Дистимия

      Гэвин запоминает только то, что просыпается утром один. Что происходит дальше — наплывами. Кажется, день идёт тяжело. И в голове всё крутится странная мысль: Ричард вернётся сам. Она крутится и в первый день, и во второй — и целым рядом дальше. В конечном счёте, всё всегда возвращается в норму. Рид поэтому-то и не говорит «помоги». Он вообще не видит в этом нужды, да и какого хрена? Ричард будто его испытывает. И это не то, за что хочется сказать спасибо. В участке скучно. Он складывает ноги на стол и пьёт кофе. А Ричард на него даже не смотрит. Он то где-то шляется, то ошивается рядом — но всё мимо, проходит будто в стороне или сквозь него. В какой-то момент Гэвин начинает чувствовать себя невидимым. Плёночный ряд его жизни замедляется, как в кино. И он становится тем самым зрителем в зале, от которого никогда ничего не зависит. Это дерьмово. Рид, может быть, даже немного скучает. Не до того состояния, когда хочется зевать, а скучает иначе — думает о прошлом, гладит Фарадея, пока вспоминает того, кто подарил ему этого кота. Временами к нему заглядывает Кларк. Она выглядит так помято и жалко, что Рид впускает её к себе и не позволяет уйти, не разрешает ей оставаться одной. — Спасибо, — как-то говорит она ему. Но он усмехается. Сказать «спасибо» совсем не сложно, куда сложнее сказать «помоги». — Как Алекс? — Не пришла в себя. Кларк много плачет. Гэвин не уверен, что когда-либо знал человека, который так много проливал слёз. Она пьёт воду и дистиллирует её зрачком. Снова пьёт и снова плачет, пока слёзы не исчерпывают свой запас. Она остаётся у него на ночь на несколько дней. Он укладывает её на диване и очень пугается, когда утром видит её в своей постели. Он думает: неужели что-то было? Но выдыхает с облегчением, когда она извиняется и объясняет ему, что просто не могла оставаться в зале, поэтому пришла к нему. — Ладно, ничего, но лучше так не делай, — говорит Гэвин и идёт в душ. Кларк готовит ему завтрак. Яичница совсем немного пригорает, но Рид съедает, даже не чувствуя вкуса еды.       В какой-то момент Кларк не появляется в гостях. Она большую часть времени проводит в больнице, а он — на работе. Вырисовывается интересное дело. Они даже с Ричардом берутся за работу вместе. Гэвин ожидает полное игнорирование или натянутую беседу в машине, но андроид ведёт себя слишком спокойно. Слишком обычно. — Я рад, что ты хорошо держишься, — Ричард косо смотрит на него, недолго, уделяя основное время дороге, но Рид всё равно улавливает этот взгляд. Улавливает и усмехается. Да, он зол. И имеет полное, мать его, право злиться. — А ты чего ожидал? Что без тебя мне будет плохо? — Я не это хотел сказать… — Плевать, что ты имел в виду. Давай работать. Ричард замолкает. Их работа дело приоритетное. Рид впервые может этим воспользоваться, чтобы избежать разговора. Путь долгий, музыка громкая. Хэнк любит хэви-метал, а Гэвину приходится его слушать. Всё лучше, чем ровный и мягкий баритон для успешной интеграции с людьми. Всё лучше, чем говорить Ричарду о том, что он имеет значение хотя бы в одной человеческой жизни. — Мы на месте, — Рич останавливает машину у обочины. Гэвин выходит на свежий воздух. Телефон вибрирует в кармане. Сообщение от Кларк гласит: «она мертва». Это сообщение уводит от собственных проблем. Гэвин пишет: «мне очень жаль». И ему действительно жаль. Может, не так сильно, как Кларк, но гораздо сильнее, если бы он, например, узнал, что мёртв Итан. Но этот паскуда жив, а Алекс очень скоро становится пеплом в вытянутой урне. — Что-то случилось? — Ричард приподнимает бровь. Гэвин качает головой. Он заставляет себя произнести: — Алекс умерла, так и не придя в сознание. — Соболезную, — Ричард выжидает немного. Так мало, что Гэвин только успевает убрать телефон. Ричард выжидает от силы секунд десять. Может, двадцать. Скорее всего, ведёт отсчёт у себя в голове. И когда достигает нуля, говорит: — За работу, детектив.

***

      Никак не удаётся уснуть. На левом боку его одолевают навязчивые мысли, на правом — желание что-нибудь сделать. Оно свербит в мозгу, заставляет шевелить ногами. Зудит. Да настолько сильно, что хочется содрать кожу и посмотреть, что за насекомые бегают под ней и мешают ему спать. Гэвин шевелит ногами, становится полегче. Но, видимо, недостаточно, чтобы всё-таки уснуть. Фарадей лежит рядом. Он поджимает свои белые уши, когда Гэвин его гладит. Так и лежит добрые два часа. Думает: ещё немного, совсем чуть-чуть. Думает: пару минут. Но не сдерживается, одевается и выходит в тёмный подъезд. Уставшим и взъерошенным он звонит в дверь Кларк. Никто не открывает. Он звонит снова. Шаги медленные, глухие — и она стоит перед ним в своей лёгкой пижаме. — Детектив? — Подумал, что тебе тоже не спится, — Рид плечом упирается в дверной косяк. — Вопрос глупый, знаю, но ты как? Держишься? Кларк отрицательно качает головой. Гэвин ожидает целый поток крокодильих слёз, но она поджимает губы, пошатываясь отступает назад. Рид поначалу думает, что она просто-напросто пьяна, но приглядевшись, задаёт вопрос, который более очевиден (и более глуп): — Кларк, что ты приняла? В зале он находит пустой флакон неизвестного ему лекарства. Будь он дотошным, обязательно бы нашёл инструкцию и прочитал, но вместо этого он силой заставляет девушку пойти в ванную. Вливает в неё столько воды, сколько может, пока она захлёбывается всхлипами и пытается вывернуть наружу кишечник. Рид не замечает, как проходит время. Как наступает рассвет. Он придерживает светлые волосы девушки, мягкие, шелковистые, пока она, склонившись над унитазом, держит два пальца во рту. Она всё ещё пошатывается, но Гэвин предполагает: дело не в лекарствах. Но он всё равно хочет позвонить в скорую. Она просит этого не делать, просит выметаться из дома, если он нажмёт вызов. — Так нужно, — вместо извинений произносит он и делает всего один звонок. Врачи приезжают заблаговременно. Они увозят Кларк, Гэвин только просит их сказать ему адрес, чтобы после навестить девушку самому. Он знает, куда в итоге её доставят после токсикологии. Доставят в то место, где пахнет хлоркой или старыми вещами. Где атмосфера царит замогильная, очень подходящая для скорби. Рид возвращается к себе. Ложиться спать уже не имеет смысла. Он кормит Фарадея, принимает душ и собирается на работу. Дурная мысль, что соседняя квартира — скопище печальных историй — уходит прочь. Он знает: так просто устроен мозг. Нет никаких вселенских знаков и проклятий. Просто это всратая жизнь.       Переступая порог департамента, Гэвин идёт сразу в буфет. Кого действительно он рад видеть, так это Тину. Она приобнимает его, когда видит помятый вид. Приобнимает — и ничего не говорит. Ничего не спрашивает. Она и ничего не знает. Да ей и не нужно знать, чтобы просто приобнять, похлопать по плечу и выпить вместе кофе. Гэвин недолго молчит, задумчивым взглядом осматривая стены. Его работа состоит из того, чтобы постоянно о чём-то думать. Чтобы предполагать, исходя из цепочки данных. Гэвин Рид — детектив. Тина Чэнь — прекрасный друг. Они могут поговорить о чём угодно. Например, о Дартмуте. Чем хороши путешествия на огромном корабле. — Ненавижу море, — Тина усмехается в свою кружку. — К чёрту. — Там, наверху, окрестят тебя лохом, — Рид смеётся, — ведь мы знаем, что на небе, только и разговоров, что о море… —…и о закате, — Чэнь закатывает глаза. — Ладно. Пойду я. С тобой приятно бездельничать, но работа сама себя не сделает. — Мудро, — Гэвин отсалютовывает ей кружкой и возвращается за свой рабочий стол. Работа сама себя не сделает, думает он. Не сделает. А было бы здорово, будь оно так. Он, может быть, сразу бы тогда отправился в больницу, а не сидел за своим рабочим столом, игнорируя присутствие Ричарда напротив.

***

      Утром Гэвин думает о том, что не может появиться в больнице с пустыми руками. Просто не может улыбнуться Кларк и сказать: «всё хорошо». Не может даже молча на неё взглянуть. В голове представляет: вот она лежит в палате, вот её уводят в общую столовую, вот она снова оказывается в палате. И она бледна, уныла и так слаба. Гэвин чувствует за неё ответственность. Чувствует, что должен сделать всё возможное, чтобы найти тех, кто сотворил это с Алекс. Утром тяжелее строить планы. Вечером Рид обдумывает, как поступит, но с утра даже возможность разговора с Ричардом кажется таким существенным и сложным решением. И только мысли о долге перед Кларк ведут его на работу, ведут его к андроиду. Гэвин хочет начать строго и по существу. Хочет поговорить сугубо о совместном сотрудничестве. Хочет просто-напросто сказать: нам срочно нужно перепроверить всю информацию. — Ричард, — Рид подходит к нему и выпаливает имя. Кажется, это звучит не строго. Скорее, резко. Ричард вон как приподнимает брови. — Да, детектив? — Нам нужно поговорить, — Гэвин уводит его подальше от чужих глаз. Они укромно становятся в уголке длинного коридора. Взгляд Ричарда внимательно прожигает в нём дыру. Гэвину подсознательно хочется от этого защититься. Хочется скрыться от этих глаз. Он набирает побольше воздуха. Разговор таков, что Рид согласен играть нечестно. Согласен что угодно и как угодно преподносить, переворачивать и нести за это ответственность, только больше узнать, что связывало Итана и Алекс. Что могло произойти. Его интересуют все подробности и детали. Он говорит: я обещал Кларк. Ричард кивает. Он согласен принять чужие правила за абсолют, готов действовать вне правил и догм, только вот есть одно «но» — он совсем не это ожидал от разговора. Может, только кажется, но Гэвин ловит разочарование напарника. Ловит его отстранённое участие. Он потом только думает о том, что Ричард, вероятнее всего, ожидал от него другой речи, иных разговоров. Гэвин плюёт на что угодно, лишь бы снова сбежать от мыслей и найти себе кратковременную цель. Поэтому-то и утром вставать становится полегче. Даже приём лекарств не так мучителен и безнадёжен.       Квартира пуста. Там только один Фарадей. Гэвин чувствует себя единственным жильцом на весь многоквартирный дом. Его квартира, пока он ходит по ней один, напоминает целый особняк. И только физическая память говорит: едва вдвоём протолкнёшься в ванной, у плиты не развернёшься, не вдарив кому-нибудь в рёбра. — Эй, пакостник, — Гэвин подхватывает Фарадея на руки, когда кот пробегает мимо него, — куда бежишь? Кот мурчит, но не отвечает ему. Гэвин разговаривает с ним, как с маленьким человеком. Их разговор только прерывает звонок в дверь. Ричард стоит на пороге с огромной кипой бумаг. Его вещи промокли под мерзким дождём. Гэвин пропускает его в дом, даже даёт ему свою одежду, чтобы тот переоделся. — Я не заболею, — напоминает андроид, но Гэвин всё равно всучает ему чистую футболку и штаны, а фирменную форму Киберлайф оставляет сушиться в ванной. — Оставайся сегодня тут, — предлагает Рид. И он соврёт, если скажет, что не рассчитывает на что-то большее. Но получает он настолько мало, что это даже смешно: изнурительную работу и только. Никаких прикосновений. Спрашивается, чего ты, старик, ожидал? Гэвин отправляется спать в часа два ночи. Ричард убирает все бумаги со стола и ложится на синий диван. А предатель Фарадей-младший устраивается рядом. Гэвин думает (в шутку, конечно): вот скотина, а не кот.       Рид ночью в своей огромной постели лежит, как брошенный за борт ненужный хлам. Примерно так он себя ощущает и утром. Но всё равно пьёт кофе и надеется, что они с Ричардом хотя бы обойдутся без ссор, пока будут работать вместе. Рука об руку. Как в блядские старые времена, которые длились, вообще-то, чуть ли не вчера. — Доброе утро, — Ричард встречает его спокойным взглядом. Он уже успел переодеться в форму и теперь гладит кота. Гэвин ему кивает. Они на работу едут вместе. Правда, совсем в молчании. Гэвин думает: ну и хрен с ним. Думает, а сам подавляет желание заговорить.

***

      Их с Ричардом работа даёт свои плоды не сразу. Гэвин думает, что недостаточно старается, раз получает признание от Итана только спустя неделю-другую. В большинстве своём это воля случая — и эта мысль вгрызается в сознание настойчиво и гадко. База данных переполнена количеством имён, если бы не Ричард, они бы едва отыскали старые заявления на Итана: угрозы и попытки поджечь чей-то дом. Гэвин держит эту информацию в голове — в самом надёжном от Фаулера месте — и идёт к Итану домой. Он разбивает ему нос и только потом садится за круглый стол для самой незначительной болтовни. Итан держится лучше, чем при первом допросе. Он салфеткой останавливает кровь и вздыхает. Он клянётся: я не трогал Алекс. — Хотел, да, но, — Итан пожимает плечами. Гэвин смотрится достаточно невменяемо, чтобы парень продолжил нести свою чушь: — я откладывал это дело. Мы с ней раньше встречались, я знал её. Она просто была больна. Я бы не стал её убивать. — Больна? О чём ты? — Больна, — парень замолкает и как-то тушуется от собственных слов. — Это её помешательство с Кларк. Это лечится, — парень убирает салфетку от лица. Гэвин смотрит на него долгие секунды, молчит. И как же чертовски ему хочется впечатать лицо Итана в стол, что он и делает, когда парень продолжает говорить о шоковой терапии, о многих других вещах, на которые, собственно, Риду далеко не насрать. — Ты ублюдок, ты в курсе? — Рид склоняется над парнем, пока его рука находится у того на затылке. Он не даёт парню пошевелиться. — Я бы и сам тебя, ублюдка, отправил в больницу, но есть всего две причины, по которым я это не сделаю: мне пока не нужны проблемы. А, во-вторых, я в шаге от того, чтобы тебе поверить. Что скажешь? — Рицин, — Итан морщится и трёт шею, когда чувствует, что детектив его отпустил. — Своими бы руками я её не смог убить. Это был запасной вариант. — Так этот яд был для Кларк? А что тогда со стариком? — Для неё. Старик вообще ни при чём. Я попросил у Ларса достать рицин, я даже не знал, что этот придурок положил его рядом с приправами. Это случайность. Он не должен был пострадать. — И он даже не спросил, зачем тебе этот яд? — Нет, ему было плевать, — Итан тяжело вздыхает. Он поднимает свой взгляд на Рида и просто ждёт, когда тот встанет и снова ему врежет. Но Гэвин сидит на месте, хмурится и смотрит в окно. Где-то там, за этим стеклом, стоит машина в ожидании его возвращения. — Что будет теперь, детектив? Гэвин отрывается от окна. Он ведь и правда детектив. Только вот эти рамки в голове становятся размыты. — Получу от кэпа за превышение должностных полномочий, — Гэвин хлопает Итана по плечу, словно старого друга, с которым давно не виделся. — Ты мне только скажи, есть ли у тебя на примете кто-нибудь, кто мог бы быть на Алекс зол? Парень отрицательно качает головой. Рид разворачивается, собираясь уходить, но в последний момент всё же не выдерживает, прикладывает Итана о стол, а потом стоит на улице и думает, что так и убить можно. Только вот — от этого совсем не страшно. — Детектив? — Ричард обеспокоенно выходит из машины, когда замечает на руках своего напарника кровь. — Не стоило… — Садись в машину, — приказывает Гэвин. Он выкуривает сигарету у старенького дома и всё смотрит в окно. Парень там ходит — живой и почти невредимый. Гэвин выбрасывает окурок в урну, садится в машину к Ричарду. — Едем в участок. Дело не закрыто. — Конечно, детектив Рид, — отстранённо кивает андроид. У Гэвина мурашки по коже от этого тона. Он догадывается: андроид в нём разочарован. Догадывается: он сделал совсем не так, как обещал. — Разочарован? — только и спрашивает Рид. Андроид качает головой. — Нет, этого и стоило ожидать, но, — Ричард мельком бросает взгляд на детектива, — видимо, я надеялся на маловероятный исход. — Ну уж прости, что я такой неидеальный, — Гэвин хмыкает и отворачивается к окну. Костяшки пальцев саднят, но ещё сильнее саднит в груди: от нехватки воздуха и желания поскорее завершить всё это дерьмо.

***

В утро, когда Итана всё же удаётся признать виновным, Гэвин уже никакой. Он сидит в баре, упивается вусмерть. Говорит себе: не жизнь разочаровывает, а ожидания, которые оказываются пустыми. Ларс Дороти — а он тот ещё козёл — ходит на свободе, получает дом своего деда, и ему совершенно плевать на полицейских, которые никак не могут доказать его вину. Простачок при допросе, один на один с Гэвином он становится совсем развязным. Идиотом оказывается не он, а лучший друг Ларса, который попадает под раздачу: и всё бы ничего, но этому ублюдку так на это насрать, что Рида начинает коробить. Но подставляют-то не его. Он опрокидывает в себя виски. В прошлом остаётся неделя усердной работы, которая не имеет никакой пользы. Кларк выпускают из больницы. По правилам, каждый, кто пытается себя убить, принудительно лежит в наблюдательной палате месяц, а потом решает — взять на себя ответственность и выйти в люди или же продолжить лечение. Ввиду того, что Кларк появляется в своей квартирке, Гэвин понимает, что она выбрала. Он почти не разговаривает с ней — то занят, то выпивает, а она держится в стороне намеренно. Просто не готова сейчас с кем-либо говорить о случившемся. — Детектив, — голос Ричарда слышится приглушённо, сквозь гул чужих разговоров и целое море алкоголя. — Гэвин? Рид поворачивается. Он хмурится, рассматривая длинное тёмное пальто. Это точно Ричард, но на нём нет ни единой эмблемы Киберлайф. — Чего надо? — Вы не появлялись в участке два дня, мне было поручено узнать, в чём причина. — Ни в чём, — Рид пожимает плечами. — Я просто решил взять отгул. — Вам его не давали. — Поэтому я взял его без спроса. — Идёмте домой, — Ричард пытается приобнять, как-то помочь подняться на ноги и выйти на улицу. За это и получает, а ещё за то, что так сильно бесит. Может быть, даже за то, что вмешивается в личную жизнь детектива. Между прочим, это чертовски важно: Ричард больше не имеет ничего общего с его личной жизнью. — Пошёл нахер, — сквозь зубы цедит Рид. Он отталкивает андроида и сам, шатаясь, плетётся к свободному столику, где усаживается в самый угол, на секунду прикрывает глаза и вырубается. Потому что утром он просыпается уже в своей постели.       Пусто. В голове, в доме (исключая Фарадея где-то между кухней и гостиной) — везде пусто. В холодильнике стоит старая минералка — и всё. Гэвин припадает к ней с такой силой, что в два счёта выпивает половину. Голова не то, чтобы болит. Скорее расширяется, пытается уместить недавние события, но вот беда — силится, силится, но Гэвин не вспоминает, чем закончился вчерашний вечер. В дверь звонят. И он не понимает, какого хера это так громко. — Иду, — с трудом кричит он. Открывает дверь. Кларк на пороге выглядит смущённо и слишком слабо. Гэвину кажется, что она сбросила в весе. — Привет. Что-то случилось? — Привет. Хотела сказать спасибо. Впустишь меня? Рид отходит от порога. Он пропускает её в гостиную. — Предложил бы чай, но нихера к нему нет. Так что прости. — Не нужно. Я ненадолго. Думаю, на время съездить к родителям в Уэльс. Это далеко. Но там мне будет легче. О, Гэвин понимает. Он кивает. Конечно же, она зашла попрощаться. Милая детка Кларк, которая собирается идти дальше, но пока — отдыхать и запасаться силами в родном гнёздышке. Может быть, объездит Кардифф вдоль и поперёк. Всё лучше, чем гнить здесь. — Это отличная идея. — Знаю, — она протягивает ему лист со своими контактными данными. Просит сохранить его. — Если я вернусь, а ты переедешь, я бы хотела иметь возможность знать об этом. Мы ещё увидимся, я прощаюсь только на время. Гэвин обещает всё сохранить. Обещает даже время от времени писать. Но за годы разлуки они перекидываются от силы тремя сообщениями. Один раз она пишет ему, чтобы сообщить, что нашла хорошую работу и собирается жить в Англии. Потом — что вскоре будет в Детройте. И последнее, что поездка откладывается на неопределённый срок. Она уходит очень быстро. Только упоминает, что знает об Итане. И что она благодарна детективу за помощь. — Это не он напал на Алекс. — Это неважно. Он всё равно не невиновный, — Кларк обнимает его у порога за шею. Пытается не то задушить, не то поделиться теплом. От неё совсем немного пахнет сладкими духами. Запах искусственный: не похоже ни на ваниль, ни на карамель или какую-то сладкую выпечку. — В любом случае, кто бы это ни сделал, он ещё окажется за решёткой. Гэвин кивает чисто формально. В чушь о справедливости он не верит. Не существует ничего гармоничного и справедливого в мире, где нормально поедание малых рыб большими, где нормально любое аморальное поведение — потому что это естественная реакция конкретного человека. Гэвин закрывает дверь. Дом снова становится пустым.