Ложь

12 мая 1944 года.       Дейдара не любил чёрный цвет. Он делал его и без того худощавую фигуру ещё более ущербной на фоне шкафов-переростков, вроде штандартенфюрера Какузу. Этого меркантильного ублюдка, которого интересовал только список нежелательных лиц Японии, за которых давали награду в «Чёрной Гвардии» или где-нибудь за границей. Дейдара ничуть не сомневался, что, если за его прекрасную белобрысую голову дадут больше иен или западных евро, чем проглотит жадность полковника, то тот долго размышлять не будет и подтянет к себе поближе свой разделочный чемоданчик. На примете у Дейдары также находился ещё один любитель уповать на красивый рельеф мышц и, о, боже, какая досада, он ходил под штандартенфюрером Какузу — унтерштурмфюрер Хидан. Пререкания полковника и подчинённого нередко доходили дальше первой крови, после которой Хидану пришивали или пальцы в госпитале, или наоборот — снимали швы с его несмолкающего рта, брюзжащего на всех изрыгаемым словесным поносом. Если же возвращаться к сути, то чёрный цвет униформы никак не способствовал скрытности на поле боя, на что не раз указывал блондин на никому не нужных, по его компетентному мнению, еженедельных собраниях. Зимой ты, как говно на снегу, виден ещё издалека. Летом тебя не только видно, тебе вдобавок ещё и душно. А в дополнение ко всему вышеупомянутому, Дейдару больше всего злило, что эта форма до отвратительного шла всем Учиха без исключения. Более того, она каким-то непостижимым образом даже из занудного и флегматичного мастера пыток делала что-то отдалённо напоминающее симпатичного и славного парня. — Симпатичного, — фыркнув вслух на собственные рассуждения, лейтенант высунул язык, изображая тошноту, — славного, …бу-э.       Он вальяжно балансировал на задних ножках металлического стула в госпитале, сложив армейские ботинки поверх исписанной чернильной ручкой кипы бумаг на деревянном резном столе. Грязная жижа с громоздкой подошвы оставила на рапортах не один отпечаток, размочив страницы, но, полудремлющий офицер, казалось, совсем этим не обеспокоен. Тёмные ресницы едва подрагивали от плавных движений век в такт спокойного и равномерного дыхания под собственное ворчание. Созерцаемый им безмятежно белый потолок почти расплывался перед затуманенным взглядом, вовлекая солдата в сонливость. Такую сладкую и пленительную дымку дремоты прервал пронзительный возглас в раскрывшемся дверном проёме. — Какое безобразие и неописуемая халатность. Голубые глаза резко сомкнулись, создавая иллюзию сна. Донельзя неправдоподобную и жалкую. — Унтерштурмфюрер, вы должны были написать рапорт и пребыть на совещание ещё полчаса назад, — говоривший пересёк комнату, звонко ступая по кафелю, и всплеснул руками. Белый халат, накинутый поверх именного чёрного мундира «Чёрной гвардии», был поспешно снят и аккуратно повешен в металлический шкаф вместе с ненавистной фуражкой. — Давайте, поторапливайтесь, ваш надзиратель идёт следом за мной. — Т-ш-ш, я сплю, дед, — Дейдара приложил палец к своим губам, призывая вошедшего штандартенфюрера Орочимару к тишине. Зная, как после этого исказится лицо мужчины, что мнил себя вечно юным, лейтенант не удержался и приоткрыл один глаз, дабы не пропустить это, но, осёкся, встретившись лицом к лицу вовсе не с тем, кого ожидал. На секунду другую замерев от такого непредвиденного появления старшего чина, блондин проявил кривой вежливый оскал на расслабленных губах. Его собственный голос нарочно стал ещё куда более дерзким, чем он обычно мог себе позволить в присутствии своего штандартенфюрера, с которым у него сложились довольно-таки фривольные отношения, на фоне откровенной неприязни к одному и тому же человеку, который уже несколько мгновений мозолил взгляд голубых глаз. — А-а, господин бригадефюрер, …мм, … какая неожиданность, — кое-как совладав с равновесием, младший офицер поспешно вернул стул в изначальное состояние под флегматичным взором генерал-майора, который всё это время не сводил с него холодных и пронизывающих глаз. Мурашки заплясали под чёрной формой лейтенанта, хотя на улице блистала самая что ни на есть летняя погода, и впору было обмахиваться веером даже в военном госпитале, однако ощутимый холодок по коже всё же прошёлся. — Я так истосковался, знаете ли… — наглая провокация, само собой, ни к чему не привела. — Не утруждайте свой мозг работать, унтерштурмфюрер, очевидно же, что вам это без надобности, — лишь отмахнулся Акасуна, от чего вынужденно-вежливая улыбка Дейдары растаяла в ту же секунду, когда тот отвернулся от него, проходя к деревянному столу, после чего Сасори брезгливо поджал губы. В его педантичном понимании ногам было никак не место на столешнице, разве что, … отдельно от остального тела. — Ваши ноги, унтерштурмфюрер, — мрачно указывая кивком на всё ещё нахально закинутые сапоги лейтенанта, Акасуна позволил себе не разворачиваться к блондину, который пародировал его же надменность у него за спиной. — Мои ноги? — Они на столе. — И как? Нравятся, бригадефюрер? — вскинув светлые брови, парень закинул одну голень на другую. Ожидая, как минимум, что старший офицер поперхнётся в негодовании от чужой наглухо отбитой дерзости, Дейдара, не теряя решимости вывести того из себя, невинно продолжал. — Жаль, что военная форма не предусматривает западные шорты, мои икры были бы на зависть всем, — вытягивая носок, да так, что тот почти коснулся генеральской фуражки, унтерштурмфюрер поднял ногу выше и выставил её, перемахивая через стоящего старшего офицера, что само по себе казалось безрассудным. А теперь ещё бригаденфюрер Сасори оказался зажат меж ними, как в хитроумной западне, — но никто не говорил, что нельзя усовершенствовать и нынешний вариант, не так ли? — согнув ноги, подрывник продемонстрировал оголённые полоски кожи на острых коленях, вместе с этим прижавшись почти вплотную на стуле к мужчине. Тот остался нем, как рыба, хотя и выжидающе пронаблюдал за этим ребячеством. Ища в карие-серых глазах хотя бы каплю раздражения и желания оторвать ему его гениальную голову, которое так и полыхало внутри него самого адовым костром, Дейдара шумно выпустил воздух через ноздри, словно в надежде поджечь этого деревянного, безэмоционального демона. Бесполезно. Ни одна эмоция не проявилось на ровном и безмятежном лице Сасори, когда тот снова обратился к столу. Проводя пальцами над испорченными бумагами, старший офицер «Алой Луны» сжал те в кулак, поднимая красноречивый взгляд в сторону штандартенфюрера Орочимару. Увы, тот лишь вновь всплеснул свободной рукой, покуда во второй был зажат фужер с вином, показывая явное отсутствие желания, нежели полномочий, в суровом воспитании наглого юного лейтенанта.       Дейдара в свою очередь тоже, проскрипев зубами небезызвестный мотив, обратил возмущённый взгляд в сторону своего нынешнего полковника. Этот старый паразит мог бы предупредить и заранее, что явится бригадефюрер, а не когда тот по пятам следом за ним шёл. Орочимару всё-таки та ещё сволочь, с которой в силу обстоятельств, Дейдару связала судьба после побоища в марте 1941 года. Не сказать, что это назначение угнетало юношу больше, чем сам факт того, что его не только приволокли обратно, да ещё и заставили сотрудничать на добровольно-принудительной основе, естественно. После того, как его с потрохами сдали армии «Листа», перебежчик зарёкся с тем, чтоб иметь хоть какие-то дела с Учиха Мадарой. К своему сожалению, он не учёл тех обстоятельств, что фюрер сам решает — желает ли он продолжать использовать кого-то, а затем без зазрения совести выкинуть, как рваный грязный носок, или же нет. Дейдаре, опять же, в какой-то мере свезло, его умения сочли полезными, а труп генерала армии «Листа» достаточно вразумительным для помилования. А это уже в свою очередь не шибко осчастливило нынешнего бригадефюрера Акасуну, получившего продвижение по службе за успешное создание одного мерзкого газа и не менее результативное его использование в рядах врагов и бывших союзников. Тогда ещё будучи штандартенфюрером, тот заимел радикальное желание использовать добытые «трофеи» в личных познавательных целях, на что Дейдара и Орочимару, быстро переглянувшись, предпочли петлю на шею, нежели назначение в качестве лабораторных крыс. Мадара же счёл это слишком расточительным вариантом.       В связи с потерями на фронте, фюрер был вынужден пополнять свои ряды в большей степени тактически выгодными партиями или хотя бы полезными, но не все решения Мадары блондин мог считать разумными. В некоторых же откровенно сомневался, прикладывая ладонь к лицу. Например, тот додумался допустить какого-то пацана на должность лейтенанта для одного из «Алой Луны». Само собой, только из-за того, что мальчишка из клана Учиха, других вариантов не было ни у кого. Чёртово панибратство. Тем не менее, фюрер приравнял это звание в глазах подрывника к уровню какой-то личной пешки, что было крайне унизительно. Несколько лет тому назад, Дейдара за бока держался, улюлюкая и вытирая слёзы от смеха, при этом дёргая в поддержку этому издевательству за локоть своего полковника, стоило новенькому прийти на полигон. Малец не был профессионально обучен военному делу ни в разведке, ни в защите, ни в нападении, разве что, умел окопаться в земле, но и в этом нельзя быть точно уверенным. Однако, Орочимару вежливо отказался от глумливого хихиканья над этим недоразумением, одними глазами показывая на сидевшую поодаль фигуру в чёрной форме, которой даже Дейдара не спешил дерзить, тут же захлопнув рот, едва Учиха Итачи лениво наклонил голову в их сторону, придерживая край своей фуражки. Опять-таки, из того, что воочию удалось увидеть подрывнику, новобранец в их штате лейтенантов «Алой Луны» ни стрелять, ни драться, ни думать стратегически не умел от слова совсем, впрочем, так и не научился, по единогласному мнению, Дейдары. Ведь он полагал, что лучше всех знает, как выживать в военно-полевых условиях. К слову, долго ломать голову над тем, зачем такую тряпку вообще взяли в элитное подразделение младшему офицеру, не пришлось, шепоток на ухо от штандартенфюрера Орочимару расставил всё на свои места. Женщин в армии мало. Катастрофически мало. Бордели или работные дома в ближайших населённых пунктах не справлялись с возложенной на них нагрузкой, а всякому солдату, ну, очень хотелось иметь при себе, если не сожительницу или жену, то хотя бы временную, а в идеале постоянную партнёршу для снятия напряжения тяжёлых военных будней. Само собой, не каждую мамзель это устраивало. И не каждая мамзель устраивала остальных. Взять хотя бы не безызвестную фройляйн Конан, которая всегда сама выбирала кого пустить в свою тёплую постель с шелковыми простынями. А всякого нерадивого солдата, решившего укротить много думающую о себе женщину, мог любой лицезреть на стене, посаженного на кол в назидании остальным. Впрочем, если судить по тому, как сменяли трупы один другого — добровольцы и самоубийцы всегда находились. Так что, женский вопрос стоял крайне остро. Всех местных девок давно разобрали, что среди солдатни или прислуги — кто-то обязательно и непременно их трахал. Исключений банально быть не могло, учитывая то, что в армии широко распространялась и другая сторона медали, о, которой, правда, всегда замалчивали, вопиющее негодовали при лёгком намёке и критиковали до бешеной пены у рта. Половые связи среди двух мужчин. А, если им уж совсем скучно, то и не только двух, но и трёх или четырёх, вероятнее всего и более, но, как бы то не было, это табу в любой армии. И не только. Даже заикнуться об этом равносильно, что признаться в государственной измене и пойти под трибунал, а там сразу приведут приказ в исполнение, через повешение или электрический стул , чтоб не тратить ни пулю, ни время занятых людей. Тем не менее шепотки были. И случаи тоже. И чем старше становился Дейдара, тем чаще ловил себя на мыслях, что вокруг одни пидорасы. Во всех смыслах этого словца. Не замечать, как со временем детские и мягкие черты чужого утнтерштурмфюрера сменяются на более тонкие и изящные, как большие, распахнутые в гневе глаза, становятся томным и расчётливым взглядом, … было, ну, скажем прямо, весьма, сложно. К слову, имя донельзя смазливого пацана никому и не объявили, поэтому для всех он был просто унтерштурмфюрер Учиха- тот-который-рожей-вышел, так как присутствие в штабе Обито Учиха не давало опустить последнюю деталь никому из присутствующих, как лишний повод поглумиться. Как итог, прозвище у новому лейтенанту придумывали всем составом. Последней же каплей в чаше терпения подрывника стало то, что, как-то, проходя мимо этого уже далеко не мелкого пацана, Дейдара ощутил противное липкое чувство чужого снобизма, с привкусом крови на языке, когда они поравнялись. В росте. Лейтенантишка уже не был ниже его, даже хуже — он становился выше. И вот уже их взгляды не на одном уровне. А на губах напротив мелькает колкая насмешка. Что будет дальше? Он будет плевать на него сверху? И вот с этим мириться Дейдара не собирался. Он перевязал свой низкий светлый хвост на самую макушку. Фуражке было теперь деваться некуда, поэтому лейтенант крутил её на руке, делая вид, что она всё ещё входит в его вариант униформы. Впрочем, она всё равно никогда ему не шла. При всём этом, трижды проклятый клан Учиха, не был основной головной болью подрывника, в отличие от Якуши Кабуто. Вот это настоящая нахальная мразь. Мерзкая серая крыса. Он ещё глумливо позволял себе поднимать уголки рта и поправлять круглые очки на носу всякий раз, когда Дейдара невольно выравнивал осанку при бригаденфюрере Сасори. А что ему делать-то оставалось? Неприятный осадок после позорного шествия за ухо всё ещё витал в воспоминаниях блондина не отсыревшим даже с годами порохом, взрываясь каждый раз, стоило мастеру пыток метнуть в него свой надменно-холодный взгляд. И это юноша ещё не копался в других не менее постыдных воспоминаниях своего прошлого, надеясь похоронить их когда-нибудь под пеплом не остывшего пепелища каземат бригаденфюрера Акасуны. Опять-таки штандартенфюрер Орочимару и тут вставил своё никому неинтересное мнение, как-то в одном из унылых вечеров в лазарете, намекая на то, что его унтерштурмфюрер слишком много поглядывает в сторону других мужчин, а ведь среди не шибко широкого круга лейтенантов «Алой Луны» есть молоденькая и даже очень миленькая фройляйн. «Адова шлюха», — сразу проносилась закономерная мысль в голове Дейдары, стоило хоть кому-то намекнуть о Харуно Сакуре.- «Бич грязной посуды, мать её». Неизвестно какая большая шишка крышевала эту розоволосую стерву на кухне, но бригадефюреру Сасори достаточно было всего одного раза тихонько произнести прямо в ухо подрывнику то, что это не его собачье дело, чтоб Дейдара заинтересовался этим ещё сильнее. «Или же искушённым шёпотом со стороны мастера пыток?» — не раз ехидничал на эту тему Орочимару, поцеживая тонкими бледными губёшками свой зелёный чаёк, заваренный в фарфоровом чайничке, пока никто не видит, под раздражённое бормотание лейтенанта. В любом случае, унтерштурмфюрер Харуно чьей бы подстилкой она не была, не привлекала Дейдару, даже когда он водил хмурым и угрюмым голубым взглядом по её стройным ногам вплоть до едва прикрывавшей бёдра чёрной юбки. Госпожу тайного канцлера он отмёл сразу, даже не задумываясь.       — Она старая.       — Опытная, — возразил полковник Орочимару, что-то записывая перьевой ручкой в медицинском журнале при свете керосиновой лампы.       — Она мне яйца оторвёт, — привёл новый аргумент Дейдара, вспоминая, ледяной взор госпожи Конан, которой достаточно было пошевелить двумя пальцами, чтобы все её тайные агенты в радиусе сотни метров взяли недостойное лицо на мушку.       — Это уже резонно, -подавив смешок и поставив жирную точку на бумаге, согласился врач.       — Я не стану повторять дважды, унтерштурмфюрер, — бесцветный голос мужчины с медными волосами перед ним привлёк внимание отвлёкшегося на Орочимару лейтенанта, — не вынуждайте меня калечить вас вновь, господину фюреру вы нужны пока ещё в здравом уме и с целыми руками, но, …- бригадефюрер чуть помедлил, словно размышляя на этот счёт, после чего тише прибавил, — про ваши ноги он ничего не упоминал, — конец фразы был едва слышен да ещё и с отсылкой на испорченную форму, Дейдара сперва не до конца её понял, не то что расслышал.       За что тут же поплатился.       Раздавшееся мгновенье спустя натуженное шипение сквозь стиснутые от боли зубы прошлось вдоль всех стен огромного кабинета, ударившись эхом об стёкла узких окон. Успевший лишь пригубить кисло-сладкое бордо из фужера в медицинских целях, естественно, штандартенфюрер Орочимару обречённо закатил глаза, подозревая, что так всё просто никак не могло закончиться, но вмешиваться не собирался до поры до времени. Своя шкура ему была и есть, и будет дороже всех прочих.       — Что такое, унтерштурмфюрер? Вы себе, кажется, язык прикусили? — на безмятежном лице прорисовалась толика заинтересованности со сладкой хрипотцой. — А ногу-то так и не убрали. Занятно, — кончики пальцев коснулись воткнутого в чужое бедро заточенного ножа, слегка надавливая на рукоять для более глубокого проникновения, от чего выступившая кровь из ровных краёв раны начала постепенно пропитывать чёрную ткань униформы.       — Нет, … — медленный вдох со стороны блондина, который, судя по всему, давил в себе попытки заорать, — что вы, бригадефюрер, …        Бестактность лечится только болью, и Сасори всегда был свято в этом убеждён, если же сия зараза не излечима, остаётся только рубить на корню, вот только Дейдаре, если брать в расчет по его не сползающую с лица наглую улыбку и раскатистый хохот, наполнивший до отказа комнату, было явно мало этого урока.       — Да, я немного опешил, …видите ли, бригаденфюрер Акасуна, уж от вас то я не ожидал такого, …- генерал-майор плавно погружал лезвие всё глубже, про себя отсчитывая каждую секунду, которую он тратит впустую на продолжающего язвительно и глумливо себя вести беспардонного пацана, — хотя погодите-ка, вполне ожидал! Ведь ты, скотина, меня продал при первой же возможности! — огрызнулся блондин, с шипением втянув в себя воздух. Голос утнтерштурмфюрера не дрожал, оскал не сошёл на нет, а отголосок глумливого хохота всё ещё звенел в ушах бригаденфюрера, у которого ещё немного и начал бы дёргаться глаз.       Вместо ответа мастер пыток с мрачной решимостью вытащил нож из обагрённой раны, позволяя крови пачкать кафель крупными каплями, а затем незамедлительно воткнул ещё раз в податливую плоть, но, на сей раз, ближе к магистральному сосуду, делал он это даже с долей какой-то заинтересованности. Слегка задев тот лезвием, от чего кровотечение заметно усилилось, Сасори поддался ближе меж ног парня, медленно и постепенно наклоняясь к его глазам. Отмечая про себя то, что всего лишь желает утолить свою жажду в том, как гнев и насмешливость падут перед страхом и болью на чужом лице. С этой мыслью Акасуна стиснул рукоять ножа сильнее.        А, может, и из чистого желания понаблюдать, как надоедливый мальчишка истечёт кровью, насмерть, или от того, что любопытство, каким бы оно зазорным не было, всё же брало верх над генерал-майором. Вот только ему с неприятным раздражением пришлось отдать лейтенанту должное, тот сидел, пусть и бледнея на глазах и теряя свой гневный румянец, но его поганый рот заткнуть так и не удалось. Сасори проглотил слюну, скопившуюся во рту, вместе с собственной выдержкой. Нож вонзился в третий раз. — Ох-хо-хо, — задыхаясь, будто от щекотки, вымученно похихикал Дейдара, — пырнул ещё раз, вот незадача, …да меня Ооноки сильнее прикладывал об стену, чем ты своей заточкой ковыряешь. Тоже мне мастер пыток, иди поточи свой шампур! — Х-кем, — подошедший неспешной походкой штандартенфюрер Орочимару, обратился к вышестоящему офицеру, который уже начинал входить в раж, продвигая лезвие ножа всё дальше в чужой плоти, вместе с этим приподнимались и уголки губ на уже далеко не беспристрастном лице Акасуны. Бегло оглядев нанесённый ущерб и количество крови на полу, хирург кашлянул повторно, привлекая к себе всего на секунду внимание глаз мастера пыток. — Бригадефюрер, если вы пока ещё планируете оставить нашего ценного утнтерштурмфюрера в живых, то вынужден вас поторопить, у нас остаётся не так много времени. Ещё переливание придётся делать.       С долей небрежности глянув в сторону полковника, генерал-майор в четвёртый раз вонзил острие ножа в чужую напряженную плоть, и лишь затем, неохотно, прервал своё занятие, вынимая липкую рукоять ножа. Позволяя чужой крови беспрепятственно стекать на пол, к уже порядочной луже крови. Под тяжёлое дыхание лейтенанта, что осел на стуле, вцепившись в сидение похолодевшими пальцами и запрокидывая голову, Акасуна с плохо скрываемой досадой скинул всё-таки со стола безвольно лежащую здоровую ногу Дейдары, выходя из «плена». — Я зайду позже, штандартенфюрер. — Разумеется, — нисколько в этом не сомневаясь, лишь кивнул врач, подходя к своему столу и извлекая отточенным движением личный хирургический набор. Первым делом наложив жгут выше порезов на бедре чрезмерно болтливого пациента, дабы уменьшить кровотечение и выиграть время, полковник, не без напускной усталости, выглянув из кабинета, позвал медсестру с донорской кровью. Вернувшись к своему лейтенанту, который хватал воздух ртом, будучи достаточно ослабленным и слегка подёргивавшимся всем телом, Орочимару поднял свой отставленный ранее фужер с недопитым вином, делая большой глоток и интересуясь, прежде чем набрать шприц с обезболивающим. — Унтерштурмфюрер, сколько вы в себя залили морфина на этот раз? — Я не, … — Хотя это бы весьма опрометчиво, знаете ли, пристраститься очень легко, фюрер не простит мне, если от ваших познаний останется только каша, — склонив голову на бок и подняв стеклянную ампулу, Орочимару продолжал, — хотя я бы порекомендовал остановиться на, … — Я, … не… принимал ничего, — с расстановкой меж быстрыми вдохами и судорожными выдохами, прошипел Дейдара. Лгать пацан не умел совершенно, более того, он ни капли не старался. — А ты, … сука, даже не остановил этого, … — Не поймите меня неправильно, унтерштурмфюрер, но не хотелось бы потом этот нож из себя вытаскивать, — кивая на стол, где было оставлено холодное оружие, в качестве не то трофея, не то насмешки, мужчина продолжил. — Хорошо, раз у вас такая выдержка и болевой порог, то уделите ещё один мой вопрос вниманием, — врач указал еле гнущимися пальцами, на которых отчётливо виднелись старые, грубые рубцы, на залитые кровью брюки младшего офицера, — это того стоило? — Это стоило гораздо больше, — прошептали бескровные губы в ответ. 3 августа 1944 года 13.24. — Я устал, как собака, м-да. Это заявление сделал унтерштурмфюрер, оттягивая ворот уже заметно посеревшей от грязи, пыли и пота некогда белой рубашки, при этом тяжко вздыхая и выискивая глазами хоть какой-нибудь пенёк в округе, куда бы он мог от души примоститься. Вот только на лесной просеке, где он закладывал свои непревзойдённые и уникальные снаряды со взрывчаткой на протоптанных рецидивистами «Листа» тропках, по иронии судьбы, оказался всего один. И тот был занят. — Быстро у вас силы кончились, господин унтерштурмфюрер, — приторный вздох со стороны лейтенанта, на тёмном мундире которого, как казалось со стороны, и травинка не осела, был особенно мерзок для ушей Дейдары, что вытирал тыльной стороной ладони пыль с губ да пот с лица. Последний катился с него чуть ли градом, спина у парня была уже насквозь мокрая от утомительно-нудной физической работы, но снять чёртов чёрный мундир с нашивками принадлежности «Чёрной Гвардии» и блядскими погонами ему не разрешили, хотя всучить лопату в руки, так пожалуйста. Если создавать шедевральные мины он мог, немного пораскинув головой, при наличии хотя бы минимальных инструментов и веществ, то копать во всей округе ямки, да собирать траву для ловушек, ему было немножечко не по статусу. На резонной вопрос Дейдары о том, какого чёрта это делают элитные войска, а не рядовые и сержанты из первой попавшейся дивизии, командир лишь велел закрыть варежку и набивать мешки мусором, вроде говна, палок и опавшей листвы.       Разумеется, Дейдаре сразу пришло в голову простое решение приобщить к этому делу и другого утнтерштурмфюрера, чья наглая жопа нынче грела пень, выставив перед собой переносную радиостанцию для настройки связи, где дёргала разные рычажки и крутила ручки, создавая видимость интенсивной и кропотливой деятельности. Крысёныш моментально уведомил о том, что не для лопаты его ручки созданы, стоило Дейдаре воткнуть ту рядом с ним. Само собой, он явно напрашивался закономерно получить черенком по морде. Вот только незадача, бравый лейтенант Якуши Кабуто изображал из себя раненную лань при малейшем приближении бригадефюрера, едва ли не в его ноги бросаясь и нашептывая тому на ухо, как его обидели, но без присмотра сразу же хладнокровно пресекал любую возможность со стороны напрячь свои холеные ручки. — Прям уж очень. Попросите господина штандартенфюрера вам витамины прописать, а то это совсем никуда не годится, — будто бы вынося вердикт, протянул унтерштурмфюрер, поправив очки на носу, в стёкла которых тут же прилетел шматок грязи, из первой попавшейся канавы, от чего лицо Кабуто может и не исказилось гневом, но глаз всё равно нервно дёрнулся. — Какое нахальство, — мужчина, сняв предмет и проверив целостность линз, лишь легко фыркнул, доставая из внутреннего кармана накрахмаленный платок, которым неспешно стал оттирать очки от земли и жижи, — какая наглость, господину Орочимару, наверное, несладко приходится с таким избалованным ребёнком, как вы. — Какая ты всё-таки крыса, Кабуто, — без лишних фамильярностей лишь процедил подрывник, подходя к лейтенанту вплотную, который на секунду замер, заметно напрягаясь от столь близкого соседства, — да, не ссы, тебя твой драгоценный бригаденфюрер в обиду не даст, — ядовито это шепча в презрительно сузившие серые глаза, Дейдара обтёр грязь с рук о погоны чужого мундира, попутно похлопав парня по щеке, — такой защеканец ему ещё пригодится, — уже приготовившись выслушать чванливую речь Якуши, блондин приподнял ладонь призывая того помедлить с этим, так как на другой стороне оврага появилась подозрительная тень. Которой тут быть не должно. — Кто это там? — тон резко стал куда серьёзнее, как и ситуация. — Бригадефюрер? — голос Якуши звучал не особо уверенно, но он всё равно обернулся, пытаясь разглядеть хоть что-то то и дело щурясь без очков. — Не, эта фигура шибко большая для такого рыжего карлика, — качнув хвостом и пригнувшись, отрезал Дейдаре, после чего шикнул на офицера, который поспешно сгрёб свой связной короб и очутился за спиной другого лейтенанта, — ты чего удумал-то? — Тише-тише, господин унтерштурмфюрер, вы то своё дело уже сделали, а у меня ещё очень много нереализованных планов, к тому же поддержка связи сейчас куда важнее, — заявив это, лейтенант хотел было слинять за ближайшее деревцо, но, подрывник, закатывая глаза, его остановил, перехватив за шиворот. — Ты сдурел? Я мины кругом закопал, — счёл необходимым напомнить парень, хотя мысль о том, как Кабуто оторвёт ноги или руки, неосмотрительно наступи он на какую-нибудь, приятно витала в воздухе, вместе с лёгким летним ветерком. Однако, разумная мысль о том, что если это враг, то выжить вдвоём гораздо легче давила на мозг своей практичностью. Якуши, судя по всему, подумал об этом же, так как вырываться не стал, но, надев очки, всё равно окинул союзника недовольным взглядом. — Сколько их может быть? — Я откуда знаю? Я что, блядь, разведчик? Может, это вообще не «Лист», — шикнул Дейдара, выглядывая из-за пня, за которым ранее скрылся, чтобы ещё раз удостоверится в том, что фигуры за оврагом появляющиеся одна за другой ничем хорошим им не сулят, — три, …пять, сука, семь, — невесело присвистнул младший офицер, когда несколько человек стали передавать друг другу ящики с оружием. — Это не люди Сенджу, это наёмники «Песка», — вставил примостившийся рядом Якуши, уже успевший нацепить бинокль поверх очков, — ох, плохо наше дело. — Слушай-ка, Кабуто, а может, ну их, а? Мины давно ждут своей очереди, — протянув неуверенно подрывник, когда заприметил ещё несколько солдат, катящих пару гаубиц. Дело явно пахнет керосином. — Полностью солидарен, — скорее всего, будучи в таких же раздумьях о том, что, если завяжется бой, им не выжить, закивал Якуши, потирая подбородок и хмуря светлые брови, — всё-таки свою задачу мы выполнили, … — Да-да, — подтвердил Дейдара, — давай-ка уберёмся отсюда подальше, пока я не запамятовал расположение своих творений. — Как интересно, не уж то я слышу нотки дезертирства? — вкрадчивый голос позади двух лейтенантов, грянул, как гром, посреди ясного неба, вызвав у обоих навязчивое ощущение, что земля уходит из-под ног. — Господин бригадефюрер! Нижайше прошу прощения за эти треклятые раздумья, посмевшие оклеветать моё честное имя, но, …- тут же принялся изворачиваться собственный помощник Акасуны, пока тот, нисколько не изменившись в лице, отмахнулся знаком руки. — «Но», … «но», … «но», — в спокойном голосе, казалось бы, затесалось раздражение, несмотря на внешнюю безмятежность и сложенные за спиной руки, мужчина выглядел достаточно угрожающе даже без оружия, — унтерштурмфюрер, вы где-то лошадь заприметили? А ваши вечные оправдания мне порядком наскучили, что до вас, … — Сасори перевёл взгляд на Дейдару, который кисло почёсывал бровь в ожидании нотаций, — то это было вполне ожидаемо. — Действительно, там всего лишь хер знает сколько народу, наверное, нужно было плясать от радости, — фыркнув блондин, скрестил руки на груди, после чего буркнул что-то вроде напоминающее звание генерал-майора, — мы в засаде, если вы не заметили, так на минуточку, нам за смерть звёздочку на погонах не добавят. — Отставить, — размеренный голос, после которого у кончика носа Дейдары мелькнуло лезвие, от чего он нервно дёрнулся назад, вжимаясь в дерево, — вам, унтерштурмфюрер, как я погляжу, необходим ещё один урок уважения устава, как насчёт зашитого рта? Слышал я, что метод весьма действенный. Вместо ответа подрывник лишь покривил губы, всё ещё с опаской косясь на лезвие в чужих руках. Он нисколько не сомневался, что бригадефюрер может себе позволить воплотить свои фантазии в реальность, вот только парню в них не особо хотелось участвовать, тем более, если вспоминать, как в своё время Хидан питался через трубочку, пока ему не сняли швы с его болтливого рта. А какие уродливые шрамы-то теперь. — Если вы оба так боитесь за свои жалкие жизни, что смерть от этих убожеств из «Песка» вас так пугает, то это прискорбно, но тем не менее, оповещу вас заблаговременно о том, — генерал-майор неспешно приставил острый край своего ножа под нижнюю челюсть побелевшего, как мел Кабуто, чьи губы быстро-быстро затряслись, — меня стоит бояться гораздо больше. Дейдара напрягся, он вовсе не горел быть на месте другого парня, однако, враг был очень близко к ним, следовало быть осторожными и предусмотрительными. — Г-г-господи б-ри-га-дефюрер, — давясь собственными словами лейтенант Якуши, устремил умоляющий взгляд на старшего офицера, — я, …готов ради «Чёрной гвардии» на всё, … вы же знаете, … — Да что вы, унтерштурмфюрер? Докажите. — Как? — Бегите. Опешивший от столь заманчивого предложения, прозвучавшего, как приговор, подрывник переводил глаза от одного к другому. Если Якуши побежит вперёд, то его расстреляют наёмники, если попробует пройти через лес, то, шансов на выживание ещё меньше — мины не допускают осечек. Остаётся, … — Бегите к машине и вызовите подмогу, унтерштурмфюрер, что же вы сидите, — голос бригадефюрера заметно смягчился, когда, он, тихо фыркнув, кивнул в сторону, где был оставлен автомобиль, на котором они приехали. Судя по бледному виду и потерявшему дар речи, Кабуто готов был лишиться последней капли достоинства и начать кататься по земле с воплями о горькой доле и мольбами о милости. Подобное предположение вызвало нервный смешок у подрывника, что представил на секунду, как бы это было забавно. Покусывая губы и про себя посмеиваясь, Дейдара поблагодарил мысленно все всевышние силы и собирался уже подняться, но остриё ножа снова было направлено в его сторону, застав того врасплох. — А вас, унтерштурмфюрер, я попрошу остаться. — Э, — негодующе начал парень, когда мимо него пронесся на ватных ногах, отдавший честь Кабуто, пока того ещё штормило от недавно пережитой встряски от командира, — за что? Я тоже могу завести машину и покрутить рацию, …сделать кофе там. — К счастью, навыки моего утнтерштурмфюрера не ограничиваются только этим, в то время, как вас, вполне допустимо пустить в расход. — Как мило, бригадефюрер, — поджав губы, протянул Дейдара, поправляя свой высокий хвост, — зато честно, в принципе, вы за это мне и нравитесь, мм, говорите всё прямолинейно. Никогда не лжете, — уже очевидно утрируя, парень мельком глянул назад, чтобы удостовериться, что враг всё ещё не заметил их присутствия, после чего развернулся обратно к Сасори. На спокойном лице генерал-майора не дрогнул ни один мускул, разве что, уголки губ чуть приподнялись, выдавая что-то похожее на усмешку. — Ваша излишняя доверчивость или болтливость приведёт Вас рано или поздно в могилу, унтерштурмфюрер. Хотелось бы присутствовать при этом моменте лично, — донеслось до Дейдары, прежде чем он, даже не скрывая улыбки, от этого «обмена любезностями», поднял глаза выше головы Акасуны, про себя называя того «рыжим карликом». Секундою позже младший офицер обомлел, когда зацепил глазами кое-что за спиной собеседника. Предупреждающий вопль застрял у лейтенанта в горле склизким комом, он попытался привстать на онемевших ногах, но те, будто бы не были частью его тела, отказываясь повиноваться. Дейдара, который никогда не терялся и всегда интуитивно реагировал одним из самых первых на поле боя, даже когда рядом с ним рвались снаряды — не мог пошевелиться. Пальцы, ставшие ледяными, сжались на земле под ним, покуда он лишь смотрел на Сасори, который приподняв брови, надменно возвышался над ним. Такой хладнокровный, такой суровый, даже не подозревает, что он сейчас на мушке. Убить генерала «Алой Луны» куда перспективней, чем какого-то лейтенанта, это было очевидно. «Ох, и отгребу же я за это», — делая такой вывод, Дейдара подкинул песок, зажатый в ладони, вверх, заставляя тем самым Акасуну сделать шаг назад и наткнуться на выставленную секундой ранее лейтенантом ногу. Следующим резвым движением блондин, чувствуя, что более или менее способен двигаться, ловко сбил генерал-майора с ног вместе с его спесью. Просвистевшая над головой парня пуля влетела в пень, где недавно ещё находился подрывник. Вот только, промахнувшись, она привлекла гораздо больше внимания, чем хотелось бы. Прежде, чем подрывник сумел перевернуться на живот и поползти в сторону леса, он повторно глянул на верхушки деревьев, выискивая снайпера. Ведь каждому известно, что хороший снайпер — мёртвый снайпер, а очень хороший снайпер — тот, который стреляет без промаха. Оба варианта к его цели не подходили. — Вот они где, а я всё гадал, куда же залезли, — послышалось кряхтение со стороны упавшего бригадефюрера, который не то, притворялся мёртвым, не то выбрал весьма правдоподобную позу для этого, вот только заметив дыру в районе ключиц на чёрном мундире, Дейдара лишь сдавленно кивнул, прикрывая руками голову. — Один под другим. Близнецы. С кривыми руками. Откуда только такие берутся. Я растянул ранее леску в лесу, если вынудите их спрыгнуть, унтерштурмфюрер, то они больше не встанут. — А я всё гадал, почему вы Кабуто отпустили,... вы хотели, чтоб его подстрелили — лишь хрипло буркнул парень. — В данной ситуации от него толку немного, к тому же, неужели, вы не заметили одну важную деталь унтерштурмфюрер? Его они пропустили, — едва слышно пояснил мужчина, перекатываясь на другую сторону дороги и кидая дымовую шашку в сторону затаившегося в овраге противника. Нахмурившись от посетившей его догадки, Дейдара качнул голой, доставая из кармана несколько ручных гранат, и разом вырывая у них предохранители. — Ну, понеслась! 3 августа 1944 года 19.46.       Дейдара сжимал в руке последнюю оставшуюся у него взрывчатку, бездумно разглядывая ту. Что-то могло пойти не так у кого угодно, но не у него. Вот только, интуиция подсказывала, что «что-то не так» пошло с самого начала 1941 года. Ему сходило с рук всё и всегда, удача счастливо улыбалась ему и махала ладошкой, пока он … не заглянул в мёртвые чёрные глаза Учиха Итачи, тогда в своей сырой камере три года тому назад.       Он ел тюремную баланду, пихая ложку за ложкой в рот, раз в кои-то веки принесли что-то съедобное, пока новый надзиратель лишь мрачно смотрел на него сверху вниз. Смотрел и улыбался. Как улыбаются маньяки, душа кроликов. Наверное. Более подходящее сравнение тогда в голову Дейдаре не пришло, тем более, что с каждой ложкой едва тёплого супа его хвалебная речь о самом себе становилась более вязкой, мысли превращались в манную кашу, а все движения становились сверхмерно воздушными и плавными. Ему тогда показалось, что, если бы не тюремная решетка, он мог бы взлететь к небесам, подобно молодому орлу, вырвавшись из плена, прямо к самым ярким звездам. Вот только вместо полёта был тупой удар по затылку и провал в памяти. А очнулся он уже в другой каменной дыре с железными прутьями и обсосанным углом. Разницу составляло лишь то, что он теперь по другую сторону войны меж Учиха и Сенджу. Со временем пришло и осознание, ключевая мысль — ничего не пить и не есть из рук врага. И не подставлять спину штандартенфюреру Акасуне, что с холодной расчетливостью выбивал из него не только высокомерие, но и наивность с верой в то, что хоть в ком-то в этом дрянном мире осталось что-то честное и человеческое. Боже, как он ошибался. И эта ошибка едва не стоила ему жизни. Снова. Однако, волей судьбы второй раз он потерял сознание от удара по затылку прикладом, а затем ещё раз от какой-то дряни, когда началась бойня, после передачи заложников. Он почти смог уйти за пределы «зоны поражения», но вот зараза, как оказалось, доблестная «Чёрная гвардия» следовала за ним по пятам ради формулы взрывчатки. Воспоминания на этот раз вернуть так и не удалось. Последнее, что помнил Дейдара, как он пытается пошевелить рукой, но та стала будто бы ватной, а на пальцы, скребущие землю и тянущиеся к ножу, без тени сожаления наступает штандартенфюрер в противогазе, чей тёмный солдатский сапог давит до немого крика и хруста костей. Перед забвением до ушей донеслось лишь холодно-мучительное: «Сладких снов». А потом пошла череда кошмаров. Они были спутанные. Они были до отвратительного мерзкие и, хуже всего они были,... настоящие? Словно это и впрямь происходило с ним. От этой мысли лейтенанта не раз бросало в жар. Становилось душно, пальцем оттягивая ворот рубашки, парень лишь нервно посмеивался над собой. Ну, нет, нет. Такого просто быть не может. Ну, в самом же деле? А вдруг было? Эта мысль не давала покоя, жрала день за днём и неделю за неделей. Каждый раз закрывая глаза в сонной неге, Дейдара судорожно их распахивал, хватаясь за голову и зарываясь пальцами в свои длинные волосы, готовый лишиться волос. Лишь бы спать без снов. Поэтому засыпал с рассветом. Будучи вымотанным бессонной ночью, унтерштурмфюрер падал на кровать без лишних сантиментов и ложных видений. Адаптироваться под такой режим было крайне тяжело, поэтому лейтенант не раз засыпал где-нибудь на стуле, на собрании, разок было даже в окопе. Пуская слюну на воротник какого-то несчастного солдатишки, подрывник на удивление отлично вздремнул, не взирая на то, что сержант, которому выпала честь держать его голову, лишь стучал зубами от страха, мёртвой хваткой прижимая автомат к груди и боясь лишний раз пошевелиться. В последний год он перешёл на снотворное, которым его, с ехидной усмешкой, как же без этого, снабжал полковник Орочимару. Какая честь, какая доблесть, какая забота, какая доброта. Конечно, погоны им вернули, но военный хирург не раз повторял, что и у стен есть уши, а в их случае — это опять же генерал-майор Акасуна, появляющийся в самые неудобные моменты и сующий свой нос едва ли не в их исподнее. Он мог бы составить конкуренцию достойную госпоже тайному канцлеру, по её же словам, если бы его методы получения информации не были столь радикальными. И вот, сейчас, сидя каменным валуном, парень прикидывал сколько пуль ему придётся вытерпеть, прежде чем эти сукины дети смогут попасть ему в голову. Обратив взгляд к сидящему рядом с ним бригадефюреру, что сжимал наспех перевязанную рану на предплечье, невесело поинтересовался. — Сколько? Ледяной взгляд господина старшего офицера, до этого устремленный на бесполезный с последней перестрелки револьвер, поднялся на лейтенанта. — Около десятка. — Да я не об этом, бригадефюрер, — отмахнулся Дейдара, попутно вытирая что-то мокрое с виска, ему показалось, что это пот, но багрянец, оставшийся на ладони, вынудил парня лишь с усмешкой прикрыть глаза. Всё-таки его задело осколками, когда он убегал, …то есть менял позицию. Он ведь никогда не убегает и не сдаётся. Если уж суждено умереть, то с фейерверком. — Сколько у вас гранат, …мм, шашек там? — веки устало приоткрылись, а светлые брови приподнялись в ожидании ответа, вместо которого ему на затылок резко легла мозолистая ладонь, вызвав диссонанс. В следующую секунду та грубо надавила, заставляя юношу пригнуться и чуть ли не уткнуться носом в ноги, согнутые в коленях. Раздавшаяся следом пулемётная очередь, пронесшаяся над их головами, подняла вверх не только кучу пыли, но и куски земли, которые летели комьями на офицеров «Алой Луны». Блондин затих, стискивая зубы, так как кроме ноющей боли в шее, ещё и свет померк перед глазами. Только спустя несколько мгновений унтерштурмфюрер догадался, что это тёмная ткань чужого мундира. Бригаденфюрер закрывал его собой. Сама мысль была абсурдна. Она казалась настолько безумной и безбашенной, что, не сидя сейчас с скрюченном состоянии под потрепанной тканью, при этом слыша чёткий стук не только крови в ушах, но и чужого сердца над ним, Дейдара бы никогда не поверил, что подобное имело место быть. Взаправду. Не в солдатских байках. Когда обстрел был окончен, лейтенант смог выдохнуть и выпрямиться, так как генерал-майор отстранился и снова откинулся на земляной свод. — Так и будем сидеть и ждать, пока они не догадаются, что у нас нет патронов, да? — выждав, когда стрелявшие солдаты всё-таки будут перезаряжаться, Дейдара кивнул на валяющуюся фуражку, которая, видимо, была сбита с бригадефюрера последней атакой разведчиков «Песка». — О, вы совсем отчаялись, раз голову потеряли, — хмыкнув, унтерштурмфюрер, ногой пододвинул к себе убор, взяв который, прокрутил на пальце. — Унтерштурмфюрер, вы хоть когда-нибудь молчите? — не сказать, что в словах генерал-майора было раздражение, скорее тоска о том, что умереть ему предстоит здесь и именно с Дейдарой, который лишь улыбнулся на это. — Только когда рот занят, — протянул тот в ответ, думая о том, как изрядно проголодался за этот бесконечный день, подкидывая фуражку в воздух, после чего ловя её, когда она полетела обратно. Залп выстрелов прогремел только спустя несколько секунд, — а наши ребята то ли совсем мазилы, то ли не так уж и пристально следят за нами, ага. — Бесполезно ломиться напролом, как и пытаться пройти мимо них. Впереди море, и, судя, по тому, откуда пришли эти разведчики, на пристани нас будет ждать не менее радостный приём. Позади десяток солдат, и, если их подготовка в «Песке» чего-то стоит, уже сейчас они нас окружают. Они не станут брать нас в плен или вести к командованию, несмотря на союз с «Листом», нас просто убьют, — обрисовал обстановку мужчина, чьи тёмно-красные волосы уже прилипли ко лбу, а слой земли и пепла покрывал их сверху. — Хо-хо-хо, а что так? — сплевывая осевшую во рту пыль, лейтенант не сдержал невольно проступившую усмешку на лице, всё-таки живым он даваться и не планировал, но надменно-мрачное выражение лица у бригадефюрера портило и такой исход, — Какие-то счеты? Месть? — Не имеет значения. — Всё-таки, бригадефюрер, вы унылый пессимист, — закатив глаза, сообщил офицер, передавая продырявленную фуражку командиру, который неохотно её принял и преподнёс палец к губам, кивая на сквозное отверстие, — да, диаметр не хилый. — С ними снайпер, — подтвердил опасения Дейдары, Акасуна, после чего прищурил взгляд, — похоже, унтерштурмфюреру Якуши всё-таки придётся нас дождаться. — Я думаю эта крыса дала дёру, ещё до того, как мы в этом овраге окопались, — лишь фыркнул парень, но, изменившийся ход мыслей старшего офицера его заинтриговал, — и что же мы будем делать, бригадефюрер? — Мы? Нет, унтерштурмфюрер, делать будете вы. У вас была ещё припасена граната, - с этими словами мужчина извлек из заплечной сумки небольшой баллон, — а у меня мой венец творения. — А, эта дрянь, — нервно поёжился Дейдара, по спине которого противной очередью прошёлся холодок. — Да, та самая, — многозначно подтвердил мужчина, чьи уголки губ, будто бы дёрнулись в подобие улыбки, — ваш ход, унтерштурмфюрер, сделайте из этого большой «Бум», но с одной оговоркой, нам надо, чтоб гранату сбил именно снайпер. — А нас эта штука не заденет в таком случае? — Если кидать правильно, то нет, плюс ветер с прибоя в их сторону. Сделать большой «бум», нет, «БУМ», Дейдаре, ну, очень хотелось, но из подручных средств у него была лишь граната да динамитный снаряд, который он планировал поджечь, когда эти сукины дети подойдут достаточно близко, чтоб, если их взрыв не заденет, то хоть кишками облепит. Небольшая психологическая травма до конца жизни будет идти рука об руку с этими гадами точно.       Пораскинув мозгами, как это всё можно обыграть, парень оскалился, и развернулся к генерал-майору, в голове у него запустился не только механизм инженерной мысли, но и лёгкая меркантильность в довесок. Не то, чтоб Дейдара хотел себе золотых слитков или жемчужное ожерелье, как у фройляйн Конан, даже очередная звёздочка на погонах смотрелась не так привлекательно, как другое пожелание. — А что мне за это будет? В глазах бригадефюрера проявилось замешательство на фоне привычной флегмы. — Что? — Что я получу взамен за то, что спасу нас? — Замашки портовой шлюхи никак не выветрятся, да? — едкий смешок. — Мои навыки — это не умение раздвигать ноги, с этим справится кто угодно, — вновь намекая на того, кого с ними нет, Дейдара цинично прибавил, — таки что я за это получу? — Пошлём вас в Германию, унтерштурмфюрер, там отлично справляются с внутренними евреями, изгоняют их газовыми камерами и крематориями. — Какая чернуха, — скривился парень, — тем не менее мне всё ещё нужна награда. Блондин склонил голову, очертания лезвия ножа по которому он скачет, казались все менее призрачными, если судить по тому, как после секундного оцепенения после повторяющегося требования, реакция у бригаденфюрера могла быть вполне непредсказуемая. Приземленность и равнодушие с каждой секундой будто бы выветривались из генерал-майора, оставляя весьма раздраженную и жесткую физиономию мастера пыток, с присущими ему садистскими очертаниями. Да, прям как там. В галлюцинациях. — Вы очень забываетесь, унтерштурмфюрер, если надеетесь, что со мной можно торговаться. Я отдал приказ, извольте его исполнить. — Мы при любом раскладе умрём, разница во времени меж моей и ваше смертью не аргумент. К тому же что мешает мне ненароком выдернуть чеку сейчас? — незатейливо протягивая это, Дейдара чуть не прикусил себе язык, когда генерал-майор толкнул его на землю, вновь прикрывая собой, прежде чем вновь раздались выстрелы. — Ну, вы, даёте, господин бригадефюрер, — разглядывая чужое лицо, прошептал лейтенант, пока над ними проносились пули, что задевали песок, который вновь летел на них пыльным облаком, — вы даже на человека походите сейчас. — Захлопните рот, — прошипел старший офицер. Их лица были настолько близки, что лейтенант впервые так детально мог разглядеть лицо мастера пыток. И, к слову, увиденное ему нравилось. Хуже было лишь то, что, если сознаваться в этом самому себе, Дейдара, может, ну, очень кривя душой, и мог, то его тело, хотело разделить эту радость ещё и с нависшим над ним бригадефюрером. Свист пуль. Жизнь на волоске от смерти. Пыль мешает дышать, а висках стучит кровь от постоянных ударов о землю, и тем не менее весь этот адреналин провоцировал, до ужаса парня, очень быстро растущую в его штанах эрекцию. — Скажите мне, что это ваш револьвер, унтерштурмфюрер, — послышалось сверху, когда Дейдара зажмурился, пытаясь представить вместо Акасуны кого-нибудь мерзкого, вроде старика Ооноки, но у маньяка-генерал-майора на стыд лейтенанта, как назло, был пронизывающе спокойный и приятный голос. А это в свою очередь совсем не помогало его проблеме. — Чёрт, серьёзно? — Сасори, очевидно, решил досаждать другим способом, так как румяное лицо и красные уши выдавали блондина, чьи длинные волосы, из-за лопнувшей ранее ленты, теперь распались по всей земле под ними. Мужчина, не раз предлагавший лейтенанту отстричь его патлы, для прибавления хоть капли мужественности, сейчас неожиданно для себя, отметил, что всё не так плохо. А даже, …если отмести не в меру болтливый рот и напористую наглость, вполне себе мило. Насколько это допустимо для мужчины. На войне. В окопе. Под залп пуль. — Вы, оказывается, извращенец, — обращаясь не то к самому себе, не то к багровому унтерштурмфюреру, поджавшему губы, Акасуна хмыкнул, триумфально интересуясь, будучи хозяином положения. — Вас так возбуждает накал страстей или же я?       Дейдара, мысленно молившийся, чтоб под ним треснула земля и лавовый залп поглотил их обоих, вынужден был выслушивать эти издёвки и унижение, покуда стрельба не прекратилась, и бригадефюрер не слез с него, придерживая всё ещё открытую рану на плече ладонью. С кислой миной, понадеявшись, что генерал-майор может истечь кровью до того, как их всё-таки расстреляют, подрывник взял гранату и баллон с газом, обматывая бечевкой, вытащенной из кармана оба снаряда, тем самым соединяя их вместе. Сосредоточившись на этом, парень тяжело дышал, успокаиваясь, благо улюлюкать мастер пыток не стал. — Не слишком гениально выглядит, — прокомментировал по завершении процесса подготовки Акасуна. — Не всё гениальное должно быть сложным, бригадефюрер — фыркнув на это парень, продемонстрировал свою новую бомбу с побочным эффектом для всех, кто окажется слишком близко к взрыву, — та-дам! — Быстрее заканчивайте с ними, я крайне не люблю томительное ожидание чего-либо, унтерштурмфюрер. — Хотите успеть на чашечку чая со своим унтерштурмфюрером? — ехидная насмешка, сорвавшаяся с губ Дейдары быстрее, чем он смог отрезвить себя и вовремя умолкнуть. — Ревнуете? Поперхнувшись от такого заявления, подрывник несколько секунд лишь открывал рот, теряясь меж грубыми и откровенно хамскими фразами, и посылом куда подальше, даже такую важную персону. А это в свою очередь только усугубило ситуацию, так как Акасуна Сасори, даже будучи подстреленным противником, не гнушался на каверзные приёмы и сейчас откровенно насмехался над подчиненным. — Кому из нас ревновать то ещё, бригадефюрер? Это вы меня так рьяно к земле прижимаете каждый раз, — всё-таки выдавил из себя блондин, — Как будем выманивать снайпера? — На живца. Дейдара тряхнул головой, решив, что песок ему все уши забил, ибо ослышаться было бы слишком просто. — Что такое, унтерштурмфюрер, не уж то вы решили, что я вас прикрывал от доброты душевной? — в холодном тоне генерал-майора не осталось ни иронии, ни сарказма, ни даже искромётной шуточки, только лёд. — Вы для меня не более, чем живой щит, неужели, только сейчас я открыл глаза вам на эту очевидную деталь субординации меж командиром-подчиненным? — Нет, что вы, бригаденфюрер, в вашем стремлении подкрасться сзади и засадить поглубже никто не сомневался, — шумно выдыхая воздух и ища глазами хоть что-то, что поможет ему как-то выкрутиться из этой ситуации, протянул Дейдара, поспешно прибавил, так как собственные слова заиграли другим контекстом, — нож в спину, разумеется. — На вашей, унтерштурмфюрер, пробу ставить уже негде, — той же монетой ответил Сасори. — Да-да, это уже третья кровоточащая рана в моей несчастной спине, — взяв чужую фуражку, что без дела лежала среди комьев земли, парень, будучи всё ещё на корточках, про себя хмыкнул, придумав план. — А кто говорил про спину? Собираясь подбросить фуражку, Дейдара замер и, сдвинув брови, недоуменно поглядел на Акасуну. Бригаденфюрер не походил на человека, который способен бросаться словами, тем более за те, за которую в рожу бьют и плюют не глядя. — В вашем положении полудохлого тела, — имея ввиду рану старшего офицера, подрывник понял, что вот-вот взорвётся, если не выплеснет гнев, клокочущий в нём аки лава в вулкане, и даже образ собственного штандартенфюрера, возникший в разуме, этому никак не мешал. Всё-таки не выдержав высокомерного взгляда, направленного на него со стороны генерал-майора, Дейдара огрызнулся, отмахиваясь от мысленных наставлений Орочимару не нарываться, как бы не хотелось, — которое шевелится через силу и скидывает всё на более молодых и могучих, я бы вообще помалкивал, — формально вытерев ноги об военный устав, лейтенант особого подразделения «Чёрной гвардии» ещё и злорадно прибавил, переходя последние границы, когда смахнул с чужого чёрного мундира землю, — уже песочек сыпется. Будучи готовым к схватке, даже в каком-то овраге, когда кругом наёмники из «Песка» не дают им и носа высунуть, Дейдара совсем не ожидал того, что его резко дёрнут к земле, наклоняя всё ниже и ниже, словно затягивая петлю на шее, за его собственные волосы. Акасуна самодовольно ухмыляясь, лишь наматывал те на свою ладонь, до тех пор, пока его холодные пальцы не уткнулись лейтенанту прямо в скальп. — Жалкий сопляк, эта царапина не помешает мне поставить тебя на колени снова. Вроде бы за три года хоть где-то ума у тебя должно было прибавиться, но, скорее всего, природа сама решила очистить наши ряды от идиотов. — А жалкий сопляк бы выдернул чеку, секундой ранее? — Блефуешь. Вместо ответа, Дейдара приподнял руку с легко узнаваемым кольцом, пока в другой всё ещё держал своё новое изобретение. — Больной псих, — прищурив взгляд, пробормотал Акасуна, на чьём лице к приступу легкого психоза прибавилось то, о чём многие могли лишь мечтать, даже его собственный унтерштурмфюрер — уважение, — а ты хорош. — Ещё как, — с таким же оскалом, как и у бригадефюрера, ответил лейтенант, когда хватка на его волосах разжалась, после чего показал, что всё ещё держит рычаг, не позволяя гранате взорвать их, — очень хорош. Выхватив у Дейдары фуражку, генерал-майор выкинул её поверх оврага, после чего пошла ожидаемая очередь из пулемёта, следом полетела и самодельная конструкция, в которую, если судить по звуку попали до того, как она долетела до врагов. Теперь оставалось только ждать. Минуты текли мучительно медленно. Подрывник, вытерев, в который раз за этот треклятый день, пот с виска, поглядел на свои грязные подрагивающие ладони: под ногтями была грязь, мелкие царапины саднило, а содранная на тыльной стороне кожа ныла столь отдаленно, что не знай он об этом, парень бы даже не обратил внимание. Скосив глаза в бок, где генерал-майор в непривычном для себя амплуа строгал карманным ножиком импровизированное оружие из куска древесины, что некстати лежал рядом ещё с предыдущих взрывов. Для кола палка была длинновата, а для копья слишком коротка. Больше смахивало на какой-то остроконечный самотык. — Будете пытать выживших? — оглядев деревяшку, всё-таки задал вопрос лейтенант, чуть погодя, поспешно прибавив, когда взгляд старшего по званию с ножа перешёл на него, — Бригадефюрер. — Добивать. Кратко и ёмко, впрочем, в этом и есть прелесть войны — не нужно притворяться. А кто скажет, что выжившие были? Вот их, как показывала практика, никто под трибунал доставлять не собирался. Пуля в голову была бы прекрасным утешением, если бы наёмники «Песка» не тянули время так долго. Солнце уже начинало садиться. Наставшие сумерки поубавили видимости и добавили неприметных теней к серому побоищу, что они устроили на краю оврага меж лесом и дорогой. Землю буквально выжгло. Поломанные тлевшие ветки были разбросаны повсюду, как и осколки снарядов или уже вышедшее из строя оружие. Несколько оторванных и посеревших конечностей красоты пейзажу ничуть не прибавляли. — Ваша рано хреново выглядит, — всё-таки заметил лейтенант, снова покосившись на генерал-майора, так между делом, раз они всё равно терпеливо ждали, когда позади них затихнут крики, попавших под действие газа людей. — Это потому, что у Вас отсутствуют навыки в военно-полевой медицине, — лишь небрежно отозвался Сасори, разглядывая свой деревянный «шедевр», после чего приподнялся и весьма бойко, невзирая на собственное ранение, направился по другую сторону, покачивая в руке кол.       Неохотно встав, Дейдара последовал за ним, хотя всё ещё озирался кругом, ему показалось, что всё прошло слишком гладко на сей раз при разнице в вооружении и количестве. Никто из них даже не был смертельно ранен, если не считать сквозной пули в груди мужчины впереди него, что уже вогнал свой деревянный агрегат в первое попавшееся на пути дёргающееся тело. На лице незадачливого наёмника «Песка» не было боли или страданий, только затянувшееся блаженство, судя по потёкшей из-за рта слюны и глупенькой улыбочки, которая мёртвой маской теперь застыла на его губах. Передёрнувшись про себя, лейтенант глянул на другого солдата, что ещё постанывал, будучи где-то за пределами своего тела и разума, а другой и вовсе метался по траве, конвульсивно дёргаясь и что-то быстро бормоча. — Что за дрянь, — тихо выругавшись, пока его не слышит командир, Дейдара подошёл к беспомощному наёмнику и без труда свернул ему шею резким движением, отточенным при спаррингах с унтерштурмфюрером Хиданом, что мог бесконечно нудеть о том, что пистолеты удел слабых, на войне надо уметь убивать голыми руками. Этот способ убийства казался офицеру слишком поверхностным и приземленным. Он не вызывал ни трепета, ни предвкушения, ни даже того самого прилива адреналина. Только скуку. Даже не чувствуешь, что делаешь это для того, чтобы выжить или доказать превосходство. Сейчас же было даже не так, как тогда, когда он спасал не только свою шкуру, но и Орочимару. Нет, сейчас было куда хуже, это походило на то, как бить калеку палкой. Беспомощные и невменяемые от газа солдаты даже не понимали, что с ними происходит, не сопротивлялись, не проклинали, даже не пытались как-то избежать этого. А вот генерал-майору, такое, как показалось Дейдаре, когда он посмотрел на спину мужчины поодаль, вполне заходило. Он без лишних усилий протыкал кому горло, кому живот своим самодельным оружием, быстро по скулежу находя новую жертву. — Уныло, — подвёл итог подрывник, ботинком качнув чужую голову у себя в ногах. Это была какая-то девчонка, с рыжими хвостиками, что с отсутствующим взглядом смотрела сквозь него, лишь её губы еле-еле двигались, словно что-то шепча. То ли сдохла раньше, то ли вот-вот соберётся. — Эй, фройляйн, как-там-тебя, — присев на корточки около неподвижной девицы, Дейдара пошлёпал её по щекам. Не дождавшись реакции, он без зазрения совести расстегнул её перепачканную грязью куртку, выискивая нашивки или погоны, — что вы здесь забыли, скажете мне? — Ложись! Тело среагировало куда быстрее, чем унтерштурмфюрер сам понял, что уже валяется ничком рядом с полудохлой девчонкой, пока над ним пролетел снаряд, упав в каких-то нескольких метров, от чего его накрыло градом земли и волной гари с порохом. Отчаянно откашливаясь и вытирая нещадно слезившиеся глаза, блондин пополз на одних локтях вперёд, пытаясь хоть как-то продохнуть, чтоб не надышаться дрянью, которой в него зарядили. Он не питал надежду на то, что отсутствие боли в конечностях и звон в ушах — это не только шок, но намёк вселенной на то, что его не задело. Всё ещё не смея поднять голову выше, Дейдара снова откашлялся в руку, растирая слюну и грязь по лицу, при этом остервенело убирая лезшие в лицо волосы. Разобравшись с последними и более-менее прочистив лёгкие в сжатый кулак, лейтенант поднял глаза, выискивая ими бригаденфюрера, который всё тем же своим неспешным шагом обходил гаубицу, на которой повис, хрипя и отплевывая кровь, безымянный солдат, из груди которого теперь торчал деревянный кол. «Мощно, да», — согласился сам с собой унтерштурмфюрер, поглядывая на Акасуну, что, выдернув свою драгоценную деревяшку, воткнул её повторно, добивая мужчину. А затем, посмотрев в сторону Дейдары, приставил ладонь к глазам, всматриваясь. Лейтенант лишь вяло поднял руку в ответ, махая ей и показывая тем самым своё месторасположение. Вот только это, видимо, совсем не обрадовало его командира, так как тот начал что-то показывать ему, а затем кричать, судя по всему, что-то рьяно и злобно. Вот только Дейдара, прищурив глаза, коснулся уха, подавая ответную реакцию, что он ничего не слышит. Ничего. Вздрогнув, лейтенант коснулся щеки, по которой текло что-то липкое. Кровь. Его оглушило? Или всё ещё хуже? «Вашу ж мать», — сокрушенно подумал парень, пока в висках стучала кровь и звон, при этом медленно и тревожно поворачивая голову назад, чтобы увидеть ещё одну гаубицу, направленную на него ещё одним выжившим наёмником, что беззвучно открывал рот. — «Блядь», — прошептал Дейдара, не в силах отвести глаза от боеголовки.       Не то, что собственную смерть он не представлял. Представлял. И не раз. Он солдат. Он множество раз бывал на волоске от смерти, даже закладывая собственные снаряды с минами. Вот только умереть, особо и не видя жизни, не видя что-то за пределами войны и бесконечной гари, ему показалось как-то совсем тоскливо. Он ведь даже не целовался ни с кем. Что за жизнь то такая. Взорвавшаяся гаубица вместе с прилетевшим в неё снарядом с противоположной стороны отпечаталась в глазах Дейдара прежде, чем он закрылся рукавом от взрыва. Его сердце бешено стучало, пока отбитые и без того рёбра стали ныть ещё сильнее от смеха, который распирал утнтерштурмфюрера, вырываясь из его искривленного рта. Из глаз потекли самые настоящие горячие и солёные непрошеные слёзы, которые он был не в силах сдержать, даже под мрачным взглядом подбежавшего командира, что присел рядом с ним на одно колено. Он смеялся и смеялся, истерично, и, наверное, даже громко, на всю опушку и дальше, вот только всё равно этого не слышал. Как и то, что говорил ему генерал-майор, что секунду другую его рассматривал, а затем замахнулся. Хлёсткая боль в щеке была подобна ледяному душу, как и настигший его звон в ушах. Отрезвляющая оплеуха со стороны Акасуны в этот раз была как никогда кстати. Истерика прошла так же быстро и резко, как и наступила, лишь оставшиеся на ресницах слёзы, да дорожки на грязном лице, которые Дейдара поспешно вытирал и без того чумазым рукавом подпаленного мундира могли выдать его недавнее состояние. Всё ещё будучи немного контуженным и тяжело переводя дух, парень лишь рассеянно покивал, когда бригадефюрер вроде что-то спросил у него и подал руку, попутно ещё что-то добавляя. Слова доносились до унтерштурмфюрера, как через толщу воды, поэтому он и не пытался их разобрать, но чужую ладонь неохотно принял, аккуратно вставая на ноги, при этом шатаясь из стороны в сторону. — Кто?! — спрашивая излишне громко, так как его слух ещё не спешил восстановиться, подрывник, прижимая ладони к ушам, лишь поморщился, проследив за указательным пальцев, которым генерал-майор указал в сторону небольшой возвышенности. Та была от них на сравнительно небольшом расстоянии, не больше полутораста метров, на которой в потёмках не сразу было заметно немецкий ручной противотанковый гранатомёт — «Панцершрек». — Кто, …?! — всё ещё не видя своего спасителя, снова начал было Дейдара, но осёкся на полуслове, когда заметил приближающуюся к ним фигуру в идеально сидящем на нём чёрном мундире. — Блядь, … — уже куда тише произнёс парень, помотав головой, чтоб убедиться, что ему не мерещится. Однако, от этого действа лейтенант едва устоял на ногах, и то благодаря твёрдой руке бригаденфюрера Акасуны, что вовремя его удержал за локоть. Из всех возможных боевых единиц. Из всех доступных войск и подразделений. Именно он. — Господин бригадефюрер Акасуна, — тихий и вкрадчивый голос, который по насмешке судьбы, всё-таки донёсся до ушей Дейдары, принадлежал никому иному, как Учиха Итачи. — Боюсь повториться, но, надеюсь, ожидание не слишком Вас утомило? — каким-то образом фраза, сказанная бригадефюрером из «Алой Луны», заставила сжать челюсть Сасори и так угрюмо поглядеть на оппонента в ответ, что подрывнику оставалось только позавидовать искусству Учиха — доводить людей до бешенства всего-то парой слов. — А, вы, унтерштурмфюрер? Бордель, насколько мне известно, в не такой уж и далекой доступности, чтоб переходить на некрофилию. Господин фюрер, видимо, не осведомлён был во всех ваших пристрастиях. — Да я никогда, …да, я, … она ещё живая была! — лишь мог, кипя от гнева, выдавить из себя Дейдара, но, ощутив, как пронзило мгновенной болью его локоть, за который его всё ещё придерживал мастер-пыток Акасуна, вынужденно прибавил, шипя, — Бригадефюрер Учиха. — Несомненно, унтерштурмфюрер, — будто бы делая вид, что подыгрывает ему, Учиха расплылся в своей принеприятнейшей улыбке, от которой тут же отвёл взгляд подрывник. Лучше уж пусть кругом все думают, что он на мертвецов поглядывает, чем он снова смотрит в эти чёрные бездны глаз.       В последний раз, когда он это сделал — он попал в «Алую Луну» под шефство полковника Сасори Акасуны. Повторять ему этого не хотелось. Дейдара не особо разбирался в том, как действует «разработка» мастера пыток на людей, но дозы, которой нанюхался он в своё время ему хватило, чтоб теперь остерегаться собственных снов. И желаний. 3 августа 1944 года 23.50       Усталый, как ломовая лошадь и вонючий, как вьючный вол, Дейдара лишь вяло кивал, не глядя, на расходившихся при его приближении солдат и караульных, которые, судя по всему, отдавали честь, затаив дыхание. Чёртов мундир практически стал второй кожей для его горящей от жары и духоты спины, но покажись он на главной базе в одной замызганной рубашке и галстуке, на котором он вертел всю эту формальность с уставом, одним выговором дело не обошлось. Тем более в спину ему чуть ли не дышал бригадефюрер Учиха, который столь удачно спас их задницы от вражеского огня. Эта сверхпунктульная всевышняя воля — появляться в самый нужный момент, могла бы сделать из генерал-майора солдатского героя, если бы не его до отвратительного лизоблюдские манеры и речь. А с ледяной субординацией и кривой улыбкой он вполне мог посоревноваться и с генерал-майором Акасуной. Ещё неизвестно кто из них выиграл. — Как же бесят, — выдохнув в пустом коридоре и, стянув с себя потрепанный мундир, что сразу же полетел куда-то в сторону, Дейдара с удовольствием прижался спиной к холодной стене, тяжко смыкая свинцовые веки и позволяя себе съехать на пол. Ноги не держали. Порванная штанина, с прилипшей к коже запекшейся кровью, вызвала не больше эмоций, чем тяжёлый канделябр, с какой-то радости повешенный в коридоре. Цокнув языком так, что эхо отозвалось следом, унтерштурмфюрер покосился на кусок бумаги, зажатый у него в руке.       Мерзкий выблядок Учиха со своей елейной заботой напутствовал его не забыть написать рапорт. И Дейдара написал из последних сил, что оставлял на то, чтоб добраться до лазарета и упасть в первую попавшуюся койку. Раскалывающаяся от усталости и напряжения голова отказывалась понимать, зачем он это сделал и почему не попытался придумать хоть какую-то отмазку, однако ответ был парадоксально прост. Учиха Итачи не отказывают. По крайней мере, не по своей воле. Развернув измятый документ со следами грязи и собственной крови, Дейдара счёл свой доклад в три предложения весьма исчерпывающим. А вот нести эту бумажку господину фюреру, который, как оказалось, жаждет лично ознакомиться с произошедшим по словам бригадефюрера Учиха, не хотелось совсем. Совершенно. — Мать моя женщина, — лишь снова выпустил воздух изо рта парень, с размаху ударился головой об каменную кладку, от чего и без того пульсирующая боль отдавалась не только в затылке, ушах, но теперь и на отбитом месте.       Стук подошвы армейских ботинок об отполированный пол, заставил лейтенанта расправить плечи и вытянуть шею, всматриваясь в полутёмный коридор. Кто бы сейчас не шёл там на него, у этого солдата, должно быть, есть на это веское право, так как на этаж фюрера Мадары пропускали строго по предварительному приказу. Исключения составляли лишь старшие офицерские чины «Алой Луны».       Перебирая в голове предполагаемых претендентов на столь вечернюю аудиенцию, Дейдара приподнялся и прижался к стене под глухой стук своего сердца. Он пришёл с главного входа, его видели и заметили, другой гость шёл с западного крыла, где располагались покои приближенного подразделения, да и то, лишь самых, … «Говнистых», — своеобразно описал "левую" и "правую" руки фюрера младший офицер. Как-то иначе охарактеризовать этих избранных язык у Дейдары не поворачивался. Шаги приблизились.       Ещё не решив, стоит ли поприветствовать ночного гостя или же незаметно отследить его траекторию, блондин застыл на месте, когда неожиданный визитёр, поравнявшись с ним на одной линии, прошёл дальше, не удостоив и взглядом. И чем дольше Дейдара взирал в пустынный коридор после того, как на другом его конце хлопнула массивная дверь, тем более явно ощущал морозец по всему телу, не взирая на то, что сквозь приоткрытые окна продувал вечерний тёплый ветер уходящего летнего дня. Унтерштурмфюрер никогда не уповал на мистические силы. Никогда не молился, никого не восхвалял. Но сейчас, стоя ни жив, ни мёртв в потёмках коридора, пытался понять, что он на самом деле видел. Прижав ледяные пальцы к вискам, чтоб хоть как-то остудить пылающую агонией голову, Дейдара судорожно выдохнул, откинувшись снова на стену. Это не мог быть тот, кого он видел. Это невозможно. Он был там. Он был там три года тому назад. Он видел, как он упал замертво. — Изуна Учиха, — слабым полушепотом обшарпанных губ лишь выдавил из себя лейтенант, ища рациональное объяснение тому, что ему привиделось. Орочимару бы подавился от еле сдерживаемого смеха, если бы услышал его сейчас, хотя нет, он бы глумился. Долго, нудно и весьма ехидно. Нет, шаги были, точно были. Человек прошёл мимо.       Не то, чтобы подрывник был близко знаком с покойным унтерштурмфюрером, но не раз видел его и даже миссию с ним выполнял по пробитию бреши в стене Ооноки. Возможно, Дейдара смог бы каплю сочувствия из себя выдавить, так как благодаря тому, на что пошёл лейтенант фюрера, блондину с тогдашним штандартенфюрером Акасуной удалось вовремя покинуть поле боя без ощутимых потерь среди личного состава их роты. Однако много кто живым и не вернулся, и за этот провал Изуну Учиха тоже забыть не могли. Как и за то, что фюрер положил кровавую цену множества жизней на другую чашу весов, намереваясь заплатить эту дань из перебежчиков, вроде Орочимару, дезертиров, например Обито Учиха и террористов, в лице самого Дейдары. — Это не может быть он, да, определённо, не может, … — отказываясь верить во что-то настолько эфемерное, как духи, парень, прикусил губу в раздумьях, — но кто-то очень похожий. В погонах лейтенанта, …- вспомнив, как скользнул невольно взглядом по тёмным волосам, задел их краем и нашивки на мундире. Не было длинного хвоста вороных волос. Ответ вспыхнул в голове подобно молнии: мгновенно, ярко и оставляя волнующую опустошенность внутри. — Учиха, — рот утнтерштурмфюрера скривился от нервного смешка, вырвавшегося вместе с приклеившимся намертво нелестным прозвищем того, кто так сильно в полутьме напомнил ему кровного брата Мадары, — Шнеевитхен*. И, судя по всему, не ему одному. *Белоснежка