Тигриные полосы, кровавые Узоры

Можно было сказать, что день начинался как обычно, не считая, конечно, одного феномена. Вообще это и феноменом-то назвать было сложно, и если бы он случился у кого-нибудь другого, то этот другой даже не обратил бы внимания на произошедшую перемену, но только не Акутагава. Рюноске сегодня, впервые за несколько лет, не мучили кошмары... Светило солнце, пели птички, мирно сопел расположившийся на шёлковой подушке кот, бесшумно хлопал серыми глазами Рюноске. В принципе, у Ацуши все последние дни именно так и начинались — с дурацких, чёрт возьми, феноменов. Наступило утро, и Акутагава открыл глаза, несколько раз моргнув ими в полутьме комнаты, удивлённо таращась пару минут в точку где-то на потолке и полностью игнорируя противную, длившуюся с короткими паузами уже не одну минуту, трель будильника. Впервые он чувствовал себя более-менее бодро и хорошо (конечно, по сравнению с его обычным бессонным состоянием) — хоть сейчас иди и убивай врага, устраивая кровавую резню во вражеской организации... Ну, или просто выходи на улицу. А причиной такой невероятной бодрости был всего лишь хороший сон. Такое приятное ощущение, мягким теплом разливавшееся по телу, было очень редким, но оттого столь желанным гостем, прекратившим приходить в последнее время. Мафиози даже не помнил, когда в последний раз не просыпался часа в три в холодном поту и со сбившимся дыханием, а спокойно отдыхал от работы, хоть и с частыми или резкими пробуждениями — а такие ночи можно было по пальцам одной руки пересчитать, и брюнет помнил их все. Но именно эта была, по сути, единственной ночью на практике мафиози, когда он смог спокойно выспаться, даже без пробуждений, и не вертеться туда-сюда, сминая простыню в попытке уснуть, мучимый не то бессонницей, не то уже ставшими такими привычными кошмарами. Фактически, они являлись его вернейшими спутниками на протяжении вот уже десяти, а то и больше, лет. Рюноске даже не сразу сообразил, что наступило утро, но привычно нелюбимая мелодия на будильнике оповещала о начале нового рабочего дня. После отключения этого орудия пыток Рюноске ещё пару мгновений бездумно пялился в потолок, осмысливая прошедший спокойный сон. Мафиози даже не стал прогонять кота, вновь устроившегося на подушке рядом с ним и свернувшегося в этакий своеобразный полосатый клубок, лишь молча встал и пошёл принимать душ, по пути потирая макушку и слабо зевая. Прохладные капли едва тёплой воды приятно били по спине, несильным массажем расслабляя тело, и быстро стекали с плеч Акутагавы на грудь, шли дальше по животу и ногам, барабанной дробью отбивали ритм о пол и стенки кабинки. Чёрные волосы намокли и липли к шее, и с них тонкими струйками стекала вода, примешиваясь к остальному потоку; сам мафиози стоял спиной к дверцам, упираясь ладонями в прохладную стенку душевой, наблюдая, как едва заметный пар медленно оседает на стенках, конденсируясь в росинки; самые большие начинали медленно стекать, собирая по пути другие капельки, смешиваясь в один ручеёк. Рюноске молча следил за тем, как вода стекает по рукам, капая вниз и собираясь в небольшие лужицы, быстро уходя в водосток, но вот мысли в его голове, к сожалению, никуда уходить не хотели — плотно въелись в сознание, прицепились, словно приклеенные, с самого на редкость спокойного утра терзая мозги и выводя на лоб мафиози неглубокие складки. — Мне показалось, или же мне и вправду приснился... — прикрыв ладонью рот, тихо прошептал брюнет, и его слова утонули и смешались в шуме воды, бившейся о стенки душа. Нажав на панели кнопку выключения и не дождавшись, пока душ полностью выключится, брюнет, зацепившись не за ручки, а за сами дверки, раздвинул створки кабинки, выпуская редкий пар и пару струек ещё не прекратившего течь душа, и, простояв так несколько долгих секунд, вышел, становясь ногами на голубой коврик, пальцами ног зарываясь в мягкий ворс. Вода всё ещё стекала с его худощавого тела, заставляя коврик быстро намокнуть; пара капелек упала на пол и намочила его, делая скользким. Повернув голову, Рюноске наткнулся на свой же взгляд в зеркале — мешки под глазами немного разгладились, а глаза в кои-то веки приобрели здоровый блеск, да и сам мафиози выглядел немного посвежевшим. Ацуши проснулся только тогда, когда его кошачий слух уловил едва слышный шум воды в ванной. Громкий рёв будильника его, значит, не поднял, а тихие всплески воды сразу пробудили ото сна... Наверное, привычка, выработанная ещё во время работы в Агентстве — обычно в офисе всегда было либо слишком шумно, либо совсем тихо (что, по правде, было самым опасным и неприятным, ведь тишина наступала только тогда, когда случалось что-то серьёзное), так что Накаджима научился не реагировать на громкие звуки, прислушиваясь скорее к мелким шорохам (и это, кстати, было очень полезно, учитывая, что на тебя постоянно охотились или хотели убить; тут-то внимательность и настороженность не повредили бы). Мелкие шорохи действительно настораживали, особенно если рядом оказывался Дазай-сан; к громким звукам можно привыкнуть, особенно когда знаешь, что они служат этаким своеобразным сигналом, говорящим, что всё хорошо. Ацуши за свою недолгую сознательную жизнь понял, что самое опасное будет поджидать тебя именно в тиши, когда причин для беспокойства вроде нет, но так только кажется на первый взгляд; именно это подтолкнуло его развивать такой вот своеобразный навык. Но в некоторые моменты этот навык скорее мешал, чем помогал. (К примеру, можно было опоздать на работу, не проснувшись от трели противного и обычно громкого будильника — вот почему Ацуши всегда ставил на звонок тихую мелодию.) Котёнок сонно зевнул, высунув шершавый язык, и потянулся, впиваясь небольшими коготками в ткань пододеяльника, выгибаясь при этом дугой и распушив длинный хвост. Честно говоря, Тигр уже привык находиться в шкуре обычного чёрно-белого кота, и если бы не чувство нахлебничества и совесть, то он бы даже согласился остаться домашним любимцем Акутагавы в этом теле, но внутренний голос упорно говорил, что это неправильно и что ему нужно как можно скорее избавиться от силы способности, к тому же находиться рядом с тем, кого люб Рюноске совсем не хотелось по довольно-таки простой и понятной причине: если вдруг случится что-то непредвиденное и Ацуши станет собой, то рискнёт наткнуться на острые клыки Расёмона, а такая перспектива оборотня никак не радовала; плюс ко всему сюда надо было приписать тоску по человеческому телу, которое ему всё-таки было привычнее, и обязанности перед начальством, и работу, и ещё много-много всего ненужного, чем Накаджима любил лишний раз напрягать свою голову. Да, быть домашним питомцем Акутагавы было по-своему приятно, но всё же стоило перестать сидеть на шее мафиози и ещё обязательно извиниться перед ним. Дело было даже не в том, что Ацуши чувствовал себя виноватым перед Акутагавой, ему просто морально было больно находиться рядом с ним. Да, вот тут-то совесть молчала в тряпочку... А ещё оборотень задавался таким вопросом, как «почему вчера вечером я опять стал человеком, а сейчас я снова кот?». А ещё было непонятно, почему, чёрт его дери, он вновь пришёл спать в кровать к Акутагаве?.. Ацуши никак не мог понять, что же им двигало, когда вечером, вновь услышав достаточно громкий сухой кашель, он вновь подошёл к комнате брюнета. Равно как и вчера, когда мафиози ушёл спать, а его сожителю, наоборот, никак не спалось (почему-то всё время думалось об этом самом мафиози). Накаджима, пару раз моргнув от яркого света, встал на ноги, потягиваясь всем телом: пару раз наклонился, касаясь пальцами рук кончиков ботинок, потом выгнулся, хрустя позвонками, и в конце, сцепив руки в замок, вытянул их над головой, подтягиваясь на носочки; в зеркале отражался, так же как и в прошлый раз, почти обыкновенный восемнадцатилетний юноша, если не брать в расчёт округлые тигриные ушки, смешно торчавшие между такого же цвета волос, да длинный тигриный хвост, только придававший ещё большую схожесть с тигром. Ацуши, сев на кресло в позу а-ля «мыслитель», пытался понять, что каждый раз становится спусковым крючком в этом временном преобразовании из животного в наполовину человеческий облик, ведь, может, если он поймёт слабое место дара, то сможет понять, как обойти его без помощи способности «отмены» Дазая. Накаджима честно усиленно думал об этом первые десять минут, ни на что не отвлекаясь, и только потом, пару раз дёрнув полосатым ушком, краем тигриного слуха уловил уже ставший привычным звук кашля, отвлёкся и, как и в прошлый вечер, подошел к комнате Акутагавы. Сначала он всё-таки остановился, заставив уже протянутую конечность, сжатую на дверной ручке, неуверенно задержаться. Накаджима ещё помнил, как сегодня поутру, когда мафиози обнаружил «питомца» в своей постели, чуть не проткнул того Расёмоном (а шкура всё-таки была ему дорога) и под оглушительные крики прогнал вон из комнаты, посылая следом не менее тихие ругательства, попутно пытаясь убить способностью. И он бы это сделал — Рюноске в гневе мог сотворить что угодно, и даже не обернулся бы на ещё свеженький и не успевший остыть труп котёнка с тремя-четырьмя дырками в худощавом теле, истекавший свежей кровью. Разве что брезгливо поморщился бы... И вот, тихо и бесшумно, Ацуши медленно приоткрыл дверь, чуть высунув половину головы в образовавшийся проём, и посмотрел своими слегка светившимися в темноте глазами на умиротворённо спавшего мафиози. Черные смольные волосы поблёскивали при свете, на лбу блестели капельки влаги, слышалось глубокое, но сбившееся дыхание, а пальцы брюнета прочно вцепились в пододеяльник, беспощадно сминая дорогую ткань. Тихо, по-кошачьи, эспер прикрыл дверь до едва уловимого, но только не для животного слуха, щелчка; медленно подошёл, держа руки за спиной, слегка наклонился вперёд и вбок, с внимательным любопытством рассматривая «жертву» перед собой. Серые, похожие на железо или тёмное грозовое облако глаза сейчас были плотно закрыты, а чёрные ресницы практически незаметно подрагивали. Что-то пару раз промычав во сне, Рюноске перевернулся с бока на спину, продолжая спать. У Накаджимы аж сердце от испуга подскочило, и он, быстро и бесшумно прыгнув вниз и прижавшись всем телом к полу, полностью превратился в зрение и слух. И только когда убедился, что Акутагава всё ещё крепко, хоть и тревожно, спит, оборотень медленно, сначала слегка приподнимаясь на локтях и шевеля своими ушками, как локаторами, встал на ноги, с лёгким опасением поглядывая на безмятежного брюнета. Беловолосый вот что понял за те две-три минуты, что прятался практически под кроватью: если Рюноске очнётся, земля Ацуши будет пухом (или, по-простому, он сыграет в ящик). — А Акутагава очень красивый, когда спит... *** Выходные закончились, и это значило, что Акутагава вновь начинает работать... Оборотень же за прошедшие выходные набрался решимости и твёрдо вознамерился сегодня сбежать, чтобы попытаться добраться до Агентства самостоятельно, хоть и понимал, что его шансы равны нулю, и знал, что та девушка-эспер обязательно захочет его найти — не зря же она использовала свою способность именно на нём и попыталась сделать его своей шестёркой? Только вот зачем... Конечно, хотелось бы разобраться в странных «глюках» этого, так сказать, образа, но лучше всё-таки первым делом вообще от него избавиться, а уж потом, сидя в офисе и попивая горячий чай, думать, что да как. «Интересно, а ищет ли меня Дазай... или хотя бы заметил моё отсутствие?» — Что-о, Ацуши нет уже третий день? — Тигр прямо-таки представил удивлённое лицо наставника, когда тому, развалившемуся на диване с наушниками на голове и подпевавшему какой-нибудь песне о самоубийстве, сказали, что их самый работящий и пунктуальный (после Куникиды, разумеется) сотрудник не явился на работу. А может, он как раз-таки это заметил, но решил пустить всё на самотёк? — Что-о, Ацуши так и не нашёлся? Не переживай, наверное, захотел прогуляться и ско-ро придё-о-от. «В этом и есть весь Дазай..» — как-то обречённо подумал Накаджима, представляя своего семпая, но уже сидящего на стуле с закинутыми на стол скрещенными ногами, читающего книгу в ярко-алой обложке, с любимой темой для Осаму — «Самоубийства для чайников». Он бы, как обычно, попытался отвертеться от работы, а злой Куникида, держа в руках свой блокнот, стоял бы над ним и спрашивал, где его кохай прохлаждается... — Как-то так... — вокруг котёнка повисла какая-то странная атмосфера безысходности, даже хвост обречённо повис, волочась чёрным кончиком по ламинату. Когда Рюноске, вышедший из ванной, прошёл покоридору вперёд, то чуть не споткнулся об животное. Сначала он громко обматерился всеми добрыми и не очень словами, а потом застал своего «питомца» в таком прострационном положении — застывшим посреди коридора как статуя, не реагировавшим на посторонние звуки. Рюноске пару минут простоял со сложенными на груди руками, недовольно прожигая кота металлическим взглядом, а потом, нервно выдохнув, медленно подцепил Ацу ногой за брюхо, аккуратно отодвигая его в сторону. Ацуши смешно прокрутился и проскользил по начищенному полу, плюхнувшись и легонько ударяясь головой об стенку, а потом упал в позу звёздочки из-за разъехавшихся лап, обиженно (коты, оказывается, так могут) надув мордочку и хмуро взирая на брюнета снизу вверх, пока в глазах плясали ещё одни звёздочки. Неожиданный приступ поймал Акутагаву на пороге кухни, и тот, крепко вцепившись пальцами в дверной косяк, согнулся пополам, зажимая другой рукой рот. Ацуши же, услышав болезненные хрипы и жуткий кашель, наконец вышел из прострации, вскакивая на ноги и подбегая к хозяину поближе, и когда котёнок увидел странное поведение Рюноске, сначала пришёл в немой шок, который вскоре сменился на порядочный такой гнев. Он стоял практически под мафиози, и поэтому, когда брюнета спустя минут пять отпустило и он убрал руку, протирая тыльной стороной ладони губы, смог заметить, как что-то красное растеклось по коже, просачиваясь сквозь пальцы, немного пачкая рукава свитера и несколькими крупными каплями тяжело падая на пол. Кровь. Так, до болезненного хрипа, крови и содранного горла, происходило не так уж и редко, а с каждым годом случаи кровавого кашля всё учащались, осложняя работу и часто отвлекая мафиози, заставляя как можно скорее скрыться где-нибудь в коридоре, убирая следы с лица, в итоге распускавшиеся на ткани платка свежими кровяными бутонами. Но мальчишка-оборотень, разумеется, всего этого не знал. Ацуши, долго смотря на растекавшиеся по полу капли, разозлился, сверкнув глазами в сторону упрямого мафиози. Со всей силы он оттолкнулся лапами от пола и резво убежал под слегка удивлённый такой реакцией взгляд брюнета. Но в итоге, отмахнувшись и ещё пару раз кашлянув, Акутагава сполоснул руки водой из-под крана, наблюдая, как испачканная его кровью розоватая жидкость уходит в водосток, оставляя в воздухе после себя только слабый, едва-едва уловимый металлический запах. На языке было противно, в горле — раздражающе сухо, а руки, как у наркомана, едва заметно подрагивали. Повернув ручку крана в холодный режим, Рюноске налил себе целую кружку воды, желая как можно скорее утолить жажду и смочить глотку. Прозрачные бусинки жидкости в мгновение ока появились на стеклянной поверхности стакана, делая зеркальную поверхность мутной и скользкой, но Рюноске этого даже не заметил, быстро выпив содержимое до последней капли, а из-за небольшой тряски рук несколько капелек вылилось из кружки, падая на пол и стол. С довольно громким звоном брюнет поставил стакан на стол, чуть его не разбив, и оперся о столешницу руками. Опустив голову, он позволил несколькими смольным прядям упасть на лицо и, закрывая глаза, так и застыл безмолвной статуей, крепко, до побелевших костяшек сжимая пальцы на столешнице. Очнулся Акутагава только тогда, когда услышал негромкий скрежет когтей по полу, и следом его штанины коснулось что-то холодное, пару раз дёрнув за её края. Опустив взгляд вниз, мафиози наткнулся на пару глаз цвета фиалок и полуденного солнца, и глаза эти как-то недобро сверкали, напоминая решимость во взгляде Тигра. Рюноске, сжимавший пустой стакан нервно трясшейся рукой, лишь молча наблюдал, как питомец, пару раз шевельнув хвостом, ловко запрыгнул на столешницу, не сводя с Акутагавы своих кошачьих глаз с суженными зрачками; и без этого иголковидные, сейчас они сжались ещё сильнее, явно говоря об очень сильных эмоциях своего маленького владельца. В зубах малыша поблёскивала до боли знакомая баночка с настойкой. Акутагава удивлённо хлопал глазами, смотря сначала на Ацу, а потом на пол, с которого тот запрыгнул. Котёнок многозначительно посмотрел сначала на брюнета, а потом на зажатый у себя в зубах пузырёк. — Я не буду это пить, — грозно, слегка порыкивая и хрипя, проговорил Рюноске, понимая требование его персонального ада. Ацу сначала смерил его грозным взглядом, а потом, загоревшись какой-то странной (и явно не очень приятной для Акутагавы) идеей, улыбнулся уголком рта (а коты разве вообще улыбаются?). Над его головой ещё горела невидимая лампочка, когда он аккуратно поставил лекарство рядом со стаканом, устало выдохнув, и вновь устремил взгляд на черноволосого. Тот даже ойкнуть не успел, когда маленькие, но ощутимо острые коготки и зубы вцепились в рукава свитера, до боли впиваясь в бледную кожу — следы точно не пройдут еще дня два-три. — А-а, чёртов комок шерсти! — энергично замахав укушенной рукой, за которую ещё держался Ацу, брюнет резво вскочил, отпрыгивая от раковины и начиная судорожно размахивать этой самой раненой конечностью. Он, конечно, попробовал призвать Расёмон, чтобы отцепить «бешеное» животное, но из-за недавного приступа не смог этого сделать: способность-то появилась, в виде тонкой чёрной ленты, но, поискрившись пару раз красными молниями, тут же вернулась обратно в свитер. Ацуши понимал, что пользуется нечестными методами, нападая в момент слабости Рюноске, но ничего не мог с собой поделать — цель оправдывала средства, как говорится. Вскоре мафиози надоело как ненормальному скакать по квартире в попытке отцепить этот «несчастный облезлый комок, которому осталось жить меньше часа, если он сейчас же не разожмёт свои поганые челюсти» от себя, и обречённо присел на стул, кладя руку с животным на стол. Ацу предупредительно рыкнул, слегка ослабив хватку, и кивком полосатой головы указал на небольшую баночку из тёмно-коричневого стекла, как бы говоря: «Вперёд, я жду». Брюнету только и оставалось, что устало выдохнуть, когда Ацу наконец ослабил хватку на руке, медленно убирая зубы из руки и свитера, и подняться, проходя к столешнице, беря в руки баночку и начав читать этикетку. Ацуши всё это время неотрывно наблюдал за ним, сложив мохнатые лапки с уже убранными когтями друг на друга, слабо помахивая хвостом. Как мать, которая следит за тем, чтобы получивший двойку сын сидел и смирно учил уроки. «Надзиратель хренов», — мысленно окрестил его Акутагава, но послушно теперь ясно, кто у них в семье будет за главного налил несколько капель в подготовленную воду, одним махом выливая в себя содержимое кружки. Жидкость оставила после себя странное послевкусие, и Рюноске, пару раз проведя языком по нёбу, почувствовал слабый привкус мяты и каких-то горьких трав. Повернув лицо к ждавшему Накаджиме, он выгнул бровь, смотря непосредственно на стол. «Доволен?» «Да». Такой вот у них был диалог одними глазами. «Убью на ***». *** — Накахара-сан. — М? — рыжеволосый мафиози вопросительно вскинул бровь, отрываясь от бумаг ради вошедшего в его кабинет Акутагавы. — Господин Огай просил передать, что Дазай Осаму хочет встретиться с вами. — Чё?.. Ацу, до этого спокойно лежавший в расслабленной позе на столе Накахары, резко проснулся, вскидывая и оттопыривая чёрно-белые ушки, вслушиваясь в каждое слово «хозяина». — На кой хрен эта перебинтованная скумбрия хочет переговорить? Если хочет признаться в своей долбанутости и слабоумии, то я это знаю уже давно, — вернувшись к многочисленным отчётам, проговорил Чуя. Да, жизнь мафиози — это не только убийства и ночные расправы, но и такое слово, как бумажная работа, или же «никому не сдавшаяся бумажная волокита, и на кой хрен она вообще нужна» работа, выражаясь словами самого Накахары. А вот Ацуши эта возможность показалась манной небесной, и он, напрягшись, уже был готов выскочить отсюда и сам пойти на поиски Осаму. Звякнула и качнулась подвеска на ошейнике, блеснув в лучах солнца, пробивавшихся через незакрытое окно комнаты. — Так и передай. — Накахара-сан, это вы можете сказать ему лично. — Не успел рыжеволосый уточнить, что его коллега имел в виду, как тот отошёл на три шага влево и встал у стены, скрестив руки за спиной, тем самым открывая обзор на незакрытый дверью проём, в котором, приветливо помахивая перебинтованной рукой, стоял сам Дазай Осаму — суицидник со стажем и талантливый детектив в одном лице. У Ацуши аж глаза загорелись, когда он увидел каштанововолосого в дверях, и, не дожидаясь, когда тот подойдёт, сам подскочил и понёсся прямиком на мужчину, на ходу прыгая тому в руки. Самоубийца, естественно, способность не использовал, но прыгнувшего ему на руки котёнка сжал, удивлённо хлопая тёмно-карими глазами на пушистый белый в чёрную полосочку комочек. — Ва-ай, это что за прелесть?! — вытянув вперёд руки и держа кота на весу, спросил Дазай, сверкая глазками, в которых даже странные звёздочки засверкали. — Чуя, неужели твой? — Ага, делать мне больше нечего, кроме как бродячих кошек по помойкам подбирать, — прорычал ему в ответ мафиози, прячась за горой бумаг. — У своего бывшего подчинённого спроси, чёртов предатель. Рюноске при последних словах заметно напрягся, а взгляд его стал стеклянным и холодным, подобно льдам Северного и Южного полюсов.Ой не к добру-у-у... — Чу-уя, почему ты такой злой? Вот мой нынешний подчинённый никогда не ругается и всегда такой милый, не то что ты, злая бука, — не обратив внимания на резко потяжелевшую атмосферу в комнате (или же не захотев его обращать), Дазай, придерживая Ацу на руках, подошёл прямо к рыжеволосому, усаживаясь на его стол и закидывая ногу на ногу. Устроив пушистое чудо на коленках, Осаму начал доставать Накахару, и тот отвечал ему либо угрозами, либо кулаком в спину (весьма заслуженно, кстати). Ацуши же, в отличие от наставника, атмосфера в комнате не понравилась; став какой-то тяжелой, вязкой и тягучей, подобно мёду или дёгтю, она не давала Накаджиме нормально вдохнуть. Акутагава так вообще пугал: стал мрачным, с жуткой аурой, кое-где стал проглядываться его Расёмон, а на полах плаща мелькнули тонкие-тонкие красно-чёрные молнии. «Дазай-сан, как всегда, не подумал», — мысленно ругась на наставника, мальчишка едва заметно напрягся, прижимая треугольные ушки к голове. Вот сейчас он к Рюноске даже под страхом смерти не подойдёт — его всё равно убьют, но только изощрённее, с явным наслаждением и холодным лицом, медленно вонзая острые клыки Расёмона в тело, оставляя множество кровоточащих ран, и будут делать это очень медленно, вымещая всю ненависть и гнев, накопившиеся в душе. «Мне вот интересно, а он специально решил позлить Рюноске или всё же случайно? — подняв мордочку на довольного детектива, преспокойненько сидевшего на столе и старавшегося как можно сильнее поддеть бывшего напарника, Ацуши сам для себя озвучил и так очевидную вещь: — Нет, всё же специально. Такие, как Дазай Осаму, никогда ничего не делают просто так». — Так, а теперь, пока я тебя не убил, признавайся: на кой хрен ты припёрся сюда посреди рабочего дня и потребовал встречи со мной? — Кто знает, кто знает, — болтая длинными ногами в светлых брюках, загадочно протянул детектив, сверкая глазами в сторону бывшего соратника; тёмные ботинки тихо стукнулись о деревянную поверхность, слегка её царапая. — Да-аза-ай... — Ладно-ладно, — подняв руки в жесте а-ля «твоя взяла», весело проговорил Осаму. — Дело в Ацуши-куне... — В парне-тигре? — на всякий случай уточнил мафиози, выгибая рыжую бровь и отрываясь от своих бумаг. — Да. Помнишь, пару дней назад на нас напала девушка-эспер? — Эта сумашедшая? Помню, а что? — Рюноске всё ещё стоял возле входа безмолвной статуей, даже не шевелясь. — А то, что после странного дыма, помогшего нашей таинственной убийце уйти, вместе с ней пропал и Ацуши, — как бы между прочим ответил Дазай, поглаживая кота; Накаджима на коленях мужчины натянулся как вытянутая струна, принявшись вслушиваться в речь наставника с особой внимательностью. — Что?.. — тихо спросил Рюноске, обращаясь куда-то в пустоту. Дазай то ли не услышал вопроса брюнета, то ли услышал, но не придал этому значения, и всё же ответил: — Я подумал, что мафия, возможно, нашла нашу убийцу, а она может знать, куда делся мой подчинённый. — Нам стала известна её личность. Нора Канеки. Была замужем за Ондо Канеки, который несколько лет назад был убит нашими людьми, вот она и мстит мафии. К сожалению, наши люди пока её не нашли... Чего? — Чуя вопросительно уставился на Дазая, на лице которого потихоньку расплывалась хитрая улыбка. — Хи-хи, Чу-уя, ты только что сам признался, что ничего без меня не можешь! Да скорее Ацуши признается Рюноске-куну в любви! — Да-аза-ай... — и тут Осаму, явно не ожидавший такого, получил удар сразу с двух сторон: от Накахары, влепившего очень сильный подзатыльник, из-за которого в глазах каштановолосого заплясали мелкие звёздочки, и от Ацу — резкую боль в виде воткнутых в его ногу когтей и устрашающего звериного рыка; то выпуская, то вновь втягивая когти, котёнок не прекращал утробно рычать, говоряще глядя в глаза самоубийце, пока рыжий мафиози его добивал. А Рюноске, когда услышал последнее восклицание Дазая, резко приложил руку к лицу, другой хватаясь за стену; почему-то мысль о том, что Ацуши, краснеющий по самую шею и нервно мнущий ткань рукава его белоснежной рубашки, признаётся ему в любви, заставляла сердце биться чаще, разгоняя кровь. Образ такого Накаджимы неожиданно вызвал яркий румянец, и он внутренне поблагодарил богов (в которых не верил), что Чуя и Дазай сейчас слишком заняты и не видят такое несвойственное проявление эмоций на вечно холодном лице Бешеного Пса. — Ай-ай-ай! Чуя, прекрати! — Да я сейчас так прекращу, что ты, к превеликой радости окружающих, сдохнешь наконец в сильных муках, мразь!!! — злить Накахару Чую не стоило. Вообще гнев рыжего мафиози был прямой дорогой в реанимацию и травматологию, причём в оба места одновременно, если сразу не в морг. Ацу сидел на столе в той же позе — лёжа, положив лапы друг на друга, и только нервно дергавшийся кошачий хвост выдавал раздражение животного, да злой блеск двухцветных глаз добавлял образу рассерженности. Глаз, как у Накаджимы Ацуши... Чёрт, Рюноске, хватит об этом думать. — Всё-всё, я понял! Извини, — зажатый в углу комнаты Дазай, поднимая перебинтованные руки ладонями вверх, громко прокричал извинения, но, разумеется, не искренние. — Сдаюсь! — Пленных, бл*дь, не берём, — продолжая надвигаться на Дазая, грозно и мрачно проговорил Накахара, сжимая в руках тяжелую лампу, взятую со стола; слова эти он практически прорычал, и если кто-то еще был не в курсе его способности, то мог бы смело назвать рыжеволосого оборотнем. — Чуя!.. Йокогама, 16:49. Штаб-квартира мафии. Кабинет Чуи Накахары. Посреди комнаты, прямо на голом полу, лежал двадцатидвухлетний мужчина с перебинтованным телом. Белые полосы виднелись на шее и руках каштановолосого, а сам он, раскинув руки и ноги этакой своеобразной «звездочкой», лёжа в нокауте, напоминал свежий труп, и если бы не редко вздымавшаяся грудь, то его и вправду можно было принять за неживого. Хозяин кабинета же сидел за своим рабочим столом чуть поодаль, а на ближайшем диванчике расположился черноволосый мафиози, хмуро смотревший на бывшего семпая слегка уставшим взглядом глаз цвета грозового неба. Ацуши, который всё ещё злился на длинный язык наставника, полусидел-полулежал рядом с Чуей, а кончик пушистого хвоста безжизненно свесил со стола и изредко раскачивал им туда-сюда. — Эй, скумбрия, долго ты собираешься там дрыхнуть? — продолжая заполнять бумажки, словно ничего и не было, спросил Накахара. — ... — Если ты не встанешь и не уберёшь свои ноги с моего дорогущего ковра на счёт три, я клянусь, тебя вынесут ими вперёд... Раз. — Но, Чуя, я даже... — Два... — Я... — Тр... — Встаю-встаю! — энергично подпрыгнул Осаму, потирая правой рукой пострадавшую спину, и в первые секунды он даже выглядел бодрячком, но вскоре шок прошёл, и на детектива разом навалилась вся боль от побоев Накахары. Завтра всё тело точно будет болеть, а на коже расцветут порядочные такие синяки. С тихим, похожим на старческое, кряхтением он уселся на диванчик недалеко от Акутагавы, немного недовольно сверля рыжего мафиози взглядом тёмно-карих глаз. Ацуши, всё ещё мирно сидевший возле высоких стопок бумаг с различными квитанциями, отчётами и бланками, решил и сейчас попробовать «дозваться» до Осаму; встал, по-кошачьи (хотя сейчас он ведь и есть кот) выгнулся, хрустя спинными позвонками, мягкие лапки растопырились, выпуская наружу пять ровных полупрозрачных коготков с каждой стороны; шершавый язычок он также высунул при зевке, и после, дёрнув головой, спрыгнул со стола, идя по направлению к суициднику. Грациозно прошествовав от стола к диванчику, Ацуши ловко запрыгнул на коленки детектива, выразительно посмотрел тому в глаза, а потом, не отрывая пурпурно-жёлтого взгляда, медленно вытянул голову, начиная тереться ею об раскрытую ладонь каштановолосого. Накаджима в лучшем случае ожидал, что Дазай поймёт его намёк и использует «Исповедь» на нём, но, к сожалению, всё прошло с точностью до наоборот: Осаму радостно подхватил питомца на руки, враз забывая про «обиду» на рыжего напарника, и начал тискать зверька. — Хочешь, чтобы тебя погладили? Какой лапочка!! Неужели твой хозяин не уделяет тебе достаточное количество внимания? Рюноске-кун, ты должен больше играть с домашним питомцем! «Даза-ай-сан, почему вы такой невнимательный». — Миссия была завершена, итог — полное поражение. — Интересно, как тебя зовут, — Дазай внимательно оглядел тонкий кожаный ошейник с небольшой блестящей подвеской, покрытой тонкий слоем позолоты, и прочёл выгравированное красивым витиеватым почерком имя: — Ацу... Даже на ошейник не поскупился, а, Рюноске-кун? — Сестра купила для этой головной боли, — слабый кивок головы в сторону «боли» и недовольный взгляд двухцветных глаз с вытянутым зрачком и удивлённый карих. — Ну что же ты так отзываешься о своём питомце? — ... — Дазай, отстань от него, пока я тебе не вмазал. — Понял. — Эй, Акутагава-кун, — Осаму уже успел расположиться по-другому: закинув ноги на спинку дорогой кожаной мебели, а голову свесив с сидушки, он держал Ацу на вытянутых вверх руках и с безэмоциональным лицом и таким же голосом обратился к брюнету. — Если он, — кивок в сторону котёнка, — так тебе не нравится и ты так бесишься из-за одного его присутствия, почему же ты его оставил? Кстати, а ведь правда, почему он оставил котёнка у себя, хотя мог тогда, в подворотне, молча убить его ещё при первых попытках задержать потенциального хозяина, когда ему довольно крепко вцепились в брюки мелкие острые зубки. Почему? Он слишком похож на него? На скромного и слишком доброго Ацуши, при взгляде на которого хочется раз и навсегда стереть эту яркую улыбку с лица... *** Всю дорогу до дома компания шла молча — Рюноске явно думал про слова бывшего семпая, а Ацуши не переставал молча дуться, расстраиваясь провалившейся затее. Они вместе прошли мимо старого переулка, и котёнок, сначала не обративший на него внимания, через пару шагов удивлённо застыл, хлопая глазами, а потом резво подскочил с места, возвращаясь и таращась туда. Если Накаджима сейчас свернёт в этот переулок, повернёт и немножко поплутает среди поворотов, то в итоге сможет выйти к зданию Агентства. А там уж Рампо-сан догадается, что это Ацуши в теле кота, и Дазай снимет с Накаджимы способность. Здорово!! Мальчишка в последний раз взглянул вслед удалявшемуся Акутагаве и, тяжело вздохнув, нырнул в промежуток между зданиями. Мафиози, почувствовав что-то странное, остановился и посмотрел назад. Не увидев поблизости кота, он помрачнел. — Всё-таки он... — Так-так-так, кто же это ту-ут? — бродивший среди каменных стен уже около десяти минут Ацуши испуганно вдрогнул, застыв на месте, словно статуя, стоило ему только услышать недовольно-разочарованный и одновременно с этим предвкушающий возглас. Знакомый голос. Медленно поверув голову назад, котёнок наткнулся на высокий женский силуэт, прятавшийся во тьме переулка; тень от стен из красного кирпича, со старыми и новыми граффити и с кое-где отвалившейся краской, прятала в себе убийцу-эспера, а рядом с ней можно было различить два звериных образа, стоявших по бокам от неё. Девушка медленно вышла из мрака, а следом за ней, бесшумно ступая розовыми подушечками лап по грязной дороге, вышли её звери-охранники: огромный рыжий тигр и достаточно большой волк серой окраски. — Долго же ты от нас прятался. — Протянув руку за ухо зверю, она немного почесала серого хищника, вызывая довольный рык зверя. У Ацуши глаза испуганно метались из стороны в сторону, ища пути отступления, а мозг начал лихорадочно искать возможность сбежать. Девушка тем временно медленно подошла к Накаджиме, слегка приподнимая солнцезащитные очки, и равнодушным взглядом светлых глаз уставилась на котёнка. — А-а-а, наконец-то мы встретились, — неожиданно рядом раздался ещё один голос, и там, откуда вышел сам Ацуши, появился Акутагава собственной персоной. Казалось, что тьма обволакивала всё его тело, прячась ото всех до этого момента и высвобождаясь только сейчас. — Что, решила воссоединиться со шпионом? — Шпионом? — полностью сняв очки, девушка несильно сжала их в руках, смотря то на стоявшего перед ней мафиози, то на котёнка. — О, всё понятно... А ты из Портовой мафии, верно? — А тебе какое дело? — слегка нагнувшись, Акутагава приказал Расёмону приготовиться, и тот, внемля приказу хозяина, заискрился множеством красных молний, чёрной пастью отделяясь от плаща мафиози, всем свои видом источая опасность.Дёрнешься — убью обоих. — Да так, есть одно, — слегка опустив подбородок, пряча медленно появлявшуюся коварную улыбку, ответила эспер. Длинные волосы скрывали её глаза, но ярко читавшуюся в них ненависть они скрыть не смогли. — Взять. Тихий приказ, но для тонкого животного слуха хорошо уловимый, и звери, напоследок рыкнув и оскалив длинные клыки, набросились на брюнета, в прыжке выпуская острые когти. Рюноске в ту же секунду послал Расёмона вперёд, и чёрный зверь, отбивая атаку сразу двух хищников, мощным челюстями откинул их же в разные стороны, швыряя об стены. Животные с жутким грохотом вместе с облаками кирпичей и мусорных баков тяжело упали вниз, но продолжали скалиться и рычать, а из небольших ран тем временем вытекала ярко-красная кровь, растворяясь в грязной воде луж. В воздухе витала пыль, стоял какой-то зловонный запах, но Рюноске, пару раз откашлявшись, обернулся назад, прикладывая ладонь с согнутыми пальцами к губам. — Так, а теперь ты, — но девушки уже и след простыл — в переулке никого не было, включая Ацу, лишь слышались тихое завывание ветра и едва уловимый звук падения воды, когда капля, падая, ударялась об лужу. Брюнет хотел было как-нибудь допросить животных, но те тоже успели скрыться, оставив после себя две огромные вмятины на стенах и мокрые следы на грязной дороге. — Какого... Спустя час Рюноске оказался у себя в квартире, но сегодня уже без «сожителя». Он, как обычно, снял обувь, прошёл в гостиную, повесив плащ на специальный крючок, и, расстёгивая рукава, удалился в спальню. Остаток этого дня и весь последующий Акутагава Рюноске провёл в полном одиночестве, сидя у камина с книгой, выполненной в японском стиле. ***** — Нора Канеки, значит... — расположившись в мягком кресле, Акутагава задумчиво смотрел на сжатую в его руках информацию о девушке, недавно встреченной им в переулке, или, если быть точным, о серийной убийце, от рук которой погибло достаточное большое количество подчинённых Накахары-сана. Отчёт в целом не нёс в себе ничего интересного: способность девушки указана не была, профессия тоже, возраст — двадцать семь лет, являлась вдовой; муж был лейтенантом в полиции, погиб при исполнении — вот, в принципе, и всё, что можно было узнать из анкеты, а остальное для Рюноске уже было как-то не важно — зачем ему, к примеру, нужно было знать о её хобби или образовании, если девушка всё равно скоро умрёт. Прямо напротив него в другом кресле сидел глава мафии — тёмные волосы чуть выше плеч, чёрный длинный плащ и брюки визуально делали мафиози старше и каким-то более жутким, чем он выглядел на самом деле (но все равно он был намного опаснее), и только красный, резко контрастировавший с остальной одеждой шарф сейчас безжизненно повис на плечах, спускаясь практически до пола, но Хирург даже не потрудился его завязать; алый, словно свежая кровь, цвет сильно выделялся из мрачного гардероба мужчины. Руки в белых перчатках сжимали тонкую ножку бокала, наполовину наполненного дорогим французским вином; сам Огай сейчас задумчиво смотрел на Акутагаву, а потом, тяжело вздохнув и поставив бокал на близстоявший столик рядом с тёмной бутылкой Inglenook Cabernet Sauvignon Napa Valley*, спросил: — То есть ты утверждаешь, что тот котёнок был что-то вроде её шпиона? — Ага. — Рюноске на несколько секунд поднял взгляд, а потом вновь опустил его, продолжая изучать информацию, перевернув идеально ровный листок. — Позавчера, когда я возвращался домой и на пару мгновений отвлёкся, он удрал для встречи с Канеки в переулке за магазином «Book&Pictures». Разговор я, к сожалению, не расслышал. Решил убить, но девушка исчезла в созданном ею же дымом, похожим на тот, в котором она скрылась и в прошлый раз, предварительно прихватив с собой кота. Всё это я уже доложил Накахаре-сану, — закончил брюнет, поднимая взгляд на главу. Мельком взглянув в окно, пока Мори сидел и обдумывал ситуацию, Рюноске устало выдохнул. Но, даже несмотря на холодное и равнодушное лицо, в душе мафиози — по ощущению — словно была глубокая дыра или кровоточащая рана, а сердце с каждым ударом болезненно сжималось. И причиной этому был один мальчик-сирота с ясными, как два блестящих аметиста в дорогой золотой оправе глазами. О том, что чувствовал, брюнет не поделился бы даже с Гин. После предательства (а можно ли вообще было назвать его таковым?) и исчезновения Ацу, этого мусора и сброда, в квартире Акутагавы стало как-то мрачно и тихо, как прежде, словно её покинуло что-то важное, что-то нужное, кто-то важный. Неизвестно, почему, но пока котёнок был у Рюноске, дом мафиози наполняла какая-то чистая и по-своему приятная атмосфера, пропавшая и словно вырванная отсюда, такая... Мафиози обычно чувствовал такое умиротворение рядом с Ацуши, в моменты их редких случайных встреч или когда Дазай умудрялся оставить их вдоём, по-тихому сбегая от парочки. Такое теплое и уютное, когда Тигр искренне и от всего сердца улыбался (тогда даже Рюноске получал пару тёплых улыбок в свой адрес), ощущение. — Нет-нет-нет! Ацу не может быть шпионом!! — Элис этой новости точно была не рада, ведь она по-настоящему сдружилась с котом за последние дни, играла и просто гладила его, сидя у окна и поедая вкусняшки, которые приносил ей Огай. Блондинка уже около получаса скакала вокруг Хирурга, размахивая кулачками, пыталась достучаться до взрослых и убедить их в невиновности Ацу (уж она-то знала, что он невиновен), но, как известно, мафия не прощает предателей (Дазай стал первым и последним исключением) и шпионов. — Господин Огай, она мстит всей Мафии или только подчиненным Накахары-сана? — проигнорировав недовольный возглас блондинки, Акутагава всё же посмотрел на начальника, кладя руки и планшет с информацией на колени. Вопрос его прозвучал до невозможности безэмоционально, а тон был будничным и даже каким-то скучающим, ведь такого рода вещи, как месть кому-то из организации, были обычным для них, мафиози, делом. — Я не могу быть уверен, но, наверное, да... Насколько мне известно из отчётов наших хакеров, её муж, Ондо Канеки, был одним из полицейских, что около года назад участвовал в задержании одного из наших кораблей. В результате столкновения его отряд погиб от летящего обломка корабля, оторвавшегося от судна во время одного из взрывов. Чуя, по моему приказу, тогда был ответственным за операцию... Мне только неизвестно, откуда она узнала, что здесь замешана именно наша организация и что именно Чуя был тогда главным? Всю информацию наши люди тщательно стёрли и уничтожили, как обычно, не оставляя после себя никаких следов. — Да, вот это действительно интересно, — мельком посмотрев на мирно тикавшие часы, висевшие на стене позади мужчины, добавил Рюноске. — Кстати, — посмотрев на панораму неба, кое-где за окном затянутого серыми тучами, Мори задумчиво, опираясь локтями о подлокотники, соединил пальцы рук, и взгляд его стал слегка грустным (ну разумеется — Элис же плакала из-за потери друга в лице полосатого кота, как тут не грустить). — А ты уверен в вине Ацу? — Господин Огай, простите за вопрос, но вы что же, защищаете кота? — выгнув бровь, спросил Рюноске, слегка наклоняясь и многозначно косясь в сторону Элис, сидевшую в углу комнаты с большим белым медвежонком в руках. После явного игнорирования её слов (давшегося Мори с трудом и душевными терзаниями) со стороны главы и его подчинённого она обиделась и, надувшись, отсела в другой конец комнаты, крепче сжимая плюшевую игрушку в руках. — Ты же знаешь, что Элис может чувствовать недоброжелателей на инстинктивном уровне. Я даже не помню, когда она в последний раз кого-нибудь защищала с таким рвением. — Не могу утверждать наверняка, господин Огай, я только докладываю то, что видел сам. — Эх.. Ну, что ж делать. — Мори, с трудом отвернувшись от блондинки, перевёл взгляд тёмных глаз на Рюноске. Руки со всё ещё сцепленными пальцами он положил себе на живот, а сам слегка откинулся на спинку кресла, всё так же наблюдая за облаками. — Через пару минут ты должен будешь встретиться с Чуей и обсудить с ним план по поимке госпожи Канеки. Всё управление возьмёте на себя, и я жду полный отчёт у себя на столе через неделю. Можешь идти. — Когда Хирург говорил так, назначая дату, он практически приказывал подчинённым закончить сроки именно в это время. Если он сказал, что ждёт отчёт в конце недели, значит, у них было не больше семи дней на подготовку и саму операцию, а в противном случае, то есть в случае задержки по причине «не успели»... лучше было не думать об этом. — Благодарю. — Рюноске встал, поправляя подол привычно чёрного плаща, поклонился и, придерживая планшет с документами под мышкой, вышел из комнаты. На секунду Мори показалось, будто Элис что-то тихо прошептала уходившему Рюноске, и тот услышал её слова, остановившись уже у самого порога. Бледная рука на несколько секунд задержалась на дверной ручке, но вскоре, чуть ли не сломав, вцепилась в неё, открывая и закрывая за собой дверь. Как только послышался тихий хлопок и дверь закрылась, Огай обречённо выдохнул, поднимаясь с места, в двух шагах оказываясь рядом с Элис, которая сидела, молча уткнувшись лицом в мягкую морду зверя и поджав под себя ноги. Сейчас в помещении никого не было, значит, Огай мог позволить себе расслабиться и поприставать к Элис. — Элис, милая, ты злишься на меня? — неуверенно начал мафиози. Да-а, увидел бы кто-нибудь, что глава Портовой мафии, безжалостный убийца со скальпелем в руках, Огай Мори, сейчас практически ползал на коленях и вымаливал прощение у маленькой девочки — не поверил бы. Полная Vita Sexualis**, блин. — Если хочешь, я куплю тебе котён... — фраза оборвалась на полуслове, стоило девочке поднять на мужчину взгляд своих голубых глаз, на дне которых плескалась нешуточная такая обида. Розовые щёчки смешно надулись и ещё сильнее покраснели, и Элис, напоследок хмыкнув, отвернулась, вводя Мори в ступор. Мафиози аж запаниковал, начиная кружиться вокруг блондинки, чем только сильнее её разозлил — девочка сидела, задумчиво выводя на стене замысловатые узоры указательным пальцем левой руки. — Ринтаро-о! — Ну Элис-ча-а-ан!!!!

— А сможешь ли ты дать что-нибудь в ответ, Акутагава?