Дистимия

      Утром звонит отец. Впервые за последние четыре года он в трезвом состоянии просит приехать и попроведать больную мать. Говорит: ей сейчас нелегко. Гэвин её понимает. Он обещает — я обязательно приеду. Но впереди его ждут одни лишь похороны да белизна больничных стен. Когда он приезжает в участок, Фаулер не смеет повысить голос. «Мне жаль, приятель, — говорит он ему, будто, блядь, они на деле давние друзья, — очень жаль». Имя Тины не произносится всуе. Её существование будто стирают из памяти людей, и Гэвин себя среди них чувствует сумасшедшим. Сумасшедшим и до ужаса одиноким. Андерсону поручают дело, и его механический зверёк Коннор всюду ходит за ним, помогает выяснить, кто же убил Чэнь и кто же спалил дотла её палату, видимо, заметая следы. Гэвин о Ричарде старается не говорить. Но каждого третьего волнует вопрос: где, мать его, лучший детектив в отделе? Риду и самому интересно, он хочет найти этого пластикового урода раньше, чем его следы обнаружит Коннор и всё снова пойдёт по пизде. — Вы в порядке? — кто-то из отдела подходит к нему со спины. Этот кто-то напоминает ему Ричарда своим лицом и манерой класть руку на плечо. — В полном, Коннор, есть новости? — У меня кое-что есть, но я не уверен, что правильно понял посыл. — Говори уже. — В больнице взломана охранная система, камеры наблюдения выключены, это сделал андроид. Если я скажу, что это сделал Ричард, насколько я окажусь прав? — Я не знаю. — Вы солгали, обвинив Харриса в нападении на Чэнь, я прав? — Ты кому-нибудь говорил об этом? — Нет. Хотел убедиться, что прав. — Ты не прав, — Гэвин скидывает со своего плеча руку Коннора. — Советую тебе не распространять слухи. Он смотрит в светлые глаза. Коннор молчит, послушно кивает. Гэвин оставляет его в коридоре одного, а сам идёт в буфет. Там кофе больше напоминает чай, но он наливает его в грязную кружку и возвращается за свой стол. Из кабинета капитана как раз выходит Хэнк. Он там провёл, как минимум, двадцать минут. А за стариком выходит и его RK800. Гэвин хмурится — с кем он только что говорил? — Блядство, — Рид мчит в коридор, но там оказывается пусто. Собственно, что он ожидал увидеть? Ричард, что своим взглядом и дыру в нём умеет прожечь, уже успевает уйти. Гэвин такой идиот. Он спиной приваливается к холодной стене. В очередной раз упустив необходимое, он даже не успевает расстроиться. Стоит у стены и медленно скатывается по ней на пол. — Идиот, чёрт возьми, — Рид закрывает глаза, но всё равно видит Ричарда в чужом костюме. — Какой же идиот.       Что давно пора было сделать, но оказалось выполненным только сейчас, приводит Гэвина к странному заключению, в котором Харрис большая жертва обстоятельств, чем он сам. Он говорит с трудом, и Риду приходится стоять на месте, чтобы смотреть парню в глаза. — Почему ты ничего не сказал полиции? — вокруг да около Гэвин не ходит. Харрис даже смеётся над ним. А после болезненно кашляет и признаётся: — Я тебя ждал. — Зачем? — У нас с тобой есть те, кого мы хотим защитить. Тина мертва, но твой андроид, так или иначе, жив, и я не выдам его, если ты кое-что для меня сделаешь. — Чего ты хочешь? — Я хочу, чтобы ты не дал Ричарду убить мою девушку. Гэвин непонимающе хмурится. — О какой девушке идёт речь? — Энни. Она временами приносила тебе почту. Так вышло, приятель. Мне жаль. Так я могу на тебя положиться? Гэвин с трудом садится на стул. Он вздыхает, но, конечно, кивает, конечно же, он соглашается. Он тут не мораль и не добродетель, но просто заебался от этого дерьма. — Скажи честно, — Рид не может так просто уйти. Он наливает в стакан воду. — Ты имеешь причастность к убийству Тины? — Я ничего не могу сделать больше, ты и сам видишь. Энни продолжает дело без меня. Я не могу её остановить, но я скажу тебе, где её искать. Гэвин пьёт, пока Харрис диктует адрес. Пока он говорит что угодно, кроме очевидного: Ричард не убивал Тину, прости. Ричард хочет убить Энни, которая и причастна к нападению на Чэнь, и тебе нужно её спасти. Потому что так будет правильно. Но не Харрису говорить ему о морали. — Какой был у вас мотив? Закрытое мною дело? Всего-то? Они все кого-то потеряли. И это, мать его, не всего-то, Гэвин Рид. — Я потерял брата. Я потерял мать, не пережившую это горе. Что было бы хуже: если бы она была мертва или умерла для меня при жизни? Её поехавшая крыша стала страшнее смерти. Он говорит: Энни потеряла детей. Мы познакомились с ней на терапии. Он говорит: Ричард сдал мою мать в психушку, и, может быть, это лучшее, что он мог сделать; но всё равно это злит. Он даже матерью не называет её, говорит всегда — я её племянник. Гэвин его понимает. Он бы также говорил о своём отце.