Свет за пределами света

Ты же знаешь нашего отца. Он легко успокаивает людей. Они либо успокаиваются, либо «либо» (с) Что случилось со мной? Кем я стал, на кого я похож? Боже, где же кончается ложь?(с)

Строчки прыгали и сливались, глаза щипало от напряжения, когда Дэнетор просматривал последние отчеты , подводящие итоги года. Валар, почему у южных лордов такой витиеватый почерк? И такой мелкий. Он с усилием потер глаза, но легче не стало. Буквы расплывались, становились одним черным пятном с длинными хвостами-щупальцами затейливых эльфийских рун. Моргот забери всех этих удельных князей, старую наследную аристократию, так благоговеющую перед Западом, что уже не разобрать, кичатся ли они своим происхождением или действительно испытывают глубокое почтение за своих нуменорских предков. Хотя чистой нуменорской крови даже в Гондоре уже не осталось. Дэнетор с досадой отбросил перо . Все преклоняются перед эльфами. И мало кто уже помнит, что дивный народ, заперший себя в сокрытых королевствах, славится не столько свитками с мудрыми книгами, воздушными тканями и сладкими песнями, а в первую очередь умением быстро и безжалостно убивать . Дэнетор представляет эту холодную молчаливую ярость- и чуть улыбается. Хотя бы в этом эльдар и эдайн похожи, думает он, хотя бы в этом они честны. Все остальное- уловки, увертки и прямая ложь. И я обречен стать таким же. Эта горькая истина кривит в невеселой усмешке его рот и отдается терпкой оскоминой в сердце. Удивительно ли, что он так похож на своего отца? Несколько дней назад у них с Эктелионом состоялся разговор. После очередного заседания совета, где они с отцом сидели на разных сторонах стола, как два изваяния, наместник попросил Дэнетора задержаться на несколько минут. Заседание было скучным, и Дэнетор развлекался тем, что под однотонный речитатив лорда Улдора , рассказывающего о состоянии дел Лебеннина, представлял себя и Мелабриан прямо на этом столе. Почему он позволил ей уехать? Почему потерял столько времени до ее отъезда? Когда он станет наместником, он приложит ее к каждой поверхности в этом зале. Даже если Адрахиль будет против. Да, пусть он будет против, пусть только даст повод, Дэнетор лишит его головы и получит разом и Дол-Амрот, и Мелабриан. Но перед этим заставит князька смотреть на то, как его жена извивается под ним, повторяя его имя...Его отрешенный взгляд натолкнулся на холодный, сосредоточенный взгляд отца. Ведро холодной воды не подействовало бы лучше. Дэнетор опустил глаза в бумаги, лежащие перед ним на столе, и попытался сосредоточиться на докладах, но почему то вдруг вспомнил свой первый выезд в город в качестве сына наместника. Когда ему исполнилось семь, Эктелион впервые взял его на конную прогулку по Минас-Тирит. Дэнетора затянули в жесткий, расшитый серебром , кафтан, застегнутый на мелкие пуговицы , тугие штаны и плотные мягкие сапоги из черной кожи. Плащ, скрепленный фибулой в виде белого дерева, довершал картину. Наряд отца в точности повторял его собственный. Хорошо, сын, сказал тогда ему Эктелион, одобрительно его оглядев, а теперь выслушай то, что я тебе скажу, и запомни , потому что правила этой игры не изменятся никогда. Ты -мой сын, наследник, будущий наместник этого города. Негоже, чтобы люди видели в тебе болтуна или шута. Поэтому- не разговаривай. Не смотри по сторонам, не давай коню воли. Если к тебе будут обращаться, просто кивни, не отвечая. Сиди прямо, не вертись, не улыбайся. Сегодня твой первый выезд, так что ограничимся малым кругом. Час- не так уж много времени. Вперед. Через пятнадцать минут после того, как они выехали из главных ворот, Дэнетор вспотел и у него занемела спина. Серебряное шитье на вороте натирало шею, конь шел слишком медленно , обеденное солнце жгло как яростная небесная жаровня . От сияния белых стен ломило глаза, с мостовой поднималось душное горячее марево, а голову пекло так, что ломило виски. В тот первый раз Дэнетор кое как дотерпел до восточных ворот, и сполз мешком прямо на каменные плиты, как только створки закрылись . Голову напекло так сильно, что он еле смог подняться и поклониться отцу, который к концу прогулки остался таким же неподвижным и холодным, как и в ее начале. Кажется, даже не вспотел. Каждый раз Дэнетор , пытаясь ему подражать, хотел закончить малый круг так же, но неизменно оставался мокрым и измученным, тогда как Эктелион был так же свеж и отстранен . Заседания совета поначалу были такими же поездками. Дэнетор сидел ,прямой, как палка, под холодным, пристальным взглядом отца, и отвечал на вопросы лордов, когда Эктелион давал ему слово. Позже, один на один, отец безжалостно указывал ему на каждый промах, ошибку или неточность, каких поначалу было довольно много. Теперь Дэнетор был благодарен ему за это, хотя раньше всем сердцем ненавидел эти заседания. В зале было холодно. Камина тут не было, а стрельчатые окна не спасали от порывов северного ветра. Эктелион сухо кивнул лорду Дерворину, последним покинувшему зал, и повернулся к Дэнетору. -О чем ты думаешь? -Простите, отец. -Возьми себя в руки. Мой сын не может быть слабым. -Больше не повторится, отец. Эктелион мгновение смотрит на него, потом отворачивается к окну, за которым начинается метель. Дэнетор смотрит, как снежинки бьются о стекло и мелкой крупой осыпаются на подоконник . - Ангелимир -старый лис и держится за свою независимость зубами. Считает, что он настолько незаменим, что никто не посмеет от него избавиться. Меня удивляет, что он сдался так быстро. Его сын-другое дело. Ты говорил с Адрахилем, хочу услышать твое мнение о нем. -Он легкомысленный и распутный человек. -Неужели? С каких это пор ты недооцениваешь южных лордов?- почти вкрадчиво говорит Эктелион. - Или здесь имеет место личная неприязнь? Дэнетор молчит, и наместник продолжает: - Адрахиль изворотлив как угорь, и ума у него побольше твоего. Он был бы отличным союзником, если бы не было сомнений в его верности. Но юг — как ветер, он дует в обе стороны: и на запад, и на восток. Тем более, что одна из ветвей рода Ангелимира до сих пор здравствует в Умбаре и занимает не последнее место в их наследной аристократии. Возможно, именно этим объясняются поразительные успехи нашего флота в торговле на побережьях. Конечно, я далек от мысли о прямом предательстве, но лояльность и высокие доходы всегда были важней для Ангелимира, чем военные выступления против Умбара. -Я понимаю, отец .Это был сложный выбор. Рука Эктелиона с кубком замирает на мгновение, а затем он опускает бокал на скатерть. Повисает тяжелое молчание. -У меня не было другого выхода,- наконец произносит он. - Соглашение с Адрахилем и так было слишком хрупким, чтобы пересматривать его или менять условия . Нам нужен сильный юг. Без него мы через несколько лет растратим силы в бесконечных мелких стычках с Умбаром, а это конец всему . Ты бы согласился на это ради своих прихотей? -Нет. Это верная смерть. -Именно так. Но все радости и беды этого мира заканчиваются смертью, рано или поздно. И неважно, твоя это будет смерть или чужая. Важно только то, за что ты умрешь . Или убьешь. И хотя отец говорит о другом, Дэнетор понимает, о чем речь на самом деле. Раньше - если бы не комок льда у него внутри , - его бы охватил жгучий стыд с гневом пополам , такой, от которого перехватывает дыхание. Теперь же Дэнетор отстраненно наблюдает сам за собой и ждет, что будет дальше. Эктелион испытывающе смотрит на него исподлобья, молча, не улыбаясь. Дэнетор выдерживает этот взгляд, и тогда Эктелион продолжает: - Эти интриги в ланнах слишком далеко зашли. Думаю, тебе тоже надоел постоянный привкус соли и водорослей в речах северных лордов. Пора положить этому конец. К тому же половина совета при любых разногласиях тянет одеяло на себя, а второй половине нужно принимать лекарства, а не законы. Мне это надоело. От невысказанных слов горло у Дэнетора саднит так, как будто он наелся колотого льда. Ты же сам не оставляешь им выбора. Никто не хочет повторить участь Лебеннина, и более всего- Дол-Амрот. Соль и водоросли, Валар! При всей моей ненависти к Адрахилю, он и его отец — это наш щит перед Умбаром, и держать его им намного тяжелее, чем нам. И даже это стоит твоих насмешек? -Именно поэтому ты отдал сестру Адрахилю?- говорит Дэнетор, и сам удивляется, откуда в его голосе столько равнодушия. -Именно поэтому ,- подтверждает Эктелион, и его голос тоже неестественно ровен. - Чем незаметнее удар, тем глубже он проникает. Надеюсь, маленький южный лорд почувствует это на себе в полной мере. -Ты поистине искусный мастер, отец, если можешь сделать оружием все, что угодно, даже собственную дочь. Эктелион не оборачивается, но Дэнетор хорошо видит, как его пальцы впиваются в переплет окна. - Я расскажу тебе одну историю,- говорит наместник таким же ровным голосом .- Когда-то давно, когда мы с твоей матерью только что поженились, здесь часто устраивались празднества. Митреллас их любила. Особенно ей нравились песни одного менестреля. Его звали Дуинхир. Однажды она так заслушалась , что отказалась разделить со мной прогулку, и я был вынужден оставить ее с ее дамами и этим музыкантом. Той же ночью Дунихиру переломали пальцы в одном из переходов дворца. Это была нечестная игра. Но знаешь, что на самом деле нечестно? Проиграть. Митреллас была умна, поэтому все обошлось небольшими неудобствами для этого менестреля. Жаль, что я не могу сказать того же о своей младшей дочери. Но надеюсь, что ты , мой сын и наследник, унаследовал благоразумие своей матери. Эктелион оборачивается и в упор смотрит на Дэнетора. Дэнетор хорошо знает этот отрешенный ,задумчивый, безжалостный взгляд , и поэтому склоняет голову и отвечает: -Конечно. Трудно было бы найти в этом деле более подходящего учителя, чем ты, отец. - Признание своих заслуг сыном дорого стоит,- Эктелион коротко, с усмешкой кивает Дэнетору. - Пообедаешь со мной? Сколько мы еще будем притворяться друг перед другом, думает Дэнетор, садясь обратно за стол. Кому первому надоест говорить и выслушивать эту ложь и двусмысленности? Ты же скучаешь, точно так же , как я. Утром слуги выносят из твоих покоев пустые бутыли и графины из-под вина. Я узнал, что ты даже пробовал черный дым однажды, хотя ненавидишь харадские снадобья. Но от того, что тебя мучает, так просто не избавишься. Неужели ты не будешь честен со мной хоть один раз в жизни? Скажи, что ты несчастен, скажи, что сожалеешь об этом - если ты действительно способен сожалеть. Цена твоей гордости - сын и дочь, так неужели лорд-наместник настолько труслив, чтобы признать это? Твои руки под парадной мантией изрезаны так же, как и твое сердце, и кровь капает из-под расшитых золотом краев рукавов, но губы всегда плотно сжаты и открываются лишь для приказов. Нет, нам никогда не освободиться от этого . Никогда, пока ты жив. И после тоже. Они сидят, снова друг напротив друга, и в молчании смотрят, как слуги накрывают на стол. Под их ловкими руками темное дерево закрывается узорным полотном, на котором одна за другой появляются тарелки , блюда и бокалы . Тяжелое столовое серебро старой чеканки сверкает почти нестерпимо, и Дэнетор неожиданно вспоминает записки харадского придворного, найденные им пару лет назад в дворцовой библиотеке. Тот утверждал, что патина на серебре лишь придает ему благородство, указывая на древность происхождения. Кажется, южная знать набралась этого от умбарцев. Но что возьмешь с тех, кто привык жить под Тенью? Любая темнота кажется им благородной. Тем временем слуги заканчивают приготовления к обеду и почтительно замирают по левую руку наместника и его сына. Однако сегодня Эктелион намерен обойтись без них, и Дэнетор понимает, что разговор еще не окончен. Сколько Дэнетор себя помнил, отец всегда предпочитал трапезы в зале Совета обедам в своих покоях. Раньше он не понимал, почему. Теперь, все больше становясь похожим на Наместника, он понимает многое из того, что пару лет раньше было для него загадкой. В том числе и ту темноту, которую чувствует внутри него. Дэнетор знает , что такая же темнота уже поднимается в нем изнутри, заливает рот , плещется в глазницах . Теперь он с ней не борется, как раньше. Ему не для кого с ней бороться. Дэнетор вспоминает, как не хотел становиться похожим на отца, клялся себе, что никогда не вступит на этот путь - и вот стоит перед Эктелионом почти полной, безупречной его копией, его тенью из плоти, зеркальным отражением. Я проиграл в этой войне, и уже почти ничем от него не отличаюсь, думает он, и темное , смутное раздражение начинает расти где-то там, внутри, под ребрами, как черная болезненная опухоль. На столе стоит кувшин. Дэнетор думает, что это вино, пока отец не берет кувшин в руки . Молоко льется через край тоненькой струйкой и, пока Дэнетор завороженно смотрит на это, Эктелион не отрывает взгляда от его лица. -Сколько стоит, по твоему, стакан молока?- спрашивает он. Дэнетор кривится, почуяв горечь во рту. -Никогда не любил молоко, отец, ты же знаешь. Эктелион удовлетворенно улыбается: -Приятно знать, что некоторые вещи в мире остаются неизменными. Так сколько, по твоему, он стоит? Дэнетор пожимает плечами: - Пару минут труда скотницы. Пару взмахов косы крестьянина. Но вы же не об этом спрашиваете? -Конечно, нет,- Эктелион аккуратно ставит стакан на стол и поворачивается к окну.- Его цена- спокойствие этой скотницы и этого крестьянина. Возможность пасти скот, не опасаясь вражеских набегов. Поля, не отравленные ядом, и воины, стоящие на страже этих полей. Если не выдержит столица, Враг разметет весь остальной Гондор, как стог сена. Все наши благородные лорды сейчас напоминают мне стаю собак, ожидающую , когда же их добыча издохнет, чтобы отхватить от нее кусок пожирнее. Но я не дам им такой возможности, ради их же собственной безопасности.- Эктелион досадливо поморщился.- Они думают, я сильно на них давлю. Но все мое давление- это улыбки девушки у майского дерева перед тем, что с ними сделает Враг. Однако беда в том, что угроза с Востока нависает над нами так долго, что из реальной опасности успела стать страшной сказкой , о которой помнишь, но не принимаешь всерьез. Мораннон далеко, а личная выгода рядом, только руку протяни. Эктелион прерывается, чтобы налить себе вина, и продолжает: -Умбар, проклятое наследие Кастамира и его сыновей… Я мог бы простить Дол- Амроту многое, но не то, что они пытаются наладить торговлю и дружбу с Умбаром за моей спиной. Ангелимир вечно сетует на то, что им не хватает средств на обновление флота, на плату мастерам и воинам, на содержание гаваней в порядке. Поэтому он считает возможным правой рукой поддерживать Гондор, а левой залезать в карман к нему же, минуя пошлины на южные товары . Давно не секрет, что часть капитанов не брезгует пиратством и контрабандой. Причем Ангелимир прекрасно понимает, что пойманных на этом тут же и повесят, но их надо еще поймать. Теперь сделать это будет легче. Мои люди получат прямой доступ к Гаваням, а мы — полный контроль над торговым оборотом Дол-Амрота. Неплохая цена за...- Эктелион чуть запинается, но тут же заканчивает фразу,- за временные неудобства. И Дэнетор кивает, соглашаясь. Он знает: у всего своя цена. Было бы интересно узнать, во сколько ты оцениваешь свое счастье. Или мое. Долг и влечение заставили нас всех стоять на коленях с вывернутыми руками, прикованными друг к другу. Временное неудобство, вот кто она для тебя. Что бы ты дал за то, чтобы освободиться из этого плена? Что бы ты дал, чтобы не освобождаться никогда? Дэнетор всегда был далек от того, чтобы считать Мелабриан вещью, но теперь- теперь незаметно для себя самого он начал думать, что Эктелион отнял у него то, что всегда ему принадлежало, как будто сестра была дорогим украшением или породистой гончей, вроде тех белых огромных волкодавов, которыми издавна славились предгорья Миндоллуина. В детстве, когда им еще дарили подарки на зимние праздники , он нетерпеливо ждал того мига, когда их можно будет открыть. Сестры нетерпеливо кидались к невысокому столику с ворохом свертков, перевязанных алыми и золотыми лентами. Столик стоял в покоях матери, и он помнит, как она смеялась, глядя на них. Сестрам было позволено такое нетерпение , но не ему. Дэнетор терпеливо дожидался своей очереди, благодарил мать и отца и уходил в свою комнату. И уже там, торопливо разрывая бумагу, наслаждался своими сокровищами. Потом , став взрослее, он научился аккуратно открывать коробки и притворяться, что все подарки для него одинаково важны. Но сейчас тем подарком, который он открыл бы на Йестаррэ первым, была Мелабриан . Он сорвал бы красивую обертку, разрезал бечевки, стягивающие края коробки — и взял бы так жестко, как… Да, как отец. Чтобы она никогда, никогда больше не смела покидать Дэнетора, кто бы что ей не приказал. После отъезда Мелабриан он не может быть ни с одной женщиной. В тот же вечер , после того, как напился с Марвелегом, он затащил первую попавшуюся миловидную служанку к себе в комнату и попытался забыть сестру. Но как ни старалась бедная девушка, никакие ласки не могли заставить плоть молодого лорда окрепнуть хоть немного. Тогда Дэнетор списал это на усталость, горечь и немалое количество выпитого. Но на следующий день было то же самое. И на следующий. И через месяц. В конце концов ему остались только сны, в которых Мелабриан приходила к нему . Иногда она садилась на край кровати , тихо смеялась и говорила- ну как ты тут, мой милый брат? Он пытался схватить ее за руки, но она уплывала, рассеивалась, как туман, и он просыпался , слыша ее смех. Иногда Дэнетор сразу находил ее в своих объятьях, обнаженную, горячую , и тогда пробуждения были гораздо приятнее. Однажды во сне он увидел ее на перилах балкона свой комнаты. Светила луна, Мелабриан улыбалась ему, и из одежды на ней был только легкий распашной кафтан Адрахиля, небрежно накинутый на плечи. Синяя ткань лужицей стекала по ее ногам на каменные плиты. Дэнетор проснулся в холодной , как от кошмара, испарине, с бешено бьющимся сердцем. Теперь он знает, как мучительно ноет пустота внутри, которую ничем не заполнишь. Дэнетор смотрит на отца. Сильный, жестокий мужчина. Почему он не завел любовницу? Потому что заполняет свою пустоту выпивкой? Неужели ему хватает этого? Дэнетор знал, что многие женщины мечтали провести с ним ночь - а если повезет, и несколько. После смерти матери они пытались заполучить наместника в свою постель, но Эктелион был тверд как алмаз. У него уже есть в жизни две прекрасные женщины, говорил он, указывая на сестер, и ему этого вполне хватит. Несмотря на это, некоторые дамы не оставляли попыток добиться его благосклонности. Некоторых даже приходилось выводить со стражей из отцовских покоев, так как девушки решали, что если Эктелион увидит их в чем мать родила в его постели, то уж точно не откажется от такого подарка судьбы. Леди Бэльдис до сих пор не приезжает на дворцовые празднества, несмотря на ежегодные приглашения. -...оправдал мои ожидания,- вырывает его из раздумий голос отца. - Глупо отрицать, что Враг готовится к войне. Люди признают это на словах, но не хотят поступиться и малой долей власти ради общего дела. Особенно южные князья.- Его голос глубок и звучен, как будто он говорит перед лордами совета, а не в пустом зале перед собственным сыном. - Мне хотелось бы, чтобы летописцы позднее назвали наше время историей о глубокой печали, чести и отчаянии, но думаю, что ее назовут историей о глупости и непредусмотрительности. Что ты думаешь от Осгилиате?- вдруг спрашивает он таким же тоном, каким мог бы сказать « как тебе эта оленина?» Вопроса неожиданнее Дэнетор не мог себе представить. Осгилиат уже полвека был наводнен орками, и все попытки отбить его были безуспешны. Несколько лет назад на совете лорды Лебеннина и Анориэна вновь говорили о том, что нужно предпринять еще одну попытку освободить город, но общим числом голосов было решено, что эта ноша слишком тяжела для Гондора. Помнил Дэнетор и то, что отец был всегда крайне осторожен в вопросах открытых действий против Врага , поэтому Дэнетор осторожно говорит: -Мы могли бы попробовать вернуть Осгилиат себе. -Некоторые лорды тоже так думают. Их меньшинство. -В любом случае, Осгилиат необходим Гондору как форпост обороны — хотя бы для того, чтобы обезопасить Королевский тракт от набегов орков. -Для этого вовсе необязательно отвоевывать Осгилиат, достаточно восстановить Стену на востоке. Город сильно разрушен, и укрепиться там будет сложно. - Но , владея им, мы можем укрепить оборону Бродов, пока не... -Этого мало! - Тебе всегда было мало всего, что ты имел. Пока ты это не потерял. - Слова срываются с языка Дэнетора прежде, чем он понимает их смысл. -Что ты сказал?- голос у Эктелиона внезапно садится, как будто он подавился серебряной десертной ложкой с гербом Гондора. - Я об Осгилиате,- взгляд Дэнетора открыт и честен, и наместник первым отводит глаза. -У каждого из нас свой Осгилиат,- говорит он неожиданно задумчиво , почти мягко. - Сияющий звездами город, к которому нельзя приблизиться, который нельзя взять. Ты можешь только любоваться на него издали и знать, что он никогда не будет тебе принадлежать. Кому, как не тебе знать это, сын. Лицо у Эктелиона становится отрешенным, и Дэнетор вдруг понимает, как сильно за последние месяцы отец постарел . Ранние зимние сумерки тенями залегли вокруг его губ и глаз, резцом прошлись по вискам и скулам, сделав еле заметные морщины глубокими и четкими линиями на бледной коже. На мгновение Дэнетору кажется, что Эктелион превратился в Белое древо, намертво вцепившееся корнями в камень Миндоллуина,- еще крепкое, но внутри сухое и безжизненное. Но наместник пошевелился , и иллюзия рассеялась. -Что ж, сегодня я увидел, что у молодого волчонка прорезались клыки. И как наместник я слегка раздосадован. -Эктелион в упор смотрит на Дэнетора, а потом вдруг улыбается своей бледной зимней улыбкой. - Но как отец, я немного впечатлен. И даже горд. -И зол? -Несомненно. -Это так больно, отец? - Не каждую боль можно увидеть,- в голосе Эктелиона проскальзывает легкое недовольство.- И раз уж мы так откровенны друг с другом сегодня, позволь дать тебе один совет. Когда я был молод , как ты сейчас, я очень хотел одну девушку. И довольно долго ее добивался. Мой отец смеялся и говорил, что даже служанку мне нужно будет уговаривать пару лет. Но когда я ее добился, когда провел с ней ночь в первый раз, знаешь, что я сделал наутро? Я пошел и купил новые сапоги. - Эктелион чуть усмехается , видя удивление сына, и заканчивает: - Я просто не мог больше ходить в старых. Я познал женщину. Я изменился. Мир вокруг изменился. Все изменилось. И знаешь, что я сейчас думаю? Что тебе нужны новые сапоги. _________________ (пока писала эту главу, Эктелион пришел ко мне во сне и рассказал про себя стих . Это все он, я такого не пишу ) путь одиночек-это мой удел, проклятие, доступное немногим хоть все, кого бы я ни захотел, ложатся под меня, раздвинув ноги, подобные покорному лучу. но что мне делать? Я их не хочу __________ уфф, писать про эту замороженную парочку- все равно что козла доить: шума много, а результата никакого. Следующая глава будет повеселее