Дистимия

      Утром Ричард будто отключает звуковой процессор. Это единственное объяснение тому, почему в свой законный выходной утро у Гэвина начинается не в обед, а в то время, когда маленькая стрелка приближается к восьми. Гэвин угрожает: я тебя разберу. Гэвин продолжает злиться, даже когда руки напарника забираются под его футболку. И он смеётся, когда котёнок, ходивший по комнате, принимает это за игру. Это маленькое чудо прыгает на кровать и пытается поймать руки Ричарда под его одеждой. Словом, Гэвин-то смеётся, только его андроид смотрит одним из тех потерянных взглядов, которые он так любит, потому что не может долго терпеть. Он говорит: это вообще-то твой подарок. Ричард всё ещё не смеётся. Ему было бы смешно, допустим, если бы у Гэвина до боли стояло, а Ричард игнорировал, ведь один маленький пушистый гад решил, что с ним играют! — Ричи, понежнее, — заливается Рид, когда андроид берёт котёнка за шкирку и оставляет за закрытой дверью. — Какой ты, оказывается, грубый. Ричард молча приподнимает бровь. Его мимика становится живее. С каждым днём он изучает и понимает больше человеческих эмоций. Он даже подстраивается под Гэвина. Знает, что с утра он любит поваляться, а ещё — с утра (если это выходной) у него самое лучшее настроение для секса. Гэвин раскрывает свои объятия. Он, если на то пошло, не против был бы просто поваляться. Но Ричард ставит задачу: потрахаться. И Рич эту задачу выполняет. Всё кажется до невозможного простым. Особенно когда Ричард обхватывает член партнёра ладонью и проводит от головки до основания. У андроидов, не предназначенных для сексуального удовлетворения людей, нет никакой слюны. У них не выделяется жидкостей вообще, поэтому Ричард делает самое простое, что в его силах — он использует собственный тириум. — Какого, — хочет Рид сказать «хрена», когда видит на руках Ричарда голубую кровь. — Всё в порядке, — перебивает андроид. И его рука так легко скользит по члену, словно по хорошей смазке. А поцелуй становится по ощущениям каким-то излишне маслянистым. Тириум на вкус напоминает гадкое лекарство из далёкого детства. Гадкое лишь немного — в большей степени безвкусное. Но всё равно, Рид отстраняется, вытирает рот тыльной стороной ладони, размазывая кровь по своей грубой коже. — Если тебе интересно, ты теперь на вкус как льняное масло. На смех не пробивает. Ричард просто не даёт ему засмеяться. Он открывает рот и опускается им на член. Тёплая глубина пластикового рта кажется безразмерной. И Рид прекрасно понимает тех людей, что предпочитают в сексе именно андроидов. Ричард всегда берёт глубоко, ему не нужно помогать, не нужно давать время на отдышку. И есть всего один момент, который он любит: замирать и двигаться неритмично. Ждать, пока рука Рида окажется в его волосах. Он не может чувствовать боль или наслаждение, но Рид клюёт на его удочку и никогда не задаётся вопросом: а как же ты, Ричи? Посасывая головку, андроид руками поглаживает крепкие бёдра. Насколько может, он смотрит на партнёра нежно. Или же Риду хочется видеть в этом неживом взгляде нежность и то, что другие люди называют любовью. Но не он. Гэвин прожил достаточно, чтобы не ожидать чего-то такого простого и пресловутого. Жизнь для него не поиск счастья или любви. Жизнь для него — простое выживание, как дважды два. Чувство сопричастности и уйма историй за спиной. Проникновение вызывает болезненный стон. Пальцы Ричарда — длинные и тонкие. Но он имеет отвратительную привычку засовывать в него сразу несколько и — — Блядь, — Рид недовольно хмурится, — я же просил нежнее, ты забыл? Ричард — неудивительно и банально — всё ещё не смеётся. А шутка становится актуальной. И Рид скалится, принимая пальцы внутрь. Скалится и смотрит Ричарду в глаза. Он — детектив. В его резюме черным по белому написано: мудак, работающий в департаменте Детройта. И примечание: нельзя об этом забывать. Ричард заглаживает свою вину поцелуями. Ричард весь становится покладистым и милым. Примерно таким же, как тот подарок, что перестаёт когтями драть дерево. Значит, он куда-то ушёл. С большой вероятностью, он вот-вот что-то опрокинет со стола. Но что самое удивительное и важное в это утро — это Ричард. Его Ричард, что вместо поцелуя в шею, шепчет ему: — Кажется, я тебя люблю.