Couch

      Yang Jeongin       Чонин чувствует, как чьи-то крепкие руки толкают его в стену. Голова немного болит от неожиданного удара, а глаза на автомате закрываются. Всё тело почему-то ожидает удара и боли, но вместо этого он чувствует мягкое прикосновение ладоней на своих щеках и слышит тихое:       — Чонин, открой глаза.       Макнэ сильно удивляется, потому что голос оказывается чановским. Он распахивает глаза и видит буквально в двух сантиметрах от своей головы лицо лидера.       — Чан…       Чонин хочет сказать ещё что-то, но влажные губы Чана неожиданно сминают губы младшего в поцелуе. Чонин впадает в ступор, но когда снова начинает ясно осознавать реальность, он почему-то подключается к Чану, аккуратно и как-то робко встраивая свои губы в нежный поцелуй старшего.       Жар между двумя телами нарастает всё больше и больше. Поцелуй за поцелуем. Стена, казалось, скоро не выдержит той силы, с которой Чан вжимает в неё Чонина. Поцелуй перестаёт быть мягким, он становится жадным и страстным. Ни одному из парней не хватает ни воздуха, ни почти максимально близкого контакта. Хочется больше, ещё больше. Руки Чана скользят под футболку Чонина, мягко оглаживая спину младшего. Чонин глухо стонет в поцелуй, воздух в лёгких заканчивается, а отрываться от губ Чана совсем не хочется.       Тут происходит что-то неожиданное и совершенно непонятное: Чан разрывает поцелуй, смотрит на Чонина затуманенным взглядом и восклицает с никак не присущей ему агрессией:       — Чонин!       Bang Chan       Чан никогда не смотрел на спящего макнэ так долго. Может потому что он вообще старался не смотреть в его сторону, но фансервис этого не позволял, а может он знал, что, если посмотрит, то всё, пиздец. Причём, пиздец и Чану, и Чонину. В первую очередь, конечно, Чану, но сейчас это неважно.       Как оказалось, спящий Чонин — зрелище настолько эстетичное и идеальное, что его можно считать просто раем для художника или перфекциониста. Он выглядел таким красивым, утончённым, что Чан просто не мог оторвать глаз. Разглядывая каждый миллиметр такой по-детски гладкой кожи, он периодически поражался тому, насколько светлой она была…       Отлично! Теперь, кажется, у Чана новый фетиш…       Чан поймал себя на мысли, что слишком долго смотрел на Чонина, когда его телефон начинал вибрировать.       — Да?       — Чан-и-хён, — вяло сказал Феликс.       — Что случилось, Феликс?       — Мы ключ от студии оставили…       — Ну молодцы, поздравляю! — воскликнул Чан, совсем не удивляясь их рассеянности. Старший заметил рядом какие-то активные телодвижения. — Феликс, идите и возьмите ключ у охранника. Я оставил у него дубликат. — И отключился.       Как только Чан подошёл к Чонину, он понял, что тот разжался из маленького уютного комочка и лежал почти что ровной звёздочкой. Чан подумал, что малышу снится кошмар, когда тот начал почему-то хныкать, но тут вдруг прозвучало то, что повергло лидера в шок.       — Чан… — Красиво так, тихо, с придыханием.       — Блять… — также тихо шепчет Чан и впивается пальцами в обивку дивана, чтобы не сорваться ненароком.       Эмоции смешиваются, контролировать ситуацию становится сложнее и сложнее. Всё путается и не даёт лидеру мыслить здраво. Единственное, что сейчас тормозит Чана, это здравый рассудок и такое неоднозначное понятие «хён». Со здравым рассудком у Чана дела обстоят гораздо лучше, хотя бы потому что у лидера так и должно быть, а вот с понятием старшинства дела обстоят хуже, особенно по отношению к Чонину. Нет, ну, понятное дело, он нянчится со своими донсэнами, тискает их, заботится, но Чонин… Это другое. По отношению к нему Чан хотел добавлять какие-то экстра-хёнские чувства, которые при желании можно назвать влюблённостью, но на деле он лишь уделял Чонину чуть больше внимания. А хотелось-то больше…       Когда Чан начал ослабевать железную диванную хватку, … Ох, лучше бы он этого не делал, потому что Чонин простонал во сне так неожиданно и так звонко, что Чан просто не вытерпел. Он не мог больше сдерживаться: костяшки пальцев уже болели от перенапряжения. Остатки разума просто орали, но Чану было похуй. Похуй на непоколебимое мнение о хёнстве, похуй на то, что правильно, а что нет, похуй на это всё… Он буквально перепрыгнул через спинку дивана (паркурщик чертов), опустился на ковёр, мысленно послав всё к херам, и склонился к лицу сладко спящего макнэ.       Снова стон.       — Да блять! Чонин, что ж ты творишь? — разозлился Чан и ускорил своё несложное, но почему-то дарящее внутренний дискомфорт, движение. — Чонин!