Служанка из Зазеркалья

Аварит ухмыльнулась, обнажая белые зубки с характерными для людей клыками. Ещё один шажок назад, ещё небольшой манёвр, чтобы вызвать в Эредине лишь больше желания, лишь больше азарта. Спиной ведьма мгновенно упёрлась в деревянную стену, прикрыла янтарные глаза, взволнованно предвкушая всю ту какофонию похоти и разврата, что сегодня охватит Нагльфар. Уже сейчас её тонкое зрение безошибочно улавливало образы взволнованных боем Всадников Дикой Охоты, что тянули руки к пленникам и пленницам, что жаждали утолить свой сексуальный голод на борту корабля. Об этом не принято было говорить в высшем обществе, об этом теневом аспекте жизни Красных Всадников все благоразумно молчали. Молчали о том, с какой жадностью чистокровные Aen Elle овладевают рабами-dhoine за пределами родной земли. Всё, что происходит в мире Aen Seidhe, остаётся в Aen Seidhe. Ведьма дышала сбивчиво, тяжело, она всё ещё восстанавливалась после боя. Магическое опустошение ощущалась крайне явно. Опустошение заставляло желать побыстрее заполнить гнетущую нехватку свежей энергии. Аварит хотела бы предупредить Эредина о тех рисках, которым он подвергает себя, желая вкусить с ней запретный плод сладострастия. Хотела бы. Но уже не могла. Сексуальная энергия эльфа была крайне манящей, крайне привлекательной, аппетитной, безумно нужной, востребованной. Ей бы совершить лишь глоток, ей бы лишь чуть-чуть напитаться… Глупец! Ну почему же он идёт к ней, почему же нетерпеливо избавляется от гульфика доспеха, развязывает завязки штанов, и вкладывает в её руку горячую, твёрдую плоть? Зачем? Она же поглотит, впитает в себя всё его желание, оставит лишь крохи, ничтожные крохи! Аварит опускает взгляд вниз, нежным движением ладошки поглаживает член, обхватывает пальчиками по кромке крайней плоти и делает несколько осторожных фрикций. Под забралом шлема стон Гласа похож на рык, на животный дикий рык. Мужчина напряжённо вздрагивает, прижимается к ведьме ещё ближе, так, что дышать той становится куда тяжелее. Неужели он позабыл о том, как он тяжёл, как он массивен для неё? Что одного неосторожного движения будет достаточно, чтобы переломать ей кости? Он же её просто раздавит об стену! Она впервые называет его по имени, делает это инстинктивно, совершенно не обдумывая столь неосторожный жест в отношении монаршей особы. Ей нужно быстрее обратить внимание на себя, она молит: — Эредин, пожалуйста… — и сама поражается тому, как тепло, как красиво звучит его имя, хоть и тихо, хоть и из последних сил. Лёгкие обжигает боль, весь воздух был потрачен на это волшебное, необычное имя. Сейчас ведьма и не помнит о том, что могла бы обратиться телепатически, сейчас она слишком вымотана для этих методов. Ястреб делает шаг назад, спохватившись. Удивительно, но он совершенно не возмущён столь простому обращению к себе. Аварит видит, как он усмехается под забралом шлема, будто смакуя её возглас. Король делает ещё пару шагов назад, давая девушке больше простора для движений, но стоит только наложнице отойти от стены, она сразу же впечатывается спиной в грудь Карантира. Остроухий засранец. Шустро же он телепортировался! Земная, смертная часть девчонки взволнована, напряжена, демоническая же суть ликует. Двое мужчин — два источника энергии. Теперь можно не бояться испить Гласа до дна. Теперь её голод поможет прекрасно утолить чудовищная магическая мощь Навигатора. Как же сладко… Её шустро подхватывают на руки, ведьме остаётся обхватить стройными ножками бёдра Эредина, упереться затылком о плечо Каратира, дабы достичь долгожданного равновесия. Достаточно одного магического паса рукой чародея, чтобы избавить её от одежды. Металлический каркас доспехов воинов холодит тёплую кожу, но Аварит не ощущает от перепада температуры дискомфорта. Она не мёрзнет. Совсем. Напротив, ей жарко, очень жарко. Ведьма не знает, не может почувствовать, достаточно ли она возбуждена для проникновения двух мужчин одновременно. Но одно она знает точно: её сердце щемит от предвкушения любовной игры, с каждым коротким ударом в груди, ей всё явственнее хочется ощутить проникновение в лоно. Карантир входит первым, делает несколько размеренных толчков во влагалище, член скользит легко, не вызывает и капли боли. И только сейчас Аварит понимает, как же сильно течёт… Чародей, получив необходимое количество естественной смазки, легонько направляет себя в другую, более тугую дырочку. Эредин ухмыляется ведьме в губы, отстегнув забрало своего шлема, и пока та ждёт болезненного проникновения сзади, резким движением бёдер входит спереди. Стон девушки перерастает в тонкий крик, ведь Навигатор не выдерживает ожидания, входит в неё одновременно, нисколько не жалея. Эльфы слишком охвачены древними инстинктами, что взбудоражили их разум во время боя, они не знают компромиссов. И Аварит остаётся принять их таковыми, какие они есть сейчас — дикими, неуёмными и грубыми. Боль пройдёт, чародей излечит все разрывы и трещинки, бояться травм не стоит. Карантир тщательно заботится о своей живой кукле, стоит ему хоть немного наиграться. Аварит стонет громче, то срываясь в крик, то замирая, стараясь понять, что же охватывает её существо в большей степени: боль или удовольствие? Два чувства слились в одно. Но мужчинам мало её иметь, им мало насаживать её на свои твёрдые, внушительные члены, им нужно больше похоти, больше доступа к её гибкому податливому телу. Воздух заражается безумием, что источают эльфы. Каждый тянет к себе, каждый хочет погрузиться глубже, быстрее, чем другой. И всё равно им этого мало. Рука Карантира ложится на её шею, обхватывает осторожно, но весьма ощутимо, то перекрывая, то открывая доступ к кислороду. Эредин кусает полные губы ведьмы, вторгается языком в горячий рот, желая заполнить девчонку собой всё больше, настолько, насколько это вообще возможно. Пот горячими потоками струится по её спине, по лбу, по шее, груди, но, кажется, мужчин такое сильнее заводит. Они жадно вдыхают её аромат, её феромоны, и распаляются сильнее. Запоздало Аварит опасается за себя, запоздало думает о том, что было бы разумнее вырваться. Бесполезно. Всё это бесполезно. Нет ни единого способа избежать настойчивых объятий двух сильнейших эльфов Ольх. Это попросту нереально. Проще избежать потока пламени из пасти разъярённого дракона. Куда проще. И уж тем более, глупо просить о пощаде. Мольба жёстче раззадорит тех оголодавших до женской плоти зверей, что заполонили всё существо воинов. И в тот момент, когда ведьма боится окончательно утратить контроль над ситуацией, отпустить ослабевшее сознание из хрупкого тельца, ей на помощь приходит мощь истинного демонизма. Глаза охватывает чёрная глянцевая поволока, будто мазутная плёнка, и демонесса смеётся, отдаваясь лишь для того, чтобы взять своё. Взять аппетитную энергию эльфов. Невидимый символический капкан захлопывается за спинами мужчин, и охотники мгновенно становятся добычей. Аварит и сама не в силах до конца осознать то, что происходит. Каким образом она впитывает, втягивает в себя вместе с плотью мужчин их гнетущую силу? Каждый новый толчок, каждая новая фрикция заставляет её желать астральной пищи яростнее. Карантир наконец убирает руку с шеи рабыни, не имея возможность больше контролировать дыхание девушки, у него просто нет на это лишних сил. Но чародей хотя бы понимает, что происходит, он готов делиться, он кормит её своей энергией осторожно, дозированно, прекрасно зная, как контролировать демоницу, чего не скажешь об Эредине. Король быстро становится заложником нечеловеческой пленительности, он не может увидеть, что происходит с его энергетикой, лишь с каждым резким движением бёдер ощущает большее желание мощно, бурно излиться в Аварит и вместе с тем, не прекращать эту сладкую пытку никогда. И он все-таки не выдерживает, кончает первым, буквально кричит от удовольствия и резких судорог, что охватили его тело, отдавая семя до последней капли. Карантир не заставляет себя долго ждать, запускается некий спусковой крючок, что вынуждает его прекратить любовный акт практически одновременно с королём. Аварит громко вздыхает, закрыв глаза. Ей и душно, и тепло, и хорошо. Гнетущая опустошённость после изматывающего магического поединка более не тревожит ведьму. Она насытилась. И только сейчас она понимает, как устали эльфы. Карантир не спускает её с рук, держит на весу, осторожно укладывает на кровать, совсем рядом падает в объятия шёлка Эредин, тяжело дыша. Нагльфар качается на волнах, за стенами каюты всё ещё слышны стоны других воинов. Ещё не все удовлетворили свою похоть, наслаждаясь беззащитностью пленников: новых рабов. Позже невольникам сотрут память. И только благородные эльфы будут до тошноты долго помнить минуты собственного падения в омут страсти и минуты высвобождения от накопившейся в бою ярости. Они будут помнить. И будут об этом молчать. Пусть всё, что происходило в мире Aen Seidhe, останется в Aen Seidhe. Навсегда.