Служанка из Зазеркалья

Душно. Жарко. Горячее солнце безжалостно опаляло царственную природу Тир на Лиа. На самом деле, такая погода была редкостью. Кто-то шутил о том, что дочь Лары Доррен, Zireael принесла в мир Ольх с собой тепло и малость перестаралась. Эльфы находили спасение от дневного зноя в просторных дворцах, у прохладных водоёмов и в ледяном щербете. Только к вечеру благородные жители столицы Aen Elle выходили на улицы города; поплавать на лодках в гавани, прогуляться на набережной, посетить художественные выставки и музыкальные концерты. А ночью была настолько комфортная температура воздуха, что можно было спать прямо на траве и не бояться слечь с простудой на утро. Но вот днём — просто кошмар. Малиэль нервно постукивая ноготками по краям хрустальной креманки, доедала третью порцию клубничного щербета. Ге’эльс неодобрительно посматривал на сиё зрелище: переедание дочери его не радовало, но мужчина молчал. Пусть ей мать делает замечания, если посчитает нужным. Но и Иллария молчала, задумчиво рассматривая светлое безоблачное небо. В тени высоких раскидистых ив было хорошо, ко всему прочему беседку защищал от солнцепёка и густой, стелящийся по крыше и колоннам беседки, плющ. Малиэль не доела угощение, отложила ложку, изрядно испачканную в ледяном сиропе на стол, даже не замечая, что оставила разводы. Слуги всё приберут. Только Иллария по привычке нахмурилась: она с детства привыкла не создавать лишнюю работу подневольным, ей не была в молодости доступна такая роскошь, как небрежность. Малиэль гневно обвела взглядом фигуры родителей и спросила с надрывом: — И когда мы будем действовать? Прошёл месяц, а всё осталось на своих местах! — Действия предприняты. Фигуры расставлены. Всё свершится в нужный момент, — холодно заметил наместник, собрав руки за спиной. Мужчина возвышался над фигурами женщин, будто намеренно смотрел на них свысока. Ге’эль был высочайшим эльфом: два метра двадцать один сантиметр. Даже для чистокровного elle — огромный рост. — И сколько ждать?! — Сколько потребуется, душа моя, — главный советник короля отвечал мягко, но голос его казался чрезмерно ровным, чрезмерно равнодушным. — Мама, а ты что скажешь? — Твой папа прав, милая. Нам остаётся только ждать… — Я жажду мести уже сейчас! Я не могу больше видеть язвительные ухмылки Его Величества в свою сторону! Он смеётся надо мной! Смеётся после всего того, что сделал… я… я никогда никого так сильно ненавидела. Почему он носится с этой уродкой Zireael? Чем она лучше меня? Меня! — от прежней, нежной и воздушной эльфийки не осталось и следа. Сейчас Малиэль была похожа на дикую фурию. Ко всему прочему, она больше не красилась, не выбирала яркие и соблазнительные платья, предпочитая им почти, что мужской костюм. В волосах Мали больше не красовались нежные цветы и жемчуг, ныне только тугая простая коса, зачёсанная на один бок, обрамляла её посеревшее от затворничества лицо. Иллария с трудом уговорила девушку выйти на свежий воздух, посидеть в теньке беседки. — Я тебя понимаю, дорогая. Ты переживаешь непростые времена. Эредин, полагаю, намеренно тебя дразнит. Но твоя задача дать ему понять, что он тебя не сломил. Тебе следовало бы выглядеть ещё ярче и маняще, чем прежде. Ты же действуешь наоборот… — Я устала притворяться, что всё хорошо! Меня тошнит от этих правил. Да, мне плохо! Пусть знает, что мне плохо. — Глас тебя не будет жалеть, — Ге’эль отрезал. — Если не будешь соблюдать осторожность, он найдёт способ унизить тебя только сильнее. Я не хочу однажды узнать о том, что моя дочь коротает время в королевской темнице из-за собственной глупости. — Значит, надо причинить боль не ему, а тому, кто ему дорог! Он подозрительно часто стал проявлять благосклонность к потаскушке dh’oine. Наверное, она согласна на всё, что он только захочет! Имеет её противоестественным образом. Да, причина в этом! — Мали скривила губы в злобной усмешке. Только вот кончики губ девушки подрагивали, словно она была готова расплакаться. Неужели мужчины настолько примитивны, что побегут к любой, даже самой противной бабе, что позволит себя иметь в рот или в зад? — Ночная кукушка всегда дневную перекукует, — заметила как-то рассеянно Иллария. Она-то знала куда больше подробностей постельных увлечений придворных эльфов, чем её дочь. Наложницы, дай им фисштеха и вина, только чего не расскажут… кто-то, вроде Карантира, любит отстегать наложницу ремнём, кому-то нравится групповой секс, кого-то особенно влечёт к оральным ласкам, кто-то ищет секса в компании суккубов или дриад. Каждому своё. Да, эльфы меньше зависели от телесных удовольствий, не имели склонности к противоестественным контактам, к порокам dh’oine; вроде зоофилии, копрофилии или педофилии, но всё-таки скидывать полностью со счетов веяния страсти, тоже было глупо. — Отвратительно! — Твоё отвращение не изменит суть вещей, милая, — наложница Ге’эльса пожала смуглыми плечами. — Поверь, как только Ласточка понесёт, Его Величество утратит к ней интерес, обратит взор на других дам двора. Связи на ранних сроках беременности опасны выкидышем. Так говорят знающие. — Обратит внимание на другую потаскуху вроде Аварит? — Возможно. Кто знает… а, быть может, и на эльфиек. Увлечения короля так поверхностны… и так непредсказуемы. — Я хочу, чтобы Zireael страдала! Ей не место здесь — вы сами всегда так говорили. — От неё избавятся, как только девчонка исполнит свой долг, — Ге’эльс развернулся спиной к дочери, наблюдая за тем, как слуги кормят рыбок в искусственном маленьком прудике. — Я всё поняла! Ты всегда обманывал, ты говорил, что будешь мстить! Но это остаётся только словами, на деле Эредин наслаждается жизнью и смеётся надо мной! — Малиэль швырнула креманку об мраморный пол беседки и поспешила покинуть родителей, вернуться в свою комнату. Её тело дрожало. Глаза щипало, вот-вот слёзы снова сплошным потоком зальют её щеки. Она не хотела плакать перед равнодушным взором отца. От его близкого присутствия становится только хуже. Малиэль шумно шагала по вымощенной каменной плиткой дорожке, будто вколачивала пятками гвозди. Отныне она больше не будет ждать поддержки родителей. Она будет действовать сама. Она превратит жизнь короля и его белобрысой, серой, как мышь, потаскухи в кошмар! Она намеренно стравит Сороку и Ласточку. Никто не догадается о причастности Малиэль к неудачам девиц: она умело переведёт стрелки. Пусть dh’oine разбираются между собой, пусть Эредин забудет сон и покой, разрываясь на части. Пусть потеряет Глас дитя в утробе мрази Zireael, пусть истечёт девчонка кровью на глазах у монарха! Пусть. И Малиэль уже потом сама будет язвительно ухмыляться Эредину. И вот тогда, когда с её дороги уйдут все соперницы, она найдёт способ стать женой — стать королевой. О да, она найдёт способ.

***

Цирилла ненавидела себя: ненавидела ярко, мучительно и до боли в голове сильно. Она ненавидела себя за то, что стала опускать руки, что стала подобно рабыне, прогибаться под новые законы и новые правила. Но более всего она ненавидела себя за то, что влюбилась в Эредина. Первая влюблённость, как говорил Креван, — самая опасная и самая горькая. Эти чувства не несут покой, не подвергаются гласу здравого рассудка. Эти чувства — плод игры гормонов постпубертатного периода. Просто её тело хочет продолжить род, невзирая на планы своей хозяйки. Йеннифэр рассказывала об этом: о том, какие изменения происходят в организме юной девушки, как меняется характер и предпочтения с возрастом. Йен рассказывала и о том, что подобный период своей жизни корпела над магическими гримуарами, и только магия позволяла ей, истратив все силы ученицы академии, ненадолго успокоиться. Зато когда чародейка закончила обучение, то оторвалась с лихвой за потраченные на науку годы: коротала время в объятиях видных мужчин и делала это даже не ради власти или достижения целей, а ради сугубо удовольствия. Стыдиться этого не надо — уверяла матушка; надо просто понимать, откуда растут корни сих потребностей и эмоций. Цирилла понимала. Но было не легче. Влюбилась в долбанного эльфа. Влюбилась в своего врага и пленителя. Влюбилась в того, кто строит планы по захвату ближайших миров и порабощению людей. Когда она видела Эредина Бреакк Гласа, сердце сначала замирало, а затем билось скоро, больно, не нормально. Потели даже ладони. Она не могла найти себе места в его близком присутствии: то роняла, как какая-то неряха, столовые приборы, то несла откровенную чушь, то спотыкалась на ровном месте. Эредин никогда не заострял на этом внимание, а вот Карантир на балах над ней злобно смеялся. Чародей вообще открыто показывал своё пренебрежение; задирал колкими замечаниями, демонстративно поправлял её произношение ellilon, акцентировал внимание на осанке и походке, подмечая, что даже утопцы куда изящнее. Сволочь. Наглая эльфийская сволочь. И самое неприятное, что Глас спокойно наблюдал за этим, не вмешивался. Возможно, наедине и что-то говорил подопечному, но никогда при эльфах не затыкал рот Навигатора. А ещё он как-то решил продемонстрировать документы о службе Геральта в рядах Дикой Охоты и подметить, что ему не составит труда отыскать близких ведьмачки и расправиться с ними, если та будет действовать неосмотрительно, например, решит сбежать или причинит Аварит вред. Угрозы не походили на пустые. Об уникальной способности Навигатора выискивать иголку в стоге сена когда-то упоминал и Креван. Это удручало ведьмачку. Она не могла подставить родителей, не могла подвергать их жизнь такой опасности… ей пришлось смириться с участью пленницы. Но всё-таки Цири пришла к выводу о том, что жизнь во дворце была не так уж и плоха: вкусные кушанья, дорогие наряды, чистые и просторные залы, послушные слуги, мягкие ароматы эфирных масел и благовоний. Это всё не могло идти ни в какое сравнение с её прошлой жизнью, полной голода и грязи, полной вони и холода. Как же она побиралась тогда с Крысами! И ведь Крысы жили не так уж и плохо в сравнении с кметами. О судьбе простолюдинов Северных королевств Ласточка старалась не думать. Но даже если сравнивать с дворянскими убранствами — всё равно эта обстановка была блеклой, скромной рядом с пафосным величием бытия эльфов. Вот попробовали бы эти эльфы Ольх пожить в той грязи, где жили люди, может, и поняли бы, отчего им dh’oine напоминают животных. Если условия жизни как у животных с рождения до самой смерти, то чему тут удивляться? Цирилла хорошела на глазах — полноценное питание и благоприятный климат делали своё дело. Болезненная худоба ушла, дала возможность фигуре округлиться в нужных местах. Коленки и плечи девушки больше не торчали, как колья, они стали покатыми, гладкими. Благо, фигура Ласточки была не склонна к полноте. Зато грудь и ягодицы стали больше походить на женские прелести, а не на мальчишескую поджарость. Эредин стал чаще уделять внимание этим частям тела, невесомо поглаживая и касаясь их в моменты близости. Он всё-таки был хорошим любовником, это было глупо отрицать. Единственное, что не нравилось девушке, так глубокие, стремительные толчки ближе к кульминации соития: они были по-прежнему болезненными. Наверное, все женщины с этим сталкиваются… у Цири и не было иного опыта. Эредин был мягок к ней. И Цирилла немного поубавила свой яростный пыл: тщательно подбирала слова в общении с ним, больше не пыталась нападать на эльфа, старалась сильно не спорит. Хотя временами так хотелось! «Здесь все притворяются. Все сдерживают эмоции, присмотрись внимательнее», — говорила Аварит. «А как же Карантир?» — спрашивала ведьмачка. «А он у нас — особенный!» — смеялась наложница, не боясь быть неправильно понятой. Ведьме позволялось куда больше вольностей в сторону Навигатора. Потом, правда, Цири замечала следы ремня или прута на бледной коже Аварит, но девушка на вопросы ведьмачки, лишь мило улыбалась, переводя тему разговора. Медленно, но верно Цирилла привыкала к странной колдунье, общалась с ней чаще. Иной компании ей и не было во время приёмов. Но ведьмачка помнила о предупреждениях Звёздочки, держала ухо востро. Её всегда удивляло то, какой хитрой манерой наложницы держались друг друга, при этом постоянно за глаза смеясь, друг над дружкой. Истинно яма, кишащая змеями. Напротив, благородные эльфки, представительницы богатых и влиятельных родов, сторонились друг друга, старались держаться своих родственников и личных слуг. Если в общении между собой наложницы находили какую-то выгоду, планируя новые стратегии интриг и сплетен, то эльфки высокого происхождения держались чопорно, изолированно. Или так только казалось девушке? Цири однажды тоже могла стать наложницей, ей Глас как-то намекнул об этом. Будущее дитя должно иметь конкретный статус в социальной иерархии. Дети от наложниц считались узаконенными. Но Цирилла отчего-то избегала даже мыслей о подобном статусе, как огня, хотя, наверное, он и мог дать более явную защиту в лице монарха. Благо, эльфы никуда не торопились. На неё никто не давил. Пока что она числилась сугубо гостьей: неявный статус, статус свободы, но, к этому, статус незаконности вероятного наследника Эредина. Цирилла догадывалась, что планы короля на ребёнка будут серьёзными и для них просто необходима официальность. Гражданство, иными словами. Но Цири по-прежнему не хотела рожать дитя. Она свыклась с мыслью о беременности, относилась, как к неизбежному злу. Когда-то она была согласна и понести от Ауберона. Но это не означало того, что она будет тяготеть нежностью, привязанностью к своему ребёнку. Да, её тело — просто инкубатор. Временная повинность. Родит уж как-нибудь, а потом радостно отдаст дитя на попечение слугам и кормилицы. Она морально не готова терять свободу действий, тратить ночи и дни для ухода за младенцем. Глас не был против.

***

Цири тряхнула головой, отвергая лишние мысли. Всё это будет потом, не сейчас. Аварит шустро выскочила из примерочной, демонстрируя весьма откровенное шифоновое платье с причудливыми орнаментами вышивки серебром. — Ну как? Стоит брать? — Нет, можно найти и лучше. Это грудь как-то странно стягивает, — придирчиво заметил Нитраль. На взгляд Цири, всё выглядело отлично. Даже чародейки из Ложи бы умерли от зависти, но при Дворе Тир на Лиа куда больше сходили с ума по нарядам. — Мне тоже не очень нравится, — Аварит снова скрылась в примерочной. Нитраль вольготно развалившись в кресле, терпеливо ждал демонстрации других вариантов. Ведьмачке казалось это странным. Мужчины ведь не любят подобные занятия? Но Нитраль казался абсолютно умиротворённым. Всего лишь конвой, подметила про себя девушка. Эредин бы ни за что на свете не отпустил её без должного сопровождения. Он и так был недоволен её просьбой отпустить погулять в городе. Она отпрашивалась у него, будто у строго супруга в патриархальной семейке. И её это раздражало. Но если бы она выказала пренебрежение правилам сопровождения, он бы её и вовсе не пустил. Вообще любая оплошность или сора могли быть поводом для дальнейшего «заключения» во дворце. Она словно домашняя собачка! Вечно должна держаться либо рядом, либо на привязи у будки. Отвратительные правила! — Может быть, на набережную уже пойдём? — в нетерпении спросила Цири. — Чуть позже. Когда жара спадёт, — ответил просто Нитраль. Он был, наверное, единственным приближённым Эредина, который не демонстрировал к ней явное пренебрежение. Он казался довольно-таки милым и весёлым. С ним хотелось дружить… — Мне скучно! — Примерь что-нибудь, милая, — раздалось из кабинки, укрытой широкой бархатной занавеской. — Я не знаю… — Цирилла в нерешительности прошлась между рядов бутика. Глаза разбегались от разнообразия; здесь были платья на любой вкус и цвет. Только вот платья ведьмачка не любила: вечно надо переживать о том, не помнётся ли, не задерётся ли подол после уборной, не наступишь ли на длинные полы наряда. В брюках и рубахе куда комфортнее! Консультантка по выбору одежды мягко указала девушке путь к другим рядам: там, где ходила Цири, были платья для наложниц. Почему-то разница эльфам казалась принципиальной. Ведьмачка остановила взор на волшебном, золотисто-песочном платье с широкой юбкой и тугим корсетом на манекене. «Платье, как у принцессы» — розовая девичья мечта. В детстве Цири бы отдала всё, что имела, чтобы носить такое платье. Сейчас же такие желания ей казались глупыми и постыдными. Тихая консультантка протянула девушке наряд нужного размера, мгновенно разгадав заинтересованность. Цирилла уже было хотела отказаться, но всё-таки решила примерить. «Просто примерка, просто посмотрю и оставлю», — говорила она себе. Ей работница магазина помогла зашнуровать корсет, разобраться с многослойными юбками. Цири даже не глядела в зеркало, почему-то будучи уверенной, что такой наряд будет смотреться на ней, как на корове седло. Комплексы в мире Ольх у ведьмачки только множились. Аварит без толики смущения подглянула через занавеску: — Скорее выходи! Это бесподобно! — наложница вывела девушку в центр демонстрационной залы, под ровный свет магических светильников. — Ужасно! — Цирилла закрыла лицо руками, лишь бы не смотреть в зеркало. — Нет, нет. Действительно здорово смотрится, — подметил Нитраль. Когда ведьмачка решилась взглянуть, она не поверила своим глазам. Действительно, как принцесса. Как эльфийская принцесса из сказок. Типичное шитье для нарядов девиц Ольх делало своё дело: подчеркивало эльфские черты, и стирало черты людские. — Я на себя не похожа… — Ты просто себя такой ещё не видела, — Аварит приобняла девушку за плечи, — тут нужна высокая причёска и длинные серёжки с цитрином! Ты — красивая. — Неправда! — вспылила Цири, отталкивая от себя ведьму. Она уже привыкла к мысли о том, что уродлива для эльфов и их подруг. Она чувствовала наглую лесть в словах наложницы Карантира. — Надо брать, — Нитраль улыбнулся. — И, кстати, это явно лучше, чем то, — он обратился к Аварит, которая уже была облачена в иной наряд. — Мы берём оба. — Да, господин, — работница бутика сразу же поспешила оформить бумаги у кассы. — А сколько стоит? — Цири напряжённо спросила. — Тебе лучше не знать. Ох, это — мелочи для Его Величества. Расходы на уровне бытовых нужд. — И всё-таки? — Сто семьдесят три золотых, — ответила полуэльфка. — Нет, мы не будем брать! — Поздно, — Аварит звонко рассмеялась, — все чеки подписаны. Идём гулять на набережную!

***

Ведьмачка напряжённо обдумывала происходящее. Вообще-то она была против покупки! Но решили, как всегда, всё за неё. Подумать только, слово Аварит имеет большую власть, чем слово Цири. Да, добро тут именно причиняют, а не делают. Да, глупости! Все эти покупки, чтобы только насладить взор Эредина. О удовольствии монарха думает Сорока, а не о желаниях Цириллы! Это объяснение почему-то вдруг сняло гнетущий груз вины с плеч юной воительницы. Ощущение «воровства» средств у Гласа стёрлось. Наверняка, он сам намекал подопечным, что хотел бы видеть её в более представительном образе. Наверняка, не может смириться с тем, что она — человек. Поэтому надо нарядить её как эльфийку, чтобы хоть чуть-чуть скрыть неловкость от совокуплений с dh’oine. В этом и есть умысел! Да, Цири была дурой, когда поверила, что ей кто-то собирается тут безвозмездно помогать и дарить радость. Но мысли о том, что это волшебное платье — её, грело девушку. В глубине души, она была всё той же маленькой мечтательной княжной Цинтры… Цирилла неожиданно почувствовала, как тонкие пальцы Аварит сжали локоть. Наложница словно пыталась что-то сказать, пыталась увести куда-то прочь от главной площади. Цири выпала из прострации, оглянулась вокруг. И сердце девушки нервно сжалось в узелок. Эльфы, что степенно гуляли по пешей мостовой, останавливались, смотрели на неё, а потом следовали за нею. В них не было и капли дружелюбия. Они смотрели сурово, жёстко. Их выражения лиц напоминали характерный, типичный оскал Карантира, когда тот собирался сказать очередную гадость. Нитраль не терялся, но ощутимо напрягся. Вдруг Цири поняла, что эльфы их обступают по кругу, что за спиной идет не меньше дюжины. Аварит чуть ускорила шаг, держа ведьмачку за руку, свернув с центральной улицы. Всё должно было закончится! Но не закончилось. — Maleena! — кто-то выкрикнул в спину из толпы. — Maleena! Maleena! Maleena! — сразу же начали повторять голоса. Цири боялась обернуться. В спину ей прилетело что-то холодное, неприятное. Это был не камень. Точно — не камень. Камень бы вызвал больше боли. — Портал! — Аварит проговорила шёпотом, в её голосе читался страх. — Сейчас… — тихо ответил Нитраль. Аварит вдруг подтолкнула Цири вперёд, и что-то с отвратительным звоном хлопнуло над головой ведьмаки, вызывая головокружение. Тёмные всполохи окутали небо, будто купол. Щит - запоздало догадалась Цирилла. Аварит поставила щит от других летящих в её сторону снарядов. Не было времени обернуться, не было времени осознать происходящее. Наложница потянула девушку за угол здания, припала грудью к каменной стене строения, и в это же мгновение мелькнул голубым светом портал. Цири не видела ничего вокруг, она не соображала ровным счётом ничего. Упала на колени на паркет. Где они находились? Наверное, во дворце короля. Но Цири не думала и об этом. Предательские слёзы покатились из глаз, и Цири закрыла лицо руками, чтобы никто не видел её в этот момент. Сердце стучало бешено. Всё плыло, всё кружилось. Она хотела раствориться, исчезнуть. Но могла только сидеть на полу, изредка почти незаметно всхлипывая.