Служанка из Зазеркалья

Невыносимо. Цирилле Фионе Элен Рианнон было невыносимо плохо. Её постоянно тошнило, выворачивало наизнанку практически после любого принятия пищи. Её юный организм сопротивлялся беременности, по крайней мере, Цири полагала, что дела обстоят именно так. Её тошнило от фруктов, от сладостей, от мяса, от орехов и грибов, её тошнило и от сока. Но при этом ей безумно хотелось скушать что-нибудь изысканное, приятное на вкус, от бесконечного поглощения творога и овсянки — единственного, что не отторгал пока что её организм, девушка чувствовала себе прескверно. Да, Цири и раньше слышала о токсикозе, но ошибочно полагала, что это — дело кратковременное и эпизодическое. На практике же выяснилось, что нормально покушать при беременности — скорее исключение из правил, чем правило. Что же будет потом? Уже сейчас её мучали частые позывы по-маленькому, её мучала и диарея. Чувствовала ведьмачка себя ужасно: вялая, сонливая, вечно нервная, как на иголках. Этой беременности не должно было быть. Её юное тело было не готово к вынашиванию и рождению дитя, и непрестанно напоминало ей об этом. Её тело сопротивлялось. Лекарь не раз намекал Эредину, что такое самочувствие ненормально, что девушка в любой момент может исторгнуть плод. Глас был молчалив, холоден. В его жёстком взгляде Цири часто замечала разочарование. Мол, неужели она не может справиться и с этим? Только вот чего он хотел?! Он — представитель иной расы. От него и ребёнок, вероятно, будет крупным, тяжёлым. Как она выносит и родит ЭТО? От мысли о родах Цири бросало в холодный пот. Если она переживёт роды, то это событие точно будет худшим кошмаром наяву в её хоть и короткой, но полной неприятных приключений, жизни. Как-то Цирилла, будучи на эмоциях, крикнула Эредину, что готова делать в постели всё, что только он пожелает, лишь бы уже он дал указание лекарю прервать её беременность. На что Глас посмотрел на неё со жгучей ненавистью в изумрудных глазах, посмотрел, как на худшего врага, как на предательницу и приставил к ней дополнительную охрану. Нет, они охраняли не Цири, они охраняли тот мелкий, наверняка уродливый зародыш, что был в ней, охраняли от неё самой. И жизнь в Тир на Лиа снова превратилась в пытку. Теперь не было возможности, и встретиться со Звёздочкой, конвой следовал за ней неустанно, присутствовал даже во время посещения уборной. Она ведь всего лишь пленница? Да. Всего лишь пленница. Но самым тяжелым испытанием для ведьмачки оказалось то, что король больше не посещал её спальню вечерами. Нет, конечно, ей в таком дурном состоянии совсем не хотелось интимной близости, она даже физически была на неё не способна. Но ей было очень одиноко, не хватало ласки, поддержки, душевной теплоты. Наверное, Глас окончательно разочаровался в ней, наверное, утратил к ней и плотский интерес, наверное, испытывает отвращение от её болезненного вида и унылого выражения лица. А ещё, наверное, он нашёл себе развлечение в объятиях иных дев. Небеременных. Красивых. Улыбчивых. И мысли об этом возжигали в сердце Цири яростную ревность. Каждый новый день был пыткой. Каждый новый день она просто воспринимала как что-то неизбежное. И, наконец, настало время, когда Цири просто отказалась подниматься с постели, когда она стала спать по двенадцать-двадцать часов в сутки. И тогда Эредин окончательно сменил королевскую милость на ледяное равнодушие. Она стала ему неприятна. Она стала ему обузой. Она стала для него просто скучным предметом интерьера дворца, не более того. Да и пусть катится к чёрту! К чёрту… Яркие, слепящие лучи солнечного света неожиданно разрезали собой всё пространство комнаты. Цири крепко зажмурилась, укрываясь с головой под пуховым одеялом, свернулась калачиком. Но кто-то, звонко смеясь, юркнул к ней в постель, невесомо прикоснулся к её плечам, шее, волосам. Кто-то мило чмокнул её в щёчку, приобнял. И Цирилла спросонья дёрнулась, попыталась оттолкнуть навязчивого гостя, вызывая у того новые нотки мягкого смеха: — Вставай, соня. На улице отличная погода. Пойдём гулять! — Аварит смотрела на неё тепло, улыбалась мягко, по-детски непосредственно. Но Цири в ответ лишь шикнула, как рассерженная старая кошка. — Отстань. Я буду спать. Лучше иди к Карантиру… — Ой, это всегда успеется. В этот раз я пришла именно к тебе! Давай гулять. Вылезай оттуда, мышка, — колдунья холодными пальчиками провела по талии Ласточки, щекоча. И Цири дёрнулась, подскочила, на что Аварит шустро скинула пышное пуховое одеяло прямо на паркет. Ведьмачка поджала ступни к бёдрам, укрыла коленки ночной сорочкой и уткнулась носиком в парчовую подушку, демонстрируя этим жестом протест против утренней прогулки. Сорока сменила тактику: села на край постели, провела рукой по спутанным пепельным волосам Цириллы, тяжело вздохнула, прошептав: — Я понимаю. Тебе сейчас очень непросто. Тебе хочется забыться, закрыться от всего мира, Zireael. Это чувство и мне знакомо. — Разве? — недоверчиво проворчала ведьмачка. — Конечно. У всех бывают такие моменты в жизни. Даже у Его Высочества. Думаешь, ему не печально? — Так он тебя сюда послал… — Цирилла в очередной раз с горечью убедилась в том, что Сорока ничего не делает просто так. За всеми её поступками, словами, обязательно стоит повеление то Карантира, то Эредина. Она — не самодостаточная личность. — Его Величество очень беспокоится о тебе. — Что-то не похоже! — недоверие сквозило в тоне девушки. — Мужчины редко показывают чувства. Эльфийские мужчины, разумеется. Но стоит чуть присмотреться, оглядеться вокруг, и ты увидишь куда больше. Милая, ты очень сосредоточена на себе, ты не видишь, не чувствуешь остальных. Но, поверь, каждый нуждается в поддержке. Абсолютно каждый. Будь то могущественный чародей или прославленный, сильнейший воин. Чем авторитарнее мужчина, тем больше он нуждается в женской ласке. — Глупости, — Цирилла не хотела слушать. С чего ей сопереживать Гласу? Она в куда худшем положении, чем он. Это он должен с ней носиться! — Ох, ты неисправима, милая. Ты так упряма. Так непокорна. И так сильна… куда сильнее, чем я. Помнишь, как отрубила мне пальцы? В тебе столько силы… было, — Цири сжала губы в тонкую полоску, ведьма умудрилась задеть весьма важную струну её души. — Ты ведь училась на ведьмачку? Обучалась в ведьмачьей школе, если я не ошибаюсь? — Кто тебе рассказал? — Карантир, разумеется. Он обо всех всё знает. Здесь в Тир на Лиа жил… служил в Дикой Охоте пять лет… Гервант? — Аварит то ли специально строила из себя дурочку, то ли действительно имела ужасную память на имена. Цири никак не могла понять. — Геральт! — Говорят, очень сильный был воин. Один из лучших в отряде Имлериха. Он тебя обучал? — Да… — Ласточка приподнялась на постели, обхватила руками коленки, задумчиво уставившись на колдунью. Она пока не могла понять, к чему ведёт Аварит. Но, мягко говоря, наложнице Карантира удалось заинтересовать Цири. Вывести из прострации. — Он, должно быть, не только силён телом, но и силён духом. Ведьмаков ведь учат справляться с любыми трудностями? Расскажи. Я действительно преступно мало знаю про эту профессию, — Аварит мечтательно вздохнула, проводя массажной щёткой по алым локонам волос. Она напоминала русалку. И как ни пыталась Цири противиться обаянию рабыни, невольно очаровывалась её нежным ликом и изящными жестами. — С ведьмаками всякое может случиться на большаке. Дороги полны опасностей. И порой большую опасность представляют люди, чем монстры… — Наверное, за плечами любого ведьмака полно душераздирающих, жутких историй. — Да… — Мир Aen Seidhe очень опасен. И всё-таки ведьмаки продолжают свой путь. Вопреки любому злу. Сколько же в них силы воли? — Безумное количество, — Цири грустно улыбнулась. Вспомнила лица Геральта, Эскеля, Ламберта, Весемира. Все они перенесли столько напастей и все они не утратили веру в людей, не утратили доброту и, самое главное, не опустили руки. — Ты ведь хотела стать ведьмачкой? Ты бы смогла перенести столько лишений, столько трудностей? — Думаю, что смогла бы… — уверенный тон голоса Цири под конец фразы сменился на растерянный. Почему-то на ремесло ведьмаков она раньше не глядела с этой стороны. Со стороны психической нагрузки. Да, говорят, мол, ведьмаки после мутаций не чувствуют эмоций. Но это было неправдой. Ведьмаки умеют и любить, и радоваться, и грустить, и ненавидеть. — Я тоже думаю, что у тебя бы получилось. В тебе куда больше силы, чем ты привыкла думать. Ты сможешь преодолеть любые трудности, взять себя в руки, я уверена. У тебя получится. Ты очень сильная. Всегда помни об этом. — Сейчас я не хочу быть сильной… я… ничего не хочу. — Это — путь в никуда, Цири. Часы отчаяния сменяются днями, дни — неделями, недели — месяцами. А жизнь идёт дальше. И ничего не изменится в лучшую сторону, если не взять штурвал в свои руки. Только ты способна как преобразить своё существование, так и усугубить его. Не плачь, не жалей, не проси; слабому — плеть, вольному — воля, как говорится. Вставай, пойдём, прогуляемся. Ну же, милая, — и Аварит нежно обняла Цири, прижала к своей маленькой, тёплой груди. Аромат вишни и миндаля приятно тревожил обоняние ведьмачки. А ещё от ведьмы пахло мужчиной: мускусный, терпкий аромат. Запах Карантира. Он вызывал в Цирилле отторжение. Никогда не стоит забывать, с кем имеешь дело. Карантир — враг Ласточки, а значит, потенциальным врагом может быть и Аварит. Ведьмачка мгновенно отогнала от себя всю симпатию и признательность, что, было дело, проснулась в ней к рабыне. Но всё-таки Аварит была права: довольно лежать, надо что-то делать. Цирилла осторожно оттолкнула от себя ведьму, резко поднялась с кровати, встала, чувствуя слабость в ногах. Но всё-таки идти можно было. Нужно было.

***

В тени гибких ив и стройных ольх было прохладно. Широкий, увитый цветущим плющом фонтан вздымал узкие струйки кристально-чистой водицы в небо, и холодные, приятные капли орошали пространство вокруг. У фонтана было особенно хорошо: свежо, приятно. Ведьма сидела на высоком мраморном бортике, спустив босые бледные ступни в холодную воду. Холод она не чувствовала. Совсем. Спасибо Навигатору за это. А ведь когда-то она не выносила низкие температуры… Аварит внимательно взглянула на Цириллу: землисто-серое личико, потухшая, блеклая зелень глаз, болезненно заострившиеся плечики и ключицы. Ей было жаль ведьмачку. Да, Карантир учил её никого и никогда не жалеть; выбрать в качестве исключения только самых близких, к остальным же относиться холодно. Навигатор делил мир на «своих» и «чужих». Он открывался, был мил и нежен только с тем огранненным кругом лиц, которым доверял. Для остальных же он был злым, жестоким, весьма язвительным чародеем. Но Сороке в отношении Ласточки не получалось быть совсем безучастной. В ней Аварит видела будто себя: она ведь и сама могла бы оказаться на её месте, ох, если была бы возможность ей произвести дитя на свет от Карантира, чародей бы не преминул воспользоваться этим. И тогда, вероятно, она бы сама мучилась от токсикоза, беспокоилась о родах и их последствиях, страдала бы от бессонницы. Только глупцы могут ошибочно полагать, что рождение дитя не несёт трудностей для здоровья. Но Аварит точно знала, что это не так. Вырастить в чреве новую жизнь — задача, которая требует огромных ресурсов организма, ресурсов, что далеко не безграничны. Но, к сожалению, Сорока мало чем могла помочь Цири, разве что — поддержать морально. И она пыталась. Пыталась быть мягкой, заботливой с ведьмачкой, правда, натыкалась на стену непонимания и отторжения. Да, усидеть на двух стульях невозможно — она либо подруга Карантира, либо Цириллы, что-то одно. Она и не собиралась по-настоящему сильно сближаться с Цири, но немного душевного тепла и ласки не помешают. Тем более, если ведьмачка окончательно сдастся, если, не дай боги, найдёт способ избавиться от плода, Карантиру король снова поручит задачу обучения Ласточки, и… господину это будет крайне невыгодно. Да, Аварит была не бескорыстна в доброте, она и сама это признавала. Цирилла с грустным выражением лица лениво плескала ладонью в фонтане. Её ничего не могло заинтересовать. Грустная картина. Но хотя бы свежий воздух ей будет на пользу. Аварит не удалось заинтересовать Цири ни декламацией стихов одного известного эльфийского поэта, ни чтением вслух любовных романов, ведьмачка если что и спрашивала, то по поводу магии. И ведьма увиливала от ответа, меняла тему: Карантир ни за что не простит ей, если она расскажет хоть один секрет магии эльфов. Простые же женские увлечения вроде романов, песен или стихов, ведьмачку совсем не увлекали. Со стороны фонтана открывался широкий обзор на сад, на каждый его уголок: на бесконечные розовые клумбы, на узкие, выложенные каменной плиткой дорожки, на белые своды высоких каменных арок. Цирилла то и дело оглядывалась по сторонам, цеплялась взглядом за расторопных тихих слуг, что ухаживали за растениями. Что может быть любопытнее, чем созерцать чужую работу? Вдруг Цири сжалась, напряглась, глаза девушки сверкнули нескрываемым гневом. Аварит направила взгляд в ту же сторону, что и Ласточка. Прикоснулась к плечу девушки, нежно погладила, дабы успокоить. В самом дальнем углу сада король Ольх прогуливался под ручку с дочерью Ге’эльса, со смущённой, растерянной Малиэль. Эльфка нервничала, немного сутулилась, от прежней царственной осанки девушки мало что осталось. Но Эредин, как казалось, был очарован спутницей, смотрел на неё внимательно, мило улыбался кончиками губ. — Кто она? Почему?! Почему он с ней?! — выпалила Цири, как на духу. Громко. Но недостаточно громко, чтобы быть услышанной эльфской парочкой. — Ох, это — дочка Ге’эльса. Мали. Я тебе о ней когда-то рассказывала, — Аварит старалась успокоить ведьмачку, дабы та не наделала очередных глупостей. — Не обращай внимания. — Ты говорила, что он беспокоится обо мне! А сам вместо того чтобы прийти, гуляет с какой-то девицей! — Цири дёрнулась, отвернулась от участливой наложницы. — Я не обманывала. Его Величество действительно беспокоится о тебе. Но… — Но флиртует с другой? Как последовательно, — Цирилла горько усмехнулась, наматывая светлые пряди на указательный палец, натягивая кожу головы до боли. — Одно увлечение не отменяет другого. Эльфы… часто весьма открыты для создания новых связей. Тем более, твоё состояние вряд ли позволяет вам продолжать интимные встречи… — Аварит с трудом подбирала слова, как не формулируй, всё равно выйдет крайне обидно для ревнивой Ласточки. Что же, ревность — тоже признак чувств. Значит, Глас ей не безразличен. Главное, чтобы ревность не убила в ней здравый смысл. — Мне самой эта беременность на фиг не нужна! К чёрту ребёнка! К чёрту этот театр! Пусть всё катится к чертям! — Милая, ради всех эльфийских богов, пожалуйста, молчи о таком. Будь осторожнее. Ты ведь не хочешь, чтобы Его Величество приковал тебя на цепь к постели? А он может. Не стоит недооценивать Короля Дикой Охоты. — Я… как же я ненавижу этот мир… — Цирилла уткнулась лицом в ладони. Жалость вперемешку со смущением окутали Аварит. Что она могла сделать? Чужой мир, чужие правила. Выигрывать или хотя бы держаться в плюсе в мире эльфов, если ты — не эльф, крайне сложно. — Вы когда-нибудь проводили время с Его Величеством за непринуждённой беседой? Или, например, занимались чем-то, что вас обоих увлекает? — Эм… — Цири задумалась. А, действительно, когда в последний раз они мило общались? Когда делились друг с другом своими мыслями и переживаниями, обсуждали общие интересы? Такого вроде бы и не было. — Почему ты спрашиваешь? — Это очень важно, Zireael: находить общий язык с мужчиной, увлекать его. Не сексом единым должна быть интересна женщина. Я верю, в твоём родном мире общие темы складывались, наверное, непринуждённо, по воле обстоятельств. Но здесь… здесь твоё выживание зависит от милости конкретной личности. От милости Эредина Бреакк Гласа. Король слишком занят, чтобы искать особый подход к тебе, дорогая. Это — твоя задача. — Я не хочу прогибаться! — Быть интересной — не значит прогибаться. Уверена, у вас есть много точек соприкосновения. Например, военное дело. Разве вы оба не любите сражаться на мечах? Или скачки? Его Величество обожает лошадей, любит участвовать в соревнованиях. Тебе это тоже должно быть интересно. Скоро будут королевские скачки в Тир на Лиа. Знаменательное событие. — Я не смогу участвовать, — упавшим голосом отметила Цирилла. — Тебе вовсе и не нужно это делать. Ты можешь просто поприсутствовать в качестве зрительницы, можешь поддержать Его Величество. Ему это будет приятно. Заодно и заведёшь разговор о лошадях. — Не знаю. Я не умею притворяться. — Притворяться и не нужно. Будь собой. Просто будь более совершенной версией себя. Если сможешь увлечь короля, если сможешь показать ему, что достойна его внимания, твоя жизнь станет куда светлее, радостнее. В следующий раз упросить его взять куда-нибудь с собой на мероприятия будет проще. Цирилла громко фыркнула. Конечно, в глубине души, она желала внимания Гласа. Но… она считала совершенно недопустимым для себя подстраиваться под него, заискивать, искать какие-то подходы. Она и так интересна сама по себе! — Ты с Карантиром так же себя ведёшь? Носишься вокруг его увлечений, поддакиваешь, хвалишь? — Со стороны действительно так может показаться. Только есть одно «но». Карантир меня действительно восхищает. Он действительно мне безумно интересен. Мне нравится подмечать в нём каждый раз что-то новое, видеть необычные грани его личности. Поверь, мой господин полон секретов, загадок. С ним можно общаться всю ночь напролёт и ни разу не повториться. Он может всегда научить чему-то необыкновенному, чарующему. Он… он особенный, — Цири в недоумении приподняла бровь. Что такого в этом Навигаторе интересного? Напыщенный, самовлюблённый эльф. Отличается только исключительными генами и всё. Ему всё даётся легко, он не знает ничего о трудностях. Надо быть совсем идиоткой, чтобы увидеть в чародее Дикой Охоты хоть что-то хорошее. Нет в нём ничего хорошего. И не было никогда. — Я поняла. Ты его любишь. — Мы не выбираем, кого любить, а кого ненавидеть. Но, поверь, если чуть сместить точку внимания с себя на ближайшее окружение, ты заметишь куда больше, чем привыкла видеть. Не дели мир на чёрное и белое. Не дели мир на плохих и хороших. Каждый по-своему как прекрасен, так и по-своему ужасен. Как и ты сама. И чем скорее ты избавишься от категоричности в суждениях об эльфах, тем быстрее тебя здесь примут. Мир Ольх никогда не был однозначен. Мир Ольх никогда не обладал примитивной человеческой моралью. В том и преимущество эльфов: они многогранны, они не могут быть ни воплощением зла, ни добра. Они… их внутренний мир, как природа: буйство красок, бесконечное разнообразие форм и проявлений, широта выбора путей развития, и никаких догм… Цирилла сморщила носик. Ведьма говорила очень образно, очень странно передавала мысли. Говорят, это — беда всех чародеев. Они видят энергию, ощущают её, но нет нужных слов, чтобы передать то, что они воспринимают. Разговор с колдуньей Цири утомил. Но мысль о том, что скоро будут королевские скачки и появится возможность чуть лучше расположить к себе Эредина, почему-то грела её, давала надежду. Надежду обрести взаимность в неуместно нежных чувствах к королю…