Irrepressible Madness

現在の世界 The Present World July 31, 2006. Monday. Day Three.

      Абсолютно безопасный — что удивительно контрастировало с количеством представителей мафии, обитавшей в нём, — и очаровательно уютный в ночное время Намимори слегка напоминал Цугэмии Ран, возвращавшейся поздним вечером из дома тётушки в отчий, полностью опустевший и лишённый какой-либо жизни город-призрак из фильмов. Нежелание причинять соседям любые неудобства в период, отведённый под покой, отдых и сон, доводилось до крайности, выраженной в отсутствии мощных фонарей на улицах и каких бы то ни было звуков жизнедеятельности наряду с тем, что каждый добропорядочный японский гражданин был обязан как минимум совестью использовать в качестве освещения своего жилья лишь только тусклые лампочки, включавшиеся автоматически с помощью датчиков движения и то не всегда. Проходя мимо обычных, довольно компактных двух- и трёхэтажных домиков, Ран с трудом могла поверить, что во всех них кто-то непременно живёт и в такой час наверняка пребывает внутри: единственным источником шума на всю улицу была она сама — в первую очередь её местонахождение выдавали монотонные щелчки каблуков об асфальт. Удивительная тишина мягко обнимала город, однако за сей обманчивой мягкостью прятался довольно грозный контекст, ведь цена за нарушение такого умиротворения становилась непозволительно высокой в зависимости от того, как долго оно продолжалось до прерывания и как глубоко успело погрузиться в ночь. Вместо искусственных светильников провинциальный Намимори сегодня удостоился честью быть обласканным полной луной, нависшей над ним огромной жемчужиной и распространявшей нежное белое сияние на всё в пределах досягаемости.       Размышления о том, какую сторону ей стоит принять в надвигавшемся конфликте Вонголы и Рэдберри, незаметно отошли на второй план для школьницы, замедлившей шаг, чтобы на ходу запрокинуть голову и любоваться полнолунием. Странно было осознавать, что на самом деле луна не имеет собственного свечения, а лишь отражает солнечное, тогда как самого солнца в обозримом пространстве как будто нет и на него невозможно взглянуть днём без резкой боли в глазах. Преобразование столь бескомпромиссной дневной энергии в приятную и субъективно лёгкую завораживало в сочетании с удушавшей жарой, которая ещё несколько часов назад давила собой всё живое, но теперь отступила ненадолго и передала бразды правления более щадящему теплу, в сравнении вообще воспринимавшемуся как заслуженная прохлада.       Постепенно совсем остановившись посреди дороги, Цугэмия со сдержанным восторгом рассматривала небосвод. Матово-чёрный бархат — столь тёмный, что в нём едва ли угадывалась синева, придававшая тем не менее всему бескрайнему полотну благородный сапфировый оттенок, — был усеян размеренно сверкавшими звёздами точно бриллиантовой крошкой и казался совершенно незамутнённым даже лёгкой облачностью. Наслаждавшаяся одиночеством и спокойствием школьница наблюдала за красотой, раскинувшейся над городом, и вполне осознанно не хотела возвращать взгляд к обыденности, представленной среднестатистическими домиками провинциального Намимори. В каком-то смысле Ран могла провести параллель между тем, чем она любовалась, и тем, что ей необходимо было решить для себя: если безграничное и невообразимо прекрасное небо представить в качестве должности Ризольвенти, которую она так жаждет и которая обладает бесконечным числом возможностей для карьеры и развития, то ничем не примечательный жилой район с предсказуемыми правилами быта моментально становился прямо противоположным вариантом — что уж там, это и была её обычная жизнь прямо сейчас. Если она не выберет роль арбитра на сей раз, то получалось, что она буквально выбирает жить как и прежде, а именно это ей так невыносимо наскучило, и поэтому хотелось действий, хотелось участия в бурных водах мафии, хотелось проявить себя и доказать — в первую очередь тётушке — свою взрослость, в коей сама Цугэмия и не намеревалась сомневаться.       Вариант с вхождением в семью Рэдберри девушка отмела чуть ли не в тот же день, как девчонки поведали ей о своём прошлом и предложили стать частью их маленькой мафиозной ячейки. Определённо, наличие колец Щичихоо у Рэдберри и, как выяснилось, у неё самой помогало создать неплохую и довольно привлекательную альтернативу в плане совместимости и идеального сочетания. Амбициозные ровесницы с могущественными перстнями, пробивавшие себе дорогу к месту под солнцем с лучами авторитета и уважения в обществе, действительно заинтриговали Цугэмию, ведь ей было так знакомо ощущение, когда никто не воспринимает тебя всерьёз, а открывающийся путь в будущее видится столь тернистым и опасным, что вовсе не зазорно задумываться о том, как бы избежать его или минимизировать потенциальный урон — и верные напарники с общей целью были бы как нельзя кстати. Однако не особо доверявшая людям Ран не собиралась кидаться в распростёртые объятия незнакомок с жутковатой историей так быстро и скоро: пусть ещё покажут себя, пусть докажут ей, Цугэмии Ран, что они стоят того, чтобы она всё же приняла их предложение. Несмотря на осознание уровня собственной самоуверенности в данном случае, основанной на бившей все рекорды самооценке, школьница не считала, что предъявляет какие-то необоснованно завышенные ожидания. Она не знала ни одну из них и позволяла себе не верить, что девушки — что бы они ни знали про её давно почившего деда — так уж прямо хорошо знают её, несмотря на щедрые приглашения: пусть их кольца и из одной «коллекции», это ещё не повод для объединения.       Поэтому вступать в Рэдберри перед их возможным сражением с Вонголой Цугэмия не планировала и не размышляла долго над тем, чтобы согласиться. Да и не было у Ран никаких личных счётов с Вонголой, чтобы поддерживать эту загадочную агрессию девчонок с сомнительными амбициями, которые они даже не потрудились изложить, когда зазывали её к себе. Однако если уж и говорить о личных счётах ученицы Мидори в указанных рамках, то на ум всё же приходил один человек…       Не нужно было иметь особый доступ к инсайдерской информации или изыскивать её нелегальным образом, прикладывая невообразимые усилия, чтобы понимать — Хибари Кёя себя частью Вонголы не считает, хотя формально всё равно числится абсолютно у всех в мафиозном мире Хранителем Облака именно у будущего десятого босса самой влиятельной семьи в криминальном мире. Впрочем, и у самой Цугэмии тоже не возникали необходимые ассоциации, ведь её вообще никак не касался статус заносчивого мальчишки: несмотря на то, что их знакомство в виде жестокого поединка случилось непосредственно из-за причастности Кёи к Вонголе, Ран тем не менее отделяла поборника дисциплины от его — или не его — мафиозной семьи в специальную категорию. Ту, которой она непременно должна заняться лично, как только придёт время: девушка упрямо отказывалась принимать факт, что Хибари сильнее её не только лишь из-за какой-то несущественной разницы в возрасте, мужского пола в принципе и пусть хоть сравнительно большей опытности в боях, чем у неё, — то есть что он априори сильнее и таким скорей всего останется навсегда, сколько бы она ни тренировалась и какую карьеру бы ни строила.       На всех есть управа. И уж на возомнивший себя невесть кем ходячий кошмар тоже должна найтись оная. А значит, по мнению Цугэмии, дело чести — поспособствовать этому.       Чем бы ни закончились поединки Рэдберри и Вонголы, Ран не считала, что вхождение в состав Рэдберри — хоть и с условием победы подруг над противниками — сможет помочь ей в претворении сего плана в жизнь. Какую пользу роль Хранительницы Молнии в не известной никому, маленькой группе могла бы принести ей? Да и в раскрученной мафиозной семье такая роль — конечна и бесперспективна, а значит, не особо выгодна Цугэмии, если она жаждет справедливости в отношении зарвавшегося лидера Дисциплинарного комитета обычнейшей старшей школы провинциального городка.       Однако ни на мгновение школьница не забывала, что строить карьеру вокруг идеи о необходимости снести пьедестал Хибари Кёи — плохая мысль, и посему рассматривала «усмирение» высокомерного мерзавца больше как этап в жизни для создания этой карьеры и не только: она найдёт — можно и изобрести в том числе — способ влияния на банально хулигана, свергнет его с им же поставленного трона, извлечёт из процесса нужные уроки для собственного будущего и пойдёт дальше, оставляя далеко позади поверженного негодяя собирать осколки его чрезмерной гордыни. Отнюдь не личная «вендетта» из-за давнего позорного проигрыша — всего лишь «челлендж», ведь в Намимори безумно скучно и надо извлечь из застоявшейся ситуации максимум: ей же тут жить ещё так долго, а других развлечений и реалистичных тренировок как-то не предвидится.       В итоге получалось, что единственный путь развития на данный момент Цугэмия видела для себя либо в качестве арбитра Ризольверы, либо как одиночки на неопределённый срок. Только вот Кикунага Масаэ никак не желала её вступления в ряды судей — даже ради обучения, даже ради практики, где Ран могла бы учиться у других сотрудников или самой тётушки с помощью следования за ними подобно тени. Несмотря на красочные амбиции и уверенность, что успех и уважение к ней непременно придут, ученица Мидори была самоотверженно готова начинать с любых, пусть и незначительных, поручений и заданий, и хоть Масаэ не ограничивала племянницу в доступе к знаниям Ризольверы так уж сильно и вполне могла объяснять, рассказывать и учить, если у неё были на то время и желание, всё равно девушка чувствовала себя обделённой и буквально вырезанной из бурно росшей Ассоциации, оставленной словно на обочине дороги с напряжённым движением, где ни один водитель не хочет подхватить её с собой и все уносятся вдаль с огромной скоростью. Точно нечто важное проходило мимо неё: нечто, что потеряв однажды, она не сможет восстановить позже.       Поэтому главный вопрос, столь волновавший Цугэмию, требовал ответ от неё всё жёстче: как долго ещё она собирается игнорировать реальность и слушать, что ей говорят, вместо того, чтобы взять дело в свои руки и заставить слушать уже её саму? Ради чего она осмелилась — пусть и спонтанно, но всё же — буквально украсть значок арбитра Ризольверы из кабинета тёти? И если она всё же не уверена, что хочет воспользоваться им по назначению, то почему до сих пор не вернула на место?       Не потому ли, что пришёл наконец-то час, когда она должна решиться раз и навсегда заявить о себе и своих намерениях? Если послушно ждать, пока тебе разрешат заговорить, можно никогда не дождаться сего шанса в принципе. Если тебя не замечают, игнорируют, не дают право голоса и не интересуются твоим мнением, возможно, всех всё устраивает и всем удобно такое расположение дел, а значит, никто сей комфорт не нарушит, заговорив с тобой. Жизненно необходимые перемены приятными бывают редко, да и в целом являются антонимом для пресловутого слова «комфорт».       Осознававшая размеры риска, что она взвалит на себя, если пойдёт наперекор Масаэ, Ран однако не торопилась поддаваться столь бунтарским настроениям, как бы ни закипала кровь в жилах от всплесков адреналина. Возможно, ей и стоило начать раньше подобие карьеры и быть более заметной в мафиозном обществе, но не терявшая связи с реальностью школьница понимала, что Кикунага удерживает её от вступления в криминальные ряды не из вредности или отеческой заботы о младшей родственнице в виде неадекватного желания охранять племянницу от мира и опекать не в меру: тётушка не отказывала ей полностью от должности в Ризольвере, она лишь требовала подождать — то бишь подрасти — и в процессе взросления обучиться как можно лучше и больше. Она также не вводила возрастной ценз для Цугэмии, потому что на самом деле Масаэ прекрасно знала, что возраст не имеет значение, так как ни один человек, сменивший одну цифру на другую за день, не в состоянии критически измениться только по этой причине. Это означало одно: всё и так в руках Ран, потому что тётя не ограничила её чёткими, измеримыми рамками.       Но что, если Кикунага, сама в своё время ставшая феноменом и прорывавшаяся с юного возраста в ряды мафии, проверяет племянницу на наличие воли и целеустремлённость? То есть всего-навсего ждёт, когда выросшая в домашних и очень комфортных условиях дочка никчёмной сестры-домохозяйки без хоть какой-нибудь самореализации добровольно вырвется из сего круга, доказав тем самым, что она готова на неприятные вещи в том числе, ибо они неизбежны на любом пути? Неоднократно задумывавшаяся об этом Ран не понимала, стала бы тётушка испытывать её и устраивать такие эксперименты, поскольку если речь шла о боевых искусствах и контроле над пламенем, то Масаэ никогда не гнушалась в тренировках быть нечестной, аргументируя это тем, что и в мире справедливости не существует. Ещё она повторяла, что справедливость — понятие искусственное, изобретённое человечеством ради дополнительных возможностей в искусстве манипуляции, но то, что она не существует в природе, не означает, что так и должно быть всегда и везде, что это непоправимо и неоспоримо плохо: наоборот, это значит, что её необходимо создавать и что любому под силу восстановить её, если она нарушена в его адрес.       А баланс справедливости относительного собственного назначения в Ризольверу казался Цугэмии весьма и весьма расшатанным и мутным.       Поймавшая себя на этом ощущении Ран нахмурилась и обнаружила, что бесцельно стоит посреди улицы недалеко от перекрёстка, где ей надо было бы повернуть в сторону отчего дома. Тяжко вздохнув, обременённая непростыми размышлениями школьница тронулась вперёд, но неожиданно засекла голоса явно недалеко от её местонахождения: сколько бы людей там ни было, разговор шёл на очень повышенных тонах, и заинтригованная девушка смогла вполне различить ругательства и оскорбления, вылетавшие с такой скоростью, точно кто-то пытался доминировать над ситуацией в первую очередь вербальными угрозами, хотя не спешил перейти к исполнению оных.       Несколько сгорая от любопытства, Цугэмия решила, что подойдёт ближе к источнику бесконечной брани, тем более что она вспомнила, что как раз в том направлении находилась небольшая детская площадка, и сомневаться, что звуки доносятся оттуда, ей не приходилось. Кто и что не поделил в столь поздний час? Отдававшая себе отчёт в очевидном нежелании возвращаться домой ученица Мидори, будучи уверенной в собственных способностях защититься в непредвиденном случае, проигнорировала нужный поворот и прошествовала далее, ускоряя шаг.       Но стоило ей заметить кусочек площадки, как она непроизвольно замерла: ещё не успев приблизиться к мини-парку, дабы ей предстала полная сцена, девушка случайно взглянула в висевшее на развилке улицы круглое дорожное зеркало, и увиденное ею моментально обезвредило любые поползновения у заинтересованности и мотивации непременно стать зрителем неприглядной сцены — может, и вовсе драки.       В том, что это будет не драка, а именно методичное избиение, Цугэмия уже не сомневалась, поскольку бесстрастное зеркало демонстрировало ей присутствие Хибари Кёи: узнать его силуэт издалека и лишь с помощью запутавшегося в объёмной листве деревьев лунного света она смогла мгновенно. Окружённый шестью парнями — некоторые из них носили гакуран, но девушке не удалось с такого расстояния определить, к какой школе относились хулиганы, — и абсолютно неподвижный лидер Дисциплинарного комитета старшей школы Намимори как всегда сохранял поразительное хладнокровие, бесстрастно наблюдая, как нарывавшиеся оппоненты, практикуясь в смехотворного качества остроумии, пытались запугать его и одновременно сужали круг.       «Надо возвращаться!..» — с лёгким приступом паники подумала Ран, не желая вмешиваться в назревавшее месиво с участием заклятого недруга: она определённо без проблем защитилась бы хоть от всей этой шпаны сразу в одиночку, но не от Хибари — особенно когда под рукой нет верной нагинаты.       Как будто обледеневшая и не способная двигаться по собственной воле школьница с места всё же не тронулась, пытаясь успокоить иррациональные страхи и воззвать к рассудку сознание. Тем временем один из напрашивавшихся на экстренные уроки дисциплины пацанов — самый рослый и крупный — с агрессивным воплем кинулся на «учителя», а его товарищи радостно и с не менее самоуверенными выкриками бросились вслед за ним. На секунду Цугэмия поймала себя на капле жалости в отношении сих глупцов: и не потому, что их превратят в отбивную прямо сейчас, а потому, что не хватило ума не связываться, — если оного маловато, то это диагноз, в принципе, и «вылечится» ли пациент, сказать наверняка затруднительно. Максимум — выучат, что от Кёи лучше держаться подальше.       «И мне ли?..» — внутри что-то неуверенно дрогнуло, и Ран разозлилась на это всколыхнувшееся и точно уж не нужное ей чувство. Что бы ни произошло, бояться Хибари на любом этапе формирования страха от испуга до настоящей фобии — губительный шаг в пустоту, где не существовали бы гордость и самоуважение. Несмотря на то, что школьница вполне отчётливо понимала, что испытывать страх естественно, ведь это всего лишь сигнал об опасности и необходимости принять меры по собственной защите, она также твёрдо считала, что с такой функцией должен справляться разум, а не эмоции, непостоянству коих нельзя доверять без оглядки.       Тем не менее, наблюдая, как гроза всея Намимори последовательно и буквально не напрягаясь расправляется с шокированными обидчиками, пусть и довольно сложно называть их таковыми, Цугэмия старалась убедить себя, что самоубийственно не просто продемонстрировать Хибари толику ужаса перед ним, но и ощутить его на самом деле. Как бы он ни запугивал её, как бы ни унизил, сколько проигрышей она ни перенесла бы, как сильно бы ни избил — что угодно может случиться в её «челлендже» против него, но почувствовать страх перед ним хоть каплю — всё равно что потерпеть поражение фундаментально, потому что вместе с ним обязательно придёт бессилие, а значит, легче струсить, проще запаниковать и принять неверные решения, способные повлечь за собой ещё большие проблемы — вплоть до официальной капитуляции в целом.       Так почему сейчас так хочется уйти?.. Да ещё как можно более скорым шагом?.. Почти побежать прочь? Она что, уже струсила, сама того не ведая? Или это рационально — попросту избежать нежеланной встречи в условиях, ей совершенно не выгодных? С одной стороны, он понятия не имеет, что она стала свидетелем его уроков дисциплины для случайной шпаны эмпирическим путём, а с другой, даёт ли ей это право ускользнуть незамеченной? Ведь могла же она проигнорировать выкрики, так и не узнала бы, что тут этот мерзавец порядки наводит!       Поглощённая собственными переживаниями об этичности, правила которой девушка явно устанавливала сама для себя, Ран упустила момент, как односторонняя драка вышла за пределы возможностей дорожного зеркала отражать реальность, и потеряла из виду единственного из семерых юношей интересного ей так или иначе молодого человека. Резкое осознание сей истины вызвало немало напряжения и разрушило чары обледенения вместе с желанием докопаться до правильности собственного поведения: точно пора уходить. Ей здесь ничего не нужно, никакая новая встреча с этим извергом в данный момент не принесёт ей лично никакой пользы, да и от родителей за столь позднее возвращение достанется куда серьёзнее, чем что угодно в исполнении Хибари, ведь даже отец уже должен был быть дома. И как она сразу не вспомнила о времени?..       Стремительно развернувшись на каблуках босоножек, Цугэмия поспешила в направлении развилки, что она так благополучно пропустила ради непонятных потенциальных неприятностей, и старалась отвлечь внимание от факта, что бившееся слишком учащённо сердце буквально побуждает её ускориться и как будто пытается заставить бежать в намерении и вовсе перехватить контроль над телом в счёт иррационального смятения, коего и быть не должно.       Некий неожиданный звук неизвестного происхождения где-то позади вызвал ещё более бурный прилив адреналина в крови, и управление разумом дало сбой: на всякий случай Ран юркнула в первую попавшуюся открытую калитку чужого двора столь быстро, что не успела опротестовать сей инстинктивный ход мыслей, уверившихся, что хозяйка в опасности и нуждается в срочном укрытии. Однако…       — Кто здесь? — непререкаемым баритоном чётко и ясно произнесённое слово властно разлетелось по улочке, и присевшая на корточки Цугэмия невольно вздрогнула. Увидел ли он её?..       Лихорадочно оценивая свои шансы быть обнаруженной, школьница всё же испытывала ледяную злость на своё же поведение: ну и заметил бы он её, и что? А так она укрывается от него! Ей теперь жить с позором, что она от него рефлекторно спряталась? Пусть он и не узнает, если не найдёт её сейчас, но она-то вряд ли забудет, как отсиживалась в незнакомом — чужом! — дворике и одновременно слушала, как Хибари Кёя медлительно ходит вдоль улицы, проверяя её на наличие посторонних: его монотонные шаги воздействовали на психику девушки едва ли не хуже, чем вся ситуация в целом и её же поступок.       Мог ли этот самодельный хищник услышать её бешеное сердцебиение со столь мизерного расстояния, что отделяло их? Особенно когда он так явно прошёлся мимо не очень высокого забора, за которым она притаилась.       В конце концов пугавшие до дрожи шаги стихли ввиду того, что их создатель удалился вроде бы в направлении парка: чтобы убедиться, что несносный носитель дисциплины — словно вирус какой-то в нём!.. — действительно покинул близлежащую территорию, Цугэмия просидела в одном и том же положении ещё несколько минут, заодно успокаиваясь и беря себя в руки: с ума сойти, что устроила!.. На пару мгновений девушка задумалась, не залежалось ли в её сумочке складное зеркальце, дабы с его помощью проверить, пусто ли в переулке, но, аккуратно прощупав тонкую ткань, запоздало поняла, что шанс найти его существовал разве что в контексте школьной сумки, где оно должно было находиться хотя бы на всякий случай. Никак уж не в обычной маленькой, с чем ученица Мидори ходила вне занятий: зачем бы ей такое в повседневности? Не кисейная же она барышня!.. Уделив ещё минуту размышлениям, есть ли способы убедиться в безопасности дороги, Ран с неудовольствием заметила, что из-за неудобной позы начали ныть ноги, и наконец-то решила, что, раз абсолютно тихо, путь всё равно свободен и можно выдвигаться в отчий дом.       Осторожно выглянув за калитку и самую малость нервно обследовав открывшийся ей вид, она окончательно расслабилась и уверенно вышла на улицу, бросив короткий взгляд в сторону детской площадки. На миг ей стало любопытно узнать, что случилось с побитыми хулиганами, но нарываться на ещё большее количество проблем она всё-таки разумно не пожелала: Хибари же отправился восвояси, а значит, ничего любопытного происходить там не может, а ей и впрямь пора домой.       — Попалась.       Вкрадчивое, самодовольное утверждение, раздавшееся как гром посреди ясного неба, рухнуло на Цугэмию с такой скоростью, что она не успела ни испугаться, ни отреагировать: столь сюрреалистичной показалась фраза. Не столько фраза, сколько понимание, что произнёсший её конкретный человек никуда и не уходил, а остался поджидать жертву, в присутствии коей, видимо, и не засомневался даже. Разве могла она не заметить его сейчас, осматривая территорию?.. Невозможно. Вероятность слуховых галлюцинаций ни с того ни с сего куда выше.       Однако опешившей Ран не потребовалось разворачиваться полностью — лишь слегка, чтобы всё же обманувшее зрение идентифицировало мужскую фигуру возле телефонного столба буквально у следующего поворота. «Он стоял за ним!.. И я не заметила…» — простейшая истина пронзила школьницу от кончиков волос до пят будто разряд электричества. Хотелось в сердцах проклясть что-нибудь или кого-нибудь: собственную невнимательность или вездесущего негодяя, или ширину пресловутого столба, ведь с фонарным такую подлянку Хибари ей бы не устроил. Мало того, что те намного уже и аккуратнее и за ними ни один человек бы не скрылся, так и одет был парень в школьную белую рубашку, практически светившуюся в лунном сиянии. Впрочем, форма на адепте дисциплины на каникулах удивляла меньше всего — если этот факт вообще мог поразить кого-то, если речь шла о Хибари Кёе.       Медленно покрываясь метафоричной коркой льда из-за неожиданности и испуга, Цугэмия бессознательно рассуждала о том, почему сей помешанный на порядке и контроле маньяк никогда не появляется в другой одежде: эти глупые, вялые мысли помогали отвлечься от серьёзности ситуации и как если бы дистанцироваться от возможной опасности. «Может, ему больше нечего носить?.. Из бедной семьи? Вот только форма и есть…» — растерянно прикинула девушка, против своей воли не отрывая нахмуренный взор от объекта раздумий.       Последний вальяжно опирался на столб линии электропередач, скрестив руки на груди, и небрежным взором рассматривал вывалившуюся из-за чьей-то калитки жертву. Не сомневавшийся в собственной интуиции Кёя не стал подвергать критике предположение, что небольшой симпатичный домик, прилегавший к калитке, явно не тот, в коем живёт сия пигалица: входная дверь была никак не потревожена её выходом на улицу за все минуты, потраченные им на наблюдение, и даже автоматическая лампочка с датчиком движения также ни разу не потрудилась вспыхнуть, поэтому вывод, что та лишь отсиживалась за чужим забором, напрашивался сам собой.       И почему это она опять? Не кто-то ещё, а именно она?       А раз она, то наверняка это не её дом, и отметившаяся особой наглостью бесстыдница только пряталась на чужой территории, и он был прав, услышав чьи-то шаги и подозрительный шум после нанесения дисциплинарных взысканий хулиганам из частной средней школы Юмэй за курение и распитие алкогольных напитков в неподходящем месте, времени и возрасте.       С одной стороны, пребывавший в лёгком режиме фрустрации Хибари совсем малость был удивлён натолкнуться на Цугэмию в этот час в столь обычной местности, а с другой, не всё ли равно? Должна же девчонка где-то обитать, наверняка живёт где-то поблизости — и всего-то. Почему только она пряталась? От него, получается? Или он её спугнул за чем-то сомнительным?       «Я буду делать вид, что всё нормально… — решительно рассудила Ран, мгновенно выстраивая стратегию по обелению себя. — …он не может знать, где я живу! Может, тут как раз?» Внутри щёлкнуло и новое осознание, и у девушки пробежались мягкие мурашки по коже, оповестившие хозяйку, что она на верном пути: вполне вероятно, сей мерзавец и имя-то её не знает. Как бы он узнал? Победила в региональных соревнованиях она больше года назад, и с каких пор такие хулиганы, как он, читают газеты и смотрят новости? А больше ему и негде было бы подцепить её фамилию даже, если только он не сумасшедший психопат с любовью к нарушению тайны частной жизни. Существовал шанс, что до невозможности помешанный на Намимори мальчишка будет в курсе и о том, кто представлял его город на одних из важнейших соревнований по нагинате, да ещё привёз первый приз и ненадолго прославил всех, однако Цугэмия была уверена, что Хибари абсолютно равнодушен к их провинциальному поселению, поскольку его единственная страсть заключалась только в практике насилия и установления собственной власти везде и всюду.       «Может, и правда он из бедной семьи, хм… — мысленно злорадствуя, школьница почти полностью удостоверилась в сей догадке. — Вот и пытается наверстать упущенное и привлечь внимание к себе. Многие бедняки вырастают в преступников, а начинают как раз с хулиганства и прочего беспредела!»       — Чего тебе? — с вызовов бросила хмурая Ран, всей позой показывая, что она ни в чём не виновата и оправдываться не собирается. Да и последняя гипотеза придавала небывалой уверенности ученице Мидори: когда ясны мотивы врага, им проще манипулировать, а значит, легче одолеть.       — Да так, — лениво отозвался Хибари, прищуриваясь. Как быстро девчонка соскользнёт в пучину лжи, если милостиво предоставить ей такой повод?.. — Ты живёшь здесь?       — Тебя это вообще-то не касается, — грубо обрубила Цугэмия, не считая нужным непременно подтверждать это враньё: — Даже если бы и жила, то ни за что не сказала бы.       Проигнорировав бесцеремонность пигалицы, но определённо отложив в памяти, что у неё, очевидно, мутировавший не туда иммунитет к обучаемости манерам, молодой человек демонстративно перевёл взор с нарушительницы на нечто позади неё, и мгновенно догадавшаяся, куда он смотрит, школьница замерла с неприятными покалываниями в животе. Чёртова привычка японцев снабжать свои дома именными табличками!.. Какая фамилия красовалась на том, где она схоронилась от сего ненормального?.. Ей казалось, она успела машинально заметить, но…       — Ясно, — откликнулся всё столь же флегматично настроенный юноша и невозмутимо обронил, возвращая острый взгляд к наглой обманщице: — Кто тогда Сакакибара?       «Сакакибара, значит… — пронеслось в голове у Ран, и она горделиво приосанилась: — Так и думала, что видела там «хара»». На пару секунд она почти соблазнилась вариантом, в котором она сказала бы этому вздорному мальчишке, что она и есть Сакакибара, однако достаточно быстро отказалась от столь неуклюжей лжи: допустим, сейчас бы вышло таким образом обелить себя и отвести все подозрения, но что будет потом? Если она планирует когда-нибудь низвергнуть Хибари Кёю в пучину безвестности и раскаяния, то мерзавец должен выучить её настоящее имя наизусть, и ей совсем не с руки давать ему хоть и крайне незначительное, но всё ещё преимущество знания, что однажды она представилась ему чужой фамилией. Непременно возникнут неподходящие вопросы, а зачем ей они?..       — Мой друг, — гордо вздёрнув голову, бойко солгала девушка, не удержавшись от сарказма: — Я думаю, ты о таком понятия не имеешь, но это человек, который всегда готов поддержать тебя, — собственная речь показалась ей до смешного короткой, поэтому она добавила пару ёмких, полных едкого пафоса выражений: — Родственник, которого можно выбрать без привязки к кровному родству. Дорогой для тебя человек. Человек, который всегда является для тебя опорой. Это и есть друг, — позволив себе сладенько улыбнуться, Цугэмия ощущала, как ей удалось перетянуть контроль над ситуацией на себя, а значит, успокоиться окончательно и вернуться к прежней уверенности в себе и своих действиях.       — Хо-о, — насмешливо протянул юноша, будто бы впечатлённый её описанием банальных человеческих связей, польза коих была настолько нелепой, что с точки зрения Хибари только подтверждала травоядную природу каждого, кто стремился к ним и считал жизненным приоритетом. Впрочем, легкомысленно попавшаяся на крючок девчонка только что подтвердила свою сущность более оригинальным образом. — Что ж… — Кёя прервал ненадолго реплику ради того, чтобы сладко зевнуть, вызвав столь наглым жестом у Ран всплеск праведного возмущения, и как ни в чём не бывало продолжил: — Тогда ты, раз уж даже не знаешь точное имя своего самого дорогого человека… — он усмехнулся, и его собеседница с неудовольствием отметила роту мурашек по коже, пробежавших марафон за марафоном по её телу за долю секунды. — …совершенно не сможешь быть для него опорой.       — Это ещё чего?.. — моментально вспыхнула Цугэмия, почувствовав себя незаслуженно оскорблённой, и, не собираясь сдерживаться в принципе, звонко процедила: — Нечего мне тут делать идиотские предположения! Сам к тому же ничего не понимаешь!.. — от засвербевшей в груди злости она аж задохнулась на миг, однако высокомерное выражение лица её заклятого оппонента с омерзительно самодовольной ухмылкой вынудило её приостановить высвобождение пара ненависти в его сторону и всё-таки заподозрить неладное.       Дождавшись, когда с чванливой нахалки слетит несколько слоёв безвкусной спеси, расслабленный — точно сытый тигр после плотной трапезы — Хибари не стал отказывать себе в удовольствии пронаблюдать всю гамму эмоций на физиономии лгуньи-дилетантки, то бишь демонстративно снова переводить взор на крупную табличку с выбитыми и слегка подсвеченными иероглифами из фамилии семьи, жившей тут. В том, что эта гамма непременно возникнет, молодой человек не сомневался: вот и первая волна уже образовалась, где у явно злившейся девчонки вовсю расписалось вопросительное недоумение. Верно всё же, что травоядные глупцы частенько сами копают же себе яму. Какой образцовый пример получился из сей заносчивой малявки! Загляденье: перещеголяла даже шпану необразованную, с которой он разобрался буквально только что. Если те пошли совершенно очевидным и тупым путём, решив, что их количество значит что-то против него в одиночку, и поступить иначе в силу умственных способностей и воспитания не могли, то у этой были все шансы избежать такой простой ловушки, расставить кою он особо-то и не пытался.       — Раз ты не знаешь имени своего друга… — Кёя узрел беглое замешательство у нахмурившейся девчонки и снисходительно озвучил следующее предположение вкрадчивым баритоном: — …так может, ты просто канджи читать не умеешь?       — Ха?! — не ожидавшая такого подхода Цугэмия оторопела так, что следом опять потеряла дар речи. Это что, какой-то беспардонный хулиган, кроме кулаков в своей жизни ничего не знающий, обвинил её, круглую отличницу, в незнании простейших иероглифов? Какая неслыханная дерзость!.. Как на такое реагировать вообще?       — Он же не Сакакибара… — потешавшийся Хибари снова хмыкнул, — …фамилия твоего так называемого друга — Хагивара, — чёрный взор вероломного подлеца с любого расстояния был способен подцепить душу Ран на крючки, и девушка была готова поклясться, что в эту минуту владелец сего взора одним незначительным движением ловко вырвал ту из неё, опустошая телесную оболочку дочиста.       Не в силах играть дальше по его правилам, ошарашенная школьница коротко посмотрела через плечо на чёртову табличку и, будучи психологически чрезмерно ослабевшей, ничего особенного не почувствовала, обнаружив на ней именно «Хагивара». «Вот мерзавец…» — монотонно пронеслось в голове с присмиревшими мыслями, и Цугэмия непроизвольно сжала кулаки, резко вернувшись убийственным взглядом к кичившемуся своими глубокими познаниями иероглифов мерзавцу, но ей не составило труда понять, что он и не заметил добавочной жестокости в отношении себя в её мимике — или просто проигнорировал.       — Или ты не знаешь имя своего друга… — несколько задумчиво решил уточнить лидер Дисциплинарного комитета, откровенно развлекаясь, — Или не учишь канджи… — на сей раз намеренно выдержав паузу, Кёя выдвинул самую реалистичную догадку, пристально следя за девчонкой: — Или же ты там пряталась от меня?       Разгромленная по всем фронтам Ран неподвижно замерла и поражённо молчала, сверля ненавистного врага хмурым взором, хоть и догадывалась, что роившиеся в сердце проклятья — одно слаще другого — вряд ли достигнут так цели, даже если она вспомнит, как молиться в храмах любых религий и привлечёт на свою сторону самого дьявола. Может, это он и есть?.. Сатана в обличье какого-то тощего подростка с невиданной силой, какой и многие монстры не обладают. Только по параметру нечеловеческой мощи вполне сходится. Девушка сжимала кулаки с болезненным напряжением и не осознавала, что впивавшиеся в ладони короткие ногти причиняют ей серьёзный дискомфорт — ничто всё равно не могло сравниться с тем, в какую мучительную пыточную камеру из её же позора этот высокомерный ублюдок поместил её.       — Что бы там ни было, — отстранившись от телефонного столба, постепенно терявший интерес и ощущение забавы Кёя опустил руки и, полоснув притихшую пигалицу уничижительным взглядом, соблаговолил вынести окончательный приговор: — Вместо того, чтобы прогуливаться по улицам в столь поздний час, — он сделал шаг в нужную ему сторону, собираясь покинуть сцену дисциплинарных наказаний, — …лучше бы учёбой занялась.       «Кто бы говорил!..» — мысленно прошипела Цугэмия, но, будучи скованной унизительным поражением в вербальной схватке да ещё по собственной глупости, не смогла сплюнуть это с языка и потому лишь беспомощно наблюдала, как прекрасно чувствовавший себя Хибари позволил себе в который раз за вечер с явным наслаждением широко зевнуть, небрежно прикрывая рот ладонью. Затем перевыполнивший работу за день молодой человек вложил кулаки в карманы и неспешно последовал в направлении детской площадки — мимо превратившейся в статую девчонки к верно ожидавшему личному транспорту неподалёку от парка.       Поравнявшись с не шелохнувшейся Ран, не настроенный более развлекаться Кёя остановился на несколько мгновений рядом с ней, но не стал вновь одаривать взором завравшуюся и пожинавшую собственные плоды нахалку хотя бы искоса, холодно произнеся:       — На этот раз ладно, — и со следующим шагом далее равнодушно бросил на прощание: — Иди домой сейчас же.       Ещё несколько минут — почти вечность — не верившая в произошедшую реальность Цугэмия продолжала безжизненно стоять на том же месте и после того, как шаги превзошедшего её сегодня обидчика окончательно стихли где-то далеко за спиной. Ни одна мысль не побоялась потревожить оцепенелость хозяйки, и та ощущала себя бессмысленной оболочкой, полностью полой внутри. Для того, чтобы всё же двинуться вперёд по-прежнему без лишних раздумий, отрешённой девушке потребовались будто нечеловеческие усилия, какие никто не должен прилагать, чтобы просто ходить.       Буквально вынуждая тело перемещаться в пространстве, Ран больше не интересовалась окружающим миром и не любовалась прекраснейшей луной, нежно освещавшей ей путь. Деревянной куклой ступавшая по пустым улицам Цугэмия постепенно начала оттаивать и заражаться распалявшейся с каждой секундой яростью, подкреплявшейся всплеском неконтролируемых эмоций, наперебой воинственно кричавших о немедленной мести злостному мерзавцу. Машинально запустив руку в сумочку, чтобы взять маленькую бутылку воды и утолить не то жажду, не то злость ею, школьница наткнулась на нечто острое в боковом кармане, куда случайно попали пальцы.       На краткий миг сердечный ритм сбился — она моментально осознала, чего именно касается. Неосознанно затаив дыхание, Ран явила свету хрустальную звезду с пышной хризантемой внутри и бело-красной лентой: символ принадлежности к Ассоциации Независимых Арбитров «Ризольвера» и практический инструмент каждого из судей. Множество граней функционального украшения красиво и дерзко переливались в лунном сиянии и притягивали к себе золотистый взор подростка, и без того зачарованной внешним видом значка — и бесспорным могуществом, в нём заложенном.       «Нет… — встревоженно попыталась отговорить себя Цугэмия, не сводя глаз с драгоценности на ладони, — Я не могу так запросто…»       Лишённое чувств сокровище со сдержанным дизайном безразлично сверкало в руке девушки, не способной перестать любоваться им. Дабы прервать губительные чары и вернуть способность рассуждать логически, она резким движением сжала звезду в кулак и выпрямила руку, торопливо продолжив путь. Острые концы хрусталя нестерпимо впивались в ладонь, напоминая о возможностях ещё выразительнее, и не отдававшая себе в этом отчёт Ран принялась настолько ускорять шаг раз за разом, что спустя мгновение просто бросилась бежать в направлении родительского дома, стискивая украшение всё сильнее точно в отчаянной надежде сломать его, а значит, лишиться шанса принять то решение, что так настойчиво зудит в груди, словно она уже приняла его и оставались только формальные процедуры. Однако даже не треснувший аксессуар — может, Кикунага не хрусталь использовала, а бриллианты?.. с неё станется!.. — точно в отместку разжигал болезненные ощущения, царапая гранями тонкую кожу, чем злил нёсшуюся сломя голову по улицам Цугэмию всё больше. Впрочем, в какой степени гнева она бы ни оказывалась и как бы молниеносно тот ни прогрессировал в своих стадиях, используя как топливо ту же боль в кулаке, заслужившим весь объём сего неистовства объектом всё равно оставался исключительно Хибари Кёя.       Бурлившая чистейшей эссенцией в душе ненависть к дисциплинарному фанатику захлёстывала Ран непереносимой энергией, выпустить которую даже с помощью скорости, что она развила, не удавалось наверняка. Казалось, что бешенство такой силы должно заставить её взлететь, однако это, разумеется, не происходило, как и, к сожалению, не воплощалось желание успокоиться. Сбросить физически ощущаемую ярость не выходило: та будто бы заменила собой разгорячённую кровь и клокотала в унисон с сердцем, чьи громкие, учащённые удары не позволяли услышать свист ветра в ушах при внезапном для самой Цугэмии забеге.       Как только показался отчий дом, который её родитель не постеснялся отстроить огромным по сравнению с соседскими жилищами с двумя этажами, но при этом широким и просторным, школьница — не испытывая никаких угрызений совести за своё поведение — бросилась в двор соседей, не имевших надлежащей калитки почему-то: их забор был несколько ниже отцовского, но почти плотно прилегал к нему, и именно это подспорье и желала нарушительница чужих территорий.       Ни на секунду не замедляясь, Ран — уже немного наслаждаясь неожиданной пробежкой и паркуром — перелетела через ограду напротив стены, куда выходило окно её комнаты: ждали ли её мать и отец в этот час, её не волновало, но избежать любых столкновений хотелось во что бы то ни стало, включая малейшие шансы на то, — и только тогда приостановилась. Если перепрыгнуть кирпичное, высокое ограждение она смогла с лёгкостью благодаря различным, в том числе и силовым, тренировкам, то попасть на второй этаж самостоятельно без «мошенничества» не представлялось возможным. Отчего-то на миг захотелось всё равно найти способ не использовать пламя Посмертной воли и достичь цели без него, но Цугэмия быстро отбросила неподходящее желание и воспользовалась атрибутом без дополнительных раздумий: окно было открыто наполовину, что ещё больше упрощало задачу.       Буквально молнией ворвавшаяся в собственную обитель девушка подскочила к двери и заперлась изнутри на всякий случай, и только потом, развернувшись спиной к ней, соскользнула на пол в тёмном помещении, освещаемом исключительно лунным сиянием, проникавшим всюду в пределах досягаемости. Сумасшедше бившееся в груди сердце продолжало колотиться, но теперь Ран хотя бы получила возможность выдохнуть и попытаться успокоиться.       Прислушиваясь к звукам в доме, она не особо заинтересованно старалась понять, чем заняты родители и ждали ли они её, но ответом ей была тишина: вероятно, никто не собирался её ловить, и, скорей всего, оба уже спали. Впрочем, из-за неудобной планировки — отец заказывал строительство, когда единственная дочь была ещё младенцем, но у Ран всё равно существовало смутное подозрение, что он как будто уже тогда знал, что ему или матери придётся постоянно контролировать поздние возвращения своего ребёнка, поэтому от прихожей до спальни родителей было довольно смешное расстояние — ей было бы опасно проникать в дом традиционным путём.       Отвлекание на тривиальные вещи помогло Цугэмии расслабиться и всё же утихомирить физические реакции, хотя взбудораженные мысли и раненные чувства никак не поддавались контролю. Разжав перед глазами кулак с хрустальной звездой, школьница как загипнотизированная уставилась на неё.       Регистрация новоиспечённых судей была довольно элементарной, ведь сначала человек проходил всяческую проверку и, символично получив значок, заканчивал процесс, вкладывая немного пламени в полученный аксессуар, тем самым активируя его и делая личным подобно удостоверению, и через подобную инициацию заканчивалось официальное вступление индивидуума в ряды арбитров. Разумеется, никакую проверку племянница основательницы Ризольверы не проходила: спонтанно украденное украшение не должно было находиться в её руках в принципе.       Поместить в него пламя… что может быть легче?..       Однако школьница не знала наверняка, были ли значки заранее приписаны успешно прошедшим все испытания кандидатам или это не имело значения. Так что её очень сильно — не только в данную минуту, но и всё это время — волновал вопрос, могла ли она так просто присвоить значок и, всего лишь внеся в него пламя, оказаться среди судей Ризольверы?       Если она вложит частицу сил, но значок по понятным причинам отвергнет её, узнает ли об этой попытке тётушка?       «Я же не собираюсь всерьёз это сделать?..» — в который раз усомнилась Ран, с тревогой разглядывая, как красиво и безмятежно переливается продуманный до мелочей идеальный кусочек хрусталя в отблесках лунного света, залившего помещение. Стало по-настоящему страшно: и из-за риска, который возникал во всех вариантах, и из-за собственных переживаний, которые всё равно подначивали её совершить столь дерзкий поступок.       Не может же тётушка не вставить никакой механизм защиты для значка? А если — как вот поступила её племянница — такая важная вещь окажется у неправильного человека, не имевшего отношение к Ризольвере или, хуже того, желавшего навредить Ассоциации? Да хотя бы от случайности необходимо было бы внести какой бы то ни было индикатор, чтобы хорошенький девайс мог отклонить чужое пламя, не предназначавшееся для него. Уверенная, что Кикунага предусмотрела такие базовые решения, Цугэмия тем не менее заметила, как опять непомерно бьётся сердце: она уже осознавала, что всё же попробует осуществить желаемое. Пусть и существовал весомый шанс, что Масаэ рано или поздно придёт оповещение об этом, чёрт с этим — разберётся тогда, когда это произойдёт. Никакой значок не должен сейчас разрешить ей вступление в Ризольверу — исключено. Ей всё равно придётся справляться с несносным Хибари своими силами хотя бы ещё какое-то время, и как бы она ни злилась, с сим фактом необходимо смириться: она не в состоянии это изменить сегодня или в ближайшие месяцы точно.       Так как она никогда не присутствовала на ритуале посвящения новичков, Ран немного озадачилась, сколько именно пламени необходимо для активации, да ещё такой, что не должна случиться, и после недолгих колебаний всё же направила интуитивно выбранное количество в хрусталь, невольно задержав дыхание от волнения.       Впитавший неслабую энергию значок остался невредим и неподвижен: ничего не изменилось и не произошло, точно тот просто так поглотил предложенное. Смутившаяся из-за неясности ситуации Цугэмия в недоумении смотрела на драгоценность, хмуря брови и теряясь в догадках: «Недостаточно?.. Или это и есть защита?.. Если недостаточно, то надо ли попробовать ещё сколько-нибудь запустить в него? Прямо сразу же следом или лучше подождать чуть-чуть?..»       Однако ждать не пришлось, как и что-либо дополнять: в следующее мгновение ярко вспыхнувшая перламутровым сиянием хрустальная звезда — хризантема внутри как будто бы расцвела алой краской — представила опешившей школьнице, слегка вздрогнувшей от неожиданности, небольшой голограммный экран над собой, на котором значилось…       «Добро пожаловать в Ризольверу, арбитр Цугэмия Ран».