— Я... в порядке… отпусти уже, чёртов Тигр, — мафиози предпринял последнюю попытку отговорить Накаджиму нести его на себе, потому что это очень смущало, но она не увенчалась успехом — Ацуши, что сейчас и без того был на взводе, сначала тихо утробно зарычал, а потом психанул, довольно-таки громко выкрикивая имя брюнета:
— Акутагава Рюноске!!! — Дазай с Чуей одновременно испуганно вздрогнули и переглянулись, вопрошая одними взглядами, и покосились в сторону хрупкого на вид мальчишки. Ацуши шёл очень быстро и, казалось, даже не устал, несмотря на то, что тащил на себе не такого уж и лёгкого Акутагаву. Ещё и умудрился оставить в хвосте бывший Двойной Чёрный, которому приходилось периодически нагонять его. Они даже пытались предложить парню помощь, но Накаджима злобным голосом — практически не отличимым от рыка тигра, — жёстко пресекал эти попытки на полуслове, только подхватывал Акутагаву поудобнее и с двойным рвением начинал идти вперёд, что-то бубня себе под нос. Дазай, на удивление Накахары, молча — за исключением пары вопросов в сторону беловолосого, — шёл всю дорогу, находясь в каком-то шоке от поведения своего кохая — раздражённый и злой Ацуши в гневе мог сравниться с самим Чуей, который сейчас шёл рядом с таким же шоком на лице, ведь по опыту прошедших встреч у него в голове сложился образ робкого, застенчивого и хрупкого юноши, который сейчас смело рушился прямо на глазах; скажи кому-нибудь о таком Ацуши — не поверят, только громко посмеются, приговаривая: «Что? Ацуши — злой и устрашающий? Да он самая милая булочка с корицей, как он может быть жутким?». Ну, не верите — не надо. Эта самая булочка сейчас одним своим видом вызывала нехилое такое опасение, ну, а если ещё вспомнить момент, когда оборотень довёл убийцу до серьёзной такой комы... Да, такой и мухи не обидит — сразу сожрёт без прелюдий и предупреждений.
Зато сейчас рыжик понял, что не такой уж мальчишка и хрупкий — внешний вид оказался очень обманчив (да и сам Накахара был, кстати говоря, тому подтверждением): под робкой личиной скрывался гордый и опасный хищник, готовый разорвать любого врага на мелкие кусочки. Понял и признал, ведь заставить Акутагаву заткнуться и сидеть на... кхм... спине ровно не каждому дано.
— Дальше я и сам справлюсь, спасибо, — сказал Накаджима, остановившись на секунду, из-за чего бывшие напарники испуганно подскочили к нему, готовясь ловить — подумали, что Ацуши всё-таки устал и сейчас попросит помощи или ещё что, но он лишь поудобнее подхватил Рюноске (который чисто инстинктивно обвил руками тонкую шейку беловолосого) под коленки и повернул голову к Двойному Чёрному. — Дазай-сан, все отчёты и ответственность я перекладываю на вас. — Дальше, не дожидась ответа со стороны ошеломлённого таким поведением своего подчинённого самоубийцы, Накаджима свернул в сторону, в один из богатейших районов Йокогамы, и, пройдя достаточно большое расстояние, вскоре совсем скрылся из виду. А Чуя зауважал его ещё больше.
— А он знает, где живёт Акутагава? — смотря вслед удалявшемуся силуэту, спросил Дазай, наклонив голову вбок, к Накахаре. Пара прядок кончиками коснулась лица голубоглазого, несильно щекоча кожу.
— Идиот, он неделю жил с Рюноске, — скрестив руки на груди, мафиози недовольно посмотрел на суицидника сквозь рыжие, мягкими кудрями обрамлявшие лицо, пряди. И застыл, наблюдая, как вытянулось лицо бывшего напарника, а коньячного цвета глаза удивлённо распахнулись. Несколько раз похлопав ресницами, каштановолосый медленно проследил взглядом то направление, в котором недавно ушёл Ацуши, а потом вновь посмотрел на Чую. Тот ответил ему скептическим взглядом, слегка постукивая указательным пальцем по локтю правой руки. До Дазая никак не могло дойти, что хочет сказать Накахара, поэтому он просто, стараясь придать себе наиболее измученный и усталый вид, уставился на рыжика в ожидании разъяснений.
— Болван, Ацуши же и был тем котом. — Воцарившаяся на пару секунд тишина немного удивила голубоглазого, и он уж было подумал, что Осаму попросту отключился от переутомления, но, к его сожалению, вскоре тишину разорвал крик, заставляя недовольно поморщиться, насупливая аккуратный нос, и зажмуриться.
— ЧЕГО-О!!!
— Ты что, совсем не слушал пьяный бред этой чокнутой?
— Как-то не захотелось. Да и спать было охота...
— Кретин. Болван. И-ди-от.
***
Ацуши, игнорируя ломоту во всём теле, через несколько долгих минут всё же донёс мафиози до дома, кое-как дождался, пока лифт, казавшийся сейчас донельзя медленным, сначала опустится, а потом поднимется и откроется на нужном этаже, выпуская двух одарённых на лестничную клетку. И только потом, оказавшись у знакомой двери, Накаджима более-менее расслабленно выдохнул. Ловко извернувшись, стараясь при этом не потревожить раненого Рюноске, Накаджима аккуратно вынул ключи из кармана плаща, одной рукой продолжая придерживать сероглазого под ягодицы, а другой вставляя ключ в замок, чтобы открыть дверь в квартиру. Жилплощадь встретила их тишиной и непроглядной тьмой, только слабо лившийся из соседних комнат свет позволял сориентироваться, куда идти. Мальчишка даже лампу включать не стал, так как благодаря животному зрению прекрасно видел в темноте, и, стоически терпя последние шаги, прошёл в прихожую, а оттуда уже в коридор, не снимая Рюноске со спины, чем вызывал тихое недовольство мафиози. Дойдя до комнаты брюнета, Накаджима мощным пинком ноги открыл дверь, не заботясь о её сохранности, и та с грохотом ударилась об стену. Тяжело отдышавшись, Тигр нетвёрдой походкой и с подкашивавшимися ногами добрался до кровати, повернулся к мебели спиной и аккуратно усадил на неё Рюноске (Акутагава считал, что и сам справится, но после нескольких с треском провалившихся попыток добиться от Тигра понимания сдался). Когда тело мафиози опустилось на мягкую поверхность, мальчишка наконец-то смог позволить себе перестать играть в непробиваемого героя и устало выдохнуть, опираясь руками в колени и слегка согнув ноги; он тяжело дышал, и каждый вздох отдавался нещадной болью в груди и лёгких, а сердце с силой колотилось о рёбра. Казалось, что оно вот-вот выскочит из грудной клетки, оставляя в груди зияющую рану, и с громким хлюпом, продолжая слабо-слабо биться, упадёт на пол, заливая светлый паркет багровой жидкостью, пока из груди будут торчать белые осколки рёбер. Не самая лучшая метафора, но другое сравнение в тот момент в голову мальчишке попросту не пришло — навалившаяся усталость не давала нормально мыслить.
Всё-таки, когда Осаму использовал «Исповедь», побочный эффект в виде утомлённости отражался на нём, Тигре — в такие моменты хотелось просто закрыть глаза и провалиться в глубокий сон, и плевать на работу и самого Дазая с его суицидальными замашками. Ацуши стоически терпел всю дорогу от склада до дома, готовый в любой момент упасть и растянуться на асфальте, оставаясь так до утра, но тяжесть чужого тела на спине и обеспокоенные взгляды, прожигавшие спину сзади, заставляли засунуть свою усталость куда подальше и донести раненого без единого писка, демонстрируя просто нечеловеческое терпение. Но вот сейчас, когда они остались вдвоём, Накаджима припомнил, как они расстались в момент последней встречи — в его человеческом облике, разумеется, но и другой всё-таки тоже учитывался — и
неслабая обида зашевелилась где-то внутри.
Хоть и прошло достаточно много времени, Ацуши всё ещё злился на мафиози за свой нервный срыв и потрёпанные нервы, плюс ко всему ощущалась обида за обвинение в шпионаже (Накаджима понимал, что у Акутагавы были все причины так думать… но всё-таки!). Поэтому он, несмотря на тревожившее душу волнение, всё-таки не решался заговорить первым, умалчивая о *********, лишь стоял и пытался выровнять дыхание посредством глубоких вдохов.
Акутагава же, почувствовав себя дома, на кровати и в спокойной обстановке, издал усталое «ха-а-а», руками упираясь в мягкое покрывало. Неожиданно резко закашлявшись и тут же прикрыв рот двумя руками, сероглазый согнулся пополам, подавляя новый, но на этот раз не такой сильный приступ — всё-таки настойка делала своё дело. Ацуши, услышав хрипы сбоку, повернул голову, косясь на мафиози и продолжая глубоко дышать ртом, пока по лицу медленно стекали капельки пота.
— Ты-ы... кха-кха… Т-тигр.
— Меня зовут Ацуши Накаджима, неужели ты до сих пор не запомнил?! Не Тигр, не оборотень, а Ацуши! — забыв про боль и усталость, беловолосый подскочил на месте, нервно крикнув, и начал сверлить Рюноске двухцветными глазами, на дне которых плескалась сама настоящая
звериная сущность. Довёл. — Что?!
— А сможешь ли ты дать что-нибудь в ответ?..
— Й... я... — голос у Акутагавы вдруг почему-то дрогнул и надломился, задрожал и резко пропал — оставалось только молча закрыть рот и прикусить язык. Было больно, было плохо, было тошно, но это было не сравнимо с теми переживаниями, что лавой сейчас бушевали в душе; он — бесчувственный убийца, киллер, мафиози, а страдал такой фигнёй, как ненужные эмоции и переживания — до чего докатился, спрашивается. Рюноске уж было хотел кое-что сказать, но практически в ту же секунду остановился и с силой впился зубами в губу, до крови прокусывая мягкую кожу. Тонкая алая струйка потекла по подбородку, стекла по шее и запачкала и без того грязный воротник рубашки. Заметив новые распускавшиеся рубиновые цветы на рюшах, Ацуши тут же растерял весь свой запал, успокоился и моментально забыл про былые обиды, взволнованно присаживаясь рядом с мафиози и кладя руки ему на колени, заглядывая в серые глаза.
— Акутагава? — мягкий и нежный, наполненный беспокойством вместе с какой-то странной и успокаивающей ноткой доброты голос окутал его со всех сторон. Рюноске опустил голову, пряча глаза за чёрными прядями волос, но, услышав тихий шёпот мальчишки, медленно поднял подбородок, неуверенно глядя на говорившего. Ртутные глаза с залёгшими от усталости тёмными кругами расширились, стоило ему посмотреть на Тигра, заглянуть в его глаза и поймать взволнованно-встревоженный (он правда волнуется за него?) взгляд в ответ; сейчас, освещённый молочно-бледными лучами, падавшими из не задёрнутого шторами окна, Ацуши сам словно сиял изнутри, олицетворяя собой зверя лунного света, как недавно на складе. Его глаза и молочно-белые волосы блестели на свету, а нежно-персиковая кожа выглядела такой мягкой, что брюнету резко захотелось прикоснуться к ней и подушечками пальцев ощутить всю её нежность и шелковистость, хотелось провести пальцами у основания шеи, медленно спускаясь к ключицам, носом зарыться в пушистые и такие приятные на ощупь волосы, вдыхая их аромат, хотелось крепко обнять и никогда не выпускать
его из обьятий; хотелось целовать эти нежно-розовые, сейчас слегка приоткрытые, губы, провести по ним указательным пальцем, слегка приоткрывая, ворваться внутрь своим языком и сплестись с его, проводя по нёбу, очертить каждый зуб и вновь вернуться к языку мальчишки.
Акутагава, хоть и не владел звериным нюхом, знал запах беловолосого, точно его ощущал. Ацуши пах чаем и немного бирюзовым морем, но почему-то мафиози ясно чувствовал запах риса и едва уловимый аромат... фиалок? Такое сочетание очень нравилось Бешеному Псу — хотелось поцеловать каждый миллиметр шелковистой кожи, слизывая с неё запах, и ощутить его, аромат, на языке, смакуя и различая тончайшие оттенки. А руками, до покалывания в подушечках пальцев, он жаждал пригладить белоснежные волосы в неровной стрижке, пропуская сквозь пальцы короткие пряди; отдельное внимание хотелось уделить неровной чёлке, лесенкой спускавшейся до правой ключицы парня.
Рюноске аж вздрогнул от неожиданности, когда понял, что мысли неожиданно свернули совсем не в то русло, пока он смотрел на освещённого лунным сиянием Ацуши с его испуганно-взволнованным взглядом.
Он не достоин такого взгляда. Ацуши, который сейчас сидел на коленях перед Рюноске, заглядывая своими аметистово-золотыми, где цвета не отделимы друг от друга и образуют совсем новый, двойной оттенок, такими редкими и знакомыми одновременно, глазами в глаза мафиози. Злость, плескавшаяся до этого момента во взоре Накаджимы, куда-то исчезла, точнее, была вытеснена беспокойством, вернув мальчишке его прежний хрупкий и добрый,
ангельский облик. А он, Рюноске, был демоном, полной ему, ангелу, противоположностью: бессердечный, бечувственный и чёрствый, озлобленный на весь мир, готовый идти по головам ради своей цели. Демон, каков он есть.
Но кто сказал, что демоны не могут любить?
Так они и просидели несколько минут в полной тишине, лишь размеренное дыхание да шум машин за окном изредка нарушали умиротворённую обстановку. Ацуши сейчас был перед ним таким открытым, искренним. Любящим. И тишина — нет, не напрягавшая, а успокаивавшая, — совсем не давила. Кое-как оторвав взгляд от глаз напротив, Акутагава, сжав в руках тонкую наволочку, отвернулся, и Ацуши уловил в его взгляде что-то совсем новое, доселе незнакомое... Боль?
— Прости. — Накаджима сначала подумал, что ему послышалось, но на звуковые галлюцинации он раньше как-то не жаловался, и когда что-то тёплое упало на его щёку, он в этом окончательно удостоверился. Рюноске плакал.
По щеке, размазывая кровь и грязь, потекла тонкая прозрачная слеза, а потом, скатившись по подбородку, капнула сидевшему перед ним парню на скулу. В другом глазу брюнета тоже виднелась влага, но она пока не собиралась стекать по лицу, лишь подрагивала в уголках. Сероглазый быстро и резко вытер слезу кулаком, но этого было недостаточно, ведь Ацуши всё равно успел её заметить.
— Акутагава... что...
— Зачем ты всё это делаешь?! Почему?
— А разве это так важно?
— Что? — Акутагава поднял рассеянный взгляд на Ацуши, и тот ответил ему слегка удивлённым выражением лица.
— Какая разница, зачем или почему я это делаю. Я просто
хочу это делать, и мне вполне достаточно такой причины. Я просто хочу быть рядом с тобой.
— Я рядом.
Рюноске вспомнил те тёплые объятия и чувство умиротворения, что посещало его всё то время, что
Ацу жил у него. В груди медленно расцветало что-то тёплое, заставляя сердце биться чаще, разнося горячую кровь по телу.
— Но если ты так хочешь, я отвечу. — Тот силуэт, то тепло, те объятия — все они принадлежали Ацуши.
— Потому что я люблю тебя, дурак. — Крепко сжав подрагивавшие пальцы в кулаки, Ацуши посмотрел прямо в серебряные, с металлическим блеском, глаза, внутри которых сейчас резко вспыхнула какая-то непонятная эмоция. Светловолосый резко зажмурил веки, мигом теряя всю свою уверенность, и раскрыл их только тогда, когда почувствовал вблизи слабое шевеление. Совсем рядом с его лицом оказалось лицо мафиози. Губы опалило горячим дыханием. Рюноске внимательно наблюдал, как едва заметно дрожали пушистые чёрные ресницы, бросая большие тени на щёки, как мелко подрагивали пухлые розовые губы, которые Накаджима сейчас сжал в тонкую полоску, смотрел на насупившийся нос, мягкие скулы и тонкую белую шею с пульсировавшей венкой — и резко захотел припасть к ней губами. Свои пальцы мафиози медленно сплёл с пальцами Накаджимы, когда тот всё же набрался смелости и, не прерывая зрительного контакта, медленно приблизил своё лицо ещё ближе к лицу Рюноске, касаясь губами его губ. Он явно не имел опыта, целовал неумело и неуверенно, поэтому Акутагава решил перенять инициативу, рывком притянув пискнувшего тигрёнка к себе на колени, обхватив ладонями юношеское лицо и резко углубляя поцелуй. В первые несколько секунд оборотень беспомощно застыл, неуверенно ёрзая на коленях черноволосого, но потом, медленно прикрыв лилово-золотые глаза, положил руки на плечи Акутагавы, расслабляясь и полностью отдаваясь новым ощущениям, приятным узлом скручивавшимся внизу живота. Он бы всё отдал за то, чтобы этот момент никогда не заканчивался... Почему-то вдруг представилось удивлённое лицо наставника, и рот Накаджимы сам собой изогнулся в улыбке, заставляя выдохнуть лёгкий смешок прямо в губы мафиози.
Губы у Бешеного Пса оказались холодные, тонкие и слегка суховатые, в то время как у Ацуши губы были горячими, пухлыми и мягкими. Рюноске целовал умело и уверенно (Накаджима предпочёл не думать о том, где он научился так целоваться), сплетаясь своим языком с языком оборотня, и отстранился только тогда, когда им обоим стало нечем дышать. Между ртами протянулась тонкая ниточка слюны, щёки покраснели, а дыхание сбилось, пока они сидели в полутёмной комнате. Ацуши вдруг заплакал — характерно блестели влажные щёки и изредка хлюпал нос. Парнишка прощал мафиози всё прошедшее, не веря, что всё, что сейчас произошло, было по-настоящему.
— Правда? — неуверенно, боясь спугнуть, брюнет опустил одну руку на талию беловолосого, даже сквозь ткань рубашки ощущая тепло юношеского тела. Вопрос слетел с губ прежде, чем Рюноске смог его осмыслить, но это было именно то, что он хотел узнать. С каких пор он стал беспокоиться о словах, когда начал думать о чувствах? Никогда до этого мафиози не боялся услышать «нет»... Как же меняет людей любовь, правда?
— У-угу. — Слёзы всё не прекращались, без остановки выбегая из глаз, но это были слёзы счастья, им было можно.
— Спасибо. — Акутагава поднял металлический взгляд на паренька, сейчас восседавшего на его коленках, так неуверенно сжимавшего в руках ткань его плаща и плакавшего от того, что кому-то нужен. Ацуши сейчас был таким милым с его покрасневшим лицом и заплаканными глазами; он шмыгал носом, периодически вытирая слёзы с щёк, а некогда пушистые ресницы слиплись в толстые иголочки, и Рюноске очень сильно захотелось расправить их пальцами.
— За что? — Накаджима слегка опустил голову, встречаясь аметистовыми глазами с глазами мафиози, и тихо спросил, за что его благодарят. В мальчишечьих глазах брюнет увидел своё отражение, а в глубине зрачков — искреннюю и неподдельную любовь. За что Бешеный Пёс получил её, и к тому же от того, кого он всё время ранил, называя слабаком и ничтожеством, кого так сильно ненавидел и презирал (а потом полюбил), мафиози не знал.
— Такие красивые, — Акутагава переместил руку на уровень глаз Тигра, смотря на двухцветную радужку, сиявшую всеми оттенками жёлтого и ярко-лилового, блестевшую от недавно пролитых слёз.
Они оба изменились в ту ночь… или же нет?
*****
Эпилог
Йокогама, 12:57. Вооружённое Детективное Агентство.
Сегодня был поистине спокойный день — такие выдавались далеко не часто, но в те редкие моменты спокойствия даже работать было приятно. Ацуши практически и не помнил, когда в последний раз было так хорошо. Даже Куникида с Дазаем сегодня не спорили — вот уж точно редкий отдых и умиротворение, когда злобные крики и ответный смех не разносятся по всему помещению, даря чуткому слуху тигра головную боль... А сейчас — тишь да гладь… бла-го-да-ть.
Закончив перебирать бумаги, Накаджима сгрёб их в стопку, пару раз постучав краешками листов по столу, а потом, подперев рукой подбородок, уставился в окно, сквозь которое по помещению медленно ползли лучи полуденного солнца. Погода стояла на редкость хорошая, а это значило, что можно будет затащить Акутагаву на крышу во время перерыва. А если откажется, придётся воспользоваться силой (уж её-то Тигру было не занимать). Воодушевлённый такой мыслью, Ацуши кое-как дождался обеда, и как только часовая стрелка оказалась на цифре двенадцать, радостно подскочил с места, доставая из тумбочки под столом приготовленный с утра бенто (в двух экземплярах), и направился к выходу, что-то насвистывая себе под нос.
— Господин Куникида, я ушёл на перерыв! — предупредил Доппо Накаджима, когда проходил мимо работавшего коллеги. Тот сидел с идеально ровной осанкой, а глаза сквозь блестевшие линзы очков неотрывно следовали за иероглифами на экране, пока пальцы словно жили своей жизнью, достаточно быстро нажимая на кнопки — Ацуши даже подивился скорости печатанья. Пальцы начальника словно порхали по клавишам, с нечеловеческой скоростью набирая тексты.
— Ага, — бросил ему вслед блондин, даже не отрываясь от отчёта на экране ноутбука. В этом был весь Куникида — всегда за работой, строго по расписанию и подробно расписанному плану в блокноте.
— Хорошо отдохнуть тебе, Ацуши. — Наоми, наверное, самая первая заметила странные перемены в настроении их самого молодого сотрудника: оборотень словно светился изнутри, на дне его глаз плескалось искреннее счастье, да и сама аура вокруг него как-то изменилась (говорят, когда человек влюбляется, он становится намного привлекательнее), став более яркой и притягательной. Девушка, разумеется, догадывалась, кто стал причиной такой перемены в Накаджиме — она и Рампо-сан стали частенько подкалывать на эту тему Тигра, но зато все трое громко смеялись, когда обескураженный Дазай искренне спрашивал о причине их весёлого настроения. И всё же Танидзаки-младшая была искренне рада за то, что в печальной и наполненной болью жизни Накаджимы появился такой человек. Школьница сначала была в шоке от выбора одарённого, но вскоре смирилась и даже согласилась, что именно такой человек ему и был нужен. Совет да любовь вам, Шин Соукоку! Наоми рада за вас!
Ацуши уж было подумал, что сможет спокойно и без лишних приключений уйти на перерыв, да не тут-то было — беда пришла оттуда, откуда не ждали. Хотя эту беду и не ждут никогда — хоть за дверьми железными прячься. Была б возможность, мальчишка бы и скрылся, но
он найдёт тебя всегда: Осаму, как магнит к железу, так и липнет к Ацуши.
— Ацуши-и-и, — хитро протянул имя Тигра Дазай, обнимая подчинённого за шею и наваливаясь всем телом на
хилого парнишку. Отсутствовавший до этого самоубийца будто бы из-под земли вылез, причём, не успев появиться, сразу же начал равлекаться, и первой жертвой — уже в который раз, — он выбрал оборотня. — Куда собрался?
— На обед, Дазай-сан, — не обращая внимания на игривый настрой самоубийцы, просто ответил Ацуши, выпутываясь из объятий забинтованных рук, а в мыслях пронеслось отчаянное «Ками-сама, спаси-и-и!». Наивно надеясь, что Осаму успокоится и даст ему уйти, он уж было протянул ладонь к ручке, но она — рука — тут же была перехваченна длинными пальцами. К сожалению, отстранённость и незаинтересованный тон не смогли отпугнуть Неполноценного с глазами цвета коньяка. Отказ только раззадоривал его, как хищника, от которого сбегает жертва.
— Неужели вместе с Рюноске-куном? — не теряя игривого настроя, продолжил приставать к беловолосому Осаму, вновь закидывая руки, но только уже на плечи, и слабо обнимая (увидел бы их сейчас Акутагава — первым делом вырвал бы Ацуши из загребущих перебинтованных рук бывшего семпая, плотным кольцом обхватывая мальчишку покрепче, а затем направил бы клинки на суицидника, и плевать, что «Больше-не-человек» их отменит). Хоть Дазай и говорил так, до него все никак не доходило (!), что обедают вместе они далеко не как друзья (так наивно полагал кареглазый, что они после случая с Ацу стали хорошими друзьями, именно
друзьями). Хотя даже Дазай со своим исхищрённым умом не мог предположить, что у них пойдёт что-то дальше дружбы (которую, кстати, наш Двойной дуэт смело пропустил). Эх, вот вроде бы умный человек, который по гениальности сравнился с самим Фёдором Достоевским, но вот сейчас его сообразительность что-то подвисала и никак не хотела восстановить в голове донельзя простую цепочку. По ходу, синхронизироваться со своим владельцем в такие минуты мозг попросту отказывался.
— Дазай, отстань от него… — Доппо, уж было приготовившийся успокаивать напарника, дабы дать пареньку небольшой шанс улизнуть, оторвался от работы, на целых три минуты сорок семь секунд отставая от своего графика. Но, как оказалось, Накаджима и сам смог ненадолго успокоить мумифицированного идиота. Так что заместителю даже ничего делать не пришлось — разве что одобрительно поправить очки в тонкой оправе, заставляя стекло блеснуть на свету.
— А что, Дазай-сан завидует, что ему не с кем разделить обеденный перерыв? — достаточно безэмоционально, но с толикой игривости, что до этого была у каштановолосого, спросил Ацуши у суицидника, и пока Дазай удивлённо хлопал глазами и застыл на месте с зависшей в воздухе перебинтованной рукой, вышел из Агентства, тихонько прикрывая за собой дверь. На пару минут Осаму застыл посреди коридора с непонимающей улыбкой на лице, только тихо хихикавшая за письменным столом Наоми как-то разбавляла воцарившуюся тишину.
— Это что? Это он меня сейчас уделал, что ли?! — неверяще воскликнул Осаму спустя пару секунд заминки, смотря на Доппо удивлёнными топазовыми глазами. Сам Куникида пытался сдержать довольный смех, но, заметив направленный на него взгляд тёмно-карих глаз, прикрыл смех кашлем, отвечая.
— А шкет-то растёт, — скорее сам для себя отметил эспер, пока возвращался к своему рабочему месту, вновь утыкаясь в отчёты. А Дазай так и остался стоять посреди Агентства, пока улыбавшаяся Танидзаки и Рампо, с засунутым в рот леденцом, тихо переговаривались, хихикая над незадавшимся самоубийцей.
Ацуши, насвистывая себе под нос простенькую мелодию, вышел через задний вход и сразу заметил облокотившегося на кирпичную стену мафиози. Тот стоял, сложив руки на груди и прикрыв глаза, пока ветер слабо колыхал полы его плаща. Акутагава практически сливался с тенью переулка в своём неизменном чёрном, как сама бездна, плаще, но даже это не помешало беловолосому, не прибегая к помощи тигриного зрения, разглядеть его.
— Рю! — радостно воскликнул Накаджима, и на его лице сама собой расцвела широкая улыбка. Мафиози, едва заметно вздрогнув, открыл глаза, ища обладателя любимого голоса, и наткнулся на яркий взгляд приближавшегося к нему паренька. Рюноске, хоть это был и не первый раз, когда Ацуши так улыбался при встрече с ним, не смог скрыть слегка заалевшие кончики ушей — принять то, что так Тигр улыбался только ему, было сложно, но это немножко льстило его самолюбию. Бешеный пёс приподнял уголок губ в хилой полуулыбке, тут же её пряча, что не осталось незамеченным от зоркого тигриного взгляда. Беловолосый сейчас был настолько кавайным и светившимся от счастья, что брюнет прислонил руку к лицу, проверяя, не идёт ли у него кровь (что случалось не так уж и редко, кстати).
— Привет. — Могло показаться, что Акутагава проговорил эти слова практически безэмоционально, но Накаджима,
близко знавший мафиози уже больше полугода, уловил нотки радости в голосе возлюбленного, что сделало его и без того большую улыбку ещё шире.
Максимально приблизившись к Рюноске, Ацуши, поднявшись на носочки, быстро поцеловал его в щёку и под удивлённый взгляд серебряных глаз ухватил за руку, утаскивая за собой. От холодного прикосновения к чужой ладони кожа Ацуши покрылась мелкими мурашками, волной пробежавшими по шее и позвоночнику, поэтому он, стараясь передать немного своего тепла, сплёл свои пальцы с пальцами мафиози.
— Сегодня просто чудесный и тёплый день, поэтому я обижусь, если ты не пообедаешь со мной на крыше, — без
явной угрозы в голосе (но она была, Рюноске-то знал) проговорил оборотень, поднимаясь по лестнице. Акутагава посмотрел вниз, на соединённые его и оборотня руки, и теперь уже щёки против воли покрылись предательским румянцем. Вместо ответа он лишь сильнее сжал тонкую мальчишескую ладонь в своей, покорно следуя за
своим парнем.
Проходя мимо этажа, на котором располагалось Агентство, двое эсперов заметили выходившего оттуда Дазая, широко зевавшего и причесывавшего волосы рукой. Рюноске в ту же секунду оказался намного ближе к Ацуши, рефлекторно обхватывая талию и запястье мальчишки тонкой лентой Расёмона, на что оборотень лишь обречённо-радостно улыбнулся. Дазай, ещё не отошедший от недавних слов подчинённого, удивлённо застыл, таращась на парочку широко выпученными глазами.
— Эй, ты чего застыл? — Кто-то толкнул каштановолосого в спину, а послышавшийся знакомый голос только подтвердил догадку Ацуши, кто это мог быть. Показавшаяся из-за спины детектива голова Куникиды это только удостоверила.— О, добрый день!
— Мгм, и вам, — ответил, кивнув головой на приветствие, Рюноске, и после того, как его несильно дёрнули за руку, продолжил подниматься за Ацуши на крышу. Спустя пару шагов всё здание огласил крик Осаму.
— Ну Куникида, это ведь моя привилегия как наставника — вводить Ацуши в ступо-ор!!! — где-то снизу крикнул Дазай, заставляя двух возлюбленных — даже хладнокровного и малоэмоционального мафиози пробило на смех, — разразиться громким хохотом, ускоряя шаги, звук которых топотом разносился по этажам.
Поднявшись на крышу здания, Накаджима резко смолк и остановился, из-за чего брюнет неловко врезался в него со спины и кинул в сторону своего парня грозный взгляд, сверля того недовольно сжатыми в узкие щёлочки глазами. Рюноске чувствовал, что сейчас начнётся долгая и обыденная нотация от одной булочки с корицей.
— Рю, — пристальный взгляд аметриновых глаз заставил Бешеного Пса недовольно съёжиться. — Почему ты не можешь нормально питаться?!
— А... — Агутагава глубоко вздохнул, в мыслях уже подбирая слова для оправдания (когда это он в них нуждался?), но резко выставленная рука в перчатке прервала так и не начавшуюся речь мафиози.
— Не перебивай, пожалуйста! Мне что, каждый день тебя контролировать, что ли?! Или ты хочешь, чтобы я рассказал всё Гин?! — Тигр искренне беспокоился о мафиози, и эта забота грела душу Рюноске, но он не был бы собой, если бы не прокомментировал слова мальчишки, отмахиваясь от его слов как от назойливой мухи.
— Ничего страшного со мной не случится, если я не буду есть нормально… Раньше же жил как-то.
— Вот поэтому и нет! — грозно осадил его беловолосый, вручая контейнер с приготовленными бенто. — Я старался и готовил это пол-утра! Чтоб съел всё до последней крошки, иначе мне придётся тебя накормить силой, — грозно, сделав акцент на последнем слове, осадил его оборотень, сдвигая брови к переносице и сложив руки на груди. Такая перспектива показалась брюнету заманчивой, но он быстро отогнал,
пока отогнал, эти мысли.
Неожиданно поднявшийся ветерок начал трепыхать волосы и одежду Накаджимы, а вкупе со светившим из-за спины солнцем, мягким ореолом обхватывавшим мальчишку, сделал его фигуру какой-то сказочной, необыкновенной, да и сам он стал похож на спустившегося с небес ангела: длинный ремень болтался позади подобно тигриному хвосту, безвольно поддаваясь приказам дуновения ветра, как и отросшая прядка с правой стороны лица, которая то поднималась, открывая вид на шею парнишки, то мягко её обволакивала, скользя по кадыку и противоположному плечу, иногда неприятно ударяя по глазам. Акутагава так и застыл, сражённый этой картиной наповал. Особого очарования тигрёнку добавляло то, с каким невинно-счастливым выражением лица он придерживал прядку с чёрным локоном на уровне глаз, пока мягкая улыбка тронула его розовые губы, а сапфирово-золотые глаза блестели подобно самым ярким и дорогим камням. Со стороны могло показаться, что Накаджима таким образом пытался флиртовать, но Акутагава, успевший неплохо его изучить, знал, что это естественное поведение мальчишки — Ацуши не требовались никакие трюки и фокусы, чтобы просто быть соблазнительным.
— Чёртов Тигр.
— Я тоже тебя люблю. — Ацуши лишь повернулся к нему вполоборота, даря широкую улыбку и облизывая пересохшие губы. — Рю...
*****
Следующий день, 9:56. Главный штаб Портовой Мафии, кабинет Накахары Чуи.
— Как думаешь, чем сейчас заняты мой и твой подчинённые? — выгнув тонкую рыжую бровь и шурша папкой с бумагами, спросил у Дазая Накахара, пряча в глубине глаз немое раздражение и гнев на чёртову скумбрию за то, что он посмел вновь потревожить его, Чуи, покой и вторгнуться в личное пространство. Палец, одетый в чёрную кожу, раздражённо погнул уже пару листков. Он еле-еле сдерживался, чтобы не запустить в самоубийцу чем-нибудь тяжёлым, но это обязательно привело бы к очередной вакханалии на рабочем месте (и не только), а крушить собственный кабинет как-то не хотелось, поэтому приходилось, скрипя зубами, терпеть чужое присутствие рядом. К тому же за последнее время накопилось много бумажной работы, и Чуя уж лучше потратит время на разгребание всего этого завала, чем будет бездумно бросаться в Осаму чем-нибудь тяжёлым.
Психовать, а точнее, вымещать свой гнев на Дазая за его попытки выбесить, рыжий решил пробовать реже, ведь свои-то нервы было жалко, а если он будет тратить их на одного расточителя бинтов, то они могут очень скоро закончиться, а нервные клетки, как известно, не восстанавливаются. И так достаточно потратил нервов за время работы с чёртовой бинтотрачущей машиной — никаких валерьянок и успокаивающих настоек не хватало, чтобы хоть на немного (если вообще) усмирить гнев сапфироглазого.
— Ну, Ацуши-кун точно будет сидеть в Агентстве над отчётами, а вот насчёт Акутагавы не знаю — он же, как ты точно выразился, не мой подчинённый. — Осаму не понимал, к чему клонит бывший напарник, поэтому решил просто, без скрытых эмоций и подколов, ответить на вопрос Накахары.
— Кха... придурок, — по привычке черкнув ручкой по небольшому листку бумаги, расписывая, он обречённо выдохнул — Дазай же, мать его, талантливый и всевидящий человек (бе-э-э, аж на языке противно), так почему он до сих пор не замечает очевидных вещей?! Эта скумбрия перебинтованная ведь сама сводила этих двоих в одну команду, неужели мозгов не хватило на то, чтобы заметить явно не дружеские отношения между этими двумя? Нет, он точно всё давно заметил или предугадал, просто притворяется... так ведь?
— А почему вешалка для шляп этим интересуется?
«Боже, Дазай, не делай такое непонимающее выражение лица, иначе я рискую тебе поверить», — пронеслось в голове голубоглазого.
— Да так… — лазурные глаза были устремлены на такого же цвета небо за окном, по которому медленно проплывали пушистые белые облака. Окно было приоткрыто, позволяя свежему весеннему воздуху проникать в помещение, хоть как-то прогоняя духоту из кабинета. В принципе, погода для конца апреля стояла хорошая. — Ничего.
— М? — Дазай явно не понял ответа Чуи, наклонив голову вбок и в таком положении смотря на Накахару. Каштановые пряди упали на глаза, слегка прикрывая обзор, а другая часть волос приятно щекотала шею, местами не скрытую слоями бинтов. Не дождавшись от Чуи ответа, Дазай вновь заскучал, но когда почувствовал прожигавший его спину взгляд — сидя на столе с закинутыми нога на ногу конечностями, он расположился спиной к мафиози, поэтому пришлось повернуть голову и часть тела назад, — мумифицированный поинтересовался: — Ты хочешь ещё что-то спросить?
— Нет. Хотя стой, дай-ка подумать… Хм-м… Какого хрена ты забыл в моём кабинете, падла?!
*****
— Послушай, Рю, а почему ты в обычное время не носишь очки? — сидя на скамейке и слегка помешивая горячее какао в специальном стаканчике небольшой ложечкой, Ацуши поднял взгляд двухцветных глаз на Рюноске, задавая свой вопрос. Тигр помнил, что в один из вечеров (ещё во времена его нахождения под «Звериными Чувствами» Накаджима подметил наличие очков у Акутагавы) застал сей необычный предмет на носу мафиози, в тот момент читавшего книгу. Оборотень тогда был очарован таким домашним Рюноске — сидевшим в кресле с книгой в японском стиле в руках и с очками на носу, пока язычки пламени отражались на его коже и волосах.
— Нет повода для беспокойства, — перелистнув очередную страницу, просто ответил ему Рюноске, но, почувствовав направленный на него заинтересованный взгляд, выдохнул и начал пояснять. — Это не обычные очки— в них вместо простых линз вставлены специальные стёкла, препятствующие потере зрения. Что-то вроде подстраховки.
— А-а-а, понятно, — улыбнулся мальчишка, усаживаясь рядом и делая небольшой глоток шоколадного напитка, тут же его выплёвывая и начиная лихорадочно размахивать рукой в попытке остудить обожённый язык; в глазах оборотня собралось несколько капелек слёз, одна даже медленно вытекла из глаза, оставляя после себя мокрую дорожку.
— Тебе надо быть аккуратнее, — недовольно сказал брюнет. Отвлекаясь от чтения, он закрыл книгу, кладя её рядом с собой, и потянулся к светловолосому через весь стол, касаясь ладонью его щеки. — Сильно болит?
— Прости-и, — плаксиво протянул Ацуши, маша теперь уже двумя руками в попытке остудить язык. Он сразу не заметил передвижений Рюноске; только когда почувствовал слабое прикосновение к своей щеке, удивлённо повернул голову в сторону мафиози и уставился на него. Застывший в таком положении Ацуши был очень милым и смешным, и сидевший рядом с ним Накахара тихо прыснул со смеху, хихикая в кулак.
— Дай посмотрю. — От шока или боли, или от всего вместе взятого, мальчишка так и не смог ничего сказать, лишь молча кивнул, внимательно наблюдая за каждым движением Акутагавы. В такие моменты вы-все-ничтожества-умрите-маска давала трещину, выпуская наружу доброго и заботливого Рюноске.
— Выпей чего-нибудь холодного, — после рассматривания языка паренька Рюноске вернулся в прежнее положение, вновь делая незаинтересованный вид, но Ацуши увидел проступавшие сквозь эту равнодушную маску заботу и беспокойство и улыбнулся.
— Хорошо. — Накаджима кивнул и потянулся за стоявшим позади контейнером, где были спрятаны холодные напитки, и наткнулся на очень странное выражение лица наставника. — Эм… Дазай-сан, вы чего?
— Ни-и-че-е-го-о, — обиженно пробурчал Осаму. Во рту он зажимал шоколадную палочку, но сам вид самоубийцы натолкнул Ацуши на мысль, что тот был очень сильно расстроен... ну, и слёзы на лице каштановолосого поспособствовали понятию этой простой мысли.
— Ха... — устало выдохнул Накаджима, всё же беря содовую в руки, и повернулся к Накахаре, спрашивая у него: — Чуя-сан, что это такое с Дазаем?
— Он просто до сих пор в депрессии из-за факта ваших с Акутагавой отношений, точнее из-за того, что он был
последним, кто о них узнал.
— А-а, теперь ясно, — понятливо протянул оборотень, щёлкая баночкой и отпивая немного ледяной жидкости. Кола приятно охладила язык и сняла лёгкий зуд, и Ацуши смог ненадолго расслабиться, поднимая взгляд на цветущую сакуру. Сегодня они вместе с наставниками решили полюбоваться на цветение вишни и пока ещё не пожалели об этом решении: Ацуши занимался приготовлением еды на «праздник», а Рюноске уговаривал Дазая и Чую — с которым получилось сложнее всего — провести этот день вместе (хотя он хотел бы побыть вдвоём с Тигром,
наедине).
Неожиданно подул неслабый ветер, трепыхая ветки дерева, и множество розовых лепестков резко хлынули вниз, вызывая такой своеобразный дождь из цветов. Накаджима резко подскочил, восхищённо уставившись на это. В глазах цвета аметиста и золота отражался чуть ли не каждый лепесток на фоне голубого неба и яркого солнца, а улыбка застыла в стадии восхищения. Акутагава поднялся вместе с Тигром, вставая рядом и сплетая их пальцы. Ацуши на секунду отвлёкся от созерцания сакуры, уставившись на их с Рюноске руки; сам брюнет повернул к нему голову, в глазах читался немой вопрос, но Накаджима лишь мотнул головой, вновь переводя взгляд на дождь из лепестков.
Чуя отпил немного рубиновой жидкости из бокала (с собой притащил, это ведь такой повод — цветение сакуры).
Знаете, я многое пережил за этот год: и боль, и кошачий облик, и смерть той девушки, и неожиданно ответную любовь, и понял кое-что важное.
Многие думают, что все убийцы, киллеры и мафиози однообразно ужасны и бессердечны, частенько забывая, что есть те, кто может быть намного ужаснее их всех, вместе взятых. Если кто-нибудь мне скажет, что все мафиози грубые, бесчувственные и каменносердечные бандиты, я покажу им фото, на котором самые сильные из этих самых «бандитов» сидят и любуются цветением сакуры, расскажу, как рыжий киллер напивается до беспамятства и обнимает ствол дерева-вишни, приговаривая «мое розовое счастье»; как хладнокровный убийца сидит дома и, обнимая меня со спины, смотрит со мной фантастико-романтическое аниме; как главарь самой могущественной и преступной организации одарённых ходит по магазинам и пытается угодить маленькой девочке, наряжая её в милые вещички.
В общем, я не поверю в это. Да, я не могу говорить за всех, но ведь и среди обычных людей тоже есть те, кто намного хуже этих самих мафиози,
и нет зверя страшнее, чем человек.
Нельзя судить только по профессии или внешнему виду, ведь порой, чтобы лучше и по-настоящему узнать кого-то, нужно долго-долго общаться с ним и попытаться понять его душу, а не его внешность. Ведь под холодной маской почти всегда скрывается ранимое сердце. Поверьте, уж это я знаю наверняка.
И ещё — не надо бояться сказать кому-то о своих чувствах. Не молчите, говорите, а если и получаете отказ, не переживайте — всё, что ни делается, всё к лучшему; за тёмной полосой всегда идёт белая, и чем хуже была тёмная, тем счастливее будет светлая.
Ацуши медленно повернул голову к брюнету, а Акутагава в ответ повернулся к нему. Длинная белая прядь с тонкой чёрной полоской колыхалась на ветру, иногда попадая на лицо или глаза, ровно как чёрные с белыми кончиками пряди у Рюноске. Ацуши широко улыбнулся, показывая всю свою любовь и благодарность, и он ответил ему менее широкой, но не менее искренней улыбкой. Их пальцы были ещё крепко сплетены…
— Я люблю тебя, Рю.
— Я тоже люблю тебя, Ацуши. — Где-то в сторонке плакал Дазай, а Чуя обнимал «сакуру-моё-розовое-счастье».
Говорят, что люди могут изменяться, но правда ли это? Если я захочу полететь, у меня вырастут крылья? Сильно сомневаюсь. Мы не меняем себя, мы меняем этот мир.*з
И они изменили — изменили свой мир.
