『時の迷霧』 Lost in the Mists of Time
第八話 「短気は損気」 8. Haste Makes Waste〜十年前の世界〜 10 Years Ago
Вокруг зашелестели шушуканья, спровоцированные громкими высказываниями прервавшей справедливый самосуд президентом. Непосредственные активисты школы, конечно же, знали, что ввиду недавнего происшествия названая предводительница студенческой составляющей средней Намимори предложила регламентировать ставший столь остро вопрос человеческой безопасности и даже вовлекла своих товарищей в процесс. Вот только никто из них всерьёз не предполагал, что новое правило коснётся самого Хибари Кёи, фигуры, которая уважение этих самых правил и проповедует. И уж тем более ни одна душа не сглупила бы, подумав, что парень добровольно поддержит сию инициативу. Надо сказать, для черновласого стража правопорядка эта новость являлась не меньшим сюрпризом. С каких это пор изменения в уставе смеют случаться не то чтобы без его разрешения — без ведома! В действительности, как бы Кёя ни присматривался поближе в поисках признаков подделки, в его руках находилось самое подлинное, официально заверенное школьным комитетом постановление, гласящее о вступающей отныне в силу маленькой реформе. Некоторые выдержки из этого документа казались молодому человеку знакомыми, однако изложенные наряду с ними пункты имели столь вопиющий характер, что Хибари никогда бы не позволил этой бумаженции увидеть свет в таком виде, в каком она есть. И, разумеется, пришедшая к нему с ней хитроумная лисица быстрее бы сама откусила себе хвост, нежели бы брюнет поставил там свою печать. — Пункт номер один: «любого вида оружия и боеприпасы». Подпункт два, абзац третий: «холодное оружие ударно-раздробляющего типа», — услужливо подсказала Мааи нужную строчку во всеуслышание толпы, высокомерно обводя фигуру недруга глазами. Очевидцы не могли сдержать всякие «хэ?» и «ха?, поскольку ни у кого в уме не укладывалось, что сей приказ детализирует запрет с такой точностью. — А также номер три: «колющие и режущие предметы», — самодовольно добавила сиреневласая, ставя в известность как самого Кёю, так и толпу, что зафиксировано нарушение сразу по двум пунктам. Антрацитовые глаза вчитывались в точно мелькающие перед ними строчки, и их хозяин не мог не изумиться, даже пусть никогда сего не признает, какая колоссальная работа была проделана: абсолютно все типы вредных и опасных вещей были перечислены, классифицированы и детализированы. Очевидно, что к работе эта дотошная девчонка подошла с возмутительной обстоятельностью. И, безусловно, она не запамятовала включить и тип, к которому принадлежали тонфа. «Вот как...» Пальцы небрежно сжали край постановления, а чернота стали очей выявленного только что нарушителя, опасно сузившихся, устремила свой напор в сторону авторитетно стоявшей напротив Мааи. Девушка сею же секунду почувствовала, словно её чистят ножом как яблоко — проводят лезвием по кожуре, точечно, медленно, дабы не срезать лишнюю мякоть. Невероятно приятный этот колюще-режущий предмет — острый взор познавшего поражение Хибари Кёи, предмет, который, к счастью, не подходит ни под одну группу, посему его владелец волен применять его сколько душе угодно. Камацу будет лишь рада. А если обуревающая злость заставит юношу ещё и силу применить к беззащитной любимице учителей с безупречной репутацией — вообще счастье. Глядя на эту высокомерную мину, Кёе хотелось свершить правосудие прямо здесь и сейчас, не скупясь и вознаграждая самозванку сполна за все её заслуги. Как она посмела посягнуть на его поле деятельности? Кого она возомнила из себя, чтобы распоряжаться своей крохотной властью так, точно она тут полноправный правитель? Кто давал её право конструировать регламенты и видоизменять законы, вешая ярлыки на оружие и ставя ограничители на его методы работы? Брюнету и извилиной шевелить не нужно было, дабы понять, откуда у сей реформы росли ноги. Прятать за благородными целями свои коварные амбиции! — и эта женщина уличала его в превышении полномочий? Да это смешно! Но самое дивное диво крылось в породистой наглости лицемерки: она хитрым способом заставила его поставить штамп на бумажке, ничего не имеющей общего с актуальным постановлением, а теперь пытается выставить всё так, будто Кёя нарушает свои же обещания. Низкий удар в самое сердце его репутации. Пусть лелеет надежды дальше: он не задумываясь пожертвует ею, если потребуется, но никогда не станет следовать законам, которые не подписывал. — Не припоминаю, — с хвалёной невозмутимостью коснулся ветра вельветовый баритон, позволяя тому с чуткостью и заботой разнести брошенное по воздуху, доводя до сведения присутствовавших здесь травоядных. Черноокий глава Дисциплинарного Комитета, следуя сказанному, приподнял постановление перед собой, демонстрируя то во всей красе неприятельнице; пальцы ещё сильнее сжали края, заставляя документ сминаться. — ... чтобы я это одобрял, — изъявил свои намерения юноша, сужая глаза в ещё более опасном прищуре. В их беспросветном отражении Мааи поджидали обещания жестокой расплаты. «Всё по плану...» — Ара*, — склоняя голову в бок, самую малость кокетливо проговорила президент, быстро сменив тон обратно на серьёзный с напускным разочарованием: — Неужели запамятовали? В очах ликующей и смакующей момент девушки пылал дьявольский синий огонь, вожделевший полностью поглотить врага, не оставив и пепла. Уверенная в своей победе школьница ощущала на себе не только мощный натиск врага, но и уставившиеся на неё в нетерпении пары глаз. Очевидцы с интересом наблюдали за происходящим, не рискуя возлагать надежды на то, что второклассница вот так приструнит главного сеятеля жестокости в Нами-чуу. Но Мааи знала: каждый из них этого истинно хотел. Ну ничего, им осталось ждать совсем немного, упивалась сладостными мыслями она. В отличие от всех этих недотёп девушка умела правильно распоряжаться властью. — В таком случае позвольте вам напомнить, — вызвалась обвинительница, изо всех сил сдерживая ухмылку и стараясь походить на настоящего блюстителя и исполнителя закона. Хибари, не выказывая никаких эмоций, лишь молча спиливал её гнетущим взором. Лидер школьного совета снова отправила руку в глубины сумки, высвобождая оттуда ещё несколько скреплённых листиков. Она грациозным движением протянула их врагу, бесстрашно всматриваясь в его холодный взгляд. Посторонние замерли в ожидании. — Прошу взглянуть на это, — вежливо проинструктировала Мааи. Когда Кёя, спрятавший предварительно тонфа свободной рукой, потянулся за листом, и школьница почувствовала, как бумага, выскальзывая, покидает её ладонь, она едва, незаметно прикусила нижнюю губу изнутри, будучи почти не в силах совладать с собой. Парень принял дарованное напоминание, подложив под низ постановление для пущего удобства. Пролистав до конца, он удостоверился в наличии собственной одобрительной печати, а следом вернулся к содержанию. «Что, наконец-то соизволил прочесть?» — кислотно выдавила Мааи, позволяя внутренней сущности зайтись в безудержном хохоте. Происходящее выглядело столь жалко, что девушка испугалась повредить зрение от такой ослепительной победы. Сквозь лоснившуюся иссиня-чёрным блеском от неуклюже бросавшего вниз свои лучи солнца густую чёлку приверженец дисциплины быстро вчитывался в каждое слово, что вместе со своими собратьями строило смысловую цепочку запретов и табу. Почему-то в этом варианте логика классификации опасных веществ заметно отличилась от той, что в официальном, если не сказать рушилась. «Муляжи оружия» втиснулись между «электрошоковыми устройствами» и «газовыми баллончиками», а холодное оружие и его подвиды, так тщательно расписанные в приказе, в «оригинале» даже не упоминались. Однако дабы из этого сделали официальное постановление и включили в устав, девчонке было необходимо показать сей черновик на заседании учителей. Не могла же она не включить в список орудие, покалечившее травоядного, из-за которого весь сыр-бор и начался? Разумеется, не могла. Чёрные очи недовольно сузились, а тонкие брови наклонились к переносице. Совершенно в другом месте документа, в самом низу, мелким, выцветшим сероватым шрифтом находилась сноска, содержащая непосредственно касающуюся тонфа и иже с ним холодного колюще-режущего оружия информацию. Сквозь занавес смоляных прядей в Мааи рассерженно въелись, впились два пылающих смертельным огнём агата. Юная президент позволила ухмылке немного скользнуть по губам. Довольная собой, она любовалась чернотой очей недруга: казалось, та обволокла всё вокруг них двоих, что не видно было лиц толпы, не слышно звуков и возгласов. «Yu Gothic 6*, — гордо похвасталась Камацу, с какой-то искренней любовью произнося название шрифта и номер кегля. — Красивый, правда?» Девушка не только владела знаниями о шрифтах, будучи когда-то в ответственном за школьную газету клубе журналистики, но и имела печальный опыт изучать множество договоров и контрактов, где в самом низу мельчайшим шрифтом были очерчены подводные камни, о кои не переставала спотыкаться её семья. Естественно, такому, как Хибари, не приходилось иметь дела ни с чем подобным. — Не собираетесь же вы утверждать, что впервые видите данный документ? — озаботилась холодно и предостерегающе Мааи риторическим вопросом, складывая руки полочкой на груди в позе авторитетного правителя всея Намимори, которым смела себя в скором времени видеть. Молодой человек не сводил давящего взгляда с самомнительной гнусной обманщицы, которая так просто, воспользовавшись его безучастием, усталостью, мигренью, мизантропией и раздражением, обвела его вокруг пальца. Кёя с трудом осознавал, что столь наблюдательный и настороженный человек, как он, не заметил спрятанного подвоха, а самое страшное — не искал. У него и в мыслях не было, что для самозванки несчастный случай являлся всего лишь предлогом и пришла она тогда, не стараясь угодить школьным интересам, повысить свой рейтинг и заодно подействовать ему на нервы, а по его душу. Хотя нет, подействовать на нервы она тоже хотела. Мерзавка заявилась с распахнутой ловушкой и буквально вынудила его засунуть туда руку. Щёлк — и всё. Он недооценил её. Хибари не имел привычки злиться на себя и уж тем более винить, но произошедшее не могло не раздражать. Определённые факторы, помноженные на несколько неудачных стечений обстоятельств, поделенные на везенье самозванки — вот что привело к такому неблагоприятному результату. Парню стоило отнестись к этому серьёзнее. Однако непонятным оставалось одно: как она объяснила учителям, почему такой важный кусок внезапно оказался совершенно в не положенном ему месте, да ещё и напечатан так, что глаза кровью вытекут прежде, чем прочтёшь? «Каким образом? — точно отвечая на вопрос собеседника в своей голове, высокомерно промолвила Мааи. Акварель индиго в её очах залилась мраком. — Да подменила». Касаясь пальцем самой сердцевины скреплённых страниц, Кёя нащупал немного подпорченную текстуру бумаги, наполовину прикрытую сверху клейкой заметкой, якобы услужливо всунутой туда для удобства читающих. «Подменила, значит...» — разумеется, сообразил Хибари, снова возвращая пытливый ониксовый взор на обманщицу. Мааи организовала текст таким образом, чтобы в любой момент можно было легко подменить основную страницу, где отсутствовали пункты про оружие, на ту, где они значились, а также убрать страницу со сносками, сделанную специально для главы Дисциплинарного Комитета. Безусловно, её фокусы с канцелярскими принадлежностями никто из учителей не заметил: в тот день, когда брюнет поставил последнюю печать, вечером как раз состоялось заседание преподавательского состава, и все они только и думали, как бы побыстрее уйти домой. Никто бы не обнаружил, сколько раз был скреплён документ, да и если бы обратил внимание, кто посмел бы такую умницу заподозрить в чём-то неладном? Девочка — божий одуванчик. Да и недоказуемо это, разве что со слов самого Хибари — единственного, кто странный вариант видел: все остальные подписавшиеся закрепили свои печати за документом, точь-в-точь идентичным тому, что удобрило заседание. Как говорится, допустили свинью до апельсинов: возомнившая, что власть является универсальным ключом от всех дверей, эта пигалица поспешила её применить, используя свои хитрости так бесстыдно даже на учителях, будучи абсолютно уверенной, что ей ничего не будет. Она не только посмела играть с ним в свои грязные игры обмана, так ещё и жульничала, преследуя свои цели. Может, был уверен Кёя, она и честно хочет сделать школу лучше, но личные интересы всегда будут намного выше. А низвергнуть его с трона и забраться туда самой — всенепременно её приоритет. Вероятно, её цели он тоже недооценил и не до конца осмыслил. Вот только если школьное руководство прочло и утвердило нормальный вариант, где всё чёрным по белому расписано, то почему в его руках был тот самый, эксклюзивный, с которым парень пренебрёг тщательно ознакомиться? Она не поленилась забрать черновик после того, как тот стал не нужен уполномоченным переработать его в несущий юридическую силу документ под каким-то предлогом и специально подменила листы обратно. Чтобы Хибари своими глазами увидел, как именно Камацу перехитрила его и где он оплошал. Дабы в очередной раз тыкнуть ему пальцем в своё превосходство. Несносная совсем потеряла стыд в погоне за первенством, опьянённая иллюзорной властью. — Теперь припоминаете? — трель её монохромного голоса зазвенела в ушах, и Хибари поджал губы в угрюмую линию. Вокруг доносились вздохи восхищения, ученики с приоткрытыми от интереса ртами и распахнутыми от удивления глазами благосклонно смотрели на президента, явно импонируя ей и считая, хоть и молча, себя её соратниками. Они всё ещё робели пред грозой Намимори, потому предпочли обезопаситься. Но Мааи отчётливо слышала их немую поддержку и беззвучные голоса — и это было сравнимо с блаженством. Отказаться от своих слов он не может, а значит есть два выхода. Первый: оставить затею с тонфа-наказанием, обходясь кулаками, любителем коих юноша не являлся, и следовать правилам, прогнувшись под самозванку и проиграв ей позорно и унизительно, не очернив духа дисциплины, но запятнав свои принципы. Второй: дискредитировать свою репутацию хранителя, блюстителя и вершителя порядка, проигнорировав новое правило и не сдержав обещание, забить всех до единого до смерти, начав с авантюристки. Однако Хибари Кёя не терпел, когда его ставят пред столь ограниченным выбором. Если первые два ему не по нраву — значит, будет третий. Мааи сделала небольшой шаг по направлению к в скором времени опороченному авторитету школы — нарастающее напряжение сквознуло внезапным порывом ветра между ними, заставляя тяжёлую копну волос девушки сиреневой фатой струиться за спиной, а Кёю — убрать непослушные, точно танцующие в такт ветру эбеновые пряди с глаз. — Действительно, — сухо ответил Хибари, вербально свидетельствуя в пользу оппонентки. Лидер студсовета немного напряглась от такой прямой, незамысловатой и сдержанной реакции, но виду не подала, намереваясь перейти в оборону, ибо знала положительные её для себя последствия. Однако самоличное признание юноши вызвало бурный отклик среди толпы, приравнивавшей сею фразу к полной победе избранной президента. Ведь не станет само проявление дисциплины в человечьем облике идти наперекор правилам, кои так яростно защищает? Против указа свыше у него нет оружия. Остаётся только сдаться. Неужели это значит, что теперь никому не придётся страдать от убийственных тонфа? Неужели это первый шаг к революции? — Когда читаешь важные документы, — чуть более глубоким голосом, медленно начала Камацу, выводя губами каждый слог, — стоит быть внимательнее. Похоже, нахалке этого было мало, и она решила ещё и открыто высмеять его... небольшую неосмотрительность. Прилюдное унижение — её козырная карта, которая должна была вынудить Хибари собственными руками поставить крест на своих чести и авторитете. Он не может допустить, чтобы какая-та пигалица ставила его на место, которое, как она считала, располагалось под её ступнями. Он же не стерпит этого? На глазах у толпы? Да, она ловко разложила карты. Он недооценил её. Но и переоценивать не собирался. Смакуя момент, Камацу продолжала, как она думала, ментально довлеть над противником. Она обернулась по сторонам, с быстро включённой благожелательной аурой оглядела всех вокруг, празднуя победу. Как не достойный её королевского величия неудачник Хибари больше не заслуживал её драгоценного внимания — она поспешила это продемонстрировать. Вышеупомянутый неудачник вернулся к проклятому новому регламенту, что всё ещё был у него в руках. Теоретически эта бумажка обладала большими силами, чем юноша, если дело касалось дисциплины. Теоретически. Осматривая толпу, Мааи наконец-то соизволила почтить своей участливостью почти казнённого паренька и его обузу. Откровенно говоря, было бы неплохо, по мнению школьницы, если бы Хибари успел забить до смерти этого мерзкого ребёнка, вечно бесящего её и лазающего в кампусе, но она не стерпела. — Так дело не пойдёт, Савада-кун, — начала она мягко, но каштановолосый всё равно содрогнулся, натянувшись как струна. — Если не будешь соблюдать правила, — не носивший в себе угрозы голос давал понять, что Саваду Цунаёши всё равно сегодня накажут. — Гокудэра-кун! — намного резче и громче обратилась второклассница к пареньку с пепельными волосами. Тот в недоумении поднял на неё нежно-изумрудные глаза. — Тебя это тоже касается, — пояснительно продолжила Мааи, уточняя: — Пункт седьмой: «взрывчатые вещества, взрывчатые устройства, дымовые шашки», а также пункт восьмой: «пиротехнические изделия». Гокудэра Хаято скорчил недовольную мину и скрипнул зубами: вот же проблемная женщина! Вечно ходит и делает ему выговоры, когда застукает со взрывчаткой или сигаретой. А ведь это всё во благо «Джудаймэ». «И даже Гокудэру-куна!» — вышеупомянутый Джудаймэ с по-дружески тёплым и обеспокоенным осуждением обменялся с Хаято взглядом, напуганный очередной вырисовывающейся проблемой. Безусловно, победительница считала, что пункты семь и восемь помогут ей избавиться от ещё одного неадекватного ученика, но в целом его судьба мало её волновала. Всё это было частью показательного выступления, призванного продемонстрировать восхищённым рабам, какая президент справедливая и что не ведёт охоту на Хибари: это просто правила такие, а они для всех одинаковые. Все равны перед законом. Довольная собой Мааи, удовлетворившись проделанной работой, соизволила вновь взглянуть на поверженного противника, предвкушая, как именно тот уйдёт со сцены и какой путь ко дну выберет. Между тем Хибари бросил последний короткий взор на документ. Девушка восприняла это как глупую попытку справиться с шоком и найти спасительную лазейку, но, к несчастью черновласого юноши, ловушка захлопнулась ещё неделю назад. Вид у попавшего в неё лидера Дисциплинарного Комитета сейчас, по мнению Камацу, был умилительно жалок. Кёя сделал шаг по направлению к пурпурноволосой второкласснице — выражение лица её ничего не отображало, кроме вечно присущей официальному тону пресности. Внутренне ей хотелось деланно поднять бровь и с вызовом ухмыльнуться. Когда вражеская сторона продвинулась к ней на ещё шаг — Мааи знала наверняка: грядёт то, на что она так долго рассчитывала. Стоило злу пред ней преодолеть ещё метр — она уже грезила картинами неизбежных для него последствий. Казалось, что в эти секунды мягкое майское солнце стало пылающим, точно в августе, и прожигало своими лучами даже сквозь пиджак школьной формы. Лицо у Хибари было сосредоточенным, взгляд — сфокусированный на цели, напрягающий, чёрствый, пугающий — всё как положено, как Мааи себе и представляла. Несколько листов по-прежнему в его руке — должно быть, сейчас он пафосно разорвёт их или потопчется, раздавив ботинком, символично так показывая, во что ставит школьное руководство. Ну а потом... Когда отделявшее двух фигур студенческого авторитета пространство сократилось до расстояния вытянутой руки, всё напряжение и рушащая внутреннее равновесие живых существ угроза точно расплавились в горячем воздухе. Хибари Кёя безмятежно ухмылялся. На лице наученной держать эмоции в себе Мааи и мускула не дрогнула, но в голове восторжествовал неуёмный хор из разного рода предупредительных сирен. С одной стороны, вероятно, это всего лишь предварительный этап, предшествующий садистской и варварской расправе — видимо, тиран так настраивается на кровожадный лад; однако с другой — что-то в этой спокойной физиономии было не так, противоестественно. Разве подобным образом смотрят на человека, которого собираются забить до смерти? Разве не должен зверь быть разгневан? Несостыковки ожиданий и реальности немного подпортили привкус сладостной победы, но Камацу гнала дурные мысли прочь и грешила на беспочвенную паранойю. Парень протянул ей все доказательства своих правонарушений — в ответ девушка лишь с едва незаметным напряжением в синих очах уставилась на него, а потом на бумажки, не совсем отдавая себе отчёт, зачем всё это делалось. Кёя прикрыл глаза, позволяя тени чёрных густых ресниц коснуться бледной кожи, а затем приоткрыл снова в доминирующем, надменном прищуре, после чего с мягкостью промолвил: — Спасибо за совет, — полыхавший в зеркалах души юноши губительный огонь казался едва ли свирепствующим. Напротив — смиренным и тихим, как водная гладь ночного пруда. «Что?.. — нервно издала Мааи про себя. Какое-то неприятное чувство, от которого не получалось огородиться, давало о себе знать. — Как это понимать? Аж тошно». «Спасибо» из уст этого человека сбивало с толку и мешало крепко сжимать воображаемую оливковую ветвь. Предупредительные колокольчики в голове неустанно звенели. Президент инстинктивно взяла из рук терпеливо падающего ей бумаги Хибари документы и настороженно сузила взгляд. В какой бы позиции она ни находилась, столь тесная конфронтация с ним отчего-то была крайней утомляющей. Однако почему? Она же выиграла. — И правда, — продолжил Кёя в том же тоне, — данное постановление запрещает использование оружия, — к удивлению Мааи, а также всех свидетелей признал неоспоримую правду брюнет. Звон в голове девушки немного ослаб. Ложная тревога. Вероятно, мерзавец ведёт к тому, что плевать он хотел и сейчас прольётся чья-то кровь. — Однако... Конечно, не совсем же он идиот, чтобы отрицать очевидное? Правила есть правила. Он их только что нарушил. Заткнуться и повиноваться справедливой президенту, признавая собственный просчёт, он не соблаговолит, стало быть, пойдёт против правил, влеча за собой новые нарушения. Например, избиения студентов. Они не новы и прежде были странным образом проигнорированы всем населением школы от мала до велика, однако жертва у них будет новая, и уж она-то докричится до закона. С мазохистским интересом готовящаяся пасть на жертвенный алтарь Мааи то ли с разочарованием, то ли с радостью в очередной раз убедилась для себя, что этот человек всегда выбирает самый вредоносный метод. Даже по отношению к себе. Даже если он касается манеры опуститься на дно. Что ж, от более радикального варианта больше последствий: уйди он недовольно или откажись от своих слов, всё бы ограничилось лишь красивой победой президента и пошатнувшимся авторитетом главы Дисциплинарного Комитета. Но если всё зайдёт настолько далеко, этот человек собственноручно отсечёт себе пути к отступлению и ступит на тропу самоуничтожения. Всё ещё в напряжении, но немного усмирившая неверную интуицию подросток, держа в руках листы, испытующее взирала на врага, готовясь к удару. — Что до самого ношения оружия, — вырисовывавшие улыбку губы медленно проговаривали каждое слово, — то здесь ничего об этом не сказано. Девушке хотелось вслух рассмеяться от подобного заявления, да только властная, победная ухмылка раздражала и где-то совсем чуть-чуть настораживала. Президент вздёрнула тонкую бровь и с серьёзным видом оповестила: — Не надейтесь, что сможете отвертеться за счёт блефа, — беззлобно, с высокомерием заверила собеседница, немного разочарованная таким развитием их диалога. Бессменная ухмылка на лице Хибари продолжала дезориентировать. — Я всего лишь обнажил тонфа, — продолжил не внемлющий замечанию девочки брюнет, — и вовсе не использовал. Не понимающие происходящего зрители снова стали перешёптываться, и содержание этих шёпотов Камацу не было по душе. Почему-то глупые ученики невольно начали недоумевать, действительно ли то, о чём говорил живой кошмар их школьной жизни, может быть правдой. Слово Мааи против слова Кёи — почему слово последнего по-прежнему не потеряло силы? — Прекратите нести ерунду, — вновь ответила в той же манере президент, на этот раз чуть резче, о чём чуть было не пожалела, но потом вспомнила, что с бесстыдными нарушителями не пристало быть почтительной и вежливой, будь они хоть трижды её сэнпаи. Его ухмылка пробирала Мааи до костей. Она была сродни не упокоившемуся призраку, вселившемуся в девушку и вносившему хаос в её внутреннюю гармонию. Антрацитовый взор стал чуть уже, привлекая внимание собеседницы к себе сильнее, но его обладатель практически не источал угрозы. Одно лишь превосходство, ничем не истребимое. — Иными словами, — более твёрдо и холодно, но так же размеренно и спокойно произнёс Кёя, приближаясь к итогу. — Нарушения нет, — сказал точно отрезал голос, будто верховный судья выносил железный, не подлежащий обжалованию вердикт. Ухмылка стала чуть апатичнее и менее выраженной. Слова, казавшиеся вздором, почему-то грохотали эхом подобно фейерверку в сознании Мааи, и встречная реакция немного подвела, заставив совсем слабую неуверенность и растерянность проступить на лице. Предупредительный звук сирен был полностью заглушен повторяющейся вновь и вновь фразой. Угнетённая самоуверенностью интуиция напомнила о себе, заставляя президента с нервозностью бросить взор на бумажки. Но самое неприятное — это ожидающие разъяснений ученики, исследующие глазами спину бывшей кандидатки, которой подарили свои голоса, и рассчитывающие в этом вопросе именно на неё. Кто как не она развеет все их сомнения и уличит злодея в гнусном блефе? Разумеется. Мааи с премногим удовольствием пойдёт навстречу своим избирателям. «Какого... чёрта? — в неверии распахиваются синие глаза, когда девушка не может обнаружить в постановлении «ношения». Строчка за строчкой, канджи за канджи, снова и снова мечется зрачок туда-сюда в поисках фундаментально важного — тщетно. — Нет, нет... почему его тут нет?» Оно ведь должно быть там. Камацу самолично долго и нудно составляла содержание статей, перепроверив много раз. Но ни слова о ношении оружия в официальном документе не было сказано. У сего могло быть только одно объяснение: ответственный за редактирование и проверку текста учитель просто пропустил слово, отправив документ в печать. Наконец-то получившая оружие для своей охоты Мааи была так зациклена на том, чтобы проконтролировать наличие подпункта, соответствующего тонфа, а также столь увлечена любованием грозной школьной печати, что напрочь забыла, да и не думала особо перепроверять остальное. «Ксоо-о-о-о...»* Охватившее её резко опустошение мешало оторвать от листков пальцы, а страх столкнуться лицом к лицу с уже возложившими на неё надежды избирателями не позволял поднять с бумажки глаз. Да, она никогда не питала иллюзий, что приказ на практике воспрепятствует Хибари использовать тонфа, однако суть заключалась не в этом. Нужно было усилить и укрепить свой авторитет, указав ему на место, или же заставить его дискредитировать себя же. А в конечном счёте... «Неужели он... с самого начала знал... — с ужасом предположила президент, вспоминая эту ухмылку и не поколебавшееся с самого того момента ни на секунду спокойствие. Да, он был рассержен — ещё бы не был! её-то наглостью и манипуляциями! — но не более того. — И как же я не догадалась...» — сокрушилась школьница, понимая, что не одна она здесь была манипулятором. Сразу же заметивший сею мелочь Кёя предпочёл умолчать и понаблюдать, как назойливая самозванка будет пыхтеть, дабы втоптать его в грязь. Ему также было любопытно разобраться, о каком одобрении шла речь. Познанное только раздосадовало юношу, но он ни на миг не забывал о том, что прочёл в постановлении в первые же минуты. Онемевшая Мааи продолжала стоять как статуя, глаза приклеены к приказу. Медовый вкус победы быстро сменился кислым привкусом позора и горчичным — поражения. Юная президент прекрасно знала, как озадаченно сейчас выглядит её физиономия, как та иллюстрирует ответ на заданный избирателями вопрос и как они постепенно разочаровываются в ней... Как теперь смотреть им в глаза? Она, точно бог из западной религии, подарила им надежду, чтобы потом своими руками сокрушить её... А самой опустошающей была мысль о том, что придётся встретиться лицом к лицу с... — Когда читаешь важные документы... Склонившая голову над листком девушка совершенно не заметила, как её самый дикий страх внезапно материализовался рядом с ней и оказался слева по её руку. Точно параллельно. В считанных сантиметрах. Она не видела его лица, но ощущала, как он возвышался сбоку от неё. Ей чудилось, что, пусть они и не соприкасались рукавами, она чувствовала плечом исходивший от него то ли жар, то ли холод — разобрать не могла, но будто какая-то квинтэссенция проходила между ними. Тактильный мираж. Один этот глубокий баритон, молвивший в таком властном, высокомерном тоне, почему-то остановил её сердце на доли мгновений и заставил биться снова, бешено. По телу пробежали мурашки то ли от внезапного страха, то ли от несправедливой жестокости реальности. Мааи нервно сглотнула. Все вокруг замерли в опасении, что брюнет, находясь в непосредственной близости, намеревался применить силу физического рода. — ...стоит быть... — продолжал медленно таивший в себе неведанные опасности голос Хибари Кёи, стоявшего к проигравшей плечом к плечу и довольным взором глядевшего позади своей жертвы, — ... внимательнее, — победоносно завершил чужую фразу молодой человек, нанеся Мааи последний удар её же оружием. Несколько секунд — и его фигура уже позади, но пульс по-прежнему барабанит, дыхание спёрто, нервы щекочут, мурашки по телу, а внутри — пустошь как после столкновения метеорита с земной поверхностью. Ей остаётся молиться, что от неспособности пошевелиться лицо застыло в более-менее сдержанной маске. — А вы... — бросает под конец через плечо провинившимся Кёя, кося тёмный взор вбок, — с наказанием для вас я разберусь позже, — и направляется к школьному зданию, демонстрируя на прощанье развевающийся на ветру гакуран. Собирающая себя по кусочкам Мааи сжимает в кулаке свободную ладонь. Если бы только она выждала хотя бы минуту. Если бы только не ринулась подобно неопытному охотнику с ружьём наперевес навстречу добыче, позволив той разорвать жертву в клочья. Если бы только она лучше контролировала свою ненависть и правильнее рассчитывала свои силы... Возможно, сейчас бы она триумфально уходила. Впервые за полтора месяца пребывания на столь могущественной должности девушка почувствовала себя беспомощной, самонадеянной простолюдинкой. Осыпавшая сквозь пальцы словно песок бессмысленная власть поддаётся потоку ветра, рассеивающего её в никуда. За всё — даже за самую незначительную невнимательность — можно дорого заплатить.