***
Два дня назад. Мастейн редко видел галлюцинации под амфетамином, но в этот раз размытый и ужасно знакомый силуэт преследовал рыжего где-то на периферии зрения весь марафон, периодически исчезая, но потом снова появляясь. Дэйв его заметил спустя полчаса после того, как сам с трудом поднялся с пола, потирая болящие колени, и поставил первый трек. Дэйв запаниковал: вдруг это — не галлюцинация, и он наблюдал за ним всё это время? Затем рыжий огляделся вокруг, позвал Джуниора и выбежал на улицу. Сердце билось в бешеном ритме; Мастейн услышал его сумасшедший стук, когда затормозил у автобусной остановки и закурил, ещё сильнее нагружая организм. Не успел он сделать затяжку, как снова краем глаза увидел эту фигуру. Он обернулся. Глюк не исчез. Чёрт, дело плохо. — Хэтфилд? — удивился Дэйв, забывая, что по привычке назвал его по фамилии, как обычно делал в своих мыслях. Джеймс кивнул. Так, галлюцинации редко разговаривают, значит он ненастоящий. Но почему он так долго стоит на месте и не пропадает? — Ты ненастоящий? — снова задал вопрос рыжий и протянул руку. Она прошла сквозь потерявшую на время чёткость фигуру. — Ты не против того, чем я сейчас занимаюсь? Дэйв продолжил общаться с Джеймсом, забывая, что тот является плодом его же воображения. Хэтфилд показал жестом, что вовсе не против, и пропал из виду. Только тогда Мастейн понял, что всё это время говорил сам с собой. — Всё в порядке? — обеспокоенно спросил Джуниор. Он тоже уже успел достать дозу и так же поддаться панике. У них с Мастейном это так — если один ощущает опасность, то и другой — тоже; прямо как у братьев-близнецов, одно отличие — такую связь два Дэйва чувствуют лишь под феном. «Амфобро», как выражался рыжий. Интересно, раз Эллефсон понял, что его «брат» общался с галлюцинацией, видел ли он Хэтфилда? — Да, он не будет нам мешать, — ответил Дэйв. Паника отступила, началась странного рода эйфория: чувства обострились, затяжки приносили многим больше удовольствия, чем обычно. Наконец-то. Джеймс стоял где-то в стороне, но Дэйв не стал оглядываться и на него смотреть. — Это случайно не тот коп, который не стал выдавать нас моей маме? — Дэйв кивнул. — Странно, что ты увидел именно его. А разве от амфика бывают глюки?***
Наверное, именно из-за этого у Дэйва ничего не получалось — будучи трезвым, он никак не мог представить себе Джеймса, стоящего вдалеке и наблюдающего за ним. Конечно, можно поехать и к настоящему, но вряд ли тот с улыбкой на лице будет смотреть, как он нюхает «эту отраву». Да и Мастейн пообещал себе не встречаться с ним три дня. Он не знал, считаются ли эти два, когда Хэтфилд его преследовал в виде галлюцинации, но даже с ними ещё не прошёл нужный срок. Когда Дэйв принял решение поехать «на точку», он захотел на время вернуться в прошлое, сделать так, чтобы всё было как раньше — чтобы его отчитывала мать, а он снимал полученный от такого общения стресс в клубе, нюхал фен вместе с Джуниором, — но почему-то всё получилось иначе. Пять или семь лет назад Дэйв бы не стал задумываться, любит ли он или нет, не стал бы разговаривать с галлюцинациями и — что самое страшное — чувствовать себя комфортнее от их присутствия. Как только Джеймс пропал из виду, появилось противное отходняковое чувство страха. Мастейн боялся сдвинуться с места: ему казалось, что либо пол обвалится вместе с потолком, либо у него случится сердечный приступ, либо произойдёт ещё что-нибудь ужасное. Наверное, визит к Хэтфилду поможет всё исправить — пару месяцев назад помог. Наверное. Выходит, Дэйв всё-таки нуждается в обществе Джеймса. Значит, о нём приятно думать, на его недостатки рыжему плевать, а жить без него действительно сложно?.. Ну всё, бинго. — Джуни, что делать, если мне один человек нравится? — совершенно неожиданно для себя решил спросить Дэйв. Слова сами слетели с языка. Чёрт, так нельзя; подобные разговоры надо прежде тщательно продумывать. Джуниор отложил в сторону книгу и ошарашенно посмотрел на Мастейна. — Тебе кто-то нравится? — повторил он с недоверием. — Подожди, а как же та твоя теория, мол любовь придумали... — Уже в прошлом, — отрезал Мастейн, — но ему я тоже её озвучил. И вообще, это не теория, это убеждение. — Ну, так скажи этому человеку, что ты изменил своё мнение. Думаю, он нормально это воспримет, — воодушевлённо произнёс Джуниор. Чёрт, он, кажется, подумал, что это — про него. Вполне логично, к слову: после того, как они провели два дня вместе, как делали в былые времена, после того, как Дэйв повёл его в кабинку и предложил уединиться, почему бы Эллефсону не считать, что это — про него? Вот он и обрадовался, несчастная влюблённая душа. — Если что, я не про тебя, прости. Мастейн не умел и не любил извиняться, не умел планировать разговоры на ходу, плавно подводя к неприятной правде. Всё-таки стоило бы научиться. Услышав эти слова, Джуниор помрачнел и снова уткнулся в книгу. Дэйв так и знал — не надо было начинать с ним этот разговор. Вот почему он не мог придержать язык за зубами? Снова в воздухе повисла тишина. Дэйв уже собрался как-то начать оправдываться перед юношей, но тот, к его удивлению, поднял голову и заговорил: — Так этот человек — Хэтфилд, да? К нему ты постоянно ездишь на два-три дня? Высказав свои догадки, Эллефсон проследил реакцию Мастейна, выражавшуюся поражённым молчанием и слабым кивком, и продолжил: — Мог бы сразу так сказать. Я знал, что у тебя ещё кто-то есть, но вот то, что его ты действительно любишь... До сегодняшнего дня я не знал, что такое возможно. А почему ты не поехал с ним долбить фен марафоном? Он бы тебе его купил, как эти шмотки, — юноша указал на свитшот Джеймса, в котором Дэйв постоянно ходил, — не пришлось бы на коленях стоять, унижаться ради сраной дозы, потом вы бы пошли вдвоём танцевать, и тебя бы преследовала галлюцинация в виде меня, с которой ты бы тоже временами трепался! Сначала Эллефсон говорил спокойно, но с каждым словом самообладания в нём оставалось всё меньше, и праведный гнев выплёскивался наружу. — Джуниор, а как тебе идея ширяться не со мной, а со своей мамашей? — злобно ответил Дэйв. Он понимал, что это — совсем другое, да и лучше бы он промолчал, но продолжал бессильно грубить в ответ, словно это получалось рефлекторно. — А вот почему я видел глюк, я и сам не знаю. Такого раньше у меня не было. — Ты его увидел, потому что скучаешь по нему, — объяснил Эллефсон таким тоном, будто это была самая простая в мире истина, — у меня так с тобой бывает. А у него к тебе есть чувства? — Ещё какие, — почему-то с гордостью сказал Дэйв, — он меня четвёртый месяц уже добивается. — Чего этому миру точно не хватает, так это — справедливости, — произнёс Джуниор уже без намёка на былую злобу. Быстро он простил, как и всегда, - как это вообще работает? У тебя же карма стопроцентно отрицательная. — А на меня эта херня не действует, ибо я её отрицаю. — Вот бы со мной так было, — мечтательно отозвался юноша, достав из кармана пачку некрепких мальборо, — курить будешь? — Это разве сигареты? Смотри, что надо курить, — самодовольно ответил Дэйв и указал на пустую пачку жёлтого цвета с нарисованным верблюдом, лежавшую на подоконнике. Но, тем не менее, он достал из пачки Эллефсона сигарету и сразу же прикурил. Джуниор поспешил открыть окно и поднести пепельницу. Чистюля, несмотря ни на что. — А что твой Хэтфилд курит? — поинтересовался юноша. Именно поинтересовался, без всяких издёвок и укоров. Действительно удивительный человек: так спокойно говорит на тему, приносящую ему страдания, лишь бы его собеседнику было интересно поддерживать разговор. — Всё; ему вообще плевать, лишь бы дым шёл. Как я в седьмом классе, — рассказал Дэйв, — слушай, так стоит ему говорить? Мастейн увидел, как Эллефсон сжал кулаки и тяжело выдохнул, борясь с собой. Ему удалось это сделать, и он ответил: — Конечно, стоит, тем более раз у вас всё взаимно. Да и он, наверное, уже знает о твоих чувствах — это очень сложно скрыть. Это отчасти убедило Дэйва. Всё-таки следует прислушиваться к советам чуткого и понимающего друга, а не смеяться в ответ и делать по-своему. Тот его понимает как никто другой, даже собственная мать в сравнении с ним вообще ничего не знает о своём сыне. После таких советов рыжему, конечно, становится стыдно за то, что он использует Джуниора, но это мешает только отношениям, не дружбе. — Ты прав. Когда я наберусь уверенности — обязательно скажу ему. — Не надо ждать, когда наберёшься. Бери и иди, ни о чём не думая, иначе будешь ждать вечность. — Тогда я пойду прямо сейчас, — твёрдо решил Мастейн. Он затушил сигарету и встал со стула. Эллефсон лишь кивнул, ничего не говоря. Теперь Дэйв точно знал, что делать. Однако на душе от этого у него не сильно прояснилось — да, он больше не в растерянности, не в смятении из-за своих чувств, но он, решая свои проблемы, успел принести кучу страданий Джуниору. Разве друзья так поступают? Рыжий не стал особо заморачиваться по поводу своего внешнего вида — сейчас на это едва хватало сил, да и Джеймс с радостью примет его любым. Интересно, а признание Дэйва он тоже с радостью примет? Несмотря на то, что Хэтфилд почти всегда смотрел на него влюблённым взглядом, терпел оскорбления и насмешки, Мастейн не был уверен, что ему эта новость поднимет настроение. Сомнение хоть и не было ничем обосновано, но имело силу, вполне достаточную, чтобы заставлять Дэйва сомневаться, нервно ходить кругами по комнате и даже делиться своими переживаниями с другими. «Да всё будет ништяк, — заверил он себя, — если и нет, то тресну его по роже и забуду о нём». Перед уходом Дэйв решил снова заглянуть на кухню и попить воды. Однако, ступив на порог, Мастейн забыл про жажду и взглянул на своего друга. У рыжего защемило сердце от того, как печально тот выглядел: юноша обречённо смотрел куда-то вниз, на пепельницу, сплошь закиданную окурками, и, скорее всего, собирался скурить всю пачку. На отходах все становятся слишком сентиментальными. — Джуни, — позвал его Дэйв, — спасибо тебе за помощь. Не понимаю, правда, как ты можешь это постоянно делать, но всё равно спасибо. — Я просто хочу, чтобы ты был счастлив, — объяснил слегка приободрившийся Эллефсон, — надеюсь, тебе с ним будет хорошо. — Я тоже так надеюсь. На душе прояснилось, и Мастейн вышел из дома, угомонив беспокойство. Даже несмотря на всё ещё мучивший его отходняк, он верил, что скоро и тот перестанет его терзать, и всё будет таким же, как раньше, и ему станет хорошо и спокойно.