Служанка из Зазеркалья

Тик. Так. Отсчитывали время часы, будто ехидно издеваясь над состоянием чародея. Он бы хотел тишины, абсолютной тишины. Но он прекрасно знал, что стоит заморозить ходики, тишину прервёт что-то иное, например; пение птиц за окном, треск цикад, тихие шаги слуг. Тишина не может быть абсолютной. Как и невозможно полностью остановить течение мыслей в его голове, уставшей от бесконечных размышлений над происходящим. Карантир пододвинул к себе тонкий фарфор чёрного блюдечка с белым порошком в нерешительности. Возможно, не стоит? Наркотик может действовать и не так, как он хотел бы, давая не расслабление, а больший дискомфорт. Но эльф всё-таки втёр немного фисштеха в дёсны, откинулся спиной на любимое кресло. Когда-то это кресло он приобрёл на антикварной выставке за безумные деньги, думал, будет стоять для красоты. Но вещь оказалась на удивление удобной, он слишком часто пользовался ею, чтобы на ней не оставалось потёртостей на обивке и тонких, незаметных без усердного вглядывания в лакированное дерево, царапин. Уже не такое совершенное, как он бы хотел, кресло, но по-прежнему любимое. Карантир окинул ленным взглядом окружение: потрескивающий камин, напольные высокие часы, широкий ковёр из шкур единорогов, низенький круглый столик с кучей книг и записей, и, конечно же, виноватая Аварит. Девчонка рассеянно копировала некоторые особо любопытные для неё записи из книги, старалась писать аккуратным ровным почерком, но к концу строки угол наклона строчек задирался, создавая диспропорцию. Ведьма сидела на ковре, то и дело, запуская пальчики ног под мягкий ворс, будто мёрзла. Только вот мерзнуть она не может, когда-то Навигатор позаботился об этом. Дикая Охота слишком часто прокладывает путь сквозь заснеженные миры, Всадникам жизненно необходима устойчивость к морозу. Присутствие ведьмы чародея раздражало, выводило из себя. Но он сам её позвал, сам, просто потому, что не хотел сидеть в одиночестве. Порой так уютно рядом с кем-то увлечённо молчать. Только скрип пера под маленькими тоненькими пальчиками портил идиллию. Карантир нарушил тишину сам, не выдержав искушения задать весьма неосторожный вопрос. Честный ответ мог его задеть, вызвать лишь больше напряжения, но и ложь он бы не хотел слышать. — Зачем тебе понадобился Эредин? — сказал он чересчур громко, как-то даже с надрывом. Колдунья не сразу поняла смысл слов, была слишком увлечена переписыванием. Затем отложила перо, повернула голову к господину, задумалась. Сейчас начнёт придумывать тот ответ, который был бы уместен. Карантир такое не терпел, уж лучше искренность, чем увиливание: — Скажи сразу, не думая. — Я, правда, не знаю… — Лжёшь! — Карантир дёрнулся на кресле, швырнул блюдечко с фисштехом на пол. Всё равно слуги всё приберут. Но да, наркотик сделал его более восприимчивым, более чувствительным. Это Навигатору не нравилось. Зря он принял… — Он мне не нужен. Мне важен только ты, — Аварит вздрагивает, но держит лицо. Не поддаётся панике настолько, чтобы выпалить первое, что придёт в голову. Расчётливая сучка. Слишком осторожная, чтобы было легко подловить. — Тогда зачем всё это было?! — Навигатор сверкает в полумраке гостиной лазурью встревоженного взгляда. Сейчас он практически возненавидел наложницу. — Пожалуйста, не гневайся. Прошу… — молит она, по-детски округляя испуганные глаза. Всё-таки снова научилась его бояться. Или не его? Быть может, просто боится выдать правду? Карантир не мог найти ответа. В голове Аварит было на удивление пусто. Никаких мыслей, только эмоции вины, непонятного и неуместного сострадания. Девчонка действует смело, когда решает подойти ближе, не вставая с колен. Когда решает положить рыжеволосую головку ему на колено. Словно осуждённая на казнь через отрубание головы, других аналогий Карантир не видит этому жесту. — Не боишься, что придушу, если будешь находиться так близко? — Карантир игнорирует её попытки наладить физический контакт, отодвигает колено в бок, складывает ногу на ногу, лишь бы девчонка снова не припала к нему. — Не боюсь, — в этот раз задержки нет, наложница отвечает честно. — Почему? — Карантир, я устала бояться. Каждый день вспоминать о том, что ты можешь меня убить в любое мгновение, мало того, если с тобой случится что-то плохое, клеймо меня отравит… я устала думать об этом, в какой-то момент мне стало безразлично… — Аварит отодвигается от господина, видя, что её попытки его коснуться, обречены на провал. Нельзя провоцировать эльфа на большую агрессию, она это давно уяснила. Но Карантиру становится неприятно оттого, что наложница не старается приблизиться снова. Странное чувство. Алогичное. — Ты что-то затеяла, Аварит. Я это чувствую, — навигатор Дикой Охоты смотрит на неё недружелюбно, крайне недружелюбно. Пытается снова влезть в мозги к девчонке, просканировать её и снова видит лишь пустоту. Это ещё больше настораживает эльфа. Значит, ей есть что скрывать. Нет, рабыня не ставит стену, не закрывается. Она просто отключает внутренний диалог, смещает зону внимания на окружение. Как же его бесят эти уловки! — Я с вами честна… — Решила перейти на вы? Как забавно! А я-то думал, ты уже и забыла об этикете. Знаешь, что я хочу сделать? Я запру тебя во дворце, станешь в полном смысле слова домашней прислугой. Если ты что-то и могла придумать, то только очевидную глупость. Я же обещал богам защищать тебя? Так вот, тебя надо защищать от самой себя, от последствий твоих идиотских манипуляций. Эльфы — не dhoine, твои фокусы тут не пройдут, Аварит. — Хорошо, господин, — шепчет она, взгляд девушки полон смирения. Это злит Навигатора только сильнее… Значит, она зашла слишком далеко, значит, уверена в том, что рано или поздно король сам инициирует их общение, раз не страшится изоляции. Только вот она не понимает, насколько высоки риски в случае ошибки. Эредин Бреакк Глас может производить впечатление эльфа с простым, прямолинейным характером. Но Карантир знает повелителя куда дольше, куда глубже, чем его могла изучить Сорока. Если наложница вызовет ярость Его Величества, даже дружба с Навигатором не сможет остановить его в жажде расправы. Карантира легко вывести на эмоции, но он бывает отходчивым, если чувствует раскаяние жертвы. Эредин же, как заметил чародей, крайне часто идёт в своей ненависти до конца. Монарх более последователен. Им чаще движут не эмоции, а холодный расчёт. Карантир задумчиво вглядывается в стройную фигурку наложницы, сейчас девушка податлива, терпелива, послушна. И это зрелище постепенно, секунда за секундой производит эффект: Навигатор понимает, что негативные эмоции по отношению к Аварит иссякли. Хитрая птичка. Не провоцирует. Поддаётся. Отдаёт бразды правления в его руки, зная, что иначе он и сам добьётся её послушания, только жесткими методами. — Тебе он нравится? — спрашивает Навигатор, понимая, что ответ может снова вызвать в нём боль. И снова его голос срывается в хрипотцу. — Да, нравится. — Ты любишь?! — Только тебя. Никого больше. Не его… — Аварит прокручивает тонкие кольца из белого золота на пальцах. Но Карантир не чувствует в её ответе лжи. Эльф нервничает, постукивает костяшками по подлокотникам, невольно подёргивает ногой. — Как можно любить и отдаваться при этом другому? — нотки непонимания заполняют его тихий голос. И тут, к неожиданности чародея, ведьма отвечает в кои-то веки полно, эмоционально. Как-то горько и с жестокостью: — Разве в вашем мире не все так делают?! Спят с одними, любят других, покровительствуют третьим? Разве секс для вас, эльфов, когда-либо что-то значил? Разве ты сам, Карантир, не воспринимаешь его как физическую разминку? Как игру?! Разве для тебя есть принципиальная разница, какую эльфийку тащить в койку? Ты даже их имен часто вспомнить не можешь. Ты трахал других женщин на моих глазах; трахал самозабвенно и с явным удовольствием. Так почему сейчас для тебя вопросы физиологии стали столь важны?! Аварит дёрнулась, подхватилась с ковра и чуть не запнулась, чудом сохранив равновесие на скользком паркете. — Это я тебя не понимаю, Карантир…- девушка успевает мгновенно опомниться, взять себя в руки и утихомирить внутренний протест. Поворачивается к господину и мягко улыбается, только вот уголки губ дрожат, как от обиды. — Так это месть… — эльф смеётся, жутчайше неприятно смеётся. И снова в его голосе превалирует хрипотца, словно сорвал связки. — Неправда. — Нет, Аварит, это — месть. Самая обыкновенная месть. Наложница мстит господину за то, что он трахает других женщин? Как мило! Может тебе стоит написать на эту тему роман? Велла поможет растиражировать в огромных объёмах это бульварное чтиво. Впечатлительным эльфкам понравится. Всё примитивное вам, женщинам, нравится! Давай зайдём дальше? Будем устраивать вечеринки группового секса прямо здесь, во дворце? Позовём всю Дикую Охоту полным составом, покажем им, что значит свободная любовь? Устроим демонстрации в Тир на Лиа? Вообще что мелочиться, размениваться на вечеринки, мы пойдём ещё дальше, мы просто позволим жить здесь всем на постоянной основе, в левой части замка поселим шлюх, в правой части замка — Дикую Охоту, где-то посередине обоснуются светские лица. Как идея?! Неплохая, разве нет? Мы же свободных нравов, будем делать всё, что захочется. Ебать всё, что движется. А что не движется — будем двигать, чтобы ебать, зачем ещё нам магия?! — Карантир… — Молчи, Аварит. Ты не права. Эредин — это не секс-тренажёр и не объект мщения мне. Он сомкнёт на твоём горле пальцы быстрее, чем ты думаешь. Какую игру бы ты не затеяла, ты должна понимать одно: ты проиграешь. В любом случае, проиграешь. Ты уже достигла пика всех амбиций, что были возможны для тебя. Получить больше власти ты, куколка, не сможешь в мире Ольх. Никогда не сможешь. И ты, вместо того, чтобы держаться всеми силами за своё место, пытаешься карабкаться туда, куда хода тебе нет. Ты для эльфов — всего лишь dhoine! Наложница сжимает зубы, мнётся на месте. Бегает глазами по комнате, ища пути к отступлению. Нет, он так просто не даст ей уйти. Не даст ей покинуть помещение. Плевать, что последняя фраза ударила её больнее всего. Плевать, что он был резок. Плевать, если речь идёт о том, чтобы огласить правду такой, какая она есть. Девушка забыла своё место и ей стоит о нём напомнить. Карантир не останавливается на этом, идёт дальше. — И ты, шлюха, сегодня будешь выполнять свои непосредственные обязанности именно так, как я тебе скажу. Поняла? Аварит дёргается, щурит янтарные глаза. Она не смеет ему отказывать; они оба это понимают. Но теперь он точно видит, что наложница оторвалась от реальности. Если раньше подобные фразы не вызывали в ней отторжения, то теперь она эмоционирует и весьма наглядно. Внутренний ребёнок в Аварит начинает бунтовать. Хотя… вполне ожидаемо. — Да, господин, — наконец-то отвечает она. Карантир жестом манит рабыню к себе и та встаёт снова на колени, опустив голову в немом поклоне. — Не забывай, непослушание лечится розгами, милая. — Навигатор кладёт руку на шею девчонки, нежно гладит. Ласково поглаживает тонкими пальцами подбородок, ключицы, губы наложницы. А затем в тишине гостиной раздаётся громкий звук пощёчины. Вскрик. Слёзы. Жестокая игра как никогда будет кстати. О да, Карантир напьётся сполна болью девушки, выбьет из неё всю спесь; выбьет все глупости — размеренно, расчётливо, со знанием дела. Пусть лучше пострадает от его рук, чем от рук Короля Гона: беспощадного и жестокого в расправе.

***

Мир? Неужели, и вправду мир? Карантир задумчиво вглядывался в янтарь глаз наложницы, смотрел на девушку пристально, изучающе. Порой он заходил слишком далеко в желании познать её суть, её мысли, её мотивацию, в желании изучить её ещё чуть лучше. Он настолько усердствовал, что сам с грустью отмечал, как ведьма начинает сопротивляться, пытаясь скрыться от его внимания. Но он должен был всё контролировать! Каждый шаг колдуньи должен быть верным, тактически предусмотренным, осторожным. Слишком высоки ставки в политических играх, слишком ужасны последствия для невольницы в случае проигрыша. Господам ошибки прощаются, рабам — никогда. Важно об этом помнить. Аварит старалась не встречаться взглядом с лазурью глаз хозяина: смотрела исключительно в свою тарелку. И даже просьба чародея пересесть к нему на коленки не улучшила положение вещей. Наложница замыкалась в себе, это было очевидно. Что-то гложило девчонку, что-то заставляло быть взвинченной, напряжённой. Карантир мягко прикоснулся к киноварно-алым волосам ведьмы, убрал мешающие прядки за ушко и невесомо поцеловал тонкую бледную шею девушки. Вишня и миндаль. Как же он привык к этому запаху! Как же любил его… — В понедельник к нам во дворец придёт Zireael? — тихо спросила Сорока. — Да, милая. Посмотрим, можно ли что сделать с этой дикаркой. Предчувствие мне подсказывает, что вряд ли… — Ты хочешь, чтобы мы с ней познакомились? — Думаю, это было бы верным. Аварит горько усмехнулась, лицо её вдруг ожесточилось, выражение стало хищным, неприятным, демоническим. Ведьма кивнула головой в знак согласия и продолжила лениво ковырять вилкой остывшую яичницу; аппетита у девицы явно не было. Карантир не выдержал, спросил: — Что не так, Сорока? — Всё нормально, милый. Всё нормально. — Я же вижу, что ненормально. Помниться одним из важнейших правил нашего мирного сосуществования было условие о том, что ты мне будешь говорить только правду. Если не хочешь снова поссориться, говори всё как есть. — В таком случае мы поссоримся лишь сильнее. Пожалуйста, не допрашивай меня. Не все вещи стоят того, чтобы их обсуждать… — Сорока отвернулась, порываясь встать с колен Навигатора. Но Карантир силой усадил её на место. Вырываться из его объятий было бесполезно — эльф слишком силён. Ведьме пришлось лишь смириться, напряжённо ощущая, как тонкие сильные пальцы крепко стиснули её талию. — Говори. — Хорошо. Я скажу, но вряд ли тебя порадуют мои мысли. Я так понимаю, Цирилла официально считается свободной девушкой? Свободной девушкой dhoine. И, как я полагаю, никто с этим фактом ничего не собирается делать. Да, вероятно, так и есть. Смею предположить, что мне стоит теперь кланяться этой малявке, реверансы перед ней крутить? Относиться к ней как к благородной госпоже? Верно?! — ведьма выпалила всё как на духу; яростно, проговаривая каждое слово с особым нажимом, с явной злобой и непониманием. — Аварит, ты же знаешь, я не могу повлиять на подобные нюансы. Вопросы свободы Цири решает исключительно Эредин… — Думаешь, мне сразу стоит урегулировать эти вопросы с Его Величеством? Упросить короля о том, чтобы некоторые правила этикета для меня были упразднены? Ведь он всё решает, — Аварит неприятно засмеялась. — Знаешь, милый, я всегда уважала законы и правила Aen Elle, будет даже не преувеличением заявить, что я многие нюансы вашего законодательства знаю наизусть. И что-то мне память указывает на то, что любой dhoine, пойманный в мире Aen Seidhe автоматически приобретает статус раба в Aen Elle. Или я что-то путаю? — Не путаешь, — Навигатор откинулся в спинку кресла, напряжённо потёр переносицу. Да, глупо скрывать: его наложница была абсолютно права. Почему-то для Zireael Глас сделал исключение, странное исключение. Впрочем, и Ауберон в прошлом совершил то же самое. Карантир правителей в этом вопросе не поддерживал, уж если ему бы предоставили возможность решать судьбу ведьмачки, он вероятно бы произвёл пункцию яйцеклеток и незамедлительно отправил бы Цири в мир истока Белого Хлада. Это казалось абсолютно логичным. Но мало того, что Эредин решил встать на грабли Ауберона, так ещё и вовсе не собирался на ведьмачку ставить рабское клеймо или хоть как-то иначе обозначать её истинный статус в мире Ольх. Это не могло не действовать на нервы тем невольникам, что всю жизнь боролись за своё место в социуме: отвоёвывали уважение придворных господ. Что всеми правдами и неправдами искали одобрения и стабильности, при этом, в большинстве случаев, оставались рабами до конца своих дней. Таких рабов при Дворе называли «Маленькими господами». Очевидно, что вопрос свободы Цириллы особенно остро стоял для наложниц; для них вся эта ситуация была крайне оскорбительной. Жаль, что большинство монарших особ опрометчиво забывают о спокойствии и благополучии своих верных слуг. — Самое забавное, что по вашим законам Zireael может ударить меня, даже убить. И ей за это ничего не будет, максимум суд востребует компенсацию за причинение материального ущерба тебе, Карантир. Разве не смешно? — Что ты мне предлагаешь с этим делать, Аварит? — Ничего. Я просто хочу понять, почему вы, эльфы, так непоследовательны. Почему мне, девушке, что ни раз доказывала преданность и верность вашему государству, что рисковала жизнью ради вас, ради короля, что делала всё, что было необходимо, даже самые подлые и грязные вещи, не видать свободы, как собственных острых ушей, которых у меня отродясь не было? Почему Цирилла, которая даже пальцем об палец не ударила, чтобы доказать свою пользу для общества, мало того, которая ещё и вызвала для вашего мира столь много проблем, столь много ненужных смертей, ныне ходит как благородная свободная госпожа? По какому такому праву я ей должна кланяться? С ней носиться? В чём заключается логика сих процессов?! Может, я сама что-то не так понимаю?! — Аварит снова попыталась дёрнуться, уйти. Лишь бы успокоиться. Но Навигатор, как в прошлый раз, не дал ей уйти. Держал. — Хорошо, Сорока. Скажу так: я согласен с тобой, твои претензии вполне обоснованы. Однако ничего с этим поделать не могу. — Можешь! Просто не хочешь. — Что? — Дай мне свободу. Пусть эта свобода будет исключительно на бумаге, пусть будет лишь юридической условностью. Всё равно от клейма мне не избавиться, как ты говорил; его действие необратимо. Дай мне свободу, чтобы мне не пришлось расшаркиваться перед всякими dhoine! Я всё равно была и буду с тобой, неважно в качестве кого: любовницы, жены, подруги, да хоть сестры! Я всё равно буду служить в Дикой Охоте, и подчиняться твоим приказам. Просто… пусть хоть на бумаге свобода будет. Я так буду лучше защищена: за смерть или насилие над свободной гражданкой Тир на Лиа грозит уголовная ответственность, за рабыню же — административная… — Хватит! — Карантир резко сжал волосы у загривка ведьмы правой рукой; сильно, до боли. Вдруг ему показалось, что он наконец-то всё понял! Понял, почему ведьма замыкалась в себе, почему она меньше ластилась к нему, чаще хотела побыть одной. Понял. Она просто манипулировала им, желала вызвать в нём потребность вывести её на откровенный разговор и, воспользовавшись удобным поводом вроде свободы Zireael, выпросить свою свободу. Хитрая, наглая сука! Он дал ей всё, о чём может только мечтать женщина, всё: украшения, наряды, просторные покои, даже других слуг. И вот чем она отплатила! Свободы хочет? Хрен ей, а не свобода. Навигатор никогда не отпустит свою пташку, никогда. Даже если кто-нибудь воистину богатый и могущественный предложит горы золота, чародей не согласится. Должно же быть у Карантира что-то, что принадлежит ему без нареканий, без вопросов, без условностей? Принадлежит ему со времён первой встречи и до конца дней своих! Нет уж, что бы ни случилось, маг никогда не отпустит на волю свою ведьму. Пусть даже не думает, чертовка… — Ты никогда не получишь свободу, милая, — прошипел Карантир тихо, вкрадчиво, с явной угрозой в голосе. — Ты всегда будешь принадлежать мне, как юридически, так и фактически. Даже не пытайся снова заводить эту тему. И знай; ты не выйдешь в ближайший месяц за пределы моих владений, я запру тебя здесь, чтобы ты хоть чуть-чуть поумнела. А теперь прочь! Уходи, пока я тебя не прибил! Наложница шустро подхватилась; выбежала из комнаты. Эльф тяжело дышал, с трудом сдерживая гнев. Он помнил, что пообещал богам хранить Аварит от врагов, даже если врагом ей окажется он сам. Пообещал. Он не имеет право ей причинять серьёзный вред… но, если честно, так хочется… Чуть успокоившись, он с наслаждением вдруг вспомнил, что сегодня намечается вечеринка Дикой Охоты. Вот, где он уж точно оторвётся сполна! И даже король будет не в силах его остановить…