Дикий дикий пейринг

Отборочная игра Сейрин – Шутоку проходила на территории старшей школы Шутоку. К удивлению Мидоримы, Кагами, Аомине и Куроко как-то добрались до финала отборочных, разгромив двоих Королей Токио. При просмотре их игр, Мидориме очень хотелось засмеяться. Прямо заржать в голос. Аомине и Кагами одновременно на площадках не появлялись. Куроко участвовал в играх то с Аомине, то с Кагами. Короче, все было опять «повешено» на Куроко. Только Мидорима не мог точно сказать, мудро это было или глупо. Так или иначе, результат был, раз уж они добрались до финала отборочных. Только Куроко было по-настоящему жалко. Он без отдыха участвовал во всех играх, почти не садился на скамейку, выкладываясь не просто на все сто, а даже на все двести процентов. И всё больше действительно походил на призрака. Бледный до белизны, с громадными темными кругами под глазами, сгорбившийся, с туманно-серыми какими-то старческими глазами. В прошлый раз, когда они разговаривали, Мидорима заметил, как мелко, непроизвольно поддергивается уголок его рта – нервный тик – предвестник большого нервного срыва. Как же тогда хотелось заявиться к этим Кагами с Аомине и хорошенько врезать. Одному и второму. За наплевательское отношение к товарищу по команде, к любовнику, в конце концов! Неужели они не видят, что делают с ним? — А чего это они не в полном составе? — Такао подергал его за рукав. — Они собираются сдать игру? Мидорима пригляделся к заходящей в школу команде соперников. Аомине среди них не было. Не выпускать в одной игре Аомине вместе с Кагами на площадку было разумно, как показало их недавнее позорное поражение. Команда Сейрин сделали ставку на Кагами и его высокие прыжки. — Наоборот, они собираются выиграть, — Мидорима неприязненно выдернул свой рукав из пальцев надоедливого Такао. — Не расслабляйся. Не зря они были чемпионами в прошлом году. Такао хихикнул и заговорил что-то о том, что новичкам везет. Мидорима не слушал. Он смотрел на идущего позади всех Куроко. Тяжелая походка, чуть сгорбленные плечи, припорошенные пылью глаза – по нему было видно, что он устал. Наверняка опять что-то случилось и эти двое его любовничков умотали упрямого Тецую до бесчувствия. Мидорима понимал, буквально кожей чувствовал, что он сегодня снова выиграет эту игру, но радости от предстоящей победы над измотанным противником не было никакой. Команда Сейрин с первых же секунд выставила против них свою самую сильную пару – Кагами с Куроко. Те действительно прекрасно работали вместе. Куроко блестяще ушёл от блока Такао, Кагами очень эффективно блокировал все верхние передачи. Они носились по площадке как два всполоха бордово-красный и голубой, старались не дать никому из команды противников даже коснуться мяча. Мячи забивал капитан Сейрин с трехочковой линии. Но Мидорима не беспокоился. Скоро Куроко уберут с поля, давая ему отдохнуть, и нижние передачи пойдут без проблем. Но вопреки всем ожиданиям, Куроко так и не ушёл на скамейку. А это было зря. Мидорима видел, насколько сильно он устал. Ему всё труднее было уходить из-под опеки Такао, красть в подлой невидимой манере мячи, через всю площадку отдавать сильные крученые пасы. А ведь Шутоку ещё даже не начинала выкладывать свои карты на стол. За пять минут до конца четверти на площадку вышел Юя Мияджи – их собственный талантливый новичок. Теперь Кагами некогда стало следить за верхними пасами, ему нужно было сосредоточиться на форварде противников. Мячи Мидоримы наконец-то полетели в кольцо. Новичок Мияджи был действительно хорош. По уровню игры он мало в чем уступал Кагами. Команда Сейрин занервничала. К концу первой половины игры счет был не в их пользу. Повторение позора товарищеской игры стало неотвратимым. А вторая половина игры началась с сюрприза. На площадку вместо Кагами вышел Аомине. Тайгу держали от места игры подальше, наверняка в раздевалке. Увидев Аомине, тренер Масааки выругался сквозь зубы. Он не рассчитывал, что тренер Сейрин снова решится выпустить на одну площадку Кагами с Аомине. Они две голодные пираньи так и норовили вцепиться друг другу в глотку. На скамейке Сейрин сияла улыбкой и махала длинными розовыми волосами изрядно запыхавшаяся Момои Сацуки. Мидорима чуть не хлопнул себя по лбу. Уж про эту красавицу точно забывать не следовало, наверняка сюрприз с Аомине – её работа. Они уже играли этими составами товарищескую игру, а значит Сацуки точно знает, кто из их противников на что способен. С первых же секунд стало ясно, что расчет оказался верен. Аомине против Мияджи был лучше. Команда Сейрин перестроилась под единоличную игру Дайки. Когда Мидорима это увидел, от удивления он чуть мимо кольца не промахнулся. Куроко в прошлом году так упорно и усилено доказывал всем, что баскетбол – командная игра, а теперь позволил такое. И самое странное, Куроко не ушёл отдыхать. Теперь он тянул игру вместе с Аомине. Аомине был действительно хорош. Об этом тоже не следовало забывать. Своя команда ему совершенно не мешала, и он действительно тянул в одиночку игру, наплевав даже на Куроко, который сейчас на площадке бесцельно растрачивал последние силы на бесполезную беготню. Асс Шутоку Мияджи оказался занят. Против Аомине у него было шансов мало, но новичок не сдавался. Зато Мидорима бросал без помех. Уставший Куроко никак не мог на это воздействовать или помешать. Разрыв в счете стал расти медленнее, но всё же рос. Третья четверть заканчивалась. У Сейрин шансов на победу не было. Мидорима поглядывал на еле держащегося на ногах Куроко. В голубых глазах упрямство сменилось на озлобленность, озлобленность на надежду на Аомине, постепенно стала проглядывать бессильная обреченность. А Аомине ничего не видел и не замечал, пожалуй, это бесило даже больше плачевного состояния Тецуи. Улучив момент, Мидорима оказался подле Аомине. — Ты хоть видишь, что вы с ним делаете? — Мидорима кивнул на измотанного Куроко. — Вы помогать ему собираетесь? Любовнички. Аомине споткнулся на ровном месте. Остановился. Пристально посмотрел на Куроко. Перевел непонимающий взгляд на Мидориму. И бросил игру. Отошёл в сторону, оставляя безнадежную игру на своего капитана. До конца четверти, так и стоял, сверля в Куроко дыру взглядом. Уходя на перерыв, Мидорима удивился, что Аомине не стал орать как дурной, а остановился, о чем-то задумался. Немного подумав, Мидорима решил, что орать и агрессивно что-то доказывать – это к Тайге. Аомине же отстранялся ото всех, молча психовал и делал самые настоящие глупости. Мидорима пожалел, что что-то ляпнул неподумав. Теперь Куроко вместо того, чтобы отдыхать, придется разбираться с Аомине. На скамейке Сейрин зрел скандал. Аомине ругался с тренером, Момои пыталась ему что-то объяснить, Куроко удерживал рвущегося вперед бешенного асса. Поняв, что начали привлекать внимание судей и зрителей, ушли в раздевалку. Перед началом последней четверти появились. У Мидоримы буквально глаза на лоб полезли. Рядом с показно спокойным Аомине шёл раскрасневшийся, всклокоченный Кагами, переодетый в форму. — Видать прошлое поражение их так ничему и не научило, — смешливо протянул Такао. — Да это просто жест отчаяния, — отмахнулся капитан Мияджи. Тренер Масааки только фыркнул. А Мидориме захотелось засмеяться на подобную расстановку сил, сейчас он был солидарен со своей командой, как никогда. А взглянув на Куроко, захотелось плакать. Тот остался сидеть на скамейке, закрыв голову полотенцем. Уставший до последней степени, скрестивший будто в молитве пальцы, сгорбившийся, смятый. Сдавшийся. На удивление, игра не началась со скандала. Аомине что-то тихо сказал Кагами, тот кивнул, и они разделились. Аомине гонял Такао и Мияджи по всей площадке. Кагами прицепился к Мидориме, как кровососущий клещ. Все дальнобойные трехочковые были вычеркнуты из игры, как мусор. Счет замер. Бросая в очередной раз свой безнадежный трехочковый, Мидорима справа увидел приближающего Аомине, слева топал на бегу Кагами. Мидорима отступил назад, чтобы противники сами столкнулись, споткнулись друг об друга, замешкались, потеряли секунду, нужную для броска. Аомине прыгнул за мячом первым. Тайга отстал от него на долю секунды, успев сменить направление. Мяч достал. Мидорима молча выругался. — Тайга, ты охуенен, — едва слышно сказал Аомине, проходя мимо Кагами. — Присмотри здесь. Кагами на мгновение уставился ему в лицо. Между ними будто какой-то разряд пробежал. Мидорима никогда в живую такого не видел. Будто невидимая вспышка молнии, протянула между ними тончайшую огненную нить. — Порвем их, — Мидорима больше прочитал по губам Кагами, чем услышал. Пламя побежало по невидимой нити, и второй огонь вспыхнул в синих глазах. Отразился в хищном оскале. От Кагами дохнуло жаром во все стороны, будто от взрыва. Куроко на скамье поднял голову. И разверзся ад. Аомине бросил ко всем чертям единоличную игру, будто и не играл так никогда. Мяч переходил от Тайги к Аомине. От Аомине к Идзуки, которого надежно держал Такао. От Идзуки – к Тайге. А потом снова к Аомине, и летел в кольцо самыми разными способами, которыми только можно было забивать. Предугадать или просчитать такую комбинацию невозможно. От блока Кагами вообще не было спасения. Отыграв мяч, он тут же отдавал его Аомине так, будто чувствовал, где в конкретный момент тот появится. Даже не переглядываясь, они играли жестко и быстро, наплевав на фолы. Будто стали единым грозным оружием, существующим в двух местах одновременно. Мидорима отошел к краю, борясь с желанием протереть глаза и дать себе по голове, заодно. Пытаться даже на словах помочь своим противникам в данном случае – самоубийство. Даже самопохорониться здесь же под паркетом, было не так глупо, как помочь им сейчас объединиться. Не зря союз Огонь-Земля, способен был уничтожить всё живое. Противников это касалось в первую очередь. В средней школе баскетбольный гений под земным знаком, опьяненный баскетболом, вел их команду к победе, управляемый стратегическим гением под огненным знаком – Акаши. Тогда это было логичным и никакого изумления не вызывало. Так должно было быть. И так было. Сейчас Мидорима своими глазами видел, как объединились два гения под земным и огненным знаками, намертво спаяв союз чувственной связью. Теперь Мидорима понял, о чем ему недавно говорил Куроко. Кагами действительно сейчас было наплевать на игру и на счет. Он смотрел на Аомине, будто никого кроме него нет в мире важнее. А еще он обладал уникальным даром спасать ситуации, с которыми не мог справиться даже Аомине. Аомине видел это и всего несколькими тихими словами то ли поддерживал, то ли благодарил, то ли просто матерился. От этих тихих слов Кагами будто становился быстрее, мощнее, неуправляемее – разгорался как лесной пожар. Аомине сам ориентировался только на него, как на лучшего игрока в команде, отдавал ему право помочь, спасти ситуацию. То, что происходило, не было похоже на баскетбол. Это больше походило на близость, единение, секс. И тогда, Мидорима поймал себя на ясной, ощутимой, черной зависти к Куроко. К тому, что он каждый день видит такое. В команде Сейрин была замена. На площадку выходил Куроко с безумно яркими голубыми глазами, решительный, чуть заметно улыбающийся. Остановившись, Кагами с Аомине с одинаковым осуждением посмотрели на него и покачали головой. Куроко чуть прищурил глаза, что-то тихо сказал. Они кивнули ему оба, словно тонкая нить связи внезапно стала прозрачным полотном, раскрывшимся между ними. Куроко остановился между Кагами и Аомине одновременно коснулся их рук костяшками пальцев, так невыразимо интимно, так близко, понятно только им троим. Аомине с Кагами переглянулись и разом шагнули в разные стороны, полыхнув сосредоточенностью выхода в Зону. Беспомощность – всё, что сейчас ощутил Мидорима. В голове всплыла на бесконечном повторе строка из книги по зодиакальным совместимостям: «Ветер стелется по земле, раздувает пламя, поджигает землю…». Мидорима бесцельно прокручивал её в голове, наблюдая за разгромом своей команды. Это была даже не судьба, чьи повороты можно корректировать и менять действиями, талисманами. Это была неотвратимость, как если бы ты смотрел на падающую на голову бетонную плиту. Бежать, что-то делать, орать было бесполезно. Сдаться сейчас не было позором, но Мидорима не уходил, с искренним детским изумлением и восхищением смотрел, как объединяясь, взаимодействуют зодиакальные стихии. Игра была предрешена. Аомине и Кагами в Зоне действительно казались красно-синим пламенем. Остановить их не могло ничто и никогда. Мидорима даже и не пытался. Это было мало того, что бесполезно, но ещё и глупо. Единственное, чего хотелось сейчас, это быть причастным к чуду, которое ему удалось наблюдать со стороны.

***

— Что ты им сказал? — Куроко ворвался в дом Мидоримы, едва тот успел разуться и поставить сумку. — Уходи, — на душе и так было погано после поражения, а тут снова он со своими проблемами. — Я видел, что ты им что-то сказал, — в распахнутых глазах Куроко была отчаянная мольба, требование, непоколебимая вера. — Как ты заставил их прекратить соперничество? Мидорима отвернулся, неоднозначно намекая гостю убираться вон. — Мидорима-кун, пожалуйста! — Куроко схватил его за руку, с неожиданной силой сжал пальцы. Мидорима тяжело вздохнул, сдаваясь. Об упрямстве Куроко пора было слагать легенды. — Ладно, — согласился он, — пошли, расскажешь мне, как так получилось. — Ты сказал Аомине-куну что-то, — Куроко уселся на стул в комнате Мидоримы, подвинулся к столу, — тот в перерыве потребовал у тренера вернуть Кагами-куна. Она отказалась, Момои поддержала. Тогда Аомине-кун разозлился. Сам разыскал Кагами в раздевалке, заявил: «Либо ты сейчас выходишь на последнюю четверть, либо я тоже ухожу домой». Кагами-кун рассердился, что он собирается всё бросить. Тогда Аомине-кун прижал его к стене и то ли поцеловал, то ли что-то сказал. Кагами-кун ещё никогда в жизни на меня так не смотрел, а потом согласился выйти играть. Подозрительно легко согласился, только с условием, что я остаюсь на скамейке. В конце концов, Момои согласилась, Хьюга-кун её поддержал. Пришлось Рико выпускать их вдвоем на площадку. Дальше ты видел. Мидорима, больно прикусив губу, задумчиво обдирал свежий пластырь с пальцев. Кто бы знал, что несколько простых слов будут иметь такую силу. Аккуратнее надо было со словами. Совместимости по гороскопу ведь не просто от балды написаны. Теперь из этого получается, что Шутоку проиграли из-за него, но почему-то стыдно не было. Он действительно сделал то, что должен был. Об этом пророчил сегодняшний гороскоп. Он поражение… Мидорима позорно сбежал на кухню под видом наливания чая, оставив гостя в комнате одного. Куроко остался в комнате в одиночестве. Вскочил с места, сдерживая желание бежать за Шинтаро и вытрясти из него подробный план действий, которому бы сам Куроко мог научиться. — Что ты сказал им? — спросил он, когда Мидорима вернулся с подносим. Хозяин комнаты молча расставлял на столе чашки. Вскинутый взгляд поверх очков был сердитым, уставшим, загнанным. Куроко прекратил сверлить его взглядом и сел к столу. — Хьюга-кун слышал, что конкретно ты им сказал, — Куроко отвел взгляд в сторону, чуть улыбнулся, вспоминая. — Только ничего он мне не сказал, только побился лбом об шкафчик и спросил, почему он сам до этого не додумался. Потом ворвалась Момои и приложила ему холодный компресс к его шишке на лбу. — Ничего я не сказал, — Мидорима устало вздохнул. — Потребовал прекратить над тобой издеваться. Надолго хоть хватило? — Прекратить издеваться? — Куроко казалось, что воздух застрял в груди, а сердце панически заколотилось в ребра. — Мидорима-кун, ты… — все разумные слова будто испарились, — они же не… Спасибо! — все что удалось выдавить из себя, вместе застрявшим в горле воздухом. — Чего хватило? — переспросил он, пытаясь вернуть нить разговора. — А, нет, ненадолго. Они подрались в раздевалке после игры. — И чего опять случилось? — Мидорима прикусил губу. На самом деле он догадывался, что могло быть причиной, но озвучивать это не хотелось. — Опять всё то же самое, — Куроко немного устало потер лоб. — Аомине-кун прижал его к шкафчику, и Кагами-кун разорался, что он не гей. Ты был прав. Невозможно научить Кагами-куна не реагировать на Аомине-куна. Мне стоило поучить Аомине-куна искать более подходящие места для выражения своих сексуальных желаний, чем раздевалка полная народу. Я видел, что им обоим очень этого хотелось, но Кагами-кун всё ещё боится того, что все узнают. — Почему ты думаешь, что он боится общественного мнения? — в вопросительном взгляде сквозь стекла очков было неприкрытое любопытство. — Может, у него просто внутренние комплексы неполноценности? Куроко задумался, перестав помешивать сахар в чае. — Нет, когда мы втроем наедине, Кагами-кун не смущается и не стесняется, хоть и утверждает, что не гей. Он начинает злиться, если только есть посторонние. Аомине-кун, тоже это видит, но ему почему-то важно, чтобы все были твердо уверены, что Кагами-кун принадлежит ему. Особенно сильно это заметно, когда они сексом занимаются. Для них секс – заявление о своих правах. Никакой нежности и близости. Мидорима ощутимо смутился и чуть покраснел. — Почему ты не хочешь их бросить? Пусть бы сами со своими заморочками и разбирались, — отстранено прокомментировал он, прикидывая изменяется ли что-то, когда с ними Куроко. По всему выходило, что нет. Куроко поднял голову и в упор уставился на него проницательными голубыми глазами. — Без меня они же поубивают друг друга. Я и так еле успеваю их разнять, отвлечь. Они же оба бешеные. Аомине-кун страшный эгоист. Его не интересует ничье мнение, кроме его. Кагами-кун он неуверенный и … — Тупой, — запальчиво подсказал Мидорима, пряча неловкость от интимной темы. — Недогадливый, — Куроко дернул уголком рта в намеке на улыбку. — Но его со всей силы тянет к Аомине-куну. Но рядом они сосуществовать не могут. Как я могу их оставить? — Врешь ты всё! — Мидорима скрестил руки на груди. — Если бы ты сам не получал от этого удовольствия, тебя бы рядом с ними близко бы не было. Куроко поднял голову, смотря в упор. У Шинтаро по спине поползли мурашки от темно-голубого пронизывающего взгляда. — Ты знаешь какой бывает Аомине-кун, когда ему сильно хочется? Это сгусток обещания твоего удовольствия. Он уверен в себе и очень хорош. Мало найдется людей, кто мог бы ему отказать. — Ну, я бы смог, — Мидорима уверенно поправил очки. — Ты зря так думаешь, — Куроко отвел давящий взгляд в сторону, и показалось, что дышать стало легче. — Аомине-кун целуется так, что ему совершенно невозможно сопротивляться. У Кагами-куна восхитительное тело: мощная раскаченная грудь, шесть совершенно идеальных кубиков пресса и маленькие жесткие ягодицы. От его сильного мужского запаха кружится голова. Когда они вместе – всё равно что смотреть на огонь. Аомине-кун смотрит своими темными дикими глазами. У Кагами-куна сразу встает. Он сам тянется всем телом к нему. Их два мощных члена соприкасаются, трутся. Кагами-кун стонет так низко, глубоко, завораживающе. Мидорима резко отодвинулся от стола так, что ножки стула со скрипом проехались по полу, и расплескал остатки чая в своей кружке. Дрожащими руками снял очки, растирая лоб и пряча заалевшие щеки. — Зачем ты мне всё это рассказываешь? Не отвечая, Куроко пристально вглядывался, как Шинтаро пытается справится со своей реакцией на его слова. Наконец, что-то решив для себя, поднялся, обходя стол. — Кагами-кун, хоть и утверждает, что не гей, но я же вижу, как он теряется, стонет под руками Дайки-куна, как он хочет его. Аомине-кун иногда пытается сдерживаться, но надолго его не хватает. Они оба будто поглощают меня – вкус и жар их сладких ртов. Можно сорвать голос от стонов, от властности, с которой они требуют мой язык, мой член. В этот момент я принадлежу им обоим и полностью владею. Они сдаются оба, подаются мне навстречу, будто всю жизнь жаждали только этого. Ими невозможно насытиться, — голос Куроко стал тише и ниже. Обойдя стол, он слегка коснулся лица Мидоримы, лаская провел по щеке. — Представь себя на моем месте, Мидорима-кун. Представь, что это в твой рот впиваются сильными жадными поцелуями. А ты только и можешь, что отвечать со всей силой страсти, широко открываясь, впитывая их жадные языки, исследующие твой рот… Мидорима вскинул голову от прикосновения, показывая совершенно темные зеленые глаза, яркий румянец на щеках, влажные губы и сбитое, сорванное дыхание. Куроко не раздумывая наклонился целуя. Сначала осторожно, спрашивая разрешения, а почувствовав неуверенный ответ, резко вторгся языком в горячий рот лаская, вылизывая, покусывая. Сильно и напористо, заставляя откинуть голову сдаваясь, подчиняясь жестким губам и властному языку. — Ты ведь хочешь этого, — прошептал Куроко ему в губы, расстегивая пряжку ремня и молнию на брюках сидящего Мидоримы. — Что ты делаешь? — Шинтаро перехватил его руки. Способность соображать из разумного Шинтаро так просто не выбить. — Если бы на моем месте были Аомине-кун и Кагами-кун, у тебя не было бы ни единого шанса задать этот вопрос, — Куроко высвободил руку из жесткой хватки, ныряя пальцами под белье и высвобождая возбужденный член Мидоримы. — Ты даже представить себе не можешь какие они жадные. Ты бы уже давно извивался под их обжигающими губами. Они бы метили тебя укусами, пальцами, членами. Они любыми способами получили бы твое тело, занялись с тобой сумасшедшей любовью и объявили своей собственностью навсегда. Член Мидоримы тек влагой под настойчивой рукой Куроко. Сам Шинтаро больше не возражал и не задавал глупых вопросов. Он немного сполз по стулу, откинулся на спинку, закрыв глаза. Не прекращая настойчивого шепота, Куроко свободной рукой пытался расстегнуть ширинку на своих штанах. Выдерживать давление жестких швов было невыносимо. — Ты очень красивый, Мидорима-кун, — шептал он, выписывая большим пальцем круги по мокрой от смазки головки и касаясь чувствительной дырочки на вершине. — Аомине-кун бы уже обещал, что затрахает, наполнит, нафарширует тебя своей спермой везде. Знаешь, какой он грубый, когда возбужденный? Просто ужас! — кое-как освободив свой член, он достал из заднего кармана одноразовый пакетик со смазкой. Чтобы его разорвать зубами, пришлось на секунду замолчать и приостановить движение руки на твердом члене. Почувствовав заминку, Мидорима открыл глаза. — Ты уверен, что хочешь этого? — спросил он, наблюдая как Куроко стаскивает с себя штаны с бельем, бросая их неаккуратной кучей. Его член покачивался от нервных нетерпеливых движений и тек длинной ниткой смазки. — Я знаю, что этого хочешь ты, Мидорима-кун, — Куроко выдавил смазку из пакетика себе в ладонь. — Я вижу, как ты хочешь меня, жаждешь моих рук, моих поцелуев, — он размазывал вязкую прозрачную жидкость по его члену. Он наклонился к закрывшему от удовольствия глаза Мидориме, целуя его мягко, бережно, почти ласково. — Нет, — Шинтаро отстранился от поцелуя, но удерживать бедра, подающиеся вслед настойчивой руке, уже не мог. — Не важно, чего хочу я. Делай то, что хочешь ты. Или уходи. Куроко остановился, глядя ему в глаза. — Чего хочу я? — переспросил он неуверенно. — Сейчас, в данный момент, я хочу этого. Он перекинул ногу через ноги Мидоримы, устраиваясь на его коленях и упираясь спиной в край стола. Оба горячих члена, пульсирующих от распирающей их крови, столкнулись, прижались. Куроко обхватил их оба, скользя влажной от смазки рукой. Мидорима подхватил его бедра поддерживая, прижимая к себе. — Ты такой же горячий, как они, — шептал Куроко, задыхаясь от наслаждения. — Ты такой же пожар, только не обжигаешь. Будто огонь, сокрытый камином, ты прячешься под маской разумности, отстраненности, делаешь вид, что тебя этого не касается, что ты не хочешь. Но я же вижу. Мне нравится какой ты сейчас. Красивый. Идеальный. Горячий. — Замолчи, Куроко, — рявкнул Мидорима. Болтовня явно отвлекала от дрочки. Даже толкаться бедрами в скользкие пальцы не получалось из-за придавившего его колени веса. Куроко остановился совсем. Явно обидевшись, он приподнялся, опираясь на плечи Мидоримы. Шинтаро еле удержал свои руки, чтобы не потянуть его обратно на колени. — Ты всё ещё считаешь, что мы несовместимы, Мидорима-кун? — Куроко заставил его поднять голову и всматривался с распухшие от поцелуев губы. В данный конкретный момент заведенному до предела Мидориме Шинтаро было плевать на гороскопы, совместимости и прочее. Поглощенный только желанием кончить, он обхватил Куроко, обнимая и целуя. Жарко, страстно, так как хотелось ему самому. Куроко хмыкнул прямо в поцелуй и начал медленно опускаться ягодицами на его член. Почувствовав, что головка уперлась в сопротивляющуюся вторжению складочку между ягодиц, Мидорима разорвал поцелуй и попытался отодвинуть Куроко от себя. — Ты что делаешь? — он смотрел в яркие голубые глаза снизу-вверх. — Я не могу этого предложить Кагами-куну с Аомине-куном. Они же сам знаешь какие бешеные. Их слишком много для меня одного. Я не могу им этого дать. Это их вечное соперничество, вечные драки. Они порвут меня на куски и не заметят. Я хочу обладать ими, чтобы они оба были моими, принадлежали мне. Сегодня я хочу довериться тебе, быть твоим, принадлежать. Пожалуйста, позволь мне, — несмотря на спокойный упрашивающий тон, возбуждение делало слова немного шероховатыми на окончаниях. — Дурак, они любят тебя и никогда не причинят тебе вред, — Мидорима убрал удерживающую хватку и погладил Куроко по бедрам. В ответ на его слова Тецуя согласно кивнул, прикусил губу и стал медленно опускаться на член. Девственные мышцы никак не хотели пропускать крупную головку. Тонкая кожица ануса натягивалась все сильнее с каждой долей миллиметра, готовая вот-вот лопнуть. Мидорима успокаивающе гладил его напряженные бедра, скользил ладонями по пояснице, вглядывался в болезненно сведенные брови, в прокушенную до крови губу. — Первый раз, что ли? — догадался он. — Тупостью от Кагами и Аомине заразился? — он силой заставил приподняться с его члена. На ощупь собрал густую синтетическую и естественную смазку со своего члена на пальцы и осторожно, по одному, втолкнул их в мягкое подрагивающее отверстие. — Я не думал, что это так больно, — пожаловался Куроко. — Аомине-кун и Кагами-кун иногда делают так, но им не больно. Я думал, что у меня тоже получится. — Идиот, — вынес вердикт Шинтаро, чуть шевеля пальцами в узком проходе, пережидая, когда утихнут бешеные сокращения и мышцы расслабятся. На мгновение он представил, что бы было если бы Куроко попробовал такое провернуть с Аомине или Кагами. Дайки и так никогда благоразумием не отличался, а Кагами так вообще славится своей непрошибаемой тупостью. Вряд ли они бы поняли и позаботились о Куроко, если бы он не сказал им, что это его первый раз. — Мидорима-кун, — тихо позвал Куроко, убирая с его лица спутанные волосы. — Я хочу тебя. Сейчас. Мидорима осторожно вытащил пальцы и потянул его бедра вниз. На этот раз не было такого болезненного натяжения. Когда головка протиснулась в кольцо мышц, Куроко сильно вздрогнул и замер, уткнувшись лицом в плечо Шинтаро. Стенки, обхватившие член, были такими тесными, что Мидорима выгнулся на стуле. Под закрытыми веками поплыли разноцветные круги обжигающего кайфа. Стенки прямой кишки были нежными, гладкими, горячими. Он потянул жесткие подрагивающие бедра вниз, насаживая на себя, желая пробить, разорвать, удовлетворить свое дикое желание этой тесной гладкой дырки, что неохотно принимает его в свои жаркие недра. Куроко уже полностью сидел на его коленях, выгнувшись и вцепившись ногтями в его плечи. Откинутая назад голова открывала доступ жадному рту, неконтролируемо впившемуся в подставленную шею. Мидорима словно дикарь, потерявшийся в невероятном удовольствии целовал, лизал, кусал тонкую кожу, дурея от легкого привкуса крови. Он рвался в жаркую тесную глубину, желая войти туда полностью, до упора, до последнего миллиметра. Сильно насаживал на себя легкое тело, пронзал его своим членом, словно желая пробить все преграды, достать до желудка. Громкие стоны Куроко отдавались где-то на периферии сознания. Мидориме не хватало совсем немного. Он приподнялся на своем жестком стуле, упираясь в спинку и входя в Куроко снизу, растрахивая его сладкое, тугое отверстие. Куроко в его руках сильно вздрогнул, заливая горячей влагой его одежду на груди и животе. Он весь сжался вокруг его члена, зажал его своим горячим тесным отверстием. Мидорима дернулся и просто взорвался от этого чистого слепящего кайфа. Куроко тяжело дышал, уткнувшись лбом в его ключицу. Мидорима пытался отдышаться и попутно уложить в мозгу мысль, что только что трахнул парня, бывшего товарища по команде, с которым у него полная несовместимость не только по знаку зодиака, но и по группе крови. Не зря сегодня гороскоп предупреждал, что надо быть осторожнее со старыми знакомыми. И что теперь будет? Куроко ласкающе провел ладонью по его груди, размазывая потеки спермы по ткани футболки, потерся носом в основание шеи и робко поцеловал. — С тобой так спокойно, — прошептал он, сильнее прижимаясь. — Так надежно. Спасибо. За всё.