Couch

      Утро в общежитии прошло в криках и выяснениях отношений. Чан собрал всех в спальне и начал заявлять, постепенно переходя на мат, что прибьет того, кто оставил макнэ на сквозняке накануне камбэка.       — Один день! Один день я позволил себе не смотреть за вами! А что теперь? Теперь макнэ не идёт ни на вокальную, ни на танцевальную практику! Теперь придётся перенести камбэк! И, блять, кто в этом виноват? А? Я спраши…       — Крис, — положив руку на лоб, сказал Уджин. — Он всего лишь простудился. Денёк полежит и завтра будет как новенький. Ну что ты закатываешь истерику на ровном месте?       — На ровном месте? — переспрашивает Чан, начиная кипеть от злости. — Да ты, блять, понимаешь, чего мне стоит не въеба…       Дверь тихонько открывается, и в спальню заходит растрёпанный Чонин.       — Хён, ты чего кричишь? — искренне волнуясь за остальных мемберов, спрашивает Чонин.       Чан моментально сменяет злость на мягкую улыбку. Все эмоции, накипевшие за последние пять минут, улетучиваются быстрее, чем остальные успевают осознать это.       — Всё в порядке, Чон-и. Пойдём мерить температуру, — Чан берёт Чонина за руку и уводит из комнаты, на пороге оборачиваясь к парням и недвусмысленно намекает, что разговор ещё не окончен, кидая на семёрку строгий взгляд.       — Ребят, вы, вообще, поняли, что сейчас произошло? — устремив глаза в одну точку, спрашивает Чанбин.       — Нет… — также ошарашено отвечают остальные.

***

      — Ащ, Чонин-а! Температура почти не спала! Ладно. Сегодня будешь сидеть дома и лечиться. На практику пойдем без тебя.       — Но, хён! Можешь остаться со мной? — с надеждой в глазах спросил Чонин.       — Мелкий, — мягко начал Чан. — Я лидер, и мне нужно присутствовать на практике. Ты же знаешь, что… — Чан заметил еле прикрытую грусть во взгляде Чонина. Тот расстроился. Чан тяжело вздохнул и сказал, потерев переносицу:       — Ладно. Так и быть. Останусь только ради тебя.

Спустя час

      — Так! Тащите свои задницы сюда! — орёт на всю общагу Чан, сидя рядом с Чонином, перебирающим свои игрушки из Киндера.       — О! Хён! ХЁН! Смотри, это же та коллекционная игрушка, которую я искал целый месяц! — восторженно восклицает Чонин, тыкая Чану в лицо какую-то принцесску. — Я думал, что потерял её!       Лидер лишь умилённо улыбается и в очередной раз осознаёт, что он не хочет, чтобы этот малыш когда-нибудь повзрослел.       В гостиную вваливается семёрка, издающая звуки, больше похожие на стоны умирающих лебедей, чем хныканье.       — Бан Чан! Ну что на этот раз? — спрашивает Феликс, повисая на Минхо.       — На этот раз ничего нового. Бегом на практику! Вы время видели?       — Ну. Видели. И что дальше? И почему это мы «бегом на практику», а ты тут? — хмурясь, уточняет Феликс. — Я остаюсь с Чонином. Он всё ещё болеет, — для особо тупых разъясняет Чан.       — Ну хё-ё-ён! — ноет Ликс, но всё же чувствуя всю несправедливость этого мира, идёт переодеваться.

***

      Выпроводив семерых мемберов из общежития, Чан садится на ковре перед диваном, на котором лежал макнэ, укутавшись с головой в одеяло.       — Опять морозит? — обеспокоенно спрашивает старший.       Откуда-то из недр постельного белья слышится глухое «Да». Чонин вытаскивает макушку из-под одеяла и говорит, слегка постукивая зубами:       — Хён, принеси мне чай, пожалуйста.       Чан без слов поднимается и уходит в сторону кухни. Вообще, оставаться с Чонином наедине, Чан как бы не планировал, но на тот молящий голос он не мог не сказать «Только ради тебя». Вариант с «Нет, Чонин» не рассматривался ни под каким предлогом. К тому же он хён, который обязательно должен заботиться о младшем. Вот сейчас Бан и пытался быстро соорудить план «Как ему прожить 3 часа в компании одного лишь, мать его, макнэ», заваривая чай покрепче.       Мысленно перекрестившись, перечитав пару раз «Отче наш» и умоляя Господа Бога дать ему сил не сорваться, Чан вошёл в гостиную и увидел Чонина, который компактно свернулся клубочек и снова спал на краю дивана. Чан улыбнулся, поставил чашку на журнальный столик и сел на другой конец дивана, не сводя взгляда с Чонина, чтобы тот не свалился ненароком.