Дистимия

      Утром всё приходит в равновесие. Полиция уезжает и забирает с собой ещё живое тело. Это удивительно, но Харрис действительно оказывается жив. С неутешительными прогнозами на дальнейшую жизнь, Гэвин может ему только удачи пожелать, и больше никогда не смотреть в глаза. Ричард остаётся у него, и он так спокоен, будто нет никаких угроз. Будто парень, которого он едва не убил, не сдаст его полиции, как только придёт в себя. Ау, он теперь останется инвалидом. Ау. Хэнк говорит: мне жаль. Только он не знает и половины. Знал бы всё — не смотрел бы с такой щемящей тоской. Все уходят, а Ричард остаётся у него. Только это совершенно ничего не доказывает. — Ты не сдал меня, — он говорит с такой интонацией, что чёрт разберёшь, какие эмоции он испытывает. Впрочем, Гэвин вовремя себе напоминает, что его напарник совсем не человек, и вряд ли он может что-либо испытывать или понимать — так, блять, нельзя поступать. Нельзя. — А у меня был выбор? Андроид молчит. Он может спокойно подойти и ему свернуть шею, но он подходит и в лживой заботе касается ладонью его щеки. — Ты человек, — говорит он, — человек, который чувствует и многое понимает, и то, что я не старею, не имею того, что имеют другие, совсем не значит, что я не понимаю. — Не понимаешь чего? — Гэвин отступает, уходя от этого касания. Он хмурится, хмурится так нелепо, как нелепо улыбается Коннор своей белозубой улыбкой. — Того, как ты пытаешься себя обмануть, чтобы не чувствовать вину. У тебя был выбор, и ты выбрал меня. — Может оно и так, но это совсем не значит, что я не передумаю и не сдам тебя «Киберлайф», — Рид никак не может успокоиться. У него в груди что-то противно ухает, а после сердце начинает биться с такой частотой, что закладывает уши. Он пытается уйти, но Ричард перехватывает его руки и тянет на себя. Этот поцелуй, который напоминает разъедающую щёлочь, совсем не успокаивает и не греет — только жжёт и разъедает изнутри противоречиями. Блажен тот, кто боится опасности, но находит в себе силы смотреть ей в лицо. — Что будет дальше? Харрис даст против тебя показания, я уверен. Он что-то знает. То, чего не знаю даже я. — Гэвин смотрит в светлые глаза. Он никак не может понять, отчего Ричард так ему напоминает человека. Быть может, он выдаёт желаемое за действительное. Где-то в его голове снижается уровень тестостерона за все взятые на себя обязательства. Гэвин может сказать (и он говорит): чего я не знаю? Ричард даже не пытается оправдываться. Но он мог бы сделать вид, что ему жаль, что он хотя бы немного ценит человеческую жизнь. Но он спокойно говорит: «это я передал лезвие Дэннису Уорду. Я посоветовал ему убить себя». — Зачем? — Он бы не оставил тебя в покое. Точно так же, как Харрис. — Пообещай, что не тронешь его. — Гэвин. — Пообещай! — Обещаю. Не то чтобы становится легче или спокойнее, но Рид хотя бы к вечеру может лечь спать. Он может закрыть глаза, не боясь, что кто-то попытается его убить или подкинуть под дверь чьи-то останки. Ричард очень не вовремя предупреждает: есть ещё один. Ещё один человек, с которым нужно разобраться. Этот человек всегда был на виду, этот человек не так уж и опасен, но от него нужно избавиться. Рид хочет жёстко вставить: никто больше не пострадает! Но любопытство сильнее сострадания, и он спрашивает: ты о ком? — Узнаешь, — обещает Ричард, и ложится рядом. В этой постели так много места, но он оказывается слишком близко. Гэвин может чувствовать его искусственное тепло, может чувствовать его губы на своём плече. — Я соврал, — тихо шепчет Ричард, и сам придвигается вплотную. Своей спиной Гэвин чувствует его мощную грудь. — В чём ещё? Рид совсем не хочет знать очередную правду. Он хочет лечь спать или же ощутить настоящее тепло. Как же давно у него никого не было. Ричард целует его в шею. Он останавливается у ушной раковины. Имитирует тяжёлый вздох. — Я соврал, — повторяет он, — соврал в том, что ничего не чувствую.