несколько семей. Семья Ю — они были последними, кто пытался. Пять лет назад. С тех пор почти жители утратили всякую надежду. Все просто ждут, когда за ними придут! — вдруг вскричал человек, ударяя кулаком об пол. — Если вы можете, пожалуйста, Ясухиро-ним, помогите!       Маг крепко задумался. Возможно, он мог бы обратиться в ворона в ночь полнолуния и посмотреть, что за напасть приключилась с этой деревней.       — Ладно, — кивнул Ясухиро, хотя голос его звучал все еще недружелюбно. На самом деле он всегда так звучал, — приходите ко мне через два дня после полнолуния. Я дам вам ответ, если буду в силах помочь. А теперь покажите мне то место в лесу.       Юнги сидел на склоне, укрывшись теплым дорожным плащом, который он купил еще во время их поездки с Сехун-нимом. Молодой человек наблюдал, как солнце вяло спускается к линии горизонта, чтобы погрузиться вглубь темных ледяных вод и выплыть лишь утром следующего дня. Холодный весенний ветер заставлял морщить нос и закутываться в плащ еще сильнее, но Юнги не очень волновался по этому поводу. Казалось, он вновь пришел поговорить с рекой после долгой разлуки, но на самом деле он ждал одного человека. Намджун обещал прийти к нему этим вечером.       То внезапное осознание собственной любви к своему другу, что пришло к нему ночью неделю назад, неминуемо заставляло смотреть на мир как-то иначе. Он словно перестал быть холодным и одиноким и наполнился тихой радостью. Радостью того, что был кто-то, чье существо делало тебя и твой мир особенными, выделяло из общей массы бытия. И заставляло чувствовать себя живым как никогда прежде. Словно какая-то часть души расцветала под легкими теплыми лучами весеннего солнца, а нежные лепестки выбирались из-под тонкого слоя уже подтаявшего снега.       Юнги немного пугало собственное трепещущее сердце, поскольку чувства, переживаемые им теперь, казались ему новыми и незнакомыми. Но он не хотел бояться их, и интуиция подсказывала ему, что стоит дать им раскрыться и, может быть, они станут чем-то прекрасным.       Вампир стоял в глубине леса, наблюдая за склоном холма, на котором угадывалась знакомая фигура хёна. Намджун не решался подойти и рассматривал подрагивающего от ветра человека, беззащитного перед стихией. Это было их первой встречей с ночи последнего полнолуния, и в такие моменты вампира особенно сильно мучила совесть. Он не чувствовал разрушающего голода, но в то же время сокрушался на самого себя от ненависти к собственной природе. Он чувствовал, как обманывает хёна, пытаясь выглядеть обычным счастливым человеком. И корил себя за слабость, оттого что не может сильным волевым решением прекратить общаться с человеком и подвергать его опасности. И страдал, умирая от того странного жара в теле — от желания быть с Юнги.       Но теперь, понимая, что всё-таки обещал прийти, Намджун не медлит и двигается с места, осторожно пробирается ближе к хёну. Тот слышит шаги и оборачивается, пытаясь разглядеть своего спутника меж деревьев.       — Намджун? — кричит Юнги, и голос его смешивается с шумом ветра и речных волн.       — Да, хён, — Намджун наконец-то выходит на свет божий, стараясь не запнуться, смотрит себе под ноги. Он видит Юнги все таким же, каким и раньше — улыбающимся деснами, добрым, светлым и теперь немножечко замерзшим на ветру. Дрожь человека совсем не радует вампира, так что он спешит опуститься на землю рядом с ним и поделиться своей теплой шерстяной накидкой. Благо, что холода он особо не чувствовал.       — Ох, спасибо, Намджун-и, — Юнги благодарит прежде, чем успевает осознать, насколько близко они теперь рядом друг с другом. Так близко, что его греет не только шерсть, но и тепло тонсена.       Намджун, казалось, тоже не успел осознать произошедшего, поэтому неловко краснеет и улыбается до очаровательных ямочек на щеках.       — Ты не замерз? — обеспокоенно спрашивает Мин, вновь морща нос.       — Нет, я в порядке.       — Хорошо.       Они вдруг оба забывают, о чем хотели поговорить, потому что два сердца колотятся так быстро, а мысли вылетают из головы. Юнги неосознанно засматривается на парня рядом, и он почему-то вдруг кажется таким красивым — все в нем кажется красивым. Мягкие черты лица, полные губы, красивые карие глаза, покрасневшие щёки, растрепанные темные волосы — всё вроде бы знакомое как вид на закатный берег реки, но в то же время новое. Любимое.       Намджун чувствует лишь подрагивание собственных рук и то, как взгляд хёна скользит по нему плотно, ощутимо кожей. И парень совсем не может спрятаться от него, будто Юнги сейчас проникнет в самую душу вампира, узнает его самые сокровенные тайны. Но вместо этого Мин делает нечто совершенно невозможное — он берет за руку Намджуна, обхватывая его ладонь своей. Сцепляет их длинные пальцы, заменяя слова прикосновениями чувствительной кожи, и вампир замирает, чувствуя, как жар распространяется по нервам, будто пламя по лучине.       — Ох, хён, — вздыхает он резко, но руку не убирает, а сжимает крепче в ответ. Ладонь хёна сильная и твердая на ощупь, но приятная и теплая, и вампиру хочется касаться его пальцев, огладить фаланги и линии, чуть надавливая, зарыться лицом в это тепло…       — Что такое? — шепчет Юнги, и слова едва различимы в шуме ветра.       — Я, — вампир хочет сосредоточиться, но начинает обращать внимание на все те вещи, что спрятались в его сознании. Втягивает носом воздух и прикрывает глаза.       Боже, как ему нравится запах Юнги. Он любит его. Он не вызывает голода, он просто такой… спокойный. Словно в нем собрано все, что нравится вампиру — холодный речной ветер, ясная ночь, солнечный свет, полевые цветы и в то же время человеческое тепло. Настоящий живой огонь.       — Я хотел, — продолжает вампир, — хотел что-то рассказать тебе…       — Да? — Юнги, кажется, самому трудно сосредоточиться, пока взгляд его блуждает по лицу тонсена, — что же?       Их голоса все еще негромкие и не очень оживленные, словно они в каком-то отдельном мире, отдельной реальности.       — Что-то про храм, — Намджун вдруг открывает глаза и поворачивается к хёну, не в силах игнорировать его внимательный взгляд. И тут же падает в глубину красивых карих глаз.       — Так расскажи, — Намджун видит, как губы человека шевелятся и слышит едва различимый низкий голос. Вампир наклоняется ниже.       Неважно, кто из них подается к чужим губам первым, но соприкосновение сперва выходит будто бы неловким, осторожным. И поцелуй становится лишь ворохом легких аккуратных касаний губ, что дарят свое тепло и мягкость другому человеку. Сладкая дрожь пробирает вампира, и он чувствует, как хён притягивает его лицо ближе в своих сильных теплых ладонях. Намджун отвечает неумело и вздрагивает, ощущая прикосновения влажного языка. Но Юнги не настаивает на большем и немного отстраняется, видя, что веки тонсена крепко зажмурены.       — Намджун-и, — шепчет Юнги и улыбается, — все хорошо?       Ким открывает глаза и видит покрасневшее лицо хёна перед собой. Неспокойное сердце колотится. Намджун не совсем понимает, что чувствует.       — Пожалуй, слишком, — шепчет он, глядя на розовые губы хёна, — хорошо.       Юнги улыбается легко, не зная, что ответить.       — Хён, можно мне… — вампир сглатывает, пытаясь выразить свои чувства, — сделать это еще раз?       Мин немного умирает от этой просьбы, но закусывает губу и кивает младшему. Намджун целует его вновь, все еще немного неуклюже, но Юнги легко перехватывает инициативу, осторожно направляя движения чужого языка. Дыхание вампира и человека смешивается, и жар собирается под кожей, в кончиках пальцев, вырывается в неосторожных касаниях и несдержанных вздохах, и, кажется, это длится целую вечность. Вампир обнимает своего маленького хёна крепко, чтобы убедиться, что он не исчезнет из его рук, не растворится в объятиях холодного весеннего ветра.        Когда приходит время отстраниться, молодые люди обнаруживают, что ночь уже вступила в свои права. На небе был виден диск стареющей луны, не закрытый облаками. Холод стал тяжелее и гуще, окутывая землю, так что Юнги приходилось все так же крепко прижиматься к Намджуну.       Между ними не было неловкого молчания, но не ощущалась и потребность говорить. Казалось, они понимали друг друга и так, хотя, возможно, еще не пришел момент, когда оба смогут облечь свои чувства в слова.       Намджун обнимал Юнги, дышал им и чувствовал себя абсолютно счастливым, поддавшись слабости. Весь его мир сосредоточился сейчас в этом человеке, и вампир боялся, что слова могут разрушить всё, что они чувствовали на двоих в этот миг.       — Намджун, где ты?!       Внезапно сознание вампира рассек яростный крик. Это был голос мамы. Внутри похолодело, и Ким вскрикнул от резкой боли, хватаясь за голову и пугая человека рядом с собой.       — Намджун?! Что случилось? — обеспокоенно спрашивал Мин, но вампир не слышал.       — Намджун! Намджун!  — кричал в мыслях Джунхёк. Крик становился громче, и вампир стиснул зубы, чтобы просто выдержать.       — Намджун! — все голоса смешались в каком-то первобытном вое, но вдруг все оборвалось. Так же резко, как и началось.       Молодой вампир упал на землю, тяжело дыша. Он не мог себе представить, что могло произойти, но ясно было одно.       — Хён, мне нужно домой, — он принялся торопливо подниматься, немного морщась от остатков головной боли, — с моей семьей что-то случилось.       — Что? — Юнги не успевал за внезапной переменой настроения, — я, я пойду с тобой!       — Нет, хён, пожалуйста, не надо! — вампир остановил поднявшегося за ним человека и удержал его за плечи, глядя в глаза, — пожалуйста, я справлюсь.       Не дожидаясь ответа, вампир сорвался с места и кинулся в лесную чащу.       Вампир понял, что случилось худшее, когда невдалеке от своего дома заметил огни. Факелы. Очень много людей с факелами.       «Только не это, пожалуйста, Господи», — молил Намджун, ощущая, как внутренности будто скручивает в кулак. Он часто задышал, закрыл глаза, пытаясь позвать мать и братьев.       — Матушка? Джунхёк-хён? Суджун-и? — мысленно кричал он так сильно, как только мог, — вы слышите?!       Никто не отзывался. Вампир пробрался ближе, все еще скрываясь за деревьями, и вдруг увидел их. Матушка, почти в разорванной одежде, с окровавленными руками, пыталась сопротивляться людям, что удерживали ее, но силы вампирши были явно на исходе. Намджун ощутил сильный запах крови и заметил множество трупов людей вокруг. Неожиданно к измученной женщине подошел человек со свитком — Намджун узнал Ким Ханыля — и начал читать какие-то слова, вампир не мог разобрать. Окровавленный пергамент засиял фиолетовым светом и с каждым словом, что произносил человек, он сиял все ярче и ярче, пока наконец не испустил столб сияющих искр. Свечение отразилось в глаза вампирши, и будто огненный фиолетовый шар пронзил насквозь ее тело, вырывая страшный крик из лёгких. Вампирша дико изогнулась в руках мучителей и затихла с последним вздохом, сорвавшимся с ее губ.       Намджун цепенеет, вцепившись в ствол дерева, видя будто замедленно, как тело его матери падает на пыльную холодную землю. Как собираются люди вокруг, поднимая вилы в воздух, чтобы… вонзить их в ее безжизненную плоть.       Вампир зажимает себе рот рукой, пытаясь заглушить подступающую тошноту, и в то же время старается удержаться на ногах.       «Надо бежать», — проносятся в его голове мысли, смешанные с собственной и чужой болью. Боль застилает пространство вокруг, переплетаясь с запахами дыма, крови, криками людей, сковывает все тело железными цепями, и конечности вампира дрожат. Преодолевая тяжесть смеси страха и чужих чувств, вампир буквально переставляет ноги, чтобы покинуть это чертово место.       Но вдруг чувствует тяжелый удар по голове, к которому оказывается не готов.       — Чертово отродье!       — Убей его, убей!       — Из-за их семьи они все умерли!       — Мерзкие животные!       Вампир слышит все как в тумане и силится открыть глаза. Он окружен людьми — их лица дикие, искаженные злобой. Они что-то кричат, но Намджун не разбирает отдельных слов. Невдалеке от вампира, почти напротив, стоит Ким Ханыль с тем самым злополучным свитком, который уже наливается фиолетовым сиянием, и Намджун понимает, что не успевает убежать.       «Наверное, это конец».       — Сейчас ты умрешь, мерзкий вампир! — кричит кто-то в толпе. Намджуна вдруг разбирает ярость. Он не выбирал, кем ему родиться. Как будто он сам не живет с этим бременем уже семнадцать лет, как будто он наслаждается тем, что он чудовище!       Вампир пытается подняться и видит перед собой сияющие искры.       — Стойте, черт побери! — ни вампир, ни люди не ожидают, что из толпы вырвется маленькое человеческое тело и встанет на пути у потока фиолетового света, что вмиг заполняет его искрами.       Юнги медленно оседает на землю, хватаясь обеими руками за грудь и чувствуя страшное жжение, разъедающее его изнутри.       Намджун звереет, глядя на происходящее, и перестает думать. Люди замирают от неожиданности, и даже Ханылю требуется время, чтобы вновь подготовить свиток к заклинанию. Ясухиро научил его, что пергамент должен быть в крови мага, чтобы заклятие действовало. Вампир подхватывает слабеющее тело человека и кидается сквозь неплотную толпу людей, что лишь спустя мгновения успевают отреагировать.       — Держите его! — кричат и бросаются в погоню, но вампир уже успевает вырваться обратно в лес, и темная злость лишь подстегивает его, обращаясь в силу. Сердце стучит как безумное, а воздух застревает в глотке, но Ким не обращает внимания, лишь продолжает продираться сквозь чащу.       Спустя несколько минут он перестает слышать людей и пытается отдышаться, чувствуя выжженную пустыню внутри себя. Намджун укладывает хрупкое тело на поляне, что озаряется слабым лунным светом, пробирающимся сквозь кроны деревьев. Внезапная густая тишина окутывает молодых людей.       «Боже, что я наделал», — вампира разрывают эмоции, но вдруг он замечает, что человек, лежащий перед ним, все еще дышит. Ядовитая фиолетовая червоточина медленно подползает к горлу, ширясь от темного искрящегося пятна, что залегло на груди, совсем рядом с сердцем. Вампир видит, как фиолетовые червоточины пытаются покрыть все тело, но крадутся медленно, словно человеческое тело более плотное, чем тело вампира.       Магия поднимается выше, и Юнги изгибается, морщась от боли.       — Намджун-а, — стонет он бессознательно, хватаясь за траву.       Вампир даже не сталкивался с магическими заклинаниями прежде и совершенно не представляет, что может сделать сейчас. Как он может помочь Юнги? Как он может спасти его жизнь?       «Кровь вампира», — вдруг всплывает в мыслях, и пугающее решение само собой приходит в голову.       Намджун смотрит последний раз на своего любимого человека и просто надеется, надеется, что его кровь поможет ему. Юнги буквально спас ему жизнь, и теперь вампир не может отступиться, он должен сделать все, что в его силах.       Вампир кусает свое запястье, пуская глубоко клыки, вырывая из собственной плоти больше крови. Бледное тело хена слабо дрожит от ночного холода и магической силы, что заточена в его теле, как в клетке. Намджун осторожно нажимает на подбородок хёна и подносит собственную раненую руку к его губам.       Кровавые капли медленно стекают вглубь.