Наши прогнившие миры

Хиджиката подошёл к мосту, хмуря брови и раздраженно перекатывая в зубах незажжённую сигарету фирмы «Майоборо» (и нет, это не скрытая реклама). Его лицо выражало крайнюю степень гнева, ту самую, в которой Отелло задушил Дездемону, Одиссей перебил женихов Пенелопы, а Иван Грозный огрел по голове своего сына. И хотя ни Дездемоны, ни женихов, ни сына поблизости не было, задушить, перебить и огреть очень хотелось. Вот уже сутки лёгкие Хиджикаты безрадостно наполнялись кислородом и выпускали углекислый газ, вместо того чтобы привычно коптиться в тучках табачного дыма. И Хиджиката с удовольствием бы прекратил дышать, чтобы сохранить хотя бы те немногие частички никотина, что ещё не успели покинуть его организм, если бы не воображаемый друг, почему-то принимающий вид бомжеватого старикана в тёмных очках, который накануне прочитал ему двухчасовую лекцию о том, что не дышать бывает вредно для здоровья. И дело тут было вовсе не во внезапной поломке всех автоматов с сигаретами и даже не в том, что господин Прометей наконец пожалел свою печень и решил исправить ошибки прошлого. Просто Хиджиката не мог доверить обожаемые сигареты другим зажигалкам, кроме своей любимой. Любимой майогалки. Стоило только представить, как пламя какой-то грязной незнакомой пластиковой коробочки касается кончика его сигареты… Брррр… Ну уж нет. Такой аморальности он не допустит. Увидев Мадао, Хиджиката ускорил было шаг, но тут же заметил, что на мосту мелькнула фигура ещё одного человека, стоявшего к нему спиной. Тоширо замешкался. В его сегодняшние планы явно не входило контактировать с кем-то новым. В его планы вообще никогда не входили контакты с людьми. В данный момент ему срочно нужно было вступить в контакт с сигаретой. Поэтому ему пришлось подавить давно пытающийся вырваться на волю крик души: «Где моя зажигалка?!». Вместо этого он, старательно игнорируя незнакомое существо, подошёл к Мадао и сиплым от долгого молчания голосом немного смущённо прохрипел тому на ухо: – Кхм… нашёл? Затем опомнился и свёл брови, устремив на Мадао колкий, как сотня невыспавшихся ёжиков, взгляд. Мадао, не зная, что ответить, призвал на помощь силу опоссума и, притворившись мертвым, с тихим плеском упал в воду. Брови Хиджикаты скрылись за чёлкой. Он, конечно, успел узнать, что Мадао – человек весьма импульсивный и бесспорно заслуживает почётного титула герцога драмы и принца трагедии, но такие выходки всё же немного пугали. Внезапно, помимо всплеска воды, тишину утреннего города нарушил странный смех. – Я не смог уничтожить этот мир, зато уничтожил зажигалку какого-то извращенца. Неплохое достижение, как считаешь? Хиджиката обернулся на источник звука. Существо зачем-то заговорило, осложняя и без того хреновую ситуацию. И тут до его заторможенного передозом свежего воздуха сознания начал постепенно доходить смысл сказанного. Конденсируясь на стенках черепной коробки, маленькие смыслишки слились в один большой смысл, который с громким «плюх» скатился в уже переполненную чашу терпения Хиджикаты. Внутренний вулкан по имени Тоши начал клокотать, и через секунду потоки раскалённой лавы похоронили под собой остатки самообладания. Какое-то время Хиджиката не мог сказать ничего вразумительного, только скрипел зубами, рискуя перегрызть пополам уже и без того помятую сигарету. Наконец он раскрыл рот и угрожающе прорычал: – ПОВТОРИ-КА ЕЩЁ РАЗ, ЧТО ТЫ СДЕЛАЛ? ГДЕ МОЯ МАЙОГАЛКА? Такасуги развернулся лицом к бывшему полицейскому и, спокойно убрав ногу с раскрошенного пластика, ответил: – Забирай. Произойди такое два года назад, Хиджиката уже давно обнажил бы свой меч и начал нести возмездие направо и налево, особо не разбираясь в том, кто прав, а кто виноват. И даже сейчас его рука инстинктивно потянулась к рукояти меча, но, не обнаружив его на поясе, безвольно упала. Гнев внезапно схлынул и унёс с собой жалкий остаток моральных сил. Хиджиката медленно опустился на колени, стеклянным взглядом уставившись на капли утренней росы, освещённые ещё сонным солнцем. В глазах неприятно защипало. Такасуги, ожидавший совсем другой реакции, замер. Он привык, что после его едких комментариев люди превращаются в озлобленно тявкающих и скалящих зубы чихуахуа, и его забавляло, как эти обделённые жизнью, трясущиеся от злости крохи пытаются вцепиться в дразнящую их руку. Однако Хиджиката в чихуахуа превращаться не спешил. Он скорее напоминал грустную потрёпанную дворнягу, и Такасуги с трудом сдержал порыв по-отечески потрепать чёрную макушку и поманить за собой. Второй раз за несколько часов Шинске почувствовал себя идиотом. Учитывая, что до этого дня он никогда себя так не чувствовал, это было уже слишком. Не он ли всего несколько часов назад чуть не позволил чертям затыкать себя вилами раньше положенного времени? Это его тут должны холить и лелеять, предлагать тёплое молочко и укрывать одеялком с зайчатами. Так почему же он уже второй раз должен перевоплощаться в жилетку для утешения безутешных? Такасуги ещё раз взглянул на сидящего на коленях брюнета и вздохнул. Если уж быть жилеткой, то как минимум от Битче Банана. – Тебе действительно так дорога эта вещь? Лица Хиджикаты он не видел, но, кажется, точно слышал нечто похожее на всхлип. – Не лезь, куда не просят. Исчезни. Ты, как тот кудрявый придурок с огромной белой псиной, – тоже всё портишь. Кудрявый придурок? По телу Такасуги пробежал холодок, будто кто-то забывший перчатки в тридцатиградусный мороз, внезапно провёл по его спине пальцем. В его голове пронеслись воспоминания о товарищах, Гинтоки, сэнсэе, Кихейтай... Но уже через пару секунд, тряхнув головой и вернувшись в реальность, он порылся в складках юкаты, вынул зажигалку и поднёс её ко рту сидящего Хиджикаты: – Снаружи они могут отличаться цветом, размером, формой или дизайном, но внутри они все одинаковые. Потеряв дорогую вещь, лучше вспомни все тёплые моменты, что ты провёл вместе с ней, а не трать время на слёзы. Неплохо сказано, однако. Такасуги сделал мысленную пометочку занести сию умную мысль в свой личный дневник, надёжно замаскированный под список врагов, стоящих в очереди на убиение. Кончик сигареты в зубах Хиджикаты заалел, и он на автомате сделал первую затяжку, подняв голову и уставившись в лицо Такасуги. Лицо показалось ему знакомым, и спустя несколько мгновений Тоширо осознал, что перед ним стоит один из опаснейших людей в Эдо, которого он когда-то мечтал упечь за решетку даже больше, чем того придурковатого террориста, питавшего нежную любовь к уткам и порче репутации Шинсенгуми. Но Хиджиката больше не принадлежал к числу полицейских или самураев, и до преступников ему не было ровным счётом никакого дела. Поэтому он лишь слегка улыбнулся и вздохнул: – Так вот какой ты вблизи, Такасуги Шинске. Я думал, ты выше. – Ты реально думаешь, что шутки про рост уместны, когда ты стоишь передо мной на коленях? Хиджиката хмыкнул, но всё же поднялся, отряхивая пыль с кимоно и обдавая Такасуги клубами табачного дыма. Шинске скривил лицо и махнул ладонью перед носом, разгоняя тёмные облачка. На его губах заиграла злобная усмешка: – Да уж, такое жалкое подобие на сигареты даже помойные бомжи в рот не возьмут. Рука Хиджикаты, поправляющая пояс кимоно, замерла. – Извинись. – С чего бы мне перед тобой извиняться? – Не передо мной. Перед ними, – в руке Тоширо мелькнула знакомая красно-белая упаковка. – Скажи, а правда, что перед вступлением в Шинсенгуми изымают мозг? – Извинись. – Так, значит, правда. – Извинись, я сказал.

***

День подходил к концу. Город вновь погружался во тьму, и воздух становился более свежим и прохладным. Последние лучи заката на горизонте передавали эстафету растущей луне. Такасуги и Хиджиката провели весь день вместе. Они практически не разговаривали, но им явно не хотелось оставаться наедине со своими мыслями, а присутствие другого человека стало неким психологическим барьером, сдерживающим их от необдуманных действий. Иногда они обменивались колкостями, но большую часть времени просто курили и расслабленно смотрели вдаль. Будто две радиостанции настроились на одну волну: каждый думал и хотел вещать о своём, но над обоими нависло чёрное облако отчаяния. Возможно, будь они менее упёртыми и более раскованными, им стало бы легче от простой беседы по душам. Но один считал себя «тернистым» и не мог больше смотреть на то, как люди ранятся о его шипы, другой же считал, что его проблемы настолько философские, что ни у кого, кроме него, не хватит мозгов на их решение. Выкурив последнюю сигарету и бросив окурок на землю, Хиджиката наконец прервал затянувшееся молчание: – Сейчас бы рамэн поесть... Пожалуй, пойду я. И да, спасибо за то, что одолжил зажигалку, Такасуги Шинске, – Хиджиката небрежно махнул рукой и неспешной походкой отправился в закат. Смотря на его удаляющуюся спину, Шинске вновь ощутил противную тяжесть уже поднадоевшего одиночества и, прежде чем он смог себя остановить, усмехаясь, прокричал вслед: – Хах, а что, уже детское время? Пора кушать и баиньки? И так ты заканчиваешь каждый свой день? Позорник ты, Тоширо. В твоём возрасте в это время день должен только начинаться. Хиджиката чуть не подавился воздухом, когда услышал свое имя из уст этого наглого криминального субъекта. Последний раз его так называл только один человек, которого уже давно нет в живых. В голове Хиджикаты эхом раздался искрящийся улыбкой голос: «Удачи вам, Тоширо-сан!». Избавившись от секундного наваждения, Хиджиката развернулся к успевшему его нагнать Такасуги. – Зови меня как хочешь, но не смей произносить моё имя. – Ладно, майодурок. Дело твоё. – Ээээ, какого хера? – Так вот, Тоши, – Хиджиката-таки подавился, – Я предлагаю тебе вместо того, чтобы баловать желудок, побаловать другую часть своего тела и получить временное, но эйфорическое удовольствие, – по мере произнесения неожиданной для него самого речи, Такасуги сначала больно ткнул пальцем куда-то в район солнечного сплетения своего собеседника, а затем неопределённо махнул рукой ниже. При этом Шинске успел подойти настолько близко, что Хиджиката ощутил на лице его тёплое дыхание. Тут-то его и подбросило, как блинчик на сковородке. – ОТОЙДИ ОТ МЕНЯ, ИДИОТ! СОБЛЮДАЙ ГРАНИЦЫ! И ВООБЩЕ Я НЕ ИЗ ЭТИХ! Шинске сделал шаг назад, натянув свою фирменную ухмылку: – Да кому ты нужен. Будь я женщиной, то скорее отдался бы тому бомжу, чем тебе. Я вообще-то про другое говорил. Предлагаю посетить Йошивару, развеяться, вспомнить, какого это быть мужчиной... Смекаешь? Можешь даже не пытаться врать. Весь Эдо судачил о том, что дьявольский замком – девственник. Даже в Эдополитане статья на эту тему была. Ты вообще за руку хоть одну девушку трогал? Такасуги ядовито рассмеялся. Пока он говорил, лицо Хиджикаты сменило несколько десятков оттенков, наконец, остановившись на модном в этом сезоне цвете свеженького утопленника. – Тебя не касается, что я трогал, а что нет. Да ты сам поди девственник. Кто захочет с таким отморозком без глаза не то что спать, даже просто рядом сидеть. Выражение лица Такасуги осталось уверенно-непоколебимым. – Просто пошли, Тоши. Схватив брюнета за рукав, Шинске настойчиво потянул его за собой. По правде говоря, ни в какую Йошивару идти ему не хотелось. Женщины были ему давно до заднего места, а его пионер вот уже несколько лет не поднимал флаг по утрам. Но, смотря на яростно возмущающегося, но все же идущего за ним Хиджикату, он ощущал себя измученным жаждой человеком, которому протянули стакан воды. Кажется, с этой дворняжкой можно поиграть. Глаз Шинске недобро сверкнул.