***
Шесть часов назад. Мягкий карандашный грифель едва касается поверхности желтоватой бумаги, оставляя за собой робкие, неуверенные изгибы линий. Штрих за штрихом, они расползаются по листу, накладываясь друг на друга, пересекаясь, выплетая невнятный абрис. В расплывчатых очертаниях нет и намёка на реальность, которую он силится отобразить. Тяжело вздохнув, Сара Дэвис прячет карандаш в карман джинс и придирчиво вглядывается в получившийся набросок. С горьким разочарованием она отмечает, что если до сегодняшнего дня у неё получалось, мягко говоря, никак, то сейчас на листе красовалось откровенное уродство в наивысшей степени его проявления. Да все кунсткамеры мира готовы подраться, чтобы заполучить в свою коллекцию такую патологию… Дэвис мысленно залепляет себе пощёчину за подобную идею, но сильный удар по щеке ощущается вполне естественно, болезненно, с характерным зудением. — Человек на мосту... Кто это? — хрипло, безэмоционально, почти отрешённо звучит в голове на полученную оплеуху. — Ты с ним уже виделся пару дней назад на другом задании, — быстро, словно в надежде на невозможность восприятия, доносится в ответ. — Я с ним знаком… Сара до боли закусывает нижнюю губу. Воспоминания и чувства, снежной лавиной обрушившиеся на неё от случайного прикосновения к кому-то, вновь напоминают о себе. Конечно, уже не так явно, не так ярко, не так ощущаемо, но всё-таки на короткое мгновение Дэвис смотрит на мир глазами другого человека. На короткое мгновение она и сама словно… другая. Чужие мысли не дают покоя, и Сара подозревает, что полностью избавиться от них будет не так-то просто. Если такое вообще возможно. Нужно ещё раз попробовать отвлечься, а рисование ей всегда помогало. На выставке, посвящённой истории Капитана Америка, много всего. Так неужели не найдётся хоть что-то?.. Осмотревшись, Дэвис замечает прикреплённое к панели, сделанной под кирпич, треугольное знамя Стратегического Научного Резерва. Кажется, то, что нужно. Гордый орёл, раскинувший свои крылья, прекрасно впишется на новой странице. Уж он-то точно должен получиться… Пробираясь через толпу, Сара не сразу замечает появившегося словно из ниоткуда мальчишку в футболке с изображением легендарного круглого щита Капитана. Дэвис резко отшатывается в сторону, в последнее мгновение умудрившись не сбить ребёнка с ног, но столкновения избежать всё равно не удаётся, и Сара с силой врезается в чью-то спину. Блокнот выпадает из рук, с тихим шелестом приземляясь на мраморный пол. И какой чёрт дёрнул её вообще пойти в музей… — Простите, — выдыхает она, чувствуя, как по телу прокатывается волна ледяного ужаса. — Тут так много людей… Короткое ответное «ничего» воспринимается с облегчением, вызывая лёгкую полуулыбку. Сара невольно бросает короткий взгляд на незнакомца, и её тянущаяся за блокнотом рука замирает. Мужчину Дэвис ожидала увидеть в последнюю очередь. Свободная, многослойная одежда не скрывает напряжённых плеч, словно на них лежит гнетущее бремя многолетней усталости. Отбрасываемая козырьком чёрной кепки тень придаёт лицу усталое, практически мрачное выражение. Серые, безжизненные, потухшие глаза буравят обложку упавшей книжицы, и от Сары не ускользает плещущееся в них волнение, перемешанное с каким-то диким отчаянием. Однако даже это не отнимает того факта, что мужчина красив. Дэвис смущается, словив на себе долгий прищур незнакомца, и, робко приняв свой блокнот из его рук, спешит убраться подальше, не забыв кивнуть в знак благодарности. Кивнул ли мужчина в ответ, Сара так и не узнает. Проходя мимо большого памятного стенда, Дэвис непроизвольно косится на размещённую на нём фотографию и замирает, чувствуя, как по коже расползается колючий мороз. Крупно написанное рядом Джеймс Бьюкенен «Баки» Барнс предстаёт перед глазами не набором букв, а чётким образом Стивена Роджерса в экипировке Капитана и отчётливо звучит в голове, обращаясь к ней. Точнее, к нему. И Сара наконец всё понимает. Она видела этого человека. Она только что его видела. Более того, это его память, его боль она ощутила там, на улице… — Тебя зовут Джеймс Бьюкенен Барнс. — Баки? — Какой ещё к чёрту Баки? — Ты мой друг. — Стив? В висках начинает навязчиво пульсировать кровь, давя на череп словно туго затянувшийся обруч. Боль возвращается вместе с ворохом разрозненных воспоминаний, но на этот раз принося с собой ледяное осознание и отбрасывая прочь все сомнения. Неизвестный, которого она случайно коснулась в толпе, направляясь на выставку, и мужчина, с которым она столкнулась здесь… Один и тот же человек. Лучший друг Стива Роджерса. Верный товарищ Капитана Америка. Считающийся погибшим в далёком сорок четвёртом сержант Джеймс Барнс. — Это невозможно… Часто дыша, Сара отворачивается от стенда. Взволнованный взгляд в судорожном беспокойстве скользит по залу, выискивая среди посетителей мужчину в чёрной кепке. Ох, вот он. В каком-то отрешении направляется к выходу, не обращая ровным счётом никакого внимания на снующих рядом людей. Кем бы он ни был, он нуждается в помощи. И она это прекрасно понимает. Ровно как и то, что протянет руку или нет… сожаление будет при любом раскладе. Сейчас. — Психопатка. Заложив руки за голову, Сара лежит на узком диванчике в единственной комнате своей небольшой съёмной квартиры. Из-за приоткрытой форточки в помещении гуляет холодный ночной воздух, тонкие тюлевые занавески не спасают от раздражающе яркого уличного освещения, но Дэвис впервые за долгое время не пытается с этим бороться. На это попросту нет сил: слабость, расплавленным свинцом разлившаяся по телу, предотвращает любое движение. Усталый взгляд бездумно устремлён в потолок. В ночном сумраке плитка на нём кажется иссиня-чёрной, местами сероватой, но Сара знает, что на самом деле она белая. Как знает и то, что её квадратиков ровно восемьдесят штук. — Кретинка… Сара со вздохом поворачивается на бок, подтягивая ноги к груди и обхватывая колени руками в жалкой попытке сохранить тепло. Тело дрожью отзывается на холодеющий воздух, но Дэвис и не думает сходить за одеялом. Все её мысли обращены к тому мужчине из музея. К запутанному клубку пережитых им событий. Впервые она почувствовала, что действительно может кому-то помочь. Впервые осознавала, что её проклятье — дар, как её постоянно поправляли, — может оказаться полезен. Сара ненавидела свою способность. Способность считывать эмоции и память людей через прикосновение, ощущать всё это на собственной шкуре. Впитывать, как губка. Дар не оказывал на людей влияния, но ей самой приносил адский дискомфорт. И пусть тело не разрывалось на атомы, не покрывалось острыми иглами, пусть по венам не бежал электрический ток, но психологически и морально… способность давила непомерным грузом. Джеймс Барнс оказался тем, кто за какую-то долю секунды заставил её испытать свою способность в полной мере. И до этого прикосновения, Сара даже и не думала, что на Земле есть ещё хоть кто-то, чьё прошлое может быть настолько ужасным, настолько болезненным. Но с единственным отличием: Дэвис захотела узнать больше. И она сглупила. Поддалась внезапному порыву. Отчего-то была готова рискнуть, осознанно допустить контакт. И эта глупость едва не обернулась крахом. Пусть Баки и нуждался в помощи, но Зимний Солдат, явно занимающий главенствующие позиции, отвергал её со всей категоричностью. Как словесно, так и физически. Грубое прикосновение ледяных пальцев металлической руки, кажется, навсегда оставит свой отпечаток на коже шеи. Нервный смешок срывается с губ Сары. Забавно. Она думает о них, как о разных людях, хотя это один и тот же человек, заблудившийся сам в себе. Одинокий. Потерянный. Разбитый. Уголки губ Дэвис тянутся вниз, в глазах начинает щипать. Она всё ещё чувствует его страдания и страдает сама. Всё ещё ощущает его боль и горит изнутри сама. Силится разобраться в его памяти и запутывается ещё больше. Но одно ей совершенно ясно: Барнс не хотел становиться тем, кем стал. Не хотел пятнать руки кровью. И он об этом сожалеет. Как сожалеет и о том, что невозможно вернуться в прошлое, снова стать обычным молодым парнем из Бруклина, ходить на бейсбольные матчи вместе со Стивом, а после с наслаждением поедать сэндвичи в парке… Стив. От этого имени буря внутри утихает, на душе становится светлее и спокойнее. В голове со скромной гордостью проносится мысль, что память о такой крепкой дружбе не смогли разрушить никакие обнуления. Стоило лишь увидеть, услышать и… И заточённый в самом тёмном углу Баки в надежде поднял голову, которую, казалось, никогда больше поднять не сможет. Тихая улыбка трогает губы. Умиротворение приходит на смену беспокойству и терзаниям, и Сара наконец погружается в сон, уже не слыша, как через приоткрытую форточку в комнату проникает тихий щелчок затвора пистолета.4. Разбитый
16 декабря 2018 г. в 17:00
Солдат замирает. Человек внутри реагирует на слова с болезненной быстротой. Это какое-то недоразумение. Совпадение, глупое стечение обстоятельств, ведь она… Она не может этого знать. Это… невозможно. На музейных стендах не было подобной записи, девчонка не могла этого прочесть. Её не было на хэликэрриере, она не могла этого услышать. Тогда какого чёрта?..
Он поворачивает голову, с пристальным подозрением смотрит на скрытую темнотой фигуру:
— Повтори.
— Ведь я с тобой до конца, — послушно доносится в ответ.
— Откуда? — в голосе звенит лёд.
— Услышала, когда прикоснулась к тебе, — поясняет Сара, делая робкий шаг навстречу Солдату и выступая из тени. Он видит, как она нервно перебирает пальцами ремешок сумки. Ухмылка трогает уголок его губ. Девчонка волнуется перед ним. Даже забавно. — Там было много всего, — зачем-то добавляет она. — Много ярости, много боли, много...
Пальцы с силой сжимаются в кулак. Сара давит на больное, задевает оголённые, потрёпанные струны его души. Пересекает опасную черту, понимает она это или нет.
— Умолкни, — скрипнув зубами, в приказном тоне говорит Солдат. Он понимает, чем грозит проникновение на эту его сторону, и совершенно не хочет пополнять свой и без того длинный список жертв.
— Много воспоминаний, — упрямо продолжает девчонка, подступая ещё на шаг. — Настоящих...
— Я сказал: умолкни!
Солдат срывается с места, вновь впечатывая хрупкое тело в стену. Утром по нему точно расползутся лиловые синяки и гематомы, но это последнее, что его волнует. Ярость захлёстывает взрывной волной, подначивая сильнее сжимать пальцы бионики на горле девчонки. Надо было прикончить её сразу, как только она появилась в поле его зрения. Какого чёрта он не смог? Какого чёрта его рука остановилась? И какого чёрта он разжимает пальцы сейчас, разворачивается и стремительно направляется к выходу из переулка?
Ответ приходит в голову ледяным осознанием. Он слабеет. Он ржавеет. Но, что гораздо хуже, или лучше, человек внутри больше не желает соскребать эту ржавчину.
— Баки… — почти умоляюще сипит Сара. — Я могу помочь. Помочь вспомнить.
— Мне не нужна помощь, — с презрением выплёвывает Солдат, не оборачиваясь.
— Нужна, конечно же… — тихий шёпот так и не достигает его сознания.