Тайна в его глазах. Книга II.

Я сижу на Луне, Наблюдаю за грустной планетой, привет! Осматриваюсь вокруг, Беззвучно поворачиваюсь, где ты? Где ты? Я сижу на Луне… Где ты? Я тоскую по тебе… Я пришел издалека C маленькой неизвестной звезды, привет! Я не знаю, что делать, Все такое холодное и унылое без тебя… Где ты? Я сижу на Луне… Где ты? Я тоскую, Я тоскую по тебе… Sitting on the Moon. — Enigma *** — … а луна сияла — открытая, недоступно далекая, безмерно печальная, луна смотрела на землю, заливая ее до горизонта печальным светом, и словно тайну какую-то несла с собой… Какую? —  вслух дочитав отрывок из книги, Майкл печально вздохнул и прикрыл глаза, с наслаждением подставляя лицо теплому ночному ветру, который бережно раскачивал огромные деревья и ласково раздувал кудри у его щек. На открытой террасе было тихо — окна огромного президентского номера выходили на обе стороны, и комната, которую певец выбрал для своего уединения, смотрела всеми тремя большими окнами во внутренний двор гостиницы. Здесь он на некоторое время спрятался и от громких возгласов многочисленной толпы фанатов, которые буквально атаковали главный вход в отель и, несмотря на два часа ночи, даже и не думали расходиться, и от неугомонных мальчишек, которых он неизменно брал с собой в туры, чтобы всегда было с кем повеселиться и не столь остро ощущать себя одиноким среди взрослых людей. Взрослые, как правило, не умели искренне, от души веселиться, взрослые были слишком скучны и заморочены на том, а что о них подумают другие люди? Дети — совсем другое дело! Они были свободны от предрассудков, умели наслаждаться жизнью, и он, день за днем, минута за минутой скрупулезно учился у них тому, как не стать озлобленным, меркантильным, черствым, стареющим еще одним мудаком чудаком. Многие видели его главную странность в том, что взрослый мужик постоянно окружал себя толпой мальчишек, вместо толпы роскошных женщин. Но сам он ничего странного в этом не видел. Любимая женщина у него была, причем, уже довольно давно, но выказывать ее существование в его жизни на публику, ему как-то не пристало в силу ряда объективных обстоятельств. Хотя, порою, и очень сильно хотелось. Тогда, возможно, разом бы прекратились все эти безумные, жестокие выпады со стороны таблоидной прессы относительно его сексуальной ориентации и странной дружбы с маленькими мальчиками. Что они вообще понимают? Дети — невинные, поцелованные Богом существа, и Майкл каждый день просил у Всевышнего не погасить в нем искру благодати, которая зовется детской непосредственностью и незыблемой верой в существование чуда. И… Взрослые столько раз его предавали, дети — никогда! Он вздохнул еще раз, прислушиваясь к приглушенным стукам и беготне за стеной террасы. Обычно он с радостью разделял мальчишеские шумные игры перед сном, ожесточенные бои подушками и веселую возню с попкорном, но сегодня был тот редкий случай, когда он пребывал в меланхолическом настроении. Всему виною огромная Луна или тоска по любимой женщине? Он не знал точного ответа. Скорее всего и то, и другое. Ведь тот отрывок в книге, который он только что прочитал, так был похож на Наташу. Его Наташу. С виду открытая, но попробуй дотянись! Яркая, но загадочно-холодная; красивая, но пугающая своей неизвестностью; жизнерадостная, но с таинственной печалью в зеленых глазах… И такая далекая сейчас… Какие еще непостижимые тайны хранила в себе его удивительная, ни на кого не похожая женщина?.. Майкл перевел свой полный тоски взгляд на книгу и продолжил чтение. — …летняя низкая лунная ночь шумная, звучная, таинственная; и кажется, что дышишь ты насквозь шумным воздухом, темным, силуэтным, не дышишь — пьешь… Где-то за стеной террасы что-то оглушительно упало, следом раздались громкие, испуганные детские возгласы, после чего разом все стихло. Майкл слабо улыбнулся, прислушиваясь: хоть бы эти негодники не разнесли подчистую роскошный номер люкс в самом престижном отеле Лондона. Мальчишкам было откровенно все равно, сколько стоят все эти картины и китайские вазы, когда дело доходило до безудержных дурачеств. Майкл никогда не ругал их за беспорядок в номерах отелей, за грязь после еды и испорченные предметы интерьера. Ужасно непедагогично. Певец издал сдавленный смешок, прислушиваясь к продолжающейся тишине за стенкой — наверняка мальчишки сейчас сообща решают, как выйти с достоинством из непростой ситуации — и вновь погрузился в чтение. Но не успел он сосредоточиться, как на кофейном столике завибрировал сотовый телефон. Майкл лукаво улыбнулся — он уже заранее знал, кто ему звонит. — Алло, Джокер? — услышал певец в трубке взволнованный голос старины Билла Брея. — Что, мои маленькие оболтусы опять натворили дел? — Еще каких, Джокер. — Билл, будь добр, разберись как-нибудь сам, я работаю. Сегодня великолепнейшая луна на небе, и меня ужас как тянет на лирику. Одним словом, я поймал за хвост вдохновение, а оно, ты знаешь, очень своенравное и хрупкое явление, — сам не до конца понимая, какой именно возвышенной лапши он только что навешал на уши своему телохранителю, Майкл нажал отбой, чтобы не слышать недовольное ворчание Брея на предмет того, что Джокеру порой самому нужна нянька или хорошего ремня по наглой звездной заднице. Майкл конечно же понимал, что в туры мальчишек брал он единолично, а в итоге за сорванцами присматривала вся его огромная команда. Понимал, но ничего не мог с собой поделать. И не сказать, что он был безответственным: Майкл не только играл с мальчишками в веселые игры, он также много рассказывал им об истории тех стран, которые они посещали, приучал любить настоящее искусство и хорошую музыку, даже делал с ними уроки, если требовалось. — … свет луны — торжественный, замирающий, медленный да и время это все — медленное, словно земное быстрое время, незамечаемое тобой, встречаясь с лунным светом — замедляется: от этого необычно! Луна замедляет твое время! Поэтому на «острие» времени «скапливаются» бегущие мгновенья, и вот уже ты не на «острие» времени, но на поверхности времени, открытой лунным светом… а «времена» все пребывают и пребывают! Какое-то торжество, чье-то торжество вокруг, а ты не можешь быть непосредственным: ты постоянно «оглядываешься» на собственное прошлое, да и вот оно, рядом!.. Низкая летняя ночь, а там, далеко в небе, бледные звезды да редкие облака, то седые, то черные, и все тот же печальный и разреженный свет луны… —Майкл вновь прервал свое чтение и, задумчиво прикрыв глаза, с взволнованным придыханием прошептал: — Потрясающе… Это просто потрясающе. Я должен написать ей письмо обо всем, что чувствую сейчас. Повинуясь сильному эмоциональному порыву, Майкл рывком вскочил из плетеного кресла и направился к письменному столу. Порывисто схватив ручку и лист белой бумаги, он начал быстро писать, подгоняемый нахлынувшим вдохновением и роем мыслей, которые он так сильно стремился изложить на бумаге. Когда певец закончил свое послание, то чувствовал себя уставшим настолько, что его неумолимо клонило в сон — такие вот спонтанные выплескивания сильных чувств и эмоций «во вне» неизменно отнимали у него много энергии и сил. Майкл бережно сложил исписанный с двух сторон листок бумаги вчетверо, положил в почтовый конверт и аккуратно провел кончиком языка по клеевой кромке. Запечатанное послание он подписывать не стал — Наташа и так поймет, от кого оно, если вообще получит когда-нибудь. Он писал все свои письма, предназначенные для нее, на адрес таинственной ячейки «До востребования», и совершенно ничего не знал об их окончательной судьбе, а спрашивать у самой Наташи ему было как-то совсем неловко. Майкл положил послание на видное место, чтобы завтра же, а точнее уже сегодня, отдать его Биллу, и пошел готовиться ко сну. Исполнив все необходимые процедуры, певец облачился в любимую шелковую пижаму — белую в широкую вертикальную полоску шоколадного цвета — и направится прямиком к огромных размеров кровати, на ходу понимая, что заснуть одному у него вряд ли теперь получиться, а поспать хотя бы пару часов сейчас не роскошь, а жизненная необходимость для его организма. С лету поменяв траекторию пути, Майкл вышел из своего номера и отправился в номер по соседству, который занимали его родные племянники — сыновья Тито. Мужчина бесшумно открыл и закрыл за собой массивную дубовую дверь и, отыскав свободную подушку и одеяло, скромно примостился на одной из узких кушеток. — Дядя Майкл, это ты? — раздался сонный голос одного из обитателей номера. — Да, Тадж, это я. Спи, спокойной ночи. — Эти малолетние пиздюки снова что-то разбили у себя в номере, — все тем же сонным голосом произнес юноша. — Говорю же, спи, Тадж, утро вечера мудренее, — улыбнулся певец, натягивая легкое одеяло почти до самого подбородка. «Надо бы провести с парнями еще одну лекцию по культуре речи», — лениво подумал он, неумолимо проваливаясь в глубокий сон. — Угу… спокойной ночи, дядя Майкл. И просторный номер наполнило тихое сопение мирно спящих людей. «Нет большего контраста, чем беззаботно отдыхающие люди в лунную ночь и воспринимающие луну лишь как деталь собственного отдыха.» — ночной лондонский ветер, играючи и словно читая, перелистывал бумажные страницы книги, забытой впопыхах на кофейном столике террасы своим хозяином. *** Президентский сад Белого дома — это что-то невообразимое. Аккуратно подстриженные газоны, живописные оранжереи, прекрасные аллеи, тысячи клуб, миллионы роскошных цветов. Семь гектаров ухоженных, благоухающих растений. И над всем этим великолепием звучали сейчас громкие аплодисменты и имена тех, кто вложил огромный вклад в дело демократии, безопасности и мирного существования своей страны. Наташа пыталась сосредоточить все свое внимание непосредственно на церемонии награждения, но у нее не получалось, и девушка аплодировала каждому вновь выходившему к трибуне за наградой, за которой стоял сам президент США, чисто машинально, потому что так было надо. На самом деле все ее мысли сейчас занимал мужчина в дорогом классическом костюме и приятной восточной наружности, который только что вручил очередную награду своему герою, после чего крепко пожал ему руку и мягко улыбнулся в объективы фотокамер. «Какого черта здесь забыл Зафар Хариф?» — мрачно думала Наташа, буравя его статную фигуру недовольным взглядом. Периодически их взгляды пересекались, но она даже не думала отводить глаза в сторону. В ее изумрудных глазах застыл немой вопрос, в его — лишь дьявольская насмешка в ответ. И эта игра в гляделки, похоже, сильно занимала их обоих. Вручение наград на подобных мероприятиях всегда шло по нарастающей — сначала отзвучали все благодарности, подкрепленные грамотами и, в редких случаях, наградными планками отличия. Теперь шла очередь персональных и коллективных орденов и медалей. Над прекрасным уголком рукотворной природы продолжали звучать громкие аплодисменты и произносились имена следующих героев дня. Наташа пыталась отвлечь себя тем, что вспоминала интересную и очень насыщенную историю этого места. Так она по крайней мере почти не думала о Зафаре. Розовый сад Белого дома был создан в еще далеком 1913 году Эллен Вильсон, супругой двадцать восьмого Президента США Вудро Вильсона. Сравнительно небольшой, но очень красивый розарий часто использовался хозяевами главной резиденции страны для встречи почетных гостей, проведения различных церемоний и публичных выступлений Президента. Это необычайно красивое место помнило на своем веку очень много значимых событий. Именно здесь, в Розовом саду, сороковой Президент США Рональд Рейган подписал закон, закрепляющий за розой статус официального цветка-символа США. — … за внесение существенного вклада в безопасность и защиту национальных интересов США, в поддержание мира во всем мире наградить Президентской медалью Свободы Романову Наташу, руководителя криминально-следственного отдела ФБР. Далее возникла неловкая заминка, так как никто из присутствующих не поднялся со своего места за объявленной наградой. Гости начали недоуменно шушукаться между собой, а Марк и Клэр одновременно уставились на Наташу, которая, казалось, была абсолютно не здесь и не сейчас. — Земля вызывает Романову, прием! —   Джонсон склонился к самому ее уху, и его недовольное шипение быстро вернуло девушке ощущение реальности. Смущенно улыбаясь, Наташа, наконец, поднялась со своего места и, легко вспорхнув к трибуне в своем длинном, летящем шифоновом платье, произнесла в установленный на ней микрофон: — Дамы и господа, мистер президент, прошу простить мне мою оплошность. Я так растерялась от оказанной мне чести получить высшую награду своей страны, что на несколько мгновений потеряла всякую связь с реальностью. Публика встретила ее извинительную речь дружелюбным, понимающим смехом и подбадривающими овациями. — Вот же лиса… — довольно улыбнулся Джонсон, громко аплодируя вместе с остальными. Наташа послала собравшимся еще одну скромную улыбку и повернулась лицом к троим мужчинам, которые сообща вели всю церемонию награждения. — Поздравляю, госпожа Романова, вы действительно заслужили столь высокую награду. Мир во всем мире у вас с ним в крови, — иронично ухмыльнулся Зафар, на что Наташа внутренне опешила, но продолжала непринужденно улыбаться. Он сказал «У вас с НИМ»? Ей точно не послышалось? В это время мужские пальцы коснулись ткани платья на женской груди, ища место для крепления медали в виде бело-золотой пятиконечной звезды, отчего Наташа непроизвольно вздрогнула и опустила свой взгляд слегка вниз. Она молча наблюдала, как Зафар очень бережно и даже с какой-то любовью прикалывает награду ей на грудь, и вдруг задохнулась от негодования, когда его пальцы, словно бы невзначай, скользнули от медали в сторону выреза на ее платье, прежде чем исчезнуть с ее тела насовсем. Наташа вскинула свой рассерженный взгляд на его лицо, на котором застыло такое надменно-похотливо-злорадное выражение, что если бы не господин президент, она бы точно съездила Зафару по морде. — Благодарю за оказанную честь, господин президент! — девушка перевела свой торжественный взгляд на другого мужчину. — Служу Отечеству, и на благо многонационального народа США! После вежливого обмена парой-тройкой дежурных фраз с мистером Бушем Наташа развернулась лицом к присутствующим и, под громкие овации и многочисленные вспышки фотокамер, почувствовала мужскую ладонь, которая крепко обнимала ее за талию. — Ты что творишь, Хариф?.. —  угрожающе прошипела Наташа, продолжая радостно улыбаться в объективы. — Расслабься, Романова, это всего лишь фото на память. И только не говори мне, что не наслаждаешься моментом, детка, — его голос явно подначивал ее, но она решила, что не позволит Зафару окончательно вывести ее из себя. *** Наташа медленно брела между высокими деревьями, все дальше и дальше удаляясь от ярких огней Белого дома, от громкой музыки и шумной компании веселящихся людей. Сегодня ей как никогда хотелось побыть одной, и дело было не только в Зафаре. Ее не отпускали воспоминания о том, как они были здесь с Майклом в апреле 1990 года, и к этим воспоминаниям примешивалось чувство тягостной тревоги в связи с новыми угрозами в адрес певца. Все смешалось в ее голове в неприятно-тягучую субстанцию, и настроение веселиться совершенно пропало. Как можно что-то там праздновать, когда твоему близкому человеку угрожают неизвестные психопаты? Девушка прислонилась спиной к шершавому стволу огромного дерева и подняла взгляд в темное вечернее небо. Ни единой звезды, и лишь огромная луна величественно и печально светила над грешной землей, словно символ всех человеческих печалей и утрат. 5 апреля 1990 года. Они были здесь, в Белом доме, вдвоем с Майклом, и как и сегодня, те мгновения их жизни были наполнены торжеством и печалью. Прошло уже больше года, а она все помнила так, словно это было вчера. В тот, по-весеннему солнечный день Майкл встречался с президентом США Джорджем Бушем-старшим в Цветочном саду Белого дома, где проходила церемония награждения знаменитого артиста призом Столичного детского музея. Эту дорогую сердцу певца награду Джексон получил как «артист десятилетия», ведущий активную филантропическую деятельность и беспредельно преданный детям. Президент Буш сообщил собравшейся прессе, что считает Майкла «лучиком света», освещающим важность гуманитарной миссии. Кроме того в поместье Мэрривуд в Маклине «Друзья Столичного детского музея» в этот же день устроили вечер в честь награждения Майкла, на котором был проведен сбор средств. Для того, чтобы попасть на знатный прием, каждый гость выложил довольно кругленькую сумму — пять тысяч долларов. Все собранные от приема деньги, до самого последнего цента, были переведены на благотворительность. В тот апрельский день они не спеша прогуливались по огромному, ухоженному саду, Майкл с Джорджем чуть впереди, Наташа с первой леди следом за ними, и Наташа то и дело бросала заинтересованные взгляды на стройную фигуру певца. «Майк, ты даже не представляешь, насколько ты идеален сегодня», — думала Наташа, мечтательно при этом улыбаясь. «Я чувствую твои пристальные взгляды на себе, любимая. Ты скоро дырку на мне протрешь», — думал Майкл, пытаясь сдержать довольную улыбку, которая так и рвалась к его плотно сомкнутым губам. «О Боги, только не говорите мне, что между этими двумя ничего нет, кроме служебных взаимоотношений!» — думала Барбара Буш, недоверчиво качая головой: романтические флюиды, которые излучали молодые люди, сложно было не заметить столь умудренной жизненным опытом даме. Барбару так и подмывало спросить у Майкла обо всем напрямую, но каждый раз она находила это чудовищно бестактным. Сам же глава государства был прекрасно осведомлен о воинском звании, а также всех заслугах и регалиях Романовой, поэтому тот факт, что она охраняет столь важную персону, как Майкл Джексон, его ничуть не удивил и никакой романтики между ними он не заметил. Впрочем, мужчины всегда слишком толстокожи и менее восприимчивы в подобного рода вопросах… В тот далекий весенний день, на приеме у президентской четы Майкл выглядел безукоризненно, и даже самый строгий критик при всем желании не смог бы найти в его стильном образе ни единого изъяна. Идеально уложенные в мягкие волны смоляные кудри (спасибо Карен Фей), скромная, мягкая улыбка, озаряющая чуть смугловатое, словно выточенное талантливым скульптором лицо, большие солнцезащитные очки в черной оправе, за которыми прятались внимательные и добрые карие глаза, стройный, почти мальчишеский силуэт. Певец, в своем черном костюме с ярко-красными контрастными деталями, был невероятно хорош, словно выпрыгнувший из дьявольской табакерки бес-искуситель, или загадочный темный эльф. Весеннее полуденное солнце яркими бликами отражалось в его зеркальных серебристых туфлях, а позументный шнур, которым был щедро расшит укороченный китель, кокетливо поблескивал в его лучах. Он так и не снял черной бархатной перчатки с руки, когда обменивался рукопожатием с президентом, и дело здесь было вовсе не в брезгливости, как любили писать таблоиды — кожная болезнь как раз была в той стадии, когда кисти его рук были обезображены неровными бесцветными пятнами, и хоть как-то выровнять их профессиональными тональными средствами не представлялось возможным. Для постоянного пребывания в очках у Майкла тоже были свои, очень весомые причины — даже несмотря на то, что он улыбался и вел себя подчеркнуто дружелюбно и обходительно, внутри себя он переживал не самые лучшие времена. Несмотря на приятно проводимое время и полученную только что награду, Наташа видела огромную тревогу и боль, которые поселились в его карих глазах с тех самых пор, как пришло печальное известие о здоровье одного из его близких друзей, и именно их он и пытался сегодня спрятать за черными стеклами солнцезащитных очков. 29 марта Райан Уайт был доставлен в больницу с респираторной инфекцией, после чего впал в кому. Майкл каждый день молился и верил в лучший исход, хотя и понимал, что шансов выкарабкаться у парня практически нет. Но все возможно в этой жизни, даже невозможное — в этом был весь Майкл Джексон, своим личным примером доказавший, как бедный чернокожий паренек из захолустного городка может стать кумиром миллионов людей на планете, а также Королем и Богом в музыкальной поп-индустрии. Кто сказал, что невозможно? В тот же вечер Майкл позвонил в больницу, чтобы справиться о состоянии Райана. Певец разговаривал по громкой связи, надеясь таким образом спровоцировать у мальчика хоть какую-нибудь реакцию, но все старания оказались тщетными — мальчик так и не пришел в себя. «Мне кажется, я сделал недостаточно для того, чтобы Райан продолжал жить, — тихо, со скорбью и сожалением в голосе, произнес Майкл, сидя на заднем сиденье роскошного лимузина и крепко сжимая новоиспеченную награду в своих руках. — Мне кажется, я слишком мало времени провел рядом. Мне кажется, я что-то упустил в общении с ним, что-то очень важное, чего никогда уже не вернуть назад». Пока они ехали до загородного отеля, его большие карие глаза вновь и вновь наполнялись слезами, а сам он тяжко вздыхал время от времени и вспоминал часы и минуты, проведенные вместе с Райаном. Наташа молча сидела подле убитого горем мужчины и просто держала его за руку, с грустью в сердце слушая его рассказы. Она знала, что любые слова утешения бессмысленны в столь трагический момент, и лучшее, что она могла сделать, просто быть рядом. В пятницу, 6 апреля 1990 года, Джексон, по личной просьбе Дональда Трампа полетел в Атлантик-Сити, чтобы помочь последнему с торжественным открытием роскошного развлекательного комплекса Тадж-Махал, и остановился в люксе под названием «Покои Александра Великого» за десять тысяч долларов за ночь. И снова, наперекор личной внутренней трагедии и сильным переживаниям, на следующий день Майкл светился счастьем и позитивом, сопровождая Трампа по всему огромному комплексу в качестве почетного гостя. Певец всегда говорил, что личное горе, оно на то и личное, что делиться им можно только с самыми близкими людьми, а в идеале, вообще ни с кем. Наташа вспомнила, как Майкл позвонил ей в три часа ночи и веселым голосом, взахлеб рассказывал о том, как ему живется в этом «роскошном гнезде порока и азарта». Но она прекрасно слышала, что это был смех сквозь слезы… И они вновь несколько часов подряд разговаривали о Райане Уайте, об этом светлом, бесстрашном юноше, который отчаянно боролся за свою жизнь, за право быть услышанным этим черствым, прогнившим до самого дна обществом, за права тех, кто, как и он, по чьей-то чудовищной врачебной ошибке пострадал от смертельной болезни. Они оба плакали в телефонную трубку, не стесняясь собственных эмоций, и молились, и надеялись на чудо. Но чудо не случилось. 8 апреля пришло страшное известие — в 7 часов 11 минут сердце Райана Уайта остановилось. Этот смелый мальчик ни в чем не был виноват, он просто с раннего детства страдал редкой формой гемофилии и заразился СПИДом через донорскую кровь, за что общество сделало его изгоем. И Майкл как никто понимал Райана — самого певца давно уже никто не понимал, он стал посмешищем на потеху публике, таблоидным Wacko Jacko. Как комета, На мгновение озаряющая ночное небо, Ушел слишком рано… Как радуга, Тускнеющая, не успев появиться, Ушел слишком рано… Как потерявшийся за облаками Солнечный свет, Ушел слишком рано… Как замок, Построенный на песчаном пляже, Ушел слишком рано… Эту песню, написанную Базом Коэном и Ларри Гроссманом, Майкл посвятил своему другу Райану. Наташа, с горечью в сердце, вспомнила, как захлебывалась слезами, слушая печальный и тихий голос Майкла, когда он пел эти строки, аккомпанируя себе на рояле в гостиной. Безвременная кончина этого мальчика стала его бесконечной болью. Его уход из жизни стал их личной трагедией. Словно они потеряли столь любимого и столь долгожданного для них ребенка… Наташа вновь подняла влажный от слез взгляд в темное вечернее небо. Луна сегодня была невероятно яркой, и темные очертания ее рельефа как-никогда напоминали человеческое лицо. «Видишь? Это Райан с Луны наблюдает за нами, — неизменно говорил Майкл, когда наблюдал на поверхности ночного светила подобный оптический обман. «Это за нами наблюдают все те, кто ушел слишком рано от нас», — всегда добавляла она, и этот короткий диалог стал для них своим своеобразным ритуалом поминания умерших. А потом они подолгу стояли, обнявшись, и молча смотрели в ночное небо, вспоминая всех тех, кто уже покинул этот мир. И сейчас Наташе хотелось лишь одного — поскорее покинуть торжественное мероприятие и уехать на служебную квартиру, которую предоставило ей ФБР на время посещения церемонии — в Вашингтоне она пробудет всего пару дней, а дальше снова Восточная Европа. Девушка, в последний раз взглянув на полную, яркую луну в небе, мысленно пожелала спокойного сна всем усопшим и отстранилась от массивного ствола дерева. Едва она успела сделать шаг, как услышала тихую, вкрадчивую поступь у себя за спиной. — Прекрасный вечер, госпожа Романова, не находите? — Не нахожу, мистер Хариф. На этих словах Наташа повернулась к нему лицом, и в серебристом свете луны блеснул орден на ее груди, что сразу же привлекло внимание мужчины. — И очень зря. Вам очень идут боевые ордена. Я думал, награды украшают лишь мужчин. Я ошибался — женщинам они тоже к лицу, — ухмыльнулся Зафар, делая вид, что с интересом рассматривает белую пятиконечную звезду в золотой оправе у нее на груди. На самом же деле он любовался именно округлыми женскими прелестями, которые теперь украшала гражданская награда президента США. — Обязательно было лапать меня за грудь? — недовольно проворчала Наташа, чувствуя при этом дикую усталость и огромное желание покинуть это место. — Я всего лишь расправил некрасивую складку на твоем восхитительном платье. Мне кажется, что ты просто выдаешь желаемое за действительное, — в его красивых темных глазах плясали лукавые черти. — Я думала, что мы попрощались с тобой тогда, в госпитале. — Я тоже так думал, но у Дьявола свои планы насчет нас с тобой. — У дьявола? Смешно… Наташа развернулась к нему спиной и попыталась уйти, но Зафар больно схватил ее за локоть и рванул на себя. В следующее мгновение их лица оказались очень близко друг от друга. — Я думала, ты оставил нас в покое, — зашипела на него Наташа. — Я передумал. Они с нескрываемой агрессией смотрели друг другу в глаза, и их дыхание было тяжелым и глубоким от хлынувшего по венам адреналина. Казалось, еще немного, и эти двое растерзают друг друга или же сойдутся в сумасшедшем любовном танце. Зафар был бы не против второго варианта, Наташе был ближе первый. В следующее мгновение мужчина грубо схватил ее за талию, властно привлекая к себе. — Послушай, Ро… — Зафар! — раздался взволнованный женский голос у него за спиной. — Уже иду, милая! — лицо мужчины исказила злорадная усмешка, и он, наконец, выпустил девушку из своих рук, но Наташа даже не заметила этого. «Милая?!» — мысленно удивились обе женщины и вопросительно уставились сначала на мужчину, а потом друг на друга. «Красивая», — пронеслось одновременно в их головах, пока каждая из них пристально разглядывала свою «соперницу». — До скорой встречи, боец. Не думаю, что она будет столь же приятной, — Зафар на прощание салютнул ей правой рукой и удалился под локоток со своей роскошной дамой. Наташа быстрым шагом направилась в сторону парковки, на ходу думая о том, как все-таки элегантно Зафар поставил ее в крайне неловкое положение. Он вскользь дал ей понять, что она никогда не являлась для него чем-то исключительным, что она всего лишь средство, а не цель в его бессовестных играх с жизнями других людей. И вдруг Наташа почти истерично рассмеялась внутри себя: «Да черта с два, Зафар! Ты научился прекрасно блефовать, только вот я вижу тебя насквозь! Или я не самый лучший профайлер во всем ФБР!» — Ваши ключи, мэм, и не гоните слишком быстро. Наташа перевела свой задумчивый взгляд на служащего парковки и рассеянно ему улыбнулась. — Спасибо. Девушка села на водительское сиденье и завела мотор. И все-таки кое в чем Зафар был прав. Это может показаться полнейшим бредом, но услышав его «милая», адресованное другой женщине, она испытала что-то очень похожее на укол ревности. А то, что новая пассия Харифа оказалась невероятно красивой и сексуальной, лишь добавило Наташе моральных страданий. «Что еще за идиотская позиция «Сам не ам, и другим не дам!» по отношению к Харифу? Не ожидала я от тебя, Романова, чего-то подобного…» — девушка грустно улыбнулась своему отражению в салонном зеркале автомобиля. Отъехав всего на пару километров от Белого дома, Наташа набрала Дерека. — Привет, Уил. У нас есть на ближайшее время спецборт до Европы? — Привет, рад тебя слышать! — мужской голос звучал немного сонно, но оттого не менее радушно. — Поздравляю с очередной правительственной наградой, думал, ты еще празднуешь. — Что-то нет настроения праздновать. К тому же, ты сам прекрасно знаешь мое отношение ко всему этому. Каждый из моего подразделения достоин ордена, это наша общая заслуга, мы одна большая команда, удали любое из звеньев и все вмиг развалится. — Но ты то самое, главное звено, которое держит всю остальную цепочку, — она почти видела его улыбку, и от этого злилась еще больше, так как ненавидела подобного рода комплименты в свой адрес. — Дерек, давай не будем углубляться в философию, так что насчет спецборта? — Ближайший самолет только завтра в полдень. — Отлично. Устрой мне пропуск, я вылетаю обратно. — Да без проблем. «Так вот без проблем пока как-то не очень получается, — иронично заметила девушка, после того, как нажала на отбой. — К черту эту страну, хочу назад, поближе к Майклу». Едва переступив порог ведомственной квартиры, Наташа скинула надоевшее за день вечернее платье и приняла прохладный душ, после чего заварила большую кружку крепкого, бодрящего кофе. Затем девушка разложила на столе перед собой два письма от вымогателей — то, которое по случайному стечению обстоятельств попало ей в руки в Неверлэнде, и то, которое передал ей в Копенгагене Билл Брей. На вид оба послания были абсолютно различны, и в них не прослеживалось ни единой, маломальской общности. Но, это только на первый взгляд. Наташа сделала большой глоток обжигающего черного напитка и принялась сопоставлять два этих послания, периодически делая пометки, а рабочем блокноте. Она должна выяснить, шантаж — дело рук одного человека, или все-таки двух разных людей. Для этого у нее была вся ночь впереди, а хорошенько выспаться она успеет и в самолете — лететь ей из Штатов в Европу предстояло без малого девять часов. В своей работе я не могла пройти мимо печальной истории Райана Уайта, который был хорошим другом Майкла, и после своей смерти в 18 лет стал национальным символом США в борьбе против СПИД. Помним. Гордимся. Жаль, что самые лучшие из нас Gone too Soon. 06.12.1971 — 08.04.90 гг.