Пересекая черту

      Звук сухих листьев, хрустнувших под его обувью, нарушил тишину.       — Элевен! — воскликнул Майк, подбежав к ней, огибая деревья.       — Майк? — спросила удивлённая Эл, оборачиваясь к нему лицом. — Что… Что ты здесь делаешь?       — Я искал тебя, — сказал он, тяжело дыша.       — Как ты узнал, что…       — Я был у тебя дома, чтобы увидеться с тобой. И… Хоппер думал, что ты со мной, — произнёс он. — Ты солгала ему.       Она отвела от него взгляд.       — И ты солгала мне, Эл, — продолжил он, а его голос был почти шёпотом. — Ты сказала мне, что ты не собираешься этого делать. Ты обещала, — добавил он, неспособный скрыть боль в голосе.       Они никогда не нарушали своих обещаний, потому что это было чем-то, чего ты не можешь нарушить.       Они никогда не лгали друг другу, потому что друзья не лгут.       И она нарушила это в одну секунду. Она нарушила это, решив сбежать.       — Ты не понимаешь, Майк, — сказала она, пытаясь не плакать, пытаясь убедить его. — Я должна сделать это.       — Нет! Я тебе не позволю!       — Он ранил маму. Он ранил меня, — произнесла она, сжимая губы вместе. — Он заслуживает умереть.       — Эл, пожалуйста, — сказал он, умоляя. — Что, если что-то пойдёт не так? У него есть солдаты, которые могут просто застрелить тебя, если он прикажет им, он…       — Я могу убить их, — произнесла она с серьёзностью в голосе.       — Ты можешь быть истощена! Ты потеряешь свои силы! Он заберёт тебя!       — Теперь я сильнее. Я смогу это сделать.       — Нет, Эл, ты туда не пойдёшь. — Он покачал головой и сделал один шаг ближе к ней, но она сделала шаг назад с решительным выражением лица.       — Ты не сможешь заставить меня остаться.       — Ты обещала, что я не потеряю тебя, — сказал он надломленным голосом.       Слёзы начали катиться из его глаз.       — Ты не понимаешь, — повторила она, качая головой.       И это была правда. Он никогда не будет в силах понять, каково это — просыпаться на холодном кафельном полу, когда вокруг тебя ничего, кроме тьмы.       Он никогда не узнает, каково это — никогда не видеть солнца или снега, никогда не слышать пения птиц, никогда прежде не есть мороженого.       Он никогда не будет в силах понять, каково это, когда тебе лгут в лицо всю твою жизнь, каково это, когда к тебе относятся, как в животному, или к эксперименту, или к заключённому; каково это — быть заклеймённой номером и восприниматься так, будто она — ничто.       Он никогда не узнает, каково это — воспроизводить в своей голове свою маму, привязанную к столу. Он никогда не увидит, как мозг его матери поджаривается и оставляет её в кольце воспоминаний, где нет ничего, кроме радуги, подсолнухов и номеров.       Он никогда не узнает, каково это — никогда не быть обнятым или утешенным.       Он никогда не узнает, каково это — узнать о значении обещания, дружбы и любви в двенадцать лет.       Майк никогда не узнает, каково это.       Она должна была раньше узнать, каково это — быть любимой. Но она не смогла. И она никогда не воротит этого обратно.       Папа должен поплатиться за то, что он сделал с ней. Он отобрал у неё жизнь. Он отобрал у неё всё.       Теперь же она хотела отобрать всё у него.       Она без слов отвернулась от Майка, готовая идти дальше по тропе к лаборатории, но он быстро подошёл к ней, хватая за руку и обхватывая за талию, чтобы остановить её.       — Майк, отпусти меня! — закричала она, пытаясь высвободиться из его рук, но он был сильнее, удерживая её в крепком захвате.       — Нет!       — Я должна сделать это! Я должна остановить его! — воскликнула она, а слёзы медленно катились по её щекам.       Она знала, что она могла бы просто убрать его руки одной силой мысли, но она не хотела использовать свои силы против него. Она не хотела сражаться. Она просто хотела положить этому конец. Она хотела убить Папу.       Она знала, что она могла сделать это. Она должна была сделать это.       — Отпусти меня, Майк!       Она кричала так громко, что птицы в панике улетели с деревьев над их головами.       — Нет, Эл, ты слышишь меня? Ты туда не пойдёшь! — воскликнул он.       — Он не заслуживает жить! — закричала она. — Он хочет причинить боль каждому, кого я люблю! Я должна остановить его!       — Я знаю, Эл! Я знаю, что он сделал! — воскликнул он, притягивая её ближе.       Неожиданно она потеряла равновесие, и они оба споткнулись, падая на землю. Он притянул её к себе на колени, удерживая её так крепко, будто он никогда не хотел отпускать её.       Она всхлипнула, больше не сопротивляясь, и уткнулась лицом ему в грудь, заставляя его футболку промокнуть от слёз и вдыхая его знакомый аромат.       Звук его сердцебиения эхом раздавался в её ушах.       Она плакала из-за всего, о чём она размышляла: из-за многих лет использования, из-за отношения, как к животному. Она плакала, потому что её детство было отобрано.       — Он заслуживает умереть за то, что он сделал с твоей мамой или с другими детьми… За то, что он сделал с тобой… — продолжил он, а его голос задрожал на последних словах.       Она выпустила прерывистых вздох, зажмуривая глаза крепче, а её руки отчаянно стискивали его футболку.       —…но не так, Эл, — тихо сказал он, целуя её в лоб. — Не так.