Львы Эльдорадо

Ливень упал на лес стеной. Пузыреобразный купол палатки немного вздрогнул и просел под постоянным напором. Цуна невольно поёжился, подтягивая лодыжки ближе к себе. Рядом сидел, затаив дыхание, Фуута, а их сопровождающие из Варии о чём-то перешёптывались, как девочки-школьницы. Луссурия мерзко захихикал. Бестер, вальяжно вытянувшийся на весь предбанник, тихо рыкнул, закладывая уши. От него расходился тяжёлый запах мокрой шерсти. Они сидели на приготовленных к ночи спальниках, похожих на треснувшие стручки, такие же тёмные и плотные. Края “стручков” могли крепиться к чему угодно, превращая их хоть в гамаки, хоть в коконы бабочек, но сейчас, видимо, в этом не было нужды. Сверху зарокотало, и по полупрозрачным стенкам заструилась, казалось, тонна воды. — Свод выдержит, — сказал Занзас, не поворачиваясь. — Это прогнулся сук на дереве. Сейчас конец сезона дождей, потом пару месяцев осадков не будет совсем. Деревья запасают воду. Цуна вспомнил продолговатые кувшинчики, в которые сворачивались листья. — Мы в безопасности, если не будет селя, — продолжал Занзас. — До утра дождь закончится. Надеюсь, никому не нужна колыбельная? Левиафан подобострастно заржал. Цуна мимоходом порадовался, что Ламбо и И-пин отправили на орбиту. Ламбо бы испугался, а И-пин спровоцировала бы конфликт, чтобы его защитить. Это было бы абсолютно не рационально. Стандартный пакет с пайком чуть пискнул, сообщая о готовности. Цуна потянул за застёжку, и на него пахнуло разогретым синтетическим мясом. Кто-то шумно вздохнул. «Я мог бы предложить сейчас эту порцию Варии», — подумал Цуна. В детстве он бы не сомневался. Он был щедрым, добрым мальчиком, который очень хотел всем понравиться. А потом с ним случился Реборн. Он молча достал брикет синтетического мяса и впился в него зубами. Фарш-не фарш, что-то в меру солёное, как будто бы даже пряное. Норма белков, жиров и углеводов, сдобренная витаминами и универсальным средством от микроорганизмов. Фуута сосредоточенно смотрел на пузатую фляжку с водой. Она подмигивала ему синим индикатором очистки, отсвет которого делал лица окружающих похожими на старую киноафишу. — Так сильно боитесь инфекций? — пропел Луссурия, откидывая назад щегольский гребень. — Не волнуйтесь, Сестрёнка Луссурия вас всех спасёт! Цуна сглотнул и отвёл взгляд, надеясь, что со стороны покажется, будто его смутило воспоминание о досмотре. ...Луссурию именно так и ломали — долгих полтора месяца, пытаясь вытравить всё, что так или иначе делало его сильным бойцом. Направляли воздействие на то, что, как они считали, являлось столпами мужественности. Луссурия смог себя собрать по кускам, смог удержать ядро своей личности в целости, и не считал зазорным отпускать шуточки по поводу того, что ему старательно внушали. Это было написано в отчётах психиатрической комиссии, и кадетам Академии не было к ним доступа. Никому, званием младше капрала не было. Цуна не был капралом, он был другом Гокудеры, и это, пожалуй, ставило его на ещё более высокую ступень иерархической лестницы. Продезинфицированная вода была абсолютно бесвкусной. Фляжка теперь горела недовольным жёлтым огоньком, очищая уже свои фильтры от примесей металлов и буйства микроорганизмов. Цуна вздохнул и нехотя потянул застёжку на лётном комбинезоне. — Когда подъём? — буднично спросил он, стаскивая с плечей крепкую ткань. Вария притихла, странно наблюдая за ним. — Через шесть часов, — спокойно откликнулся Занзас. — Завтрак будет стандартным. Побереги пайки. — Есть, — не задумываясь, сказал Цуна, залезая в кокон спального места. Занзас промолчал, не оборачиваясь, а Луссурия странно покосился на Цуну. В коконе было на удивление уютно. Внутренняя отделка адаптировала температуру и внутренний контур под форму предмета, помещённого в неё. Ворочаться в ней было невозможно, но, учитывая то, сколько их набилось в палатку, это было и к лучшему. — Спокойной ночи, — сказал он вслух, закрывая глаза. Ответа он уже не услышал. Снилось их привычное убежище в старой эвакуационной шахте. Рядом ухала система вентиляции, гоняя отработанный воздух, а решётчатый пол привычно поддавался под ногами. На душе было горько и пепельно. Хром сидела сзади, отчаянно прижимаясь к его спине, и, кажется, беззвучно плакала. Гокудера зло комкал в руке сигарету и старался на него не смотреть. — Прости, — глухо выдавил он. — Прости меня, я не смог. — А ты тут причём? — Цуна устало опустил голову. Тихие всхлипы Хром начинали раздражать. — Я должен был взломать их базу, — прохрипел Гокудера, ударив кулаком по металлическому поручню. — Должен был! — Ты уверен в том, что тебе это по силам? — безразлично спросил Цуна, разглядывая свои пальцы. На указательном правой руки были крошечные шрамы от острых зубок. Натц не умел контролировать свою хватку, он играл, не зная, что причиняет боль. Цуна его даже не ругал толком. — Да! — Гокудера выругался, раскрошив сигарету в крошки. — Я мог это сделать! — Тогда ты прав, — Цуна устал. Ему хотелось уйти куда-нибудь подальше и никого из них не видеть. — Это действительно твоя ответственность. — Цуна! — вскрикнул Ямамото, подскакивая со ступени, на которой ютился всё это время. Лицо у Гокудеры было ужасным. Будто Цуна ударил его кнутом. — Простите, — сказал он, отводя взгляд. — Приношу свои извинения, Десятый. Цуна задохнулся от боли и проснулся. Сердце колотилось в горле, он вымок от пота, и мышцы дрожали от адреналина. Кошмар. Кажется, каждый его сон становится в последнее время кошмаром. «Нужно будет сдасться мозгоправам, как вернусь», — невесело подумал Цуна, осторожно поворачиваясь на бок. Сколько уже нет Натца? Лет семь, с тех пор, как его отобрали в Десятое звено. А боль всё никак не утихала. В предбаннике жарко вздохнул Бестер. Привыкшими к темноте глазами Цуна увидел его очертания — колоссальный силуэт, перекрывавший выход им и вход любой хитроумной твари, взбреди такой в голову в ломиться в их палатку. Ладони гудели от желания зарыться в густую гриву. Вместо этого Цуна потёр глаза и прислушался к себе. Он спал, пожалуй, часа четыре. Скоро побудка. Бестер вдруг рыкнул, просыпаясь. Цуна видел, как поднялась исполинская голова. Лигр прислушивался, шумно втягивал воздух. Весь его силуэт выражал внезапную тревогу. — Что там? — хрипло спросил Занзас, шевелясь где-то неожиданно близко. — Часовые! — Босс! — преданно отозвался Левиафан из предбанника. — Всё было тихо, но Бестер беспокоится... Цуна сел и потянулся включить свет. — Стой! — его руку перехватила шершавая ладонь. — Подожди, пока мы не знаем, в чём дело. Бестер? Лигр вдруг издал странный, протяжный звук, то ли стон, то ли рык, и рывком вскочил. Цуну пронзила острая тревога, граничащая с паникой. Бежать! Срочно бежать! Занзас выругался сквозь зубы и хлопнул рукой Цуны по стенке пузыря. Опоры палатки налились мертвенно-голубоватым светом. — Подъём! — взревел Занзас, подскакивая на ноги. — Леви, отводи платформу! Идёт поток! Цуна подскочил, хватая свёрнутый лётный костюм в охапку. Не было времени одеваться — вход уже открыли, и рёв ливня ворвался в их убежище, забивая собой чужие голоса и шум от суматохи поспешных сборов. Но даже сквозь него слышался далёкий, давящий на уши рокот. Вария покидали палатку с удивительной слаженностью. Цуна случайно бросил взгляд вбок и выругался. Доктор Миура всё ещё лежал, ошарашенно оглядываясь по сторонам, и еле шевелился спросонок. — Фуута! — рявкнул Цуна. — Принимай! — Он сунул в руки подоспевшему парнишке свои вещи, свёрток доктора и подтолкнул к выходу. — Что?.. — растерянно спросил доктор. Он выглядел так жалобно, так беспомощно, что аж злость пробирала. «Это всё адреналин», — напомнил себе Цуна. — Вставайте! — приказал он, подхватывая его подмышки. — Быстрее, а то мы все утонем! Палатка уже опустела, и тревога превратилась в настоящую панику. Цуна зарычал и швырнул доктора в проход, выталкивая его перед собой. Отряд отходил, нужно будет догонять... — Камера! — вдруг вскинулся доктор. — Боже мой, камера! — Идите уже! — взревел Цуна, кидаясь обратно. Идиотизм, и за одно это Реборн бы оторвал цивилу голову голыми руками, но это была не просто камера. За шумом снаружи не было слышно чужих голосов, но Цуна чувствовал, как дёргает в солнечном сплетении. Все срочно отходили — поднимались на узкую тропу над пропастью, на которую поток точно не пойдёт. Снаружи загрохотало. Цуна выругался, выпутываясь из разложенного кокона, оставленного, видимо, Левиафаном, и задохнулся от ударившего из выхода ветра. Инстинкты вдруг заговорили голосом Реборна. «Закрыть выход. Загерметизировать. Сгруппироваться». Цуна вдруг успокоился. Он перекрыл оба клапана, сунул камеру в спальный кокон и прижал к груди. По палатке будто ударило тараном. Стенки завибрировали, чуть прогибаясь внутрь. В слабом свете опор было видно, что по своду струится грязная жижа. «Пока держит», подумал Цуна. Сверхпрочные крепления пока выдерживали напор, но выдающийся с одной стороны предбанник уменьшал шансы на счастливый исход. Цуна осторожно нашёл спрятанный рядом с местом Бельфегора нож и прижал его к предплечью. Вот так. Теперь лишь бы самому не напороться. Палатка дрогнула и начала разворачиваться. Вода размыла места опор — как раз там, где выдавался выход. Потом опоры не выдержали, палатку развернуло и дёрнуло. На несколько секунд её приподняло потоком, и она держалась на оставшейся паре опор, но Цуна уже знал, что это ненадолго. Он торопливо закрепился в своём спальном коконе, держа нож наготове. С сильным рывком палатку бросило назад, поволокло, переворачивая, и Цуна со стоном закрыл глаза. Это ничто по сравнению с перегрузками или даже с тренировками, но холодный свет опор мельтешил перед глазами и очень раздражал. Потом палатка куда-то сорвалась, и Цуна стиснул зубы. Удар пришёлся на верхушку, и свод промялся, пошёл трещинами, как скорлупа на яйце. Кокон треснул, и Цуна полетел вниз, прижимая чёртову камеру к себе. Следующий удар швырнул его к оголённому каркасу, в который он и впечатался головой. В ушах предательски зазвенело. После третьего Цуна потерял сознание. Он пришёл в себя, когда через заляпанный грязью пол палатки уже пробивался солнечный свет. Цуна лежал в луже грязи, голова ещё ныла, но боль уже унималась. Он осторожно поднял руку — нож всё так же держался на тыльной стороне предплечья, примотанный наскоро оторванной полоской кокона. Отлично. Сев, Цуна с опаской осмотрелся. Судя по всему, палатка ушла в грязь, как летающая тарелка. Свет шёл только из одного угла. Для того, чтобы найти свёрток, ради которого он рисковал жизнью, было слишком темно. Цуна скрипнул зубами и вытащил нож. Резать пришлось, стоя на цыпочках, а из разреза тут же полилась внутрь дурнопахнущая жижа. Когда он расширил разрез, внутрь свалилсь какая-то дохлятина, чуть не попав ему прямо по лицу, но главное — в тёмную затхлость ворвались солнечные лучи. Цуна выдохнул. Свёрток с камерой был цел и невредим, и это радовало. Более того, кокон, в который он был завёрнут, был внутри сухим и чистым — в отличие от его менее удачливых собратьев. Цуна безжалостно сгрёб их в охапку, складывая в плотные комки. Спасти их самостоятельно не представлялось возможным, но вот встать на них, чтобы выглянуть из разреза — вполне. Снаружи орали птицы, и плескалась река. Цуна подтянулся на пальцах и с опаской выглянул наружу. Палатка застряла на илистой отмели. Судя по всему, выбираться будет трудно — ил был удивительно коварным — всего в пяти метрах бился, пытаясь выбраться, огромный рогатый зверь, исходя пеной из распахнутой пасти. Жидкая грязь хлюпала, и бедняга увязал всё глубже и глубже. Над ним вились птицы, которые уже оставили на беззащитной спине кровавые отметины. Цуна мрачно взглянул на зеркально бликующую бурую гладь перед ним. До воды было почти три метра, которые он не смог бы преодолеть прыжком и с более выгодной позиции. — Родился без крыльев — ползи! — пробурчал Цуна и снова нырнул в темноту. После относительной свежести речного воздуха внизу было нечем дышать — застоявшаяся вода воняла, да и упавший внутрь трупик ящерицы не добавлял благоухания. Цуна поднял один из испорченных спальников и снова выглянул — да, угол с растяжкой упорно торчал над илом. Цуна развернул кокон и вывернул наголовник. капюшон — на торчащий угол, а разорванный стручок спальника — вниз, чтобы застёгнутый низ стал ступенькой, и вот теперь... Палатка ощутимо качнулась. Цуна замер, обливаясь холодным потом. — Боже! — выдохнул он. Сколько под ним метров податливого студня?.. Его рогатый сосед громко фыркнул, прочищая забитые грязью ноздри. Цуна с сочувствием покосился на него — бедолагу уже ничто бы не спасло. «Жаль, что так далеко от берега, можно было бы потом вырезать немного мяса», — подумал Цуна, осторожно спускаясь вниз. Следующий кокон он расправлял внизу, стараясь держаться как можно ближе к полу. Господи, только бы её не перевернуло.... Цуна поднялся на болтающуюся приступку и метко вышвырнул кокон как можно дальше, чтобы он лёг раскрытым брюхом наверх. Вот так. Теперь следующий. Палатка чуть сдвигалась, но, вроде, пока не собиралась уходить глубже. Всё же работать приходилось всё быстрее и быстрее — Цуна привык доверять своим инстинктам, а сейчас они говорили ему, что из этой ловушки надо выбираться, как можно скорее. Цуна взял свёрток с камерой и зажал его в зубах, подтягиваясь наверх. Он с трудом вылез на выступающий край основы и снова чуть не ослеп от света и... простора. Краем глаза он проверил, на месте ли нож, и, прижимая к себе охапку спальников, выполз на самый первый, распластавшийся выпотрошенной шкуркой на иле. Ил вокруг хищно чавкнул. Цуна замер, затаив дыхание. Нельзя стоять! Нельзя! Дрожащей рукой он отделил один спальник и неловко бросил его вперёд. Этот смялся, сморщившись кожицей от выпитой виноградины, но и этого было достаточно. Цуна быстро переполз на него, таща остальные за собой по грязи. Один зацепился — то ли за ветку, то ли за торчащую лапу какого-то странного существа. Цуна тихо выругался. По мокрому илу юрко сновали тонконогие насекомые, похожие на крабов и на пауков одновременно. Цуна проследил направление их движения и скривился — их были десятки, и они, выстраиваясь цепочками, точно муравьи, направлялись к тонущему зверю. Цуна содрогнулся и ускорился. Третий спальник он встряхнул по дуге, тот красиво раскрылся и лёг изнанкой вниз. Ногу что-то ощутимо щипнуло. Цуна зашипел, дёрнул ногой, оборачиваясь, и чуть не выронил свёрток из зубов. «Чёрт!» — один из крабо-пауков уже решил попробовать его на вкус. Обманчиво-безобидная клешня оставила на ноге кровоточащую точку. Цуна быстро кинулся на брошенный спальник, на ходу разворачивая следующий. Вашу мать, да его же прямо здесь и сожрут! Сзади визгливо взревел застрявший гигант, и вой сменился бульканьем. Торжествующе завопили птицы. Цуна сглотнул и прикинул — у него оставался один спальник, который он намеревался использовать в качестве надувной опоры в воде, да был ещё свёрток с камерой — единственный сухой, безопасный кокон, в котором можно будет переждать ужасную ночь. До воды было всего ничего. Цуна рискнул и приподнялся на коленях, торопливо расправляя оставшийся спальник. Застегнул его почти до конца, взмахнул им, набирая побольше воздуха, и довёл застёжку до конца. Провёл ладонью вдоль шва, герметизируя все щели. Опасливо брошенный взгляд показал, что крабо-пауки больше интересовались крупной добычей — их было так много, что туша, казалось, шевелилась — но некоторые направлялись и к нему. Цуна зарычал сквозь стиснутые зубы и, поднявшись на корточки, прыгнул в обнимку с надутым коконом. Вода была ледяной и мутной. Цуна приземлился на колени, и всё же выронил свёрток, но, к счастью, прямо на кокон. По его прикидкам течение на середине реки было слишком бурным. На его глазах из воды высунулись громадные челюсти и ухватили что-то безвольно плывущее вниз. Нет, переправа на ту сторону исключена в любом случае. Слева илистая отмель заканчивалась всего в паре сотен метров, а вот конца справа не было видно. Отмель переходила в что-то, напоминающее пляж где-то через километр, и Цуна понимал, что туда не сможет добраться при любом раскладе. Глубоко заходить в воду он опасался, наученный чужим опытом. «Найти укромное местечко, лучше пещеру», — подумал он мрачно. — «Найти чистую воду, загородить выход и переждать ночь». Пока он лежал без сознания в палатке, он успел наглотаться тины, судя по всему. Не хотелось даже представлять, какую доу местных микроорганизмов он получил. Ни одна иммунная система не могла бы справиться с таким без подготовки, так что в дело должен был вступить Комплекс Верде, который ввели ему ещё год назад, когда было неясно, состоится ли экспедиция или нет. Комплекс иммунномодуляторов и ксено-ингибиторов спал в его организме, дожидаясь своего часа, и вот — Цуна уже чувствовал лёгкий озноб, который был вызван явно не переохлаждением. Он быстро пошёл по мелководью, опасливо оглядываясь. Надутый кокон он нёс под левой рукой, готовый использовать его как отвлекающий маневр. Правую, с ножом, он держал наготове. «Зачем я отдал свой лётник», — мрачно подумал Цуна. — «Первая заповедь Реборна — в экстремальной ситуации каждый спасает себя согласно регламенту. Нет, проклятая сентиментальность!» За эти мысли было стыдно, но стыд был приглушённым. Стыдился Цуна-с-Земли, который дружил с Миурой Хару и забегал в гости к ней на каникулах, тот Цуна, которого доктор Миура подтягивал по математике и с которым читал книги по ксенобиологии. Этот Цуна волновался за Фууту и за доктора Миуру. Хорошо, что от этого Цуны мало, что осталось. Под ногой скользнуло что-то длинное и быстрое. Цуна скривился. Змеи. Угри. Исполинские пиявки. Мало ли, на что он мог наступить? Лесная опушка стремительно приближалась. Вблизи стало хорошо видно, что раньше лес рос куда ближе. Скорее всего, этой илистой отмели не было и дня. Цуна бросил взгляд вбок: действительно, в грязи торчали поломанные древесные стволы. А потом Цуна споткнулся о корень и чуть не упал. Он поднимался по скользким, мокрым корягам, по вывороченным комлям делевьев, и старался не думать о том, сколько ещё лезть, и что будет ждать его, когда он доберётся. Полог джунглей встретил его гулом насекомых. В воздухе остро пахло соком растений и — совсем чуть-чуть — падалью. Под ногами мокро чавкало. Цуна прищурился. После света речного берега под деревьями было темно. На него могло накинуться, что угодно. что-то гудело на разные лады, звенело, жужжало. Где-то далеко галдели птицы. Цуна вздохнул и пошёл вперёд. Лесная подстилка была похожа на вымокший ковёр — однажды он видел такой, когда в доме любителя старины на Земле прорвало ненадёжный водопровод. Цуна не решился наступить на промокшую тряпку, и только ткнул её пальцем. Ощущения были такие же, только пахло по-другому. Между пальцами просачивалась вода. От влажности становилось трудно дышать. Вроде бы Занзас говорил, что это последний дождь сезона? «Отлично закрыли сезон, нечего сказать», — Цуна скорчил рожу. Насекомые были повсюду. Они роились, копошились, маршировали колоннами и ползали поодиночке, торопясь причаститься к пиршеству. На глазах у Цуны исполинская, слабо светящаяся многоножка деловито обгладывала труп ящерицы, свисающий с ветки. От хвоста уже остался только скелетик. Во рту уже пересохло, в животе заурчало. Даже те лужи, которые Цуна обходил, опасаясь скрытых болотец, стали казаться очень соблазнительными. А ведь это только начало. «Ничего», — мрачно подумал Цуна. — "В крайнем случае, перейду в режим выживания и отниму очередную ящерицу у следующей многоножки. Голос Реборна ехидно подсказал ему, что вероятность этого куда меньше того, что пара многоножек закусит им самим. «Тогда съем многоножку, — огрызнулся Цуна. — Белки!» Откуда-то донеслось весёлое журчание, и Цуна, сглотнув, ускорился. Бегущий по склону ручей был слишком бурным, но Цуне уже было всё равно. Он зашёл в него по колено, ёжась от пронзительного холода, и торопливо напился одной рукой. Вода была со странным, приятным привкусом. Цуна торопливо присел, позволяя течению смыть с него застарелую вонючую грязь. Стало легче. Цуна смог найти фруктовое дерево, с плодами, похожими на те, чем их кормили... да, ещё вчера. Буря сбила все фрукты на землю, так что оставалось только собирать их и отряхивать от вездесущих насекомых. Спелые сразу же разбились в сладко пахнущую жижу, но вот зелёные были в плотной кожуре, похожей на скорлупу. Цуна заметил краем глаза движение и замер. Какая-то зверушка с вытянутой мордочкой сосредоточенно грызла один зелёный плод, а потом, пискнув, полезла в выгрызенное отверстие длинным розовым языком. Цуна улыбнулся. Мякоть была сладковатая, мягкая, в ней коварно прятались твёрдые семена в белесых мешочках. Цуна растерзал не менее пяти плодов, и только тогда голод немного унялся. Режим выживания. Есть и пить, слушать инстинкты и полагаться на Комплекс Верде, который ночью возьмёт своё. Солнце начало припекать. Цуна шёл вдоль ручья, зорко вглядываясь в растительность. Пещеры могло и не найтись, и тогда надо будет делать шалаш, или искать заброшенную нору — что угодно. Ночью он будет абсолютно беспомощен и уязвим. Лакомый кусочек. Подъём становился круче, и после вчерашней ночи это радовало. Под ногами вытягивались нити местных мхов, напоминавших водоросли. По ним хрустальными струйками стекала вода. От залитых солнцем полян поднималась почти невидимая дымка испарений, а вдалеке Цуна увидел силуэт какого-то хрупкого и маленького травоядного. «Мясо, — кровожадно подумал Цуна. — Расставить силки, как только найду убежище. И разложить дерево для просушки». Если он не съест что-то поплотнее в ближайшее время — под вечер ему впору будет жевать мхи под ногами и жадно искать падаль. Иначе можно и не пережить ночь. Озноб прошёл, сменившись жаром. Первый цикл закончился, можно немного выдохнуть и ещё ускориться. Цуна присел на корточки рядом с плоским камнем и разложил на нём надутого болванчика. Хищников вокруг не наблюдалось, а то, что он намеревался использовать в качестве отвлекающей куклы, уже достало его настолько, что впору было выть. Пещера нашлась случайно. Выйдя к маленькой, бурной речушке, Цуна случайно поднял голову и увидел её — узкую расселину в каменном обрыве. Цуна сглотнул. Вода рядом. И достаточно чистая, чтобы быть водопоем, где можно поохотиться. И — вон там плеснула хвостом рыба. Отлично. В пещере никого не было, несмотря на то, что за узкой расселиной пряталась вполне сносная комнатка. Эдакий каменный кармашек. Цуна уложил свёрток в углу и потащил спальник к реке. Вонял он жутко. Пропитавшийся гадостью материал успел нагреться на солнце, и Цуна отказывался держать такое рядом с собой, особенно когда на запах падали могли прийти незванные гости. Он стащил исподнее и разложил его на камнях, чтобы хорошенько просохло, а сам зашёл в воду по колено и начал яростно полоскать. Вода была ледяная, руки ломило, да ещё и держать толстое наслоенное полотнище было очень неудобно. Нежная изнанка кое-где порвалась, обнажая первый слой термоизоляции, но это было уже неважно. Цуна кое-как отжал потяжелевший кокон и развернул его на берегу, прижав камнями. Вряд ли он успеет просохнуть до захода солнца, но как полог на вход всё равно сгодится. Цуна поднял свои трусы и замер. В кустах очень знакомо зарычали. Низкий тихий рык — два коротких и один длинный, переходящий в стон. Цуна медленно повернулся, нервно сглотнув. Из зарослей медленно выходил Бестер, недовольно встряхивая испачканной гривой. За ним затрещали ветки. — Что там? — Вид у запыхавшегося Занзаса был ещё тот. — О. Добрый день, Савада. — Добрый, — онемевшими губами сказал Цуна. Он стоял нагишом перед командиром Варии и держал в руках кое-как отполосканные трусы. «Есть ли большее унижение?» — подумал Цуна, послав небу мимолётный взгляд. — Далеко забрался, — осторожно сказал Занзас, медленно подходя поближе. — Молодец. Никто не думал, что ты выживешь. Цуна медленно кивнул, чувствуя себя до крайности глупо. Инстинкты намекали на то, что нож у него до сих пор привязан к руке, и даже, если он не сможет убить Занзаса, он может хотя бы его отвлечь, чтобы сбежать... Бестер сильно боднул его лбом в бедро, так, что Цуну качнуло. Он растерянно улыбнулся и потрепал лигра между ушами, как когда-то гладил маленького Натца. — Я отправил твоих обратно в лагерь, — сообщил Занзас, заметно расслабившись. — Сообщу, что ты жив, и тоже можем выдвигаться. — Через три часа я буду недееспособен, — Цуна отвёл взгляд и решительно натянул на себя многострадальные трусы. Первый шок прошёл, и светить причиндалами перед вышестоящим стало очень неловко. Взгляд Занзаса стал очень цепким. — Ты ранен? — Через три часа пойдёт реакция Верде, — Цуна с отвращением поморщился. — Если мы не доберёмся до лагеря до этого момента, то ты останешься наедине с бредящим существом, настроенным исключительно на выживание. Мне нужно, чтобы рядом была вода и, желательно, побольше еды. — Эльдорадо не настолько враждебна, — возразил Занзас. — Всё будет не так уж страшно. — Я наполовину землянин, — Цуна не смотрел на него, но услышал резкий вдох. Ну да, потомственные земляне были практически беспомощны. Их иммунную систему могло подкосить что угодно, именно поэтому Реборн таскал его к Верде каждый год для новой инъекции, хотя тому же экспедиционному корпусу хватало одной на всю жизнь. — Тогда остаёмся здесь, — Занзас стремительно прошёл мимо него, выискивая взглядом его убежище. — В той пещере решил обосноваться? Умный выбор, но по ночам тут летают очень неприятные твари. — Это должно было быть пологом, — пробубнил Цуна, осторожно ткнув пальцами ноги в разложенный спальник. Он лежал, вывернув покалеченное нутро, и вонял, словно шкура дохлого зверя. — Понятно. — Занзас свистнул, подзывая Бестера. — Хорошо соображаешь. Жаль, что тебя не взяли в экспедиционный корпус. Тебе там самое место. Цуна стиснул зубы и ничего не сказал. Бестер умчался в заросли, мелькая кисточкой напряжённого хвоста, а Занзас полез в поясную сумку. — Посмотри, — сказал он, доставая аптечку, — что из этого сможет помочь? — Ничего, — Цуна даже не стал смотреть. — Реакция уже началась. Я наглотался воды, пока выбирался из палатки. Занзас выругался и потёр лицо. — Ладно, — сказал он. — У тебя будет зашкаливать температура. Как ты собирался её перенести в каменном мешке, раздетый до трусов? — Я прихватил целый спальник, — пробурчал Цуна. — Он уже там. Зазас поднял бровь. — Ещё и спальник. И нож. Мне начинает казаться, что тебя можно было бы и не спасать. — Я бы так не сказал, — скрипнул зубами Цуна. Щёки пылали, от стыда ли, от жара — он не был уверен. — Найдём тебе чего-нибудь пожевать, а потом посмотрим, — вздохнул Занзас и вскинул руку с тёмной пластиной передатчика на запястье. — Мусор! Отвечай! «Прекрасный, ласковый позывной! — с чувством подумал Цуна, отходя подальше. — Какие высокие отношения!» Солнце припекало, в лесу перекрикивались птицы, где-то высоко заверещало какое-то животное. Не там ли охотился Бестер? — Эй! — окликнул его Занзас. — Не уходи далеко. — Посмотрю место для рыбалки, — бросил Цуна через плечо, вытягивая нож из привязи. — Да ты что, умом тронулся? — Занзас быстро подошёл к нему и дёрнул за локоть. — Какая тебе рыбалка? Сейчас залезешь в кокон и ляжешь, пока можешь добраться своим ходом. Цуна мотнул головой. Нужно было обеспечить еду, и чем больше, тем лучше. Сочную еду, которая может восполнить потери в жидкости. — Твою мать, — тихо сказал Занзас. — Ну-ка пойдём. Он заставил Цуну вылить в рот горькое содержимое комплексной капсулы, прижал ему к плечу одноразовый инъектор и чуть ли не силком втащил в пещеру. — Бестер принесёт мяса, — с удивительным терпением сказал он, запихивая Цуну в разложенный кокон-спальник. — С голоду не сдохнешь. А завтра Сквало пригонит транспортник и доставим тебя к доброй сестричке Луссурии. Ты ему понравился. — Завтра? — зацепился за непонятное слово Цуна. — Сегодня под вечер будет шквальный ветер, — пробурчал Занзас. — Вылетят ночью, как стихнет, под утро будут здесь. Цуна прикрыл глаза. Внезапно навалилась усталость, и тело стало тяжёлым и горячим. Как-то рановато. Занзас возился со входом, закрывая его какой-то раскладной ширмой. — Твоя идея с пологом, конечно, не лишена смысла, — говорил он, пристреливая один край к каменной стене иглами из пистолета, — но ты не учёл особенностей здешней ночной фауны. Во-первых, тут летают милые зубастые птички, которые спят и видят, как бы добраться до такого соблазнительного мусора... «Он назвал меня соблазнительным», — отметил Цуна и фыркнул. — ...А во-вторых тот самый ветер, из-за которого Сквало не может нас забрать прямо сейчас, будет дуть как раз сюда. Полог прижмёт к потолку нахер. — Занзас помолчал и потянул край заслонки на себя. Та нехотя повернулась на импровизированных петлях, впуская дневной свет. — Но ты не мог об этом знать. В его голосе было что-то странное, удивительно похожее на уважение, но Цуна прекрасно помнил всё, что услышал от Занзаса накануне. Вряд ли бы он так быстро изменил своё мнение. — Да, и мы съели твою часть пайка, — сообщил Занзас, перед тем, как выйти. — Так что считай это платой. Цуна тихо фыркнул, устраиваясь поудобнее. Он помнил этот старый обычай — если кто-то в отряде погибал, по нему закатывали маленькую тризну, а его паёк распределяли между остальными членами. Изголодавшаяся по стандартным обедам Вария наверняка смела всё в мгновение ока. Он забылся тяжёлым, беспокойным сном. Он слышал приглушённый плеск речки, далёкий рык Бестера, потом прибежал Натц, свернулся рядышком, сосредоточенно вылизывая мокрую кисточку хвоста. Он был уже совсем большим, Цуна и подумать не мог, что он когда-нибудь так вырастет. — Правильно, грей этот трясущийся мусор, — пробурчал откуда-то Занзас, который совсем не мог быть рядом с Натцем. Львёнок визгливо рыкнул, покосился на Цуну весёлыми жёлтыми глазами. В груди стиснуло. Цуна всхлипнул и стиснул зубы. — Иди сюда, мальчик, — позвал он. — Иди сюда, мой хороший. Натц подполз к нему, неуклюже вытягивая вперёд передние лапы. Уткнулся влажным носом в плечо, жарко выдохнул. Цуна ерошил его тёплую шерсть, закрывал глаза и не мог сдержать слёз. — Развезло, — недовольно сказал Занзас, воздвигаясь рядом с ним. В руках у него одуряюще пах ломоть обожжённого на огне мяса. — Ну-ка, поднимайся. Я тебя кормить не буду. Цуна с трудом поднялся. Натца, конечно, не было, да и не могло быть. Рядом с ним лежал Бестер и жарко дышал в бок. Мясо было горячим и почти сырым, но сейчас Цуне было всё равно. Проснувшийся голод впился ему в кишки с такой яростью, что впору было выть. Цуна рвал зубами полусырой ломоть, чуть ли не рыча, слизывал мясной сок с пальцев и чувствовал, как по мышцам пробегают горячие волны. Рядом знакомо пискнула фляга, сообщая о завершении цикла очистки. Вода снова была безвкусной, но её было много. Снова накатил озноб. Цуна лёг обратно в кокон и суетливо застегнулся. Лицо было мокрым от холодного пота. Бестер повернулся, вытягиваясь вдоль его тела. Он был таким большим, что вот так, лёжа на боку рядом с Цуной, превосходил его почти на полметра. Цуна улыбнулся и закрыл глаза. Под веками танцевали огненные многоугольники, складывались в ячейки навигационной сетки. — Сектор 8Е рядом с альфой Орла, — сказал Реборн, подходя сзади. Тринадцатилетнему Цуне он казался гигантом. — Вот здесь у нас база «Тропик Коня». Что ты знаешь о ней, Никчёмный Цуна? — Она транспортабельна? — Цуна пожал плечами. Он мог бы о ней не знать ровным счётом ничего, это было вне его допуска. — Дрейфующая оружейная платформа планетарного типа. И всё. Реборн странно хмыкнул. — Ну, пока и этого достаточно. В губы снова ткнулся холодный край фляги. Цуна жадно глотнул и открыл глаза. Выход был плотно закрыт: щели по периметру заслонки были тщательно законопачены — видимо, павшим смертью храбрых спальником. Где-то рядом горел аварийный фонарь, заливая пещерку ярко-белым светом. Его собственный кокон был распахнут. Занзас сидел рядом, но фонарь был за его спиной и Цуна не видел его лица. — Началось, — сказал Занзас вслух. — Витамины тебе можно? Цуна моргнул, не в силах кивнуть. — Ты мокрый, как мышь, — отстранённо сказал Занзас. — Не уверен, что нам хватит воды. На это нечего было ответить, так что Цуна просто закрыл глаза и провалился. Его выжимало, как тряпку на тренажёрах. Кости и суставы исходили болью, но надо было терпеть, потому что его тело куда слабее всех остальных курсантов, и Реборн говорит, что ему надо бегать в два раза быстрее, прыгать в два раза дальше, работать в два раза больше, чтобы отставать не так сильно. Ямамото смеётся в парке, жёлтые листья путаются в тёмных волосах, и Гокудера что-то возмущённо ему кричит, но сам едва удерживается от улыбки. В глазах рябит от звёзд. Сколько это ему — восемь? Меньше? Отец впервые взял его с собой на орбитальную станцию, и Земля кажется отсюда такой громадной, самой большой во всей вселенной, а вокруг океан звёзд, крупных, ярких бриллиантов, до которых хочется дотянуться рукой. В Академии нездоровое оживление перед выпускными экзаменами и дальнейшим распределением, но Цуна спокоен. Он — Никчемный Цуна, он ничем не пригодится военным, а вот Ария из экспедиционного корпуса уже сказала, что будет рада его видеть. И — Натц! Он уже смог создать связь с Натцем! Разве это не знак того, что его будущее распределение уже дело решённое? Сверхживотные были традиционными компаньонами экспедиционного корпуса, и Гокудера с Ямамото так радовались за него, когда ему первому из всей тестируемой группы удалось... Цуна оступился, налетел на кого-то в коридоре, вскинулся, торопливо извиняясь. — Ничего-ничего, — ласково сказал седой мужчина с добрыми карими глазами. — Ты сам не расшибся? — Нет, всё в порядке, — Цуна бросил взгляд за плечо незнакомца, где топтался мрачный директор. В груди шевельнулось что-то колючее, что-то, что в будущем не раз будет спасать ему жизнь. — Иди, Савада, — бросил директор. — Савада, — повторил незнакомец. — Мы, кажется, слышали это имя сегодня на совете. — Да, — директор зашагал дальше, уводя гостя за собой. — Реборн включил его в список рекомендованных в экспедиционный корпус. Ария дала предварительное согласие. — Как мило с их стороны дожидаться нашего утверждения, — донеслось до Цуны. Именно так и рухнула его жизнь, да, вот так, и предвестником было столкновение в коридоре. Цуна удивился боли под ушами и с трудом приоткрыл глаза. — Прекрати! — рычал Занзас, и рядом рычал Бестер; голоса у них были удивительно похожие. — Ты сломаешь себе зубы. Цуна с трудом расслабил челюсти и охнул. Перетруженные мышцы тут же свело. — Знай я раньше, забрал бы для тебя одну из косточек Бестера, — сплюнул Занзас. — Ты что, ещё и припадочный для полного счастья? Цуна не мог ответить. Адски хотелось пить. Занзас будто понял, приподнял его голову и аккуратно приложил к губам полусферу фляжки. Цуна снова закрыл глаза, не успев даже допить. Следующий сон был просто тёмно-красным, цвета темноты за веками, цвета волос Энмы. — Я с Шимон, — говорил он всем с какой-то упрямой обречённостью, носил имя мятежной колонии с болезненной гордостью, будто это единственное, что ему оставалось. Цуна помогал ему дойти до медблока после побоев, чуть ли не насильно впихнул его в их тесную компанию, и старался не думать, что вся эта дружба росла из болезненного непереносимого стыда, который резал его каждый раз, когда по Центровидению показывали Саваду Емицу, отдавшего приказ о подавлении мятежа Шимон. «Прости, Энма», — думал Цуна, плавясь в чёрно-красном безмолвии. Энма перестал с ним разговаривать, когда раскрылось происхождение Цуны. Но когда стало известно о Натце — он пришёл, и сидел молча, прислонившись спиной к спине, пока Цуна плакал, как ребёнок, содрогаясь всем телом, и не стесняясь слёз. Было холодно. Так холодно, что дыхание стыло в груди, а мышцы сводило. К спине прижималось ослепительное животное тепло. Лоб лежал на гладком, тёплом плече. — Очнулся? — хрипло спросил Занзас. Цуна с трудом кивнул. Всё тело гудело, так, будто вибрировали кости, но это уже было терпимо. — Кто такой Натц? — обманчиво-спокойно спросил Занзас. Только сейчас Цуна понял, что его рука лежала у него на загривке. — Он... — хрипло начал Цуна и откашлялся, собираясь с силами. — Он должен был стать моим компаньоном. — А, — после паузы сказал Занзас. Его рука болезненно сжалась, но от этого почему-то стало легче. Когда Цуну затребовали в военную программу, все понимали, что львёнку не место в казармах, особенно после того, что случилось во время мятежа. Все знали, что повторный импринтинг невозможен. Выбраковка. Цуна был зажат между двумя источниками тепла, и сейчас больше всего хотелось так и заснуть. — Когда прилетит транспорт? — с трудом спросил Цуна. — У тебя ещё час, — отозвался Занзас, устраиваясь поудобнее. — Да, Сквало привезёт твой лётник. Радуйся, больше не будешь сверкать семейками. Цуна фыркнул и, плюнув на всё, вжался в него сильнее. — Тебя это смущает? — приглушённо спросил он. — Я всегда рад бесплатному стриптизу, но, боюсь, здешние москиты будут не менее рады бесплатному обеду. Цуна засмеялся, прикрывая глаза, рассеянно потёрся щекой о гладкую кожу. Шрамы были странными, шершавыми. Интересно, что их оставило? Занзас погладил его по плечу, вначале легонько, потом нажал ладонью, скользнул на спину. — Цунаёши, — сказал он, и по хрипотце в его голосе, Цуна понял бы, что он скажет, даже если бы в бедро ему не упирался горячий стояк. — Когда мы прилетим в лагерь, я задам тебе вопрос. И ты ответишь «да» или «нет». — Хорошо, — подумав, ответил Цуна. Он посмотрел Занзасу в лицо, и спокойно отметил про себя, что не будет против. Очень даже не будет. Он не заснул. Лежал, разминая ноющие запястья и медленно напрягая и расслабляя мышцы. В коконе было душно, Цуна понимал, что пропитал своим потом спальник хорошо, если не насквозь. В животе снова было пусто, но еда могла и подождать. — Если что, теперь я смогу есть то же, что и вы, — сказал он неуверенно. — После задействования Комплекса Верде, я выработал временный иммунитет. — Ты правда думаешь, что мы теперь куда-то отпустим вас от лагеря? — удивился Занзас. — Ты же не идиот. Цуна промолчал, дожидаясь продолжения. Рука Занзаса ерошила ему волосы, с неожиданной лаской массировала ему скальп. — Этого вашего придурка-доктора точно никуда не выпущу, — решил Занзас. — А пацан пусть его стережёт. Тебя, так уж и быть, могу довести до водопада. «Фаворитизм, — в восторге подумал Цуна. — Самый настоящий фаворитизм!» — Я глянул пока снимки на вашей камере, — сказал Занзас. — Пару снимков, которые вы нащёлкали рядом с выходом, придётся удалить, но остальные пока допускаю. Потом не трать зря память, я лучше покажу, что снимать. Цуна молча кивнул. Это было... захватывающе. Только одна поганая мыслишка подтачивала его радость, как вредитель. «Мог ли Девятый отправить меня сюда, зная о вкусах сына?» Вставать было тяжело. Голова кружилась, и хотя это не шло ни в какое сравнение с головокружением от нагрузок, переносить его было куда тяжелее. Занзас подставил Цуне плечо бездумным, автоматическим движением — один пилот другому. Отчего-то стало больно. Цуна прикрыл глаза, старательно переставляя ноги. Правую перед левой. Левую перед правой. Можно было представить, что он управляет дроидом-разведчиком из кабины рейдера. Правую перед левой... — Сквало приземлился совсем рядом, только спуститься, — сказал ему на ухо Занзас. — Давай, давай, Савада... Совсем чуть-чуть осталось. Ноги слушались с заминкой, и Цуна всё время ждал, когда же Занзас разозлится и придаст ему ускорение пинком. Но тот не торопился. «Досье Девятого составлялось по психологическому профилю двадцатилетнего мальчишки, — подумал Цуна. — Логично, что он изменился... Но, проклятье, в какую сторону?» Перед выходом Занзас задержался, решительно выдёргивая иглы, крепящие заслонку к стене. «Дверь» нехотя отошла от проёма, и внутрь хлынул солнечный свет. Цуну на секунду посетило дежавю. Бестер, рыкнув, быстро протиснулся мимо них в щель, оставляя клочья шерсти на камне, и легко спрыгнул вниз, будто стёк. Воздух снаружи пьянил. Цуне немного полегчало, и он с опаской выглянул наружу. — Э-эй! Мусор! — заорали снизу. Голос был не писклявым, но при этом его нельзя было не назвать пронзительным. От него звенело в ушах и опасливо сжималось сердце. Занзас довольно хмыкнул и передвинул Цуну поближе к порогу. — Сейчас будем спускаться, я не смогу тебя держать, — объяснил он. — Внизу страхует Сквало, если совсем невмоготу — падай на него. Он мягкий. Цуна решил, что не верит этому. Рассветное зарево слепило глаза, но внизу ещё было темно. Смутно угадывался силуэт транспортника, похожий на неуклюжую личинку стрекозы. Рядом с ним белело что-то большое, живое. До Цуны донёсся рык Бестера. Слабость укоренилась глубоко, но у него ещё оставались невостребованные резервы, что он приберегал для вчерашней подготовки. Отчего-то казалось очень важным показать их именно сейчас. — Отпускай, — сказал он, прислушавшись к себе. Занзас не стал спорить. Он осторожно опустил руку Цуну со своего плеча, убрал свою, но не стал отходить далеко, будто готовился страховать. Цуна прищурился, повёл плечами, прогоняя по мышцам волну напряжения, сдвинул пальцы ног, ощупывая каменную приступку. — Вы! Заснули там, что ли?! Мне что, позже прилететь? — снова завопил Сквало, и эхо радостно подхватило его голос. — Не болтай зря! — взревел Занзас, и это было так оглушительно, что Цуна невольно вздрогнул, засмеялся. Да, стоять явно не было времени. Он прыгнул, привычно собираясь в комок, прижал локти, чтобы не ободрать их о стенки. Толчок бросил его вверх, и усилие, рассчитанное на более внушительную гравитацию орбитальных баз, сыграло ему на руку. Он перелетел через ошалевшего Сквало, с недостойным удовольствием полюбовавшись на его отвисшую челюсть, и приземлился уже в паре метров от транспортника. Песок ударил по пяткам, гася импульс, и Цуна пробежал ещё пару шагов до металлического борта, обливаясь потом. — Какая глупость, — сказал он вслух, чувствуя, как стремительно исчезают силы, так, что пришлось прислониться к холодной обшивке. — Да что ты говоришь?! — оглушительно удивился Сквало, промаршировав к нему. — Может, сам полетишь к лагерю, птичка? Распрыгался тут, мусор! — Прыгучий мусор, — хмыкнул Занзас, соскальзывая вниз. — Если так не терпится сломать шею, я могу это тебе устроить сам. — Прошу прощения, — устало улыбнулся Цуна. — Загружай его в отсек, — рыкнул Занзас, широкими шагами поднимаясь по трапу. — Бестер! Цуна смотрел, как он идёт, разозлённый, с напряжённой спиной, и думал, что будь у Занзаса хвост, он бы сейчас дёргался совсем как у кота.