Боль сильна, но твои глаза сильнее

Она не смогла. Снова не смогла. Решилась на этот чёртов выезд в такой день, но нет. Она не спала всю ночь. Начался тот самый день, который оборвал, разрушил всю её жизнь. Вырвал кусок из души, потом ещё и ещё. Годовщина смерти дочки. Боль никуда не уходила, она лишь притуплялась. Чуть что, острым лезвием впивалась ей в душу, что дышать было уже невозможно. Вдох через силу, ещё вдох — дыхание есть. Но нет сил. Больше никаких сил. Звонок в дверь. Зачем он сюда приехал? Что он может решить? Как в таком виде к нему выходить? Вопросы промчались в голове с мгновенной скоростью. Она встала и пошла открывать. Макеев третий раз звонит в дверь. — Я иду! Сколько можно звонить? — Виктория не контролировала свои эмоции. Открыла дверь. На пороге Макеев. — Виктория Михайловна… Здравствуйте, — выдавил Макеев. Он увидел, что Вика сильно заплаканная. Так выглядит человек, который плачет несколько часов подряд. Он понял, что произошло что-то страшное. — Виктория Михайловна, можно я войду? — Заходите, — уже без эмоций сказала она, развернулась и ушла в спальню. Сергей не знал, что говорить. Не понимал, что делать. Он разулся и несколько минут стоял в прихожей. — Вы или заходите или уходите! — из комнаты доносился нервный несчастный голос. Это был словно крик о помощи. По крайней мере, Макеев так почувствовал. Он быстро пришёл в комнату. Вика лежала на кровати, отвернувшись к стене и накрывшись большим одеялом. Рядом на столике стояла почти полная бутылка виски и стакан. Сергей опустился на колени, на пол рядом с кроватью. Он молчал, он слышал тяжёлое дыхание Виктории. И сам боялся дышать. — Виктория Михайловна, могу я что-то для вас сделать? — он придумал только такой дежурный вопрос, больше в голову ничего не приходило. Ответа не последовало. Тогда он решил молчать. Просто сидеть на полу и ничего не говорить. Виктория лежала неподвижно, тяжело дыша. Ему было неудобно сидеть, колено начало ныть, но взять стул или присесть на кровать он не осмелился. Боль усиливалась с каждой секундой и дыхание Макеева стало слышно Виктории. Он пытался сдерживаться, но всё бесполезно. Попытался поменять позу, и боль пронзила всю ногу. Макеев застонал от боли. Виктория резко повернулась к нему, увидела, что он держится за ногу, глаза закрыты и очень часто и тяжело дышит. — Что? Нога? Сергей Петрович, болит? — Виктория говорила взволнованно и растерянно, спустилась на пол и села прямо перед Сергеем. — Сейчас пройдет, — сквозь нестерпимую боль процедил Сергей и застонал. — Где лекарство? — Там, в сумке. Вика побежала в прихожую, принесла сумку Макеева, открыла и нашла лекарство и шприц. Умело набрала из ампулы препарат. Она помнила, как делать уколы. Дочке приходилось колоть несколько раз в день. Макеев стонал. Голова сильно кружилась. От боли начало темнеть в глазах. Он смутно видел, что происходит. Виктория сняла с него штаны и сделала укол в колено. Макеев скривил лицо от боли и часто дышал. — Дышите, всё хорошо, сейчас всё пройдёт, — Виктория держала вату в месте укола. Второй рукой слегка держала его за колено. Сергей не открывал глаза. Боль, кажется, проникла уже куда-то в голову. В ушах звенело. Он не слышал, что говорила Виктория. Она была настолько встревожена состоянием Сергея, что её боль притупилась, она о ней забыла на время. Главное, чтобы ему стало лучше. Макеев открыл глаза, перед собой он увидел лицо Вики. Опухшее от слёз, но очень красивое и беззащитное. Всё-таки они серые. И немного зелёные. И голубые. Макеев утонул где-то там, в её глазах.  — Виктория Михайловна! — встрепенулся Сергей, осознав, что он в каком-то глупом положении сейчас. — Не дёргайтесь, Сергей Петрович. Пусть лекарство подействует. Посидите 5 минут в покое, — невероятно нежно и одновременно строго сказала Вика, смотря ему в глаза. Сергей опустил взгляд. Бархатной рукой она держала его колено, немного поглаживая. Он больше не чувствовал боли. Он послушался, сидел и смотрел на её руки, волосы, снова эти прекрасные глаза, губы… Макееву казалось, что всё это во сне. Наяву он так не смотрел на других женщин, кроме жены. Он не мог, не допускал такого. — Виктория Михайловна, спасибо Вам. Я не знаю, такого со мной ещё не происходило. Всё, как в тумане. — Сергей Петрович, хорошо, что я умею делать уколы, — Виктория улыбнулась и поднялась с пола, — пока посидите, я пойду поставлю чайник. — Мне нужно ехать. И Вам, кстати, тоже, — уже показательно строгим тоном, с улыбкой произнёс Макеев. В мыслях всё ещё были её глаза с загадочным для него цветом. — Тогда мы пьём чай и едем! — она улыбалась. Макеев удивился, как счастлив был он от этого. Вика пошла на кухню, а Сергей встал и натянул джинсы. «Как дурак без штанов» — про себя поругался Макеев. Нога совсем не болела. Это было удивительно, ведь лекарства в последнее время лишь облегчали состояние, но полностью не избавляли от боли. — Не знал, что Вы умеете так хорошо ставить уколы. Ничего не болит! — Да, пришлось научиться… — Вика снова стала грустной, — Наверное, я должна Вам объяснить, что со мной происходит. У меня 2 года назад умерла дочь, это случилось именно в этот день, — её губы начали дрожать, — и я не могу… Виктория отвернулась к окну и снова заплакала. Макеев был ошарашен этой информацией. Он молча подошёл к Виктории. Они стояли около 2 минут, но Сергею казалось это вечностью. — Извините, я всё-таки не поеду. Я не могу… — Мне очень жаль… Виктория Михайловна, я не могу оставить Вас одну в таком состоянии. Прошу Вас, давайте поедем. Поверьте, это позволит Вам отвлечься. — Нет, простите, я не могу. Мне лучше побыть одной… Они сели за стол и молча пили чай. — Виктория Михайловна, может всё-таки… — с надеждой в глазах Сергей тихо сказал, обуваясь. Каштанова не ответила, Макеев всё понял, попрощался и ушёл. Он думал о том, что ей пришлось пережить. Он не представлял как, какие силы должны быть у этой женщины, чтобы не потерять себя, чтобы продолжить работу, чтобы начать жить дальше. Он не знал, как ей помочь, они ведь совсем чужие люди. Сергей брёл к своей машине, припаркованной у подъезда его дома.