Служанка из Зазеркалья

Холодно. В этой чёртовой темнице чертовски холодно! Цирилла вновь и вновь поджимает к себе беленькие пальчики ног, греет их в ладонях, укутывает хлопковой юбкой. Как будто эта тонкая ткань может согреть! Эредин наверняка специально велел дать ей как можно меньше тёплой, уютной одежды, чтобы ведьмачка продрогла в сыром, практически неприспособленном для проживания помещении. А ведь могла бы сейчас греться в лучах солнца Тир на Лиа, попивая горячий глинтвейн, лакомясь сливочными сырными пирожными… могла бы… если была бы чуть осторожнее, чуть осмотрительнее, планируя побег. Цири снова прокрутила в воспоминаниях момент, когда ранила короля; ранила глупо, смешно, но крайне обидно для Эредина. Вообще-то она пыталась его убить! Но не вышло, не получилось. Рука дрогнула, отказываясь слушаться хозяйку. Укол, что предназначался для сердца эльфа, лишь разрезал мышцы плеча, возможно, и задел вену, не случайно же было так много крови… В тот миг сознание Цириллы наполнилось необъяснимой жалостью, сожалением. Прочь! Прочь сострадание к тирану, к убийце, к насильнику! Король-то сам девушку не пожалел, взял так грубо, что до сих пор опорожнять мочевой пузырь было больно. Трещинки по кромке влагалища очень долго заживали. Она будто в момент насилия в подлеске снова лишилась девственности. Да как он посмел! Цирилла ведь не животное какое-то, не предмет… Шли дни, Ласточка насчитала пять суток с момента заключения в темнице, а Глас так и не соизволил её «почтить» своим присутствием. Казалось, он и вовсе забыл про неё. Забыл про свою маленькую пленницу. Цири не пыталась его понять, вернее, всеми силами не пыталась, попросту запрещая себе это делать. Ей нельзя забывать об истинной цели: о побеге. Попытки проникнуться к Эредину вызовут лишь ненужные сомнения. Ведьмачке добраться бы до единорогов, упросить их помочь покинуть эти проклятые земли, а затем вернуться домой, найти Йен и Геральта, и забыть Дикую Охоту как страшный сон. В светлой головке девушки ещё тлели надежды на чудесное избавление от гнёта борьбы с Белым Хладом. Ведь если она попытается помочь Aen Elle, то, вероятно, умрёт, отдавая жизнь на алтарь жестоких эльфийских богов. А она так мало прожила, так мало увидела, так мало узнала… Нет, чего-чего, а умирать ей не хотелось. Эредин Бреакк Глас давал ощутимую отсрочку, «благородно» решив сначала оплодотворить её, как инкубатор для рождения эльфийских ублюдков, а потом только выкинуть. Мерзавец. Как и каждый житель Тир на Лиа он амбициозен, хитёр и расчётлив. Это только в сказках эльфы — существа светлые, добрые, благородные, реальность куда прозаичнее. И всё-таки Цирилла не могла отрицать, что в кои-то веки не испытывает однозначное отвращение к собственному мучителю. Был бы он уродливым, гнусавым, глуповатым, вонючим и толстым, ненавидеть бы его было куда проще! Говорят, абсолютное Зло ходит под маской красоты, в этом и основная уловка пленительности Тьмы. Эредин был слишком красив, слишком приятен, слишком чарующ, чтобы так просто отринуть девичий интерес Ласточки. Объятия Короля Гона были хоть и грубы, но приятны, слова хоть и жестоки, но громогласны, походка хоть и угрожающе твёрдой, но влекущей. И даже сейчас, в одиночестве, за стенами тёмной камеры она вспоминает его образ. Когда-то он подарил ей веточку мирта. Когда-то назвал золотым самородком в куче перегноя. Когда-то был с ней вежлив и мил. Когда-то. Но не сейчас, стоило предводителю Красных Всадников обрести власть, он стал грубее. Возможно, и всегда таким был? Только скрывал свои истинные намерения. Теперь можно было не скрывать; делать и говорить всё, что только вздумается. Моральный урод! Порядочный человек, вернее, эльф, и захватив власть, останется порядочным. Однако это не случай Эредина. Цирилла громко вздохнула, поправила пожирневшие от отсутствия элементарных благ гигиены волосы, убирая их за заколку, и потянулась рукой под подушку. Здесь лежали её маленькие припасы: кусочки вяленого мяса и твёрдого сыра, что ведьмачка предусмотрительно заготовила. Прошло два дня, как девушка решительно объявила голодовку, намереваясь тем самым заставить короля, наконец, обратить на неё внимание. Цирилла демонстративно игнорировала тарелки, полные пищи, что приносили ей трижды в сутки, пила только воду. Слуги пожимали плечами и забирали обратно ароматные блюда. Бунтарство девчонки ни у кого не вызвало и доли удивления. Верно, все полагали, что ведьмачка скоро по-настоящему проголодается и нарушит режим протеста. Но Цири была хитрее. Она с самого первого дня пребывания в темнице откладывала запасы пищи, чтобы потом правдоподобно изображать истощение. Интересно, что будет, когда Эредин всё-таки явится к ней? Будет ли он кричать, угрожать, бить её? Будет ли мучать? Или всё-таки выслушает её доводы и отпустит домой? Не, последнее предположение было очевидным бредом, даже Ласточка это понимала. Глас с большей вероятностью отрежет себе острые уши, чем добровольно утратит Ключ. Максимум, на что девушка могла надеяться: на прекращение издевательств над её хрупким организмом и возвращение в уютные покои спальни, в объятия тёплого шерстяного одеяла. Наверное, король ожидает, что она будет его молить о прощении? Как бы ни так! Ничегошеньки она не будет просить. Рана на плече вышла хоть и неприятная, но пустячная для воина. Царапина. Будет ещё Цири извиняться! Обойдётся Эредин. Пусть лучше переживает сам о её состоянии, об её истощении. Ведьмачка легла на бок, спиной к железной двери темницы и заложила кусочек высохшей говядины за щёку, размачивая слюной. От горьковатого привкуса пищи Цири вдруг стало особенно обидно. А ведь могла бы, и поесть нормально! Но бунтовать, так бунтовать. В таких вопросах надо идти до конца. Цирилла так увлеклась собственными мыслями, что даже не заметила, как тихо скрипнул металл двери и чьи-то осторожные шаги направились именно к ней.

***

При дворе любили болтать, что новый король слишком импульсивен, слишком увлечен военным ремеслом. Бытовало мнение, что обязанности правителя требуют взвешенного подхода, усидчивости и кропотливости, когда дело касается управления государством. Молодой король не шибко демонстрировал подобные качества, но ему было все равно, какое мнение здесь бытовало. К тому же, Эредин позаботился о том, чтобы подобные мнения всегда держались при себе и не волновали чуткий слух правителя. Правда, в высшем правительственном совете тонко намекали, что корона монарха Aen Elle — намного тяжелее, чем корона короля Дикой Охоты. А носить их обе одновременно — напрасное, изнуряющее занятие. Эредин мог бы с этим поспорить, но отрицать очевидное не стал: он сильно увлекся Охотой. Во дворце его ожидали нерешенные вопросы, и самый сложный вопрос дожидался его в подвале. Когда Глас вернулся домой, слуги сразу же доложили ему, что Ласточка перестала есть. К еде она не прикасается и отказ от пищи никак не аргументирует. Никто не пытался кормить Цири насильственно, Эредин не дал указаний о том, что нужно делать в случае, если Zireael объявит голодовку. — Надеюсь, она там не подохла, — раздраженно бросил Эредин, и служанки на кухне виновато опустили головы. Но король не стал их наказывать, а просто подхватил большое сочное яблоко с вазы и ушел прочь. Пора решать вопросы. В подвале было холодно. Глас не чувствовал этого, но знал наверняка. Частые перемещения через ледяные пустоши он переносил легко, и колючая сырость подземелья была ему и вовсе не почем. За подаренную устойчивость к низким температурам стоило поблагодарить Карантира. Чародей позаботился о том, чтобы братья по оружию переняли некоторые его особенности. Гон всегда движется через зыбкие мерзлые пустыни — там, где пространство между мирами тоньше и податливее. С тех пор, как Охота заполучила непревзойденного Навигатора, преодоление пустынь больше не приносило дискомфорта. Эредин не спеша добрался до темницы, прошел через стражу и очутился по ту сторону тяжелой металлической двери. Ласточка лежала лицом к стене, демонстрируя гостью костлявую спину и острые плечи под тканью простого хлопкового платья. Подойдя поближе, король присмотрелся к её тельцу. Нормально, дышит. Может, спит? Эльф мог бы проверить это, аккуратно толкнув её носком сапога. Вчерашний злой Эредин так бы и сделал, но сегодня король решил быть помягче, ведь кнуты и пряники действовали на Zireael одинаково плохо. Поэтому он просто присел на колючий матрас и обратился к девчонке: — Спишь? Цири покачала головой и через некоторое время повернулась к нему лицом, чтобы подняться со своей импровизированной кровати. Ласточка немного похудела, лицо её осунулось и стало серым. Одни только глаза горели непристойно ярко, зеленью сверкая в полумраке темницы. — Где ты был? — девушка раздраженно подтянула к себе колени и требовательно посмотрела на короля. Эредин вопросительно поднял бровь. — Мне перед тобой отчитаться? — Я не понимаю, какой был смысл охотиться за мной, если на деле я просто сижу в темнице. — Ты сидишь в темнице, чтобы хорошенько подумать о своем поведении. Король мог бы разозлиться, мог бы поставить пленницу на место, чтобы не открывала рот почем зря. Но это было бы то же самое, если бы Эредин кричал на собаку. Что толку учить манерам животное? Немного воспитать — да. А идеально — приручить. Ласточка хотела было огрызнуться, но почему-то смолчала. Она продолжала буравить его взглядом, и в этот момент выглядела, словно обиженный ребенок. Но жалеть её не хотелось. Кто знает, может, Глас смог бы проявить к ней больше сочувствия, если бы дважды не пострадал от её клинка. У Zireael прослеживалось невероятное стремление к свободе, и ради неё она готова была кусаться, брыкаться и всячески раздражать Эредина. И не похоже было на то, что сидение в темнице поубавило её пыл. Нужно было искать другие методы влияния. Ох, непросто им придется выполнять Предназначение. — Сколько раз еще ты будешь от меня убегать прежде, чем поймешь, что это бесполезно? М, Zireael? — король говорил с ней спокойно, не проявляя ни капли злости. Эльф даже не подозревал, что умеет проявлять такую терпимость. Но, видимо, недавний опыт с Аварит все же принес свои плоды. Эредин стал степеннее и менее вспыльчив. Помолчав немного, девушка отвернулась от Эредина и уставилась в точку перед собой. Эльфу не особо было интересно, о чем она сейчас думает. Знал, что её мысли не понравятся ему. Если он вздумает прочесть их, то услышат там упрямство, невежество и твердолобую глупость. Поняв, что ответа не дождется, король прислонился затылком к шершавой каменной стене, откусил хороший кусок яблока, что принес с собой. — А впрочем, мне не так уж и сложно понять тебя, — произнес он, вытягивая перед собой длинные ноги. Девчонка резко взглянула на него, словно на умалишенного. Эредин не обращал на нее внимания, продолжая вгрызаться аккуратными ровными зубами в сочное яблоко. Глядя на него, Ласточка сглотнула слюну. Но король не обратил на это внимания, он продолжил свою странную для Zireael речь: — Я ведь тоже был когда-то юным, как ты. Это было более ста лет тому назад, но я до сих пор помню, как меня захватывали идеи о свободе и могуществе. Я видел рождение Дикой Охоты, вел Dearg Ruadhri ко всеобщему почитанию и благоговению. Это были мои амбиции, мое неприятие старой, унылой модели эльфского общества. Непокорность, другими словами. И до сих пор многие эльфы в моем окружении утверждают, что я совсем не поменялся. Пленница поглядывала на него с украдкой, не совсем понимая, к чему он все это рассказывает. Она лишь поправила свою длинную юбку, натянула ее до замерзших пяток и поджала тонкие губы. От эльфа не укрылось то, с каким недоверием она не него смотрит. Пусть. — Я бы и сам хотел думать, что не поменялся, — продолжил он равнодушно, — но время вносит свои коррективы. Жизнь учит брать на себя обязательства и выполнять их. Моя свобода так и не стала абсолютной. И получив королевское могущество, я только отдалился от нее. — Предлагаешь пожалеть тебя? — произнесла Zireael, но не так язвительно, как собиралась. — Я предлагаю послушать меня, — осадил её Эредин и спокойно продолжил: — но я все равно считаю, что абсолютная свобода достижима. Её можно заполучить, не отказываясь от ответственности и обязательств. К ней нужно стремится ежесекундно, используя те инструменты, которыми располагаешь. Девушка притихла, и король был доволен. — Ты — мой инструмент, — беззаботно признался он, созерцая возмущение в удивительных зеленых глазах. — А я могу стать твоим, если ты научишься благоразумию. Услышав его последние слова, Zireael удивленно моргнула. Но удивление её быстро сменилось холодным презрением. — Конечно, так и есть, — саркастично протянула она, кивая головой. Эредин пожал плечами. — Я могу дать тебе еще немного времени, чтобы подумать. Но учти, его у нас немного. — Учту. А до тех пор я буду сидеть в темнице? Король подумал недолго, наслаждаясь свежим вкусом яблока. Нет, Ласточка должна заслужить выход из темницы. Если Эредин вознамерился воспитать её, то девчонке должна быть ясна система наказаний и поощрений. Он поманил её к себе, жестом приглашая присесть к нему на колени. Когда Zireael замешкалась, эльф добавил: — Я пока не решил. Она тихо вздохнула и все же забралась на Эредина, всем видом демонстрируя свое нежелание. Король наблюдал за её действиями, попутно вдыхая запахи её тела — немного резковатые, незамаскированные косметическими средствами. Нельзя сказать, что ему они были совсем уж отвратительными. Было что-то влекущее в них, находящее отклик в первобытном мужчине, коим был Эредин под слоем статусности и расового совершенства. — Только можно это не делать сегодня? — смущенно, искреннее смущенно спросила она, неловко усаживаясь на бедра короля. — Почему? — У меня до сих пор там болит. Ну, после второго раза. Король задумчиво погладил её по ноге, отмечая про себя, что её кожа такая же шелковистая, как и у эльфок. Прикосновение не оставило Ласточку равнодушной. Ничего не менялось. Он по-прежнему нравился ей. — Ты считаешь, что не заслужила боль, сделав больно мне? — прошептал Эредин, ловя её взгляд, что тут же метнулся к плечу короля, где под шелком рубахи скрывалась зажившая рана. Девчонка снова ничего не ответила и эльф продолжил: — я бы мог поступить с тобой более унизительно, более ужасно, но не стал. Знаешь, что делают с рабами в мире Aen Elle, если они набрасываются на хозяев? Их прирезают без замедления. — Я не рабыня, — обиженно заметила она и немного отодвинулась от эльфа. — Не рабыня, но запросто можешь стать ею, если я захочу. И если ты ещё раз убежишь от меня, то мне придется поступить с тобой именно как с беглой рабыней. Эредин скользнул ладонью по бедру Zireael, опускался ниже, пока не достиг ее маленьких холодных ступней. Тепло его руки было приятным для продрогшей Ласточки, она невольно тянулась к нему, довольно прикрывала глаза. Король источал тепло, хоть и слова его были холодны, и девчонку влекло к нему, как заблудшего путника к пылающему костру. Но эльф не позволил обмануть себя и обольститься влечением девчонки. Он лишь крепче сжал её тоненькие пальчики и посвятил её в некоторые секреты народа Ольх. — Эльфы очень ценят красоту женского тела. Благородная эльфка с малых лет заботится о своей привлекательности. Её руки не выполняют тяжелую работу, ноги ступают только по гладкому мрамору дворцовых залов. Кожа её никогда не грубеет, особенно это видно по изящным ножкам. Тонкие кисти рук, ухоженные стопы и длинные густые волосы — это гордость красавиц Aen Elle. Девчонка насторожилась, она явно не понимала, к чему клонит король, и это беспокоило её. Эредин говорил без всякой угрозы в голосе, но Ласточка от чего-то напряглась и невольно попыталась отстраниться от него. Эльф удержал её, притягивая к себе. Он сидит с ней буквально на полу сырой темницы, беседует честно и откровенно, так что пусть ведёт себя смирно и слушает. — У нас есть обычай, предотвращающий повторные попытки раба сбежать от господина, — Эредин легонько двинул бедрами, чтобы удобней усадить на себе девчонку. Никакого возбуждения он не испытывал, удерживая Zireael так близко к себе, поэтому говорил спокойно. — Беглому рабу делают процедуру подрезания пальцев. Таким образом, стопа становится уродливой, при этом годной для ходьбы и выполнения необходимой работы. Вот только бегать такой раб уже не сможет никогда. Рабыня с подобным увечьем будет всю жизнь носить это позорное клеймо, даже если кто-то купит ей свободу. Девчонка опустила глаза вниз и обратила внимание на ладонь короля, что продолжала согревать её пальчики. Он не знал, какого позора может бояться дикая ведьмачка, но страх оказаться малоподвижной явно беспокоил Zireael больше всего. Эредин довольно улыбнулся, свободной рукой погладил пленницу по спине: — Ну, так что, Ласточка? Рано или поздно мне придется это сделать с тобой? — Нет, — шепнула она смиренно. Король не анализировал то, насколько искреннее ведьмачка произнесла это. Всё еще ощущалось, что бунтарское настроение не покинуло Zireael. Но он по себе знал, что избавиться от него не просто. Приручить — вот его задача, и она требует времени. — Вот и славно. Сегодня я не буду трогать тебя. Я распоряжусь, чтобы тебя навестили и осмотрели лекари. Твое заживление пойдет быстро, и тогда мы попробуем снова. Легким шлепком он намекнул, чтобы Ласточка слезла с него. Немного заторможенно она выполнила команду и тут же обхватила себя руками — вне объятий Эредина снова стало холодно. — Когда я смогу покинуть подвал? — спросила девчонка требовательно, то тут же добавила для вежливости: — Ваше Величество? Король поднялся на ноги, возвышаясь над пленницей. Любая эльфка должна опустить голову вниз в такой момент, а не смотреть ему дерзко в глаза. Но он ведь только начал её воспитывать. Если ему хватит терпения, то всё придет со временем. А до тех пор можно было различить и что-то забавное в воинственном поведении этого маленького звереныша. Zireael действительно была забавной, он только сильнее убедился в этом, когда нашел у голодающей несколько сырных крошек на матрасе. — Я думаю, уже сегодня, — снисходительно хохотнул король. — Доедай свои припасы, мышка, и пойдем.