***
От психолога выведать всё о состоянии Кота у Муры не вышло. Этика и прочее, только вот то, что это связано с его прошлым, а именно с детством, теперь было ей известно. Сколько Женя ни пыталась вспомнить что-то о семье Васи — не получалось, будто этого и не было, будто за столько времени он ни разу не обмолвился ни о матери, ни об отце, ни о других родственниках. И правда, похоже, было так. Вспоминались лишь его ночные слова об убийстве матери. И это не давало ей покоя и лишь заставляло вопрошать: «Неужели?». Ей нужен был он рядом, нужен, чтоб спросить у него, чтоб попросить о единственном — сказать, что это неправда. Дозвониться не получалось. Телефон не отвечал. Почему-то именно на это Женя и рассчитывала. И на пустоту в его квартире — тоже. Машины у подъезда не было, в квартире он бы вряд ли стал затаиваться. Скорее, его там действительно нет, а где он — знает только он сам. И это настораживало. Он был слишком встревожен, когда вышел от психолога, что в этот момент Женя сама пожалела, что повела его туда. Тем не менее казалось, что специалисту удалось что-то вытянуть из головы Ионова. Осталось узнать, что именно, а для этого неплохо было бы найти его самого. «Детство, семья, родители…» — повторяла много раз про себя Мура, желая зацепиться хоть за что-то. Решение у нее было только одно — пробить информацию про самого Кота, попытаться узнать что-то о семье. Ведь в ней, по-видимому, и крылись ответы на все ее вопросы. И на вопросы Васи тоже. Не хотелось рыться в его скелетах в шкафу, но понимание, что она делает это не из любопытства, а из желания помочь пересилило — она не вычисляла, есть ли у него дети и женщины, она хотела знать, почему семья для него — больное и проблемное место. «Родители погибли, под опеку взяла родная тетя…» — сидя на подоконнику и крутя в руке телефон, повторяла про себя Мура, глядя на ночной город. Света в комнате не было, и было хорошо видно происходящее на улице. Сердце щемило. Было неспокойно. Ночь была погожая, ясная, не шел снег. Сама не знала, что рассматривала. Просто устремляла взгляд, не думая об этом, а думала совершенно об ином. Хотелось одного — чтоб он объяснил всё, чтоб просто был рядом и улыбался, чтоб они смогли забыть об этом как о страшном сне — забыть обо всем. «Родители погибли… — снова прокрутив эту фразу, Женя и сама не заметила, как рядом с ней встала вторая: — я свою мать убил, ты знала?». По телу пробежала дрожь. Боже, пусть он наконец возьмет трубку! Пусть всё наладится! Она просила об этом, умоляла и молила. Пока что хотя бы о том, чтоб он взял трубку. Сразу вытащить всю информацию не получилось, но по личной просьбе Жени Рита пообещала найти что-то, чего, как казалось Муре, не хватало в этих данных. Что-то выпадало, и она чувствовала, что это что-то нехорошее, только вот узнать это ей удастся не сегодня точно. Сегодня главное все же услышать его голос. Она могла бы поехать по адресу той тетки, но одернула саму себя: Вася должен разобраться во всем сам, и если попросил ее не лезть, то, по крайней мере пока, так она и сделает. Пока нет особых причин бить во все колокола, но если до завтра он все же не даст о себе знать — плевала она на эти его просьбы. В очередной раз набрала его и после продолжительных гудков даже вздрогнула, услышав его голос — тихий, глухой, но точно его. «Я позже позвоню. Не волнуйся», — не успела она и слова сказать, как вновь гудки. Набрала вновь, но лишь металлический автоответчик вторил о том, что абонент временно недоступен. Женя сжала телефон и что-то прошептала одними губами. В сердце как-то нехорошо екнуло после этого звонка. Оставалось одно — ждать следующего.Глава 11
23 марта 2019 г. в 16:50
— Не ходи за мной! — резко, практически сквозь зубы сказал Кот, выйдя из кабинета психолога и тут же столкнувшись со взглядом Муры. — Мне нужно побыть одному, — это звучало уже куда мягче, тем не менее какая-то доля отторжения в голосе чувствовалась, а еще больше чувствовалось отчаяние, сильное, которое выдавал его взгляд. Холодный, но потерянный. Что-то он узнал, а вот что…
Пока Женя стояла, пытаясь собраться, Вася быстрым шагом шел по коридору, набрасывая куртку на плечи. Ему казалось, он даже дышал через раз. В голове был полнейший беспорядок и аврал. Услышанное от психолога заставило начать копаться в голове. Собирать тот паззл, который так настырно по кусочкам подсовывало ему подсознание. Есть только один человек, который знает всё наверняка. Теперь и он должен узнать.
Холодный ветер тут же обдал его морозом, когда он покинул здание. Обернулся — Муры вроде не было. Не хотелось с ней разговаривать. Не хотелось никого видеть. Хотелось то ли правду узнать, то ли утопиться. Его колотило уже сейчас. «Все проблемы из детства…» — повторил он фразу психолога и ухмыльнулся: в фильмах в такие моменты обычно пару сигареток выкуривают, а он, видите ли, «спортсмен».
Набрал в ладони снега, приложил к лицу, почувствовал слабое покалывание и стекающую по щекам воду. Зажмурился. Больше находиться здесь не мог — всё нутро звало туда, где он получит ответы. Сел в машину — и плевать, что мятая, потом сдаст в сервис. Завел двигатель, но двинуться с места решился не сразу, понимая, что снесет первый попавшийся столб. Нужно было заставить себя успокоиться и прийти в форму. Услышанное у психолога не давало покоя.
— Беспокоит… Что меня беспокоит… Как сказать-то, — Кот нервно постукивал по столу, недоверчиво оглядывая психолога. А весь их народ он всегда недолюбливал и приравнивал к их пациентам. Только вот очутиться в этом ряду в его планы как-то не входило, а тем более еще и «исповедоваться», как грешник какой в церкви. Да уж лучше в церковь сходить, проще как-то. А этот дядька смотрит на него как на своего клиента, и — о черт! — как же мерзко было понимать, что дядька-то прав и перед ним его клиент.
— Соберитесь. Мы же никуда не торопимся, верно? Да и осуждать вас никто не собирается. Соберитесь, — голос, надо отдать ему должное, звучал как-то успокаивающе и настраивающе на позитивный лад.
Вася продолжал барабанить по столу, продолжал недоверчиво оглядывать психолога, но уже начиная чувствовать, что стянувшиеся в узел внутренности стали размякать. В конце концов, психолог — не психиатр. Хотя он и особой разницы никогда не видел. А мужикам рассказать — так засмеют наверняка. Оставалось надеяться на Женькину тактичность. Ее он уверенным голосом, даже как-то отчужденно попросил ждать у кабинета и, практически открыв дверь, обернулся и тихо добавил: «Ей-богу, ты же не собираешься подслушивать? Захочешь узнать, что в моей голове, я сделаю рентген и покажу тебе». Она не ответила, а он, не собираясь ждать ненужного ответа, зашел в кабинет.
— Да как-то странно всё в последнее время. Голова болит часто. Вроде не уставал сильно, бывало хуже. Ерунда какая-то. Тут ехал — и в голове как будто что-то мелькает, как кадры из фильма. Но я не со стороны это вижу, а своими глазами. Будто это со мной было, но этого не было, — он ненадолго замолчал, поджал губы, а затем неуверенно добавил: — или я не помню. А тут недавно вообще странно было. Я у девушки, у подруги, ночевал, — только потом сообразив, что дядьке все равно на статус их с Мурой отношений, сказал Вася, — она говорит, мол, я ночью что-то навроде лунатизма подхватил, — Кот чертыхнулся, поняв, какую нелепицу сказал, выдохнул и продолжил, — говорит, мол, я ей сказал, что мать свою убил. Да даже это ладно. Сегодня я пришел домой и трезво помню, — глубоко вздохнул, вспомнив это «трезво», — что просто уснул. Вот как был, так и уснул. А «проснулся» на кухне, передо мной она, кричит, что я ее чуть не зарезал. Я! Я, понимаете! — сжал кулаки, вспомнив слова Муры об этом. — Ну не мог я в здравом уме этого сделать! Не мог! Я ее… Не суть. Ну и она притащила меня к вам.
Психолог поднял на него глаза, щелкнул колпачком ручки, что-то как будто бы обмозговал, оглядел явно недовольного ситуацией и своим визитом к нему пациента. Видел, что он из тех, кто о своих проблемах не распространяется и не просят всех друзей наперебой в чем-то помочь. Кто не пускает в свою голову посторонних без особой на то надобности. Только вот надобность появилась, и психолог уже подумывал направить больного на следующую инстанцию — к психиатру.
Дальше Вася помнил плохо. В голове будто стелился туман, обволакивая всё сильнее и сильнее. Он не помнил, что видел, что говорил ему дядька, что он отвечал — не помнил ничего, кроме того, что голова была будто и не его и что в ней определенно кто-то копается. Только вот, буквально очнувшись ото сна, чувствовал он себя как-то не особо хорошо и было ощущение, что его голову действительно неплохо поворошили. Зажмурился несколько раз, сморщил лицо, приложил ладони к нему, проморгался и уставился прямиком на что-то фиксирующего в листке дядьку. Психолог отложил ручку и начал просвещать пациента о том, что он, собственно, наговорил во время «копания в мозгах».
Слушая, Кот закипал с каждым словом всё сильнее. Он даже не дослушал, резко поднялся с места, готовый съездить мужчине по роже, взять за грудки и впечатать в стену, выбить из него настоящую правду, а не то, что сейчас услышал. Вместо этого он просто вышел из кабинета, понимая, что лишние проблемы ему сейчас ни к чему. Дверь хлопнула раньше, чем психолог успел крикнуть: «Постойте!».
«Бред! Бред! Бред! — только и твердил себе Вася, вновь и вновь прокручивая в голове слова психолога. — Так и знал, что от мозгоправов не дождешься ничего хорошего! Бред!». Но не из головы же этот психопат-психолог всё это взял. «Нет, из головы! Только, блин, из моей!» — давя на газ, думал Кот, даже толком не зная, когда чувствовал себя хуже: когда его одолевали странные вспышки, когда он был пьян или сейчас — когда в его мозгах, похоже, что-то расковыряли. Он бы не поверил в это, если бы это не соответствовало так тем «картинкам», совсем недавно одолевавших его.
Не замечал, как едет. Думал лишь о том, как скоро окажется там, где ему дадут ответы на все вопросы. Как он хотел получить опровержение. О, как он хотел получить опровержение! Услышать, что всё это бред больного воображения — его или того психопата. Пусть это будет внушение, самовнушение — что угодно, только не то, о чем он думает. Думать о том, что с ним действительно не всё в порядке, Вася не спешил. Психолог психологом, а у него есть более достоверный источник. Один единственный человек, который знает о нем больше, чем он сам.
Дорога предстояла не то что бы дальняя, но одновременно хотелось и поскорее очутиться в такой знакомой гостиной, пропахшей приятным запахом тетиных духов и каких-то трав. Вроде бы это была лаванда. Эти мысли успокаивали, погружали в спокойные воспоминание о доме и том понятии крепости, которое за ним закрепляется. Но скоро вновь начиналась дрожь под кожей. А что, если хотя бы что-то из этого правда? Он не хотел об этом думать. Но не получалось мыслить позитивно. Хотя бы потому, что сам уже начинал в это верить, хоть и отрицал каждой клеточкой своего тела.
Он не понимал, когда его спокойная жизнь перетекла в то, что он имеет сейчас. Отчаянно вспоминался вечер у Умы на даче. Тогда еще всё было хорошо. В последний раз — это он отчетливо чувствовал, это отстукивал пульс на его запястье и хотелось просто заснуть и проснуться всё на той же даче и узнать, что он перепил, что отключился, а всё это ему приснилось, что Умка жива, что Женьку он не пугал ножом, что… И еще много таких «что». Понимал, что его начнет искать Мура. Но пока она съездит к нему, пока будет пробовать дозвониться, а перед этим явно будет «пытать» психолога. Ему без разницы, пусть хоть душу из него вынет, а потом обратно засунет — он к этому времени уже выяснит всю правду.
Что он будет делать дальше, Вася не брался представлять. Просто не мог представить того, что будет, если это окажется правдой. Это не давало покоя, но пока всё же было второстепенным. Проблемы надо решать по мере их поступления. А сейчас нужно было просто собрать всю силу и волю в кулак и ждать. А если это всё же игры разума, то тут думать не приходилось — напьется вусмерть, расцелует Женьку и рухнет в снег — сейчас это была самая настоящая мечта. Но все еще приходилось ждать, пока он окажется там, на пороге квартиры, в которой провел, наверное, лучшие годы своей жизни. И по мере приближения к этому месту ощущение, что это не выдумки сумасшедшего психолога и его переутомившегося мозга, всё усиливалось.
Кот осознал, что час «икс» настал, когда остановил машину около многоэтажки. Знакомый двор не изменился за время его отсутствия. Вспоминалось, как он лазал по этим деревьям, как катался с той горки, как выходил из подъезда и не спеша шел в школу, не боясь опоздать. Чуть подальше, возле соседнего дома, впервые поцеловал девчонку-одноклассницу. Помнил, как она смущенно улыбнулась ему. Помнил всё. Был уже вечер. Потихоньку зачинались сумерки. Народу было не так много, лишь изредка проходили незнакомые ему люди: одни мимо, другие заходили в дом. А он всё сидел, окутанный воспоминаниями и будто успокоившийся из-за них.
Он словно прочувствовал всем телом ту свежесть и теплоту, всегда ассоциирующуюся с этим местом. Это был вечер выпускного. Теплый летний вечер. Вечерняя прохлада, белая рубашка и маломальский букетик в руке — той самой девчонке-однокласснице. И ее светло-розовое платье, и завитые в невесомые локоны волосы, и совсем невинный поцелуй в щеку. Как будто было вчера. Как будто он не взрослел, не становился спецназовцем, не видел кровь и смерти практически ежедневно и не убивал сам. Будто он всё тот же мальчишка, обрывающий сирень на глазах у старушки-соседки. Он всё еще прежний. Только уже другой.
Кот тяжело вздохнул. Медленно скрылись в памяти и старушка-соседка, и девчонка-одноклассница, и семнадцатилетний он сам. Тяжело вздохнул, провел ладонью по лицу и все же толкнул дверь машины. Он, кажется, успел забыть за время пребывания в воспоминаниях, что на улице практически зима — так разморили его воспоминания о теплом летнем вечере. Поежился в куртке, поставил машину на сигнализацию, еще раз оглядел двор — в снежки ему здесь тоже играть приходилось. Никогда раньше он не вспоминал с такой теплотой о детстве, как сейчас, и, кажется, даже забыл, по какой причине приехал — он всецело принадлежал этим воспоминаниям, будто стирал грань между прошлым и настоящим, не ведая, что ждет его в будущем.
Но стоило зайти в подъезд, как теплые воспоминания сменились делами дней настоящих. И далеко не светлыми. Снова стало тревожно и не по себе. Поднялся по лестнице, не встретив никого на своем пути, и скоро уже стоял у двери нужной ему квартиры. По телу будто прошелся электрический разряд, когда он позвонил в дверной звонок. Словно пошел обратный отсчет, и с этой бомбой не поможет ему даже Бизон. Тут только он сам, только он не сапер, и права на ошибку у него нет.
Дверь открылась скоро, Вася не успел даже собраться с мыслями, как уже смотрел на тетю Марину — женщину лет пятидесяти, с темными волосами и светло-голубыми глазами. Она немного оторопела, увидев на пороге своего дома племянника, который и звонил-то уже невесть когда, а тут вдруг решил навестить на ночь глядя. Что-то внутри ухнуло при виде него, и нехорошее предчувствие засело в голове. Все же улыбка появилась на ее лице. Вася тоже попытался изобразить улыбку, но вот все же смятение брало верх — он хотел как можно скорее во всем разобраться и отпустить наконец эту ситуацию, понять, что он ни в чем не виноват.
В квартире уже не пахло теми духами, запах трав тоже притупился, но все еще было ощущение того самого — былого, настоящего. Только вот если двор вызывал только положительные эмоции, то квартира — крепость, в которую он так рьяно стремился — приняла его как-то серо и холодно. Он вдруг почувствовал себя неуютно, и вместо какой-то радости вдруг вспомнил себя, лежащим на диване и принимающим какие-то таблетки, а рядом — крайне озабоченная чем-то тетя утирает слезы; вот она ругает его, сильно, кричит очень громко — он уже не помнит слов — но помнит, ее глаза, испуганные и растерянные. Не хотелось садиться на тот самый диван, не хотелось вообще смотреть на эту квартиру.
— Что-то случилось? — голос тети прозвучал взволнованно, выведя его из воспоминаний.
— Да… Вернее, не знаю. Просто… Теть Марин, такое дело…