Плоды конопляного дерева

      Было это давно, а может, и совсем недавно, кому как, но известно было одно: произошло это в тысяча девятьсот восемьдесят пятом году. А случилось вот что: в семье Каннабисов родился мальчик. Когда Даниил, глава семьи, вез жену домой из родильного дома, то как бы невзначай задал вопрос: — А как мы его назовем? — Ну, не знаю, — задумалась Ира, жена Даниила. — Я думала, что будет девочка, и я назову ее Галей… — Поищем какие-нибудь имена, похожие на это, — ответил Даниил. — Может, Гена? — Ну уж нет! — Тогда Георгий? — Это вообще не похоже! Так супруги думали по дороге домой. Чтобы мысли пришли в порядок, мужчина включил маленький радиоприемник, подаренный неизвестно кем и неизвестно когда, который он когда-то приклеил к потолку машины. Как ни странно, транслировали какую-то нерусскую песню. Даниил никак не мог разобрать слов, но вдруг его как громом ударило. Из общей непонятной шумихи неожиданно выделилось одно слово, которое должно было стать именем ребенка. Он радостно сказал: — Дорогая, я придумал! — Что? — поинтересовалась супруга. — Гленн! Его будут звать Гленн! — Имя какое-то нерусское, ну да ладно. Гленн так Гленн. Так мальчика и назвали.       Первые пять лет жизни Гленна прошли вполне спокойно, а потом СССР распался, и наступили лихие девяностые. Именно тогда наш герой впервые пошел в школу, где встретил своего лучшего друга Мишу. Чего они только не творили вместе! И привязывали петарды к собачьей будке в надежде запустить ее в космос, и подкидывали голубиное говно в портфели своих врагов, и пытались вызвать дух Джона Леннона, при этом еле не взорвав школу, и вообще творили всякий беспредел. Через несколько лет их боялась вся школа, включая директора, который в панике прятался под стол каждый раз, когда к нему кто-то шел, полагая, что идут как раз Гленн и Миша. Он продолжал так делать даже после того, как двойка закончила школу, и привычка осталась у него на всю жизнь, хотя это уже совсем другая история. Но вернемся же к основному сюжету. Так Гленн с Мишей и жили. Когда наш герой был в девятом классе, двадцатый век закончился, нежданно-негаданно наступили двухтысячные. История, о которой я вам сейчас поведаю, произошла как раз тогда.       Гленн сидел на каком-то очередном уроке. На то, что сейчас происходит, ему было абсолютно пофиг — ну не ответит раз, и что такого? Двойка — не такое уж и горе, особенно для него. Училка совсем не такая, чтоб пытаться обратить ее внимание на себя хорошими оценками, да и вообще, такими методами сейчас действуют только лохи. Вот Славик недавно притащил в школу волнистого попугая и выпустил его прямо посреди урока матеши. Математичка орала, птица нагадила ей на голову, а ту самую рыжую Тоню, ради которой Славик устроил все это, без него нигде больше не видели. А он, Гленн, что будет делать? В классе все девчонки стремные, разве что Катька более-менее, но ее недавно отхватил себе какой-то пацан из параллельного. Да и вообще, слабый пол его не особо интересовал — куда лучше для Гленна было с разбегу налететь на какого-то лоха в темном переулке и напугать его так, чтобы тот обосрался. Все пацаны из класса, кроме Миши, в унисон твердили, что это ненормально, а тот самый Алик из параллельного, с которым встречалась Катька, при всех однажды назвал его петухом, за что сразу же получил по морде. Тут училка, объяснявшая что-то, вышла. Все сразу начали орать, а Миша вышел к доске и большими буквами написал на ней «ЛОХ». За дверью в это время шел оживленный разговор. Вскоре он закончился, училка зашла, а за ней вошел какой-то пацан. Был он дрыщ дрыщом, казалось, такой от обычного ветра будет лежать на земле. В обычной жизни Гленн бы и не заметил его в коридоре, но было в нем что-то такое неуловимое, какая-то такая мелкая фигня, которая приковывала к себе взгляд. Девчонки сразу же стали о чем-то перешептываться, а училка, о которой Гленн уже почти забыл, сказала: — Итак, дети… Дети… Гленн ненавидел, когда к нему так обращались. Какие они дети? Курят в классе почти все, не считая его самого — не зашло ему, и еще парочки людей, а бухали все. Теперь он, Гленн, каждое утро, ругаясь, сбривает щетину, которая непостижимым способом опять отрастает за ночь. А женщина все говорила: — …это ваш новый одноклассник. Дима, поздоровайся с ребятами. Опять эти ребята… Да ну нафиг, пускай называет как хочет. Дима тем временем смущенно поздоровался и стал выискивать глазами свободное место. Во всем классе оно было только рядом с Гленном. Пробираясь через ряды рюкзаков, он наконец сел. Рюкзака у него не было. Гленн сразу подумал, что что-то здесь не так, но все мысли вылетели из головы, когда он спросил: — А тебя как зовут? — А какого хрена это тебе надо? — ответил Гленн. Тут ему показалось, что что-то совсем не так: стало хреновато, но в то же время лучше, чем обычно. Что-то подобное было, когда он бухал, но подумав, он понял: это совсем не то. Тем временем Димон ответил: — Да просто интересно. — Гленн. Ко мне и к Мише, — наш герой показал рукой на своего друга, сидевшего на другом конце класса, — лучше не лезть. Дима кивнул и больше ни о чем не спрашивал — видимо, все понял. Училка продиктовала домашку, и тут прозвенел звонок. Гленн что-то черкнул в дневнике, запихнул его в портфель и посмотрел на часы, висевшие над доской. Тут прозвенел звонок — последний за этот день, и толпа бросилась к выходу. На этот раз Гленн не стал ждать своего друга, чтобы обдумать с ним план мести Коле, который был на класс меньше Миши, но пытался подкатывать к его зазнобе. Почему? Он не понимал. Вниз, только вниз по ступенькам. Недалеко от школы — ларек, где продают пиво. Туда, напиться и забыться… Впервые за несколько лет Гленну было грустно просто так — не из-за того, что задели его достоинство или из-за того, что любовь ушла. Но кого Гленн вообще любил в последний раз? Разве что Ольку из параллели, но было это где-то два года назад… Но теперь ему было на нее решительно пофиг. Гленн вышел из школы и зашел за близлежащие гаражи — дорога домой проходила там. Вдруг наш герой услышал шум.       Сначала Гленн не понял, откуда он идет, но потом увидел все. Гопники, вечно ошивавшиеся возле школы, прижимали к стене какого-то дрыщавого пацана и били его. В любое другое время Гленн бы просто прошел мимо: ну бьет гопота кого-то, это обычное дело! Но присмотревшись, он понял: это не просто пацан — это тот самый Димон. Тут у Гленна отключился здравый смысл, он потерял чувство реальности и бросился на гопников. Их было четверо, а он — только один, но в этот момент он вообще ничего не замечал, в мыслях был только Дима. Опомнился Гленн где-то через полчаса. Правый бок болел, но смотреть, что там такое, совсем не хотелось. Рядом с головой была маленькая лужа крови — из носа? Рядом стоял Димон. Он, судя по всему, пострадал не так сильно, но было видно, что его тоже били. Увидев, что Гленн открыл глаза, он сказал: — Вставай. Гленн попытался опереться на руку, но его тело сразу же пронзила боль. Сломал ли он ее, Гленн не знал, но попробовал опереться на другую. Теперь у него получилось, и он, пошатываясь, поднялся. Оперся спиной на гаражи. Что дальше? Как жить, куда идти? Рука, судя по всему сломана, из носа кровь, да еще и этот… Но чувство обиды сразу же ушло, а Гленн почувствовал то, что было на уроке. Губы сами собой прошептали: — Пиво… — Пива нет, сам возьми. Дойдешь, или тебя довести? — Доведи… Положив здоровую руку Димону на плечо, Гленн поплелся к ларьку. Уже на подходе к нему он понял, что денег-то у него нет, но пива уже не хотелось. Хотелось просто идти вот так, положив руку Диме на плечо, и абсолютно пофиг, куда. Тут здравый смысл наконец вернулся, и Гленна охватила паника. Что за хрень? Зачем он защищал этого лоха? Теперь вот, даже идти сам не может! Ненормально это все! Не-нор-маль-но! Но отпихнуть Диму тоже не было ни сил, ни желания. В конце концов, когда пивной ларек был за поворотом, Гленн решился и отпустил руку, упав спиной на весеннюю рыхлую землю. На лице Димы появилось испуганное выражение, и он протянул Гленну руку. Тот схватился за нее, притянув лицо Димы близко к своему. Слишком близко. Но Гленн уже ни о чем не мог думать, кроме него. Теперь они оба лежали на земле. И Гленн уже был готов к тому, что все равно сделал бы, но тут послышались голоса. Трое пацанов из класса — тот самый Славик, Вася, которого все звали просто лохом, и Гарик, шли купить пива. Гленн на время потерял ощущение пространства и времени, но все это резко вернулось, когда над его ухом кто-то заорал: — Пацаны, смотрите, пидорасы! — Блэт, да это же Гленн! — Теперь понятно, почему он ни с кем не встречается! — Что, люди, покажем им, что делают с таким, как они? — Да! — заорали двое остальных в унисон. Гленн уже не понимал, что происходит. Дима пытался вырваться, но его лицо вжали в землю, и все стали пинать двоих. Раны, немного затянувшиеся после драки с гопниками, опять начали кровоточить, появлялись новые. Когда кто-то наступил на сломанную руку, Гленн даже не кричал — не было ни сил, ни смысла. Когда троица подустала и пошла за пивом, у Гленна уже не было сил встать. Так он и провалялся на земле до вечера.

ххххххХХХхххххх

      После этого прошло довольно много времени. Гленн всеми силами старался стереть из памяти тот эпизод, но получалось не очень. Тогда он стал вымещать злость на других ему подобных. Вскоре то, что произошло в тот день, почти стерлось из его памяти, и он встал вспоминать об этом, как о страшном сне. Он словно потерял часть себя, но до конца ли? «Правильные» мысли въелись в его мозг, впрочем, оставив совсем незначительное место его бисексуальности. Гленн не забыл, и, наверное, уже не забудет никогда…