the unnamed feeling

В начале пути Дэйв был уверен в себе, в своих силах и в том, что всё будет, может быть, и не хорошо, но катастрофой точно не окончится; правда, выйдя из автобуса на нужной остановке, он уже слабо надеялся, что на следующий день после признания Джеймс вообще захочет его видеть. Ещё рыжему казалось, что либо с ним, либо с Хэтфилдом в ближайшие дни случится что-то плохое — например, пока он ехал в автобусе, аж несколько раз успел представить, как водитель не справляется с управлением, и всех пассажиров, включая самого Дэйва, сбрасывает в обрыв; когда Мастейн переходил дорогу от остановки к знакомой улице, он был уверен, что какая-то из стоящих на светофоре машин обязательно рванёт вперёд и задавит его. И как бы он ни внушал себе, что волнуется по пустякам, как бы ни повторял свои слова и слова Джуниора, дурное предчувствие и не думало отступать. Оно никуда не прошло — только усилилось, когда рыжий увидел идущего впереди него Джеймса. Мастейну хотелось его догнать, но что-то его остановило. Вдруг Хэтфилд поймёт, что у него отходняк — это было, по мнению Дэйва, очень заметно из-за болезненно-желтоватого цвета лица и неконтролируемо трясущихся рук, — и не только разочаруется в нём, но ещё и, возможно, примет какие-то меры, он же всё-таки коп. Хоть под официальным запретом и были только хранение и распространение наркотиков, а не употребление, Дэйву казалось, что у него буквально на лбу написано, что и в каком количестве у него запрятано и за какую цену он это купил. Наконец, Мастейн решился. Он ускорил шаг, сократил расстояние между ними. Хэтфилд будто специально остановился, достал из кармана пачку и закурил. Дэйв догнал его за считанные секунды, отдышался и спросил самым непринуждённым образом: — Сигареты не найдётся? Джеймс сразу же отреагировал на знакомый голос. — Держи. А где ты пропадал несколько дней? — К маме заехал, говорил же вроде, — ответил он, поджигая сигарету. Он заметил, что ему Хэтфилд всегда предлагал курить либо мальборо, либо парламент, либо что-то в этом роде, а себе он брал недорогие лаки страйк, — куда идёшь? — Домой. А ты? — А я — в гости, — уже не так нервно сказал Дэйв. Его наконец-то перестали преследовать недавние переживания, и даже настроение стало лучше. В этом и все отхода: то тебе хорошо и комфортно, то хочется избавиться ото всех гнетущих мыслей, а то и вообще просто взять и исчезнуть. — В гости к кому? — удивился Джеймс. Дэйв уловил слабый запах алкоголя. Вот так всегда: как только рабочий день заканчивается, Хэтфилд сразу куда-то отправляется пить и приходит домой уже под градусом. Впрочем, это не сильно раздражало рыжего. Если бы так делал какой-то другой человек, наверное, Мастейну было бы неприятно находиться рядом с ним, но с Джеймсом такого не было: Дэйв не воспринимал его чрезмерное пристрастие к спиртному как что-то плохое; это было чем-то вроде личной особенности, присущей лишь Хэтфилду. «Или это всё-таки недостаток, — подумал парень, — а я превращаюсь во влюблённого дебила, вот и прощаю ему всё». — А ты догадайся, — произнёс Дэйв, едва заметно улыбаясь. Джеймс тоже улыбнулся, как-то застенчиво и даже неуверенно. — Ко мне? — спросил он. — Молодец, — похвалил его Дэйв. Он встал на носочки и потрепал его по светлым волосам, — с первого раза догадался. — Так... ну, тогда нам по пути, — ответил Джеймс, пытаясь снова заправить за уши растрёпанные волосы. Наконец он махнул рукой и поспешил вслед за Мастейном, который уже успел уйти вперёд. Догнав Дэйва, он положил руку ему на талию. — Я тебе пока что не разрешал так делать, — сразу отреагировал рыжий, несильно ударив Хэтфилда по руке. На самом деле он был не особо против — что плохого в прогулке по ночному городу в обнимку с любимым человеком? Но за Мастейном уже закрепился некий образ вечно недовольного манипулятора, из которого так резко выходить было бы слишком подозрительно, поэтому пришлось попытаться отстраниться и разразиться возмущениями. Джеймс понимающе кивнул и освободил Дэйва, немного недовольно смотря в его сторону. — Дома всё будет, — пообещал он, — потерпи. — Потерпи? Звучит так, будто я собрался здесь отлить, а ты меня отговариваешь. — Пожалуйста, — Мастейн вытянул руку и указал на кусты справа от него, — только меня потом не лапай. — У меня и в мыслях не было, — покачал головой Хэтфилд, смеясь. — Ага, знаю я тебя, — ответил Дэйв, тоже улыбаясь. Они шли остаток пути в хорошем настроении, но молча. Лишь единожды Дэйв решил разузнать, есть ли в квартире Джеймса алкоголь и трава; после того, как получил утвердительный ответ, больше ни о чём не спрашивал. На самом деле он мог спокойно обойтись и без выпивки, ему теперь и в трезвом состоянии хотелось наброситься на Джеймса и затащить его в постель — чёртовы три дня воздержания давали о себе знать. А вот косячок-другой Мастейн действительно хотел выкурить, чтобы приглушить последствия марафона; настроение на отдхоняках — вещь ужасно нестабильная, сейчас Дэйв быстро шагает в радостном возбуждении, а вот через полчаса ему вдруг захочется убежать подальше от Хэтфилда, сесть где-то в углу улицы и курить, постоянно оборачиваясь, чтобы проверить, не следит ли кто за ним. Нет, так дело не пойдёт. Кроме того, в таком состоянии навряд ли получится признаться этому же Хэтфилду в своих чувствах. Дэйв решил сделать это сразу же, как только его увидит, но теперь отложил это дело на лучшие времена. Лучше будет сказать об этом после пары стопок (Дэйв был уверен, что упомянутым алкоголем в доме Джеймса была именно водка), когда потянет на безрассудные поступки. «Да, сделаю это позже» — пообещал себе рыжий. То же самое он сказал себе, допивая уже то ли третью, то ли четвёртую рюмку. В этот момент он уже ни о чём не беспокоился и чувствовал себя замечательно, и ему казалось, что лучше будет признаться чуть позже. «Вот после этого» — решил он, когда оказался на руках Джеймса, несущего его в спальню. Это уже стало чем-то вроде привычки, — гораздо интереснее, чем просто идти пешком, стараясь не упасть, да и нравилось это равно им обоим.

***

Дэйв лежал с закрытыми глазами, кайфуя от разлившегося по телу тепла — так хорошо ему давно не было. Не хотелось никуда идти — сказывалась усталость, — и он уже чувствовал, что вот-вот провалится в долгожданный сон; уже третий день Мастейн не смыкал глаз, и теперь у него наконец-то появилась возможность проспаться. — Пойдём курить, — предложил Джеймс, пытаясь дотянуться до пачки на тумбочке, не вставая с кровати. Дэйв сделал вид, что не слышит его. У рыжего действительно не было сил, чтобы встать и дойти до балкона, да и после перекура придётся спать на своей подушке на краю кровати, потому что три месяца назад он зачем-то сказал Хэтфилду, что ненавидит спать близко с кем-то или в обнимку. Может, тогда Дэйв действительно терпеть не мог подобное, но сейчас он лежал рядом с Джеймсом, положив голову ему на грудь, и точно не хотел спать в другом положении, а озвучить своё желание рыжий пока что не собирался, — вдруг Хэтфилд заподозрит, что что-то не так?.. — Дэйв? Ты как? — нарушил тишину Джеймс. Он посмотрел на рыжего и спросил уже шёпотом: — Спишь, что ли? Ладно, завтра покурим. В следующую секунду Мастейн ощутил, как тот осторожно коснулся пальцами его волос. Обычно рыжий терпеть не мог, когда кто-то трогает его шевелюру, но ведь Джеймс — не просто «кто-то». Ему такое разрешается. Некоторое время Дэйв лежал с открытыми глазами — ему мешали уснуть мысли о том, когда и как признаваться. Нельзя же всю жизнь это откладывать, когда-нибудь придётся перебороть свои страхи и сделать это. Хэтфилд уже давно спал, — Дэйв слышал его тихое, спокойное дыхание у себя над головой. Вот бы так же мирно спать и не беспокоиться ни о чём! Мастейн мельком глянул на часы на тумбе и увидел, что времени уже за полночь. Это не пробудило в нём никаких эмоций. Затем он снова посмотрел на Джеймса и зацепился взглядом за его татуировку на плече; в темноте её было плохо видно, но он примерно помнил, как она выглядела. Вполне красиво, вполне в стиле Хэтфилда. Себе рыжий не хотел делать никаких рисунков на теле, а вот чужими был не прочь полюбоваться. Дэйв вытянул руку и зачем-то дотронулся до плеча Джеймса. Кожа на этом месте была такая же, как и на другом плече (раньше рыжий считал, что от татуировок остаются следы, ощутимые на ощупь, и всегда хотел это проверить). Неожиданно Хэтфилд положил свою ладонь сверху, слегка сжав пальцы Мастейна. «Даже во сне хочет держать меня за руку» — подумал Дэйв. Или Джеймс не спал?.. Может, его тоже сейчас мучают какие-то переживания? Впрочем, рыжему уже было не до этого — его наконец начало клонить в сон, и он решил не противиться этому желанию, отбросив все мысли подальше — на завтра.

***

Утро началось рано — в половину седьмого, — как для Джеймса, проснувшегося от звонка будильника, так и для Дэйва, разбуженного осознанием факта того, что он спит на подушке и в одиночестве. Он быстро встал и побежал в ванную, чтобы увидеть Хэтфилда до того, как тот уйдёт на работу. Мастейн хотел именно сегодня сказать ему, что ошибался, утверждая, что любви не существует, что его любовь стоит прямо перед ним; вот так должно было выглядеть признание, именно так его себе представлял рыжий. Закончив с утренним туалетом, он поспешил на кухню и там увидел Джеймса. Тот стоял у плиты и жарил яичницу. Мастейн незаметно подошёл к нему со спины и обнял за талию. — Это ты, Дэйв? — спросил Хэтфилд, повернув голову. — Я, наверное, разбудил тебя, прости. — Нет, я сам встал, всё в порядке. — Хочешь есть? — Джеймс указал на сковороду, а затем — на тостер. — Да, не откажусь. Дэйв редко испытывал чувство голода, тем более — по утрам, но ему хотелось составить Хэтфилду компанию. «После завтрака» — решил он, с улыбкой наблюдая, как Джеймс достаёт две тарелки и ставит их на стол. Они ели молча; каждый думал о своём. Дэйв медленно жевал тост с яичницей, запивая его пивом, а Джеймс пил колу, не переставая завистливо таращиться на кружку в его руке. Когда трапезе настал конец, Хэтфилд забрал обе тарелки и унёс их в раковину. — Ладно, я пойду на работу, — сказал он, закончив мыть посуду. Вот, сейчас. Самое время. — Стой! — окликнул его Дэйв. — Джеймс... может, сегодня ты останешься дома? Нет, нет, совсем не это надо было сказать! Чёрт, само с языка слетело... Это всё — страх: он заставляет дрожать всем телом, особенно — конечностями, откладывать важные дела на потом и говорить всякую чушь вместо нужных фраз. Хэтфилд удивлённо посмотрел на него, немного подумал и медленно, нехотя ответил: — Прости, никак не получится — нужно съездить по реально важным делам. Но я скоро приеду, сегодня у меня утренняя смена. — Ладно, — с сожалением произнёс Дэйв, смотря в окно. Вечером он точно это сделает, больше тянуть нельзя.

***

Мастейн в очередной раз прокрутил в голове будущий диалог. Он был готов признаться Джеймсу и уже не беспокоился по поводу его возможной реакции. Оставалась только одна проблема — не было самого Джеймса. Это показалось Дэйву странным; обычно Хэтфилд приходил после утренней смены часам к пяти-шести, а сейчас короткая стрелка уже была за семью. Может, он решил после работы выпить пива с друзьями? Это было вполне возможно, но что-то рыжему подсказывало, что посиделки в баре тут не причём. Половина девятого. Десять. Дэйв уже волновался не на шутку. Ему всё это казалось странным; никогда до этого он не беспокоился так сильно о ком-то, кроме себя. За эти три часа мучительного ожидания он успел скурить пачку сигарет и вполне мог бы заработать парочку седых волос на голове. В пятнадцать минут одиннадцатого он не выдержал, вскочил и принялся искать среди личных вещей в гостиной Джеймса записную книжку, ужасно жалея, что так и не обзавёлся его номером, — он ни разу не позвонил Хэтфилду за всё время со дня их знакомства. Когда её удалось отыскать, Мастейн быстро долистал до страницы, подписанной заглавием «Работа», и начал обзванивать все номера. Он знал, что это глупо и, скорее всего, бесполезно, но ничего лучше придумать не мог. Так и было — никто не брал трубку. Наверное, это — какие-то секретные номера, их владельцы делятся ими лишь с коллегами и только им отвечают. Нет, это действительно просто трата времени, которое, может быть, сейчас на счету. К счастью, Дэйв вспомнил про участок, где обычно дежурил Джеймс, и мигом рванул туда. «Что я делаю? — спросил он сам у себя, мысленно подгоняя стоящий у остановки автобус и неторопливо заходящих внутрь старух. — Добровольно еду к копам. Надо же до такого докатиться». Именно докатиться, —только так он мог охарактеризовать свой поступок. Три месяца назад он и не подумал бы о том, чтобы почти каждый день мотаться к какому-то полицейскому, слушать его признания в любви и курить вместе с ним траву, а потом ради этого же полицейского бежать со всех ног в участок и всерьёз беспокоиться о нём. Но сейчас Дэйв уже подходил к неприметному зданию, дрожа от холода — впопыхах он выбежал в одной толстовке, — и волнения, и мысленно успокаивал себя; говорил, что с Джеймсом всё хорошо, что тот просто задержался на работе, вот и всё. В участке дежурил какой-то мужчина примерно того же возраста, что и Хэтфилд. Когда Мастейн спросил о Джеймсе, тот ответил, что его его коллега отправился на вызов примерно в пять часов. — И всё? — раздражённо выкрикнул рыжий. — Ничего больше не знаете? Дэйв чувствовал, что стоит продолжить допрашивать мужчину, что тот знает намного больше, чем говорит. — Парень, — спросил полицейский, прищурившись, — а ты вообще кто? — Я — его сын! — выпалил Мастейн. Этот ответ он взял из какого-то фильма, который они с Джеймсом смотрели на той неделе. — И я хочу знать, что с моим отцом. Как и в фильме, эта реплика подействовала. Мужчина достал бумагу и ручку и записал адрес. Дэйв удивлённо уставился на написанное. Он знал, что там находится; он сам бывал в этом месте, когда его однажды откачивали после передоза. — Это — больница, куда его отвезли, — объяснил полицейский, — в него выстрелил один из бандитов. Дело плохо; его сразу отправили в реанимацию. Беги быстрее, может, ещё успеешь застать его живым. С минуту рыжий продолжал стоять на месте, неспособный осознать услышанное. В Джеймса выстрелили. Его отвезли в больницу. Он умирает. Чёрт, Джеймс умирает!

***

Дэйв не помнил, как добрался до больницы, — так быстро он ещё никогда не бежал, так бешено его сердце ещё никогда не стучало. — Мне нужно увидеть одного человека! — выкрикнул он. — Назовите имя, — спокойно ответила дежурная медсестра у регистрационной стойки, таращась на Мастейна, в этот момент едва сдерживавшегося, чтобы ей не врезать. — Джеймс Хэтфилд, он в реанимации! — Туда нельзя заходить всем подряд. Вы — его родственник? — казалось, медсестра не до конца осознавала серьёзность ситуации. — Да, он — мой отец, и мне очень нужно его увидеть! Пожалуйста, — Дэйв даже опустился до просьб. — Идёмте. Наконец-то до женщины дошло. Она направилась быстрым шагом, ведя за собой Мастейна, который, однако, всё продолжал её подгонять. Они дошли. Медсестра открыла нужную дверь и что-то сказала стоящему у стойки с инструментами ассистенту, но Дэйв её уже не слышал. Он смотрел на нескольких врачей в сине-зелёных халатах и тщетно пытался найти Джеймса. Сначала Мастейн увидел стойку, а на ней — поднос с пулей в луже крови. У Мастейна закружилась голова, но он продолжил обводить взглядом помещение: серые стены, искусственный жёлтый свет, дверь, хлопнувшая после ухода медсестры, бирюзовые спины врачей и то, что было за этими спинами. Рыжий быстро дошёл до другого угла, откуда было видно всё. Таким Джеймса он никогда не видел — вообще не казалось, что тот жив. Без движения, без дыхания, кругом — куча крови, какие-то приборы... Мертвенно-бледное лицо, такого же цвета шея с кровавыми брызгами на ней, а ниже... Ниже Дэйв не мог смотреть, — его затошнило, перестало хватать воздуха. Силой воли он заставил себя остаться в реанимации. — Джеймс, — зашептал он одними губами (в горле так пересохло, что не получалось издавать никаких звуков), — я верю, сейчас ты меня слышишь. Ты будто знал... У тебя получится переубедить меня. Я никак не мог в этом признаться, но я люблю тебя. Я был неправ, так неправ! Жаль, что говорю это только сейчас, но ты должен это слышать, ты... Мастейн больше не мог говорить. Он выбежал из помещения, сел на скамейку и зарыдал — так же беззвучно, — но его тело ещё долгое время продолжало содрогаться в конвульсиях.