***
— Как ты, милая? Любовь моя, — тёплые, нежные руки коснулись лба Малиэль, убирая с него прилипшие светлые прядки, прохладная влажная ткань стёрла жемчужинки липкого пота. — Мама… — Малиэль сжала указательный палец матери, будто новорождённое дитя. — Всё хорошо. Ты переволновалась. — Со мной… уже?! — Нет, разумеется, нет. Твой отец никогда бы не посмел. Тебе нужно успокоиться, обдумать его слова, — Иллария мягко поцеловала дочку в лоб. Спокойствие этой мудрой, взрослой женщины казалось неестественным сложившейся ситуации, только дрожащие уголки губ могли поведать Мали о том, как волнуется её мама, как печалится. — Я никогда не соглашусь на такое! Я — не инкубатор! Я — эльфийка, я — личность! У вас полно слуг, у вас полно знакомых девиц, что за хорошие деньги способны на любые поступки! — Мали то шептала, то срывалась в крик. — Не спеши, родная. Тебе стоит всё взвесить. То, что предложил твой отец, в нужное время сделает тебя королевой. Твоё дитя станет властителем времени и пространства. Твоё дитя спасёт мир от Белого Хлада. — Я… я не хочу! — Zireael неспособна справиться с этой задачей. Она уже отдала всё, что было нужно Aen Elle. Разве ты не хочешь, чтобы от неё избавились, как можно скорее? — Хочу! Но я не хочу становиться жертвенным барашком! — Ты не станешь. Ты здесь — своя. Мир Ольх — твой родной дом. Дитя Цириллы эльфы никогда не примут, твоему же ребёнку будут кланяться и поклоняться. Никто не сможет причинить тебе вред. Больше власти, чем у нашей семьи, нет ни у одного эльфского клана во всём мире. Но если мы хотим сохранить свой дом, свою родину, нам нужно действовать. Кто-то должен будет взять на себя бремя нашего народа. Прости, милая. Такова цена за право наслаждаться жизнью в раю и дальше, спустя сотни, тысячи лет. Малиэль молчала. Безразличным взором она уставилась на замысловатую мозаику стен своей комнаты. Радужное иварское стекло, говорят, его создавали веками, комбинируя разные техники, не одно поколение эльфов отдало свои силы и время на алтарь высшего, невероятно прекрасного искусства. Где эти эльфы? Мертвы. А искусство вечно. В Малиэль была горькая жертвенность, её создавали такой — хрупкой, терпеливой, услужливой и нежной. Совсем как эту мозаику — дивную, волшебную, что светится в лучах солнца ярым огнём, а в свете луны жидким серебром. В этом было её Предназначение. Но сердце юной Мали клокотало от душевной боли, от чувства несправедливости, от страха оказаться лишь даром глухим к молитвам эльфским богам. — Что будет с Эредином? — Он обо всём узнает, когда придёт срок. — Он никогда не простит меня! — У него не останется иного выхода, как принять. Кто-то должен действовать. Кто-то должен заботиться о будущем народа. Когда бездействует монарх, в дело вступают его ближайшие соратники, иначе государство падёт. Такова суть вещей, родная, — Иллария натянуто улыбнулась. — Это будет больно? — Нет. Тебя будут хранить, как зеницу ока. О тебе будут заботиться сильнее, чем о ком бы то ни было в Aen Elle. — Кем будет отец? — Карантир, — на выдохе сообщила Иллария. И сердце застучало в груди Малиэль с новой, тягучей болью.***
Странное ощущение. Малиэль казалось, что ничего не произошло. Живот не болел, тело ощущалось совершенно привычно, будто и не было процедуры искусственного оплодотворения. Всего лишь новое дитя из пробирки. Привычная методика знающих. Сколько эльфок прошли через эту процедуру? Тысячи, а может и десятки, сотни тысяч. Говорят, плод закрепился, если этот, пока ещё сгусток клеток, можно было так назвать. И только сейчас, спустя пару недель Малиэль дали чуть больше свободы. Такое вот добровольно-принудительное заключение в стенах Дворца. Мали не могла смотреть в глаза отцу. Не могла. Не хватало духу и моральных сил смириться с тем, что он творил. Могла ли Малиэль отказаться? И да, и нет. Она навсегда останется лишь марионеткой в руках родителя; щёлкнет Ге’эльс пальцами, Мали лишится и средств к существованию, и путей к вершинам светского общества, и дворянского титула и друзей, подруг, слуг. Всего. Иллария ничего не сможет сделать, она куда больше несвободна, чем Мали. Сегодня приходил свататься Тиэл. И даже в этом Малиэль чувствовала высший замысел воли отца. Всё должно идти по его плану, не так ли? Мали должна выйти замуж за Тиэла, уехать на время в южные предместья, где вдали от шумной, вечно пьяной и вечно весёлой столицы, родит «особое» дитя. Дитя с генами Лары Доррен и Карантира. Дитя, выращенное в чреве благородной эльфки, той, что сможет воспитать его в эльфских традициях, что сможет вскормить с материнским молоком в нём эльфскую культуру. Дитя должно быть «своим среди своих». Сегодня наконец-то Мали разрешили прогуляться вечерком в садах Лунного Дворца без сопровождения. Молодая эльфка казалась всем окончательно смирившейся с новой ролью, казалась покорной, и даже отчасти воодушевлённой идеей отца. Казалась. И именно сегодня Малиэль решила действовать, вопреки опасностям и угрозам. Как только девушка оказалась в тени высокого, цветущего розами, лабиринта, то побежала к обвитому плющом, мраморному фонтану. Молодая, совсем ещё девочка, безмерно преданная госпоже, кухарка нелепо теребила подол своего ситцевого платьица. — Передай Эредину в руки. Лично, — Мали шептала так тихо, что даже шелест листьев в саду казался оглушительнее. — Как, госпожа? Меня не пустят. — Проберись на королевскую кухню, там будет Невахэль. Он — мой человек. Вложи послание в салфетку. Его Величество всегда пользуется тканевыми салфетками… — Я сделаю всё возможное, госпожа. А если? — На бытовые расходы, — Малиэль вложила в ладошку девчонки россыпь золотых монет. Кухарка тихо охнула. Никогда прежде служанка не держала такие деньги в руках. — Если предашь, я избавлюсь от твоего брата, избавлюсь самым жестоким образом, слышишь, Гимэль? Слышишь?! Девчонка живо кивнула, просовывая монеты под плотный лиф корсета. Госпожа дала задачу на грани возможного. Но иного выхода у неё не было. Не видела для себя и иного выхода сама Малиэль. Эредин должен спасти её! Эредин должен быть предупреждён. Такова цена её глупой, наивной, самоотверженной любви к нему…