Зеленоглазое чудо

Мимо проносились светящиеся прилавки магазинов, украшенные всевозможными еловыми венками, игрушками, Санта Клаусами и оленями. Впрочем, обычные дома сияли не меньше. — Что это такое? — указал на это безобразие за стеклом Дэмиен. Найтвинг, сидящий за рулем бэтмобиля, на секунду оторвался от дороги и взглянул за окно. — Что именно? — Ну, все… — неопределенно махнул рукой мальчик, не отрывая взгляда от непонятного ему зрелища. — Слишком ярко… Все светится… По голосу Дэмиена непонятно было, удивляло его это или раздражало. Найтвинг пустил смешок, а затем не выдержал и рассмеялся в голос. — Что? — вот теперь Робин точно был недоволен. — Дэмиен, ты действительно не знаешь? Скоро Рождество. — Что такое Рождество? — Рождество — это праздник. Люди дружелюбны друг с другом и готовы помочь любому в этот день, а на улицах горят огни, даря ощущение праздника. На минуту в машине воцарилась тишина. — Бред, — все же озвучил свои мысли мальчик. Ему в ответ прилетел лишь еще один сдавленный смешок. Спустя час после возвращения домой Дэмиен понял, что Дик рассказал всем о произошедшем разговоре. Почему он так решил? За один вечер эту тему задел Альфред, а следом за ним и Брюс. Странное совпадение, разве нет? Дворецкий как всегда невозмутимо пояснил, что Рождество очень старый и важный праздник с познавательной историей. А затем Альфред добавил: — Когда-нибудь я Вам ее расскажу. Но сейчас Вы можете считать, что Рождество — это день, когда я испеку Вам ваше любимое печенье с шоколадом. Брюс, поймав сына в библиотеке, тоже пояснил суть праздника по-своему. — Это время, когда вся семья может собраться за одним столом и хотя бы один вечер побыть вместе, чтобы не забыть, что родные всегда рядом. И тем же вечером началась неожиданная подготовка к празднику. Нет, суеты видно не было. Но она чувствовалась во всем. Как и непонятное предвкушение чего-то такого же непонятного. Только вот чего же? В самый краткий срок был украшен огромный особняк Уэйнов. Обычно аристократичный и мрачноватый дом обвесили многочисленными огоньками и самыми разнообразными украшениями. В нескольких комнатах были поставлены настоящие ели, которые тоже не обошлись без своей порции разноцветных шаров и гирлянд. Воздух пропитался запахом хвои и, почему-то, мандаринов. Но для Дэмиена вся эта рождественская суета была противна до тошноты, до ужаса непривычна и вызывала в душе совершенно непонятные мальчику чувства. Счастливые улыбки людей на улицах, бодрые одинаковые песенки, играющие везде, где они могли играть, и действительно появившаяся, как и говорил Дик, атмосфера уюта прямо на улицах. Что это такое? Раздражало ли оно Робина? Или наоборот заражало всеобщей радостью? Дэмиен не знал, так как просто не мог понять этого. Пытался, но не мог. Ведь его воспитывали совсем по-другому. Раньше этот день означал для мальчика лишь одно: в гильдию поступит больше заказов. И осуществить их будет немного легче, чем обычно. Ведь цели в этот день могли находиться лишь в двух местах: либо на каком-нибудь, как сейчас выяснилось, рождественском вечере, либо у себя дома. Почему так было, мальчик не задумывался. А оказывается, всему виной был этот праздник. Такая себе традиция: встречать каждый вечер двадцать пятого декабря на холоде с обнаженным клинком. Но он следовал ей уже несколько лет подряд. Год за годом. Кроме этого. И пускай Робин все еще путался в своих ощущениях и эмоциях, но он отчетливо чувствовал, как на душе с каждым днем становилось все более тепло. Пусть он в этом никому и не признается. В рождественский вечер за столом собрались действительно все: Брюс, Дик, Дэмиен и даже Альфред, обычно не позволяющий себе ужинать с остальными. Блюда как всегда были бесподобны. А рядом с Дэмиеном дворецкий специально поставил тарелку с печеньем, чтобы мальчик, не привлекая внимания, мог спокойно таскать любимое лакомство. Да, он бывший ассасин. Да, он сын невероятного Бэтмена. Но даже бывшие злодеи и нынешние герои могут любить что-то сладкое. В углу комнаты стояла красиво украшенная ель, под которой явно что-то лежало. Но это интересовало Дэмиена куда меньше, чем коричневые кругляши с черными точками шоколада, стоящие прямо под носом. Спустя час серьезных и не очень поздравлений все перенеслись на улицу, прихватив с собой кучу фейерверков. Сначала мальчик как-то равнодушно к этому отнесся, да и на улицу пошел не сам: его вытащил за шкирку Грейсон, как всегда со своей неисчезающей улыбкой. А потом взорвался первый фейерверк. Дэмиен завороженно смотрел вверх, на медленно исчезающие золотистые искорки, как бы тонущие в глубоком чернильном небе. Затем появились еще искорки. С громкими хлопками и иногда шипением небо освещали летящие одна за другой небольшие ракеты. Зеленый сменялся красным, белый — желтым. Один раз одновременно взорвалось два салюта: фиолетовые искры пересеклись с ярко-голубыми, и мальчик восхищенно выдохнул. Нет, он не впервые видел фейерверки. Но именно сейчас он их именно увидел. Присмотрелся. И осознал, насколько они красивы. Дэмиен думал, что его детство закончилось года в два, когда он сделал свой первый шаг. Но сейчас в душе отозвалось что-то ребяческое, заполняя радостью и наивной верой во что-то хорошее. Пусть лишь на несколько секунд. Фейерверки закончились, и до ушей мальчика, наконец, долетели голоса взрослых, заглушаемые громкими взрывами. Слышался смех Дика, веселые ответы Брюса и замечания Альфреда. Дэмиен продолжал смотреть в небо. Внезапно на щеку упало что-то холодное. В воздухе медленно закружил пушистый снег. — С Рождеством, Дэмиен! — послышался за спиной голос Грейсон. Вслед за словами волосы взлохматила рука героя, и они вместе направились в дом. А на утро Дик не мог прекратить смеяться, глядя на вчерашнее фото смущенного Дэмиена в красном с белыми рождественскими узорами и рисунками оленей свитере, подаренном самим Диком, и красном колпаке с небольшим колокольчиком на конце. Альфред с Брюсом просто радовались на кухне, что утро проходило тихо и без всяких драк. А Дэмиен сидел спиной к Найтвингу и лишь презрительно хмыкал на смешки последнего, поедая мандарины и стараясь не показывать красных от смущения ушей. На самом деле он был рад. На самом деле он не хотел повторения той жуткой сложившейся у него традиции возвращаться после Рождества лишь к утру с окровавленным клинком. На самом деле это утро нравится ему намного больше.