***
Когда она была маленькой, в шесть или, может, семь лет, Карен упала в небольшой пруд в родительском саду. Должно быть, она засмотрелась на рыбок, что быстро мелькали под водой, и протянула руку, пытаясь поймать одну, но поскользнулась на мокром камне и мигом пошла ко дну. Громкий всплеск услышал садовник, соседский мальчишка лет семнадцати, которого пару месяцев назад нанял ухаживать за розами её отец. Он сразу же бросился к пруду и вытащил девочку из воды, но Карен, казалось, уже не дышала. И тогда тот мальчишка наклонился к её маленькому лицу и прикоснулся шершавыми губами к её посиневшим, холодным губам, пытаясь вдохнуть в неё хотя бы частичку своей жизни. Карен закашлялась, выплёвывая грязную воду, и открыла глаза. — Ты в порядке? — без тени беспокойства спросил парень, но всё же поймал её испуганный взгляд, когда Карен долго не отвечала, и осторожно взял её за руку. Тогда девочка лишь смущённо кивнула, на что мальчишка прямо-таки взорвался строгой тирадой: — Идиотка, ты чуть не утонула! О чём только думала, а?! — Он схватил её за воротник насквозь промокшего платья, чуть не оторвав его, и поставил на ноги. — Идём, отведу тебя к отцу. Карен быстро перебирала ножками, то и дело обиженно поглядывая снизу вверх на своего спасителя, но так и не решилась поблагодарить его. Она не помнила, что было дальше, но в точности помнила то, как отец тогда обвинил во всём садовника. Разозлившись, он уволил его и вытолкал за двери. А Карен, проплакав всю ночь после того случая, ещё много месяцев вспоминала, как приятно от него пахло розами и мылом, и какими тёплыми и шершавыми были его губы. Это далёкое воспоминание неожиданно всплыло в её голове, когда Карен не смогла сделать и вздоха из-за горячих губ Томаса Шелби, что буквально перекрыли ей кислород. Они были такими же шершавыми, как и у того парня, грубыми от прохладного ветра, который всю дорогу до Лондона и обратно порывисто врезался в их лица, пока Карен управляла лодкой, а Томас курил. Он так крепко сейчас держал её в своих руках, что девушка не могла пошевелиться, лишь кончики её пальцев слегка дрожали. Но Томми, похоже, весь дрожал. Всё, что он слышал — лишь гулкий стук сердцебиения, своего или её — Томасу ещё предстоит выяснить. Её же губы показались ему самыми мягкими, сравнимыми по нежности с воздушным хлопком или сахарной ватой. Он целовал её так, будто она была родником, бьющим из-под земли, а он — заплутавшим путником, который никак не мог утолить свою жажду. Сладкий запах её кожи подчистую свёл Томаса с ума, и он углубил поцелуй, требовательно касаясь её языка. Проводя подушечками пальцев по шее Карен, он жёстко надавил на её подбородок, заставляя девушку чуть шире открыть рот, впуская его обжигающий язык глубже. Запрокинув голову, Карен поддалась его разгоревшейся страсти и наконец ответила на поцелуй. Но её ноги не подкашивались, в груди не болело от жаркой истомы, а разум был чист, как гладкая прозрачная поверхность стакана из-под виски. То, что они делали, было неправильно, и именно Карен лучше понимала это сейчас. Их поцелуй был грубым и диким, почти что животным, из-за чего Томми не сразу распознал вкус сладкого рома на её языке. Чуть отстранившись, но всё ещё касаясь её губ своими и по-прежнему целомудренно держа руки на талии Карен, он заглянул в её глаза. В глубине души Томас боялся увидеть в них ненависть или презрение, но не увидел ничего. Наоборот, Карен потянулась ладонями к его лицу и, наконец, достигнув цели, принялась ласково гладить скулы, щёки и подбородок мужчины, без слов разрешая ему продолжать. Томаса будто молнией поразило. Словно высосав её эмоцию, как чёртова электрическая штуковина для чистки ковров, он по горло наелся этой пылью. Пылью колючей и затхлой. Пылью неправильности происходящего. — Не надо. — Он, наконец, разорвал их недолгий поцелуй и убрал её руки от своего лица. — Почему? — тяжело дыша, спросила Карен, отводя взгляд. «Почему?» Томас мысленно усмехнулся её наивному тону. А, собственно, почему же? Он сам ворвался в её квартиру, сам прижал её к себе и сам впился в её рот, будто изголодавшийся пёс в желанную кость. Но это чёртово чувство ненастоящности, какой-то странной искусственности, что передалось ему вместе с её пустым взглядом, резануло его изнутри, и он грубо отпихнул от себя девушку, будто уколовшись о её невидимые острые шипы. — Что ты делаешь? — разъярённо спросил Томас, хватаясь за её плечи и начиная трясти девушку как тряпичную куклу. — Почему ты не останавливаешь меня? — Потому, что не хочу, — открыто ответила девушка, и прижалась своей грудью к его груди. «Вот так. Просто». Томас почувствовал себя настоящим ублюдком. Он дал обещание помочь ей, а не предлагал сделку, где Карен пришлось бы расплачиваться собственным телом за его помощь. И что теперь? Он молча, недвижимо стоит, как древняя статуя. Хотя нет, вряд ли какая-либо статуя за всю историю человечества удостаивалась таким нежным объятием. Томми, правда, хотел отстраниться, собирая последние крупицы трезвого рассудка, но девушка не отпустила его, не позволила и на шаг покинуть её личное пространство, а, может, он и не слишком старался, но так или иначе их губы снова встретились в горьком, кусающем за горло его собственной совести, поцелуе. Когда пару недель назад он подыскивал своей сестре квартиру, Томас и предположить не мог, что первый его визит к ней будет именно таким. Таким болезненно ненормальным, таким аморально противоестественным. Сладкая пытка, в которой он был и палачом, и смертником продолжалась недолго. Мужчина подхватил Карен на руки, и понёс в маленькую спальню. Осторожно опустив её на клетчатое покрывало, он страдальчески посмотрел на неё сверху вниз. «В любую секунду… Я смогу остановиться в любую секунду… Так останови же меня!» — повторял он про себя раз за разом, но когда Карен подняла к нему руки в жесте, полном доверия и решительной убеждённости, он лишился последней капли того рассудка, за который ещё хоть как-то цеплялся до этого самого момента. Быстро опустившись на постель, Томас заключил девушку в безумные, жадные объятия. Расстёгивая пуговицы её посеревшей от частых стирок блузки, он целовал каждый дюйм открывающейся кожи. Достигнув губами пояса тёмной габардиновой юбки, он не замедлился ни на секунду и стянул её вниз, к самым лодыжкам девушки. Карен подалась навстречу его ласкам, окружая ладонями торс мужчины, и сжала кулаками ткань его пальто на спине. Развязывая тонкие розовые ленты её полупрозрачных чулок, Томас понял, что совершенно не дышит, боясь одним лишь громким вздохом развеять их дьявольское наваждение. Когда девушка осталась в одном нижнем белье, Томми наконец вспомнил, что он всё ещё полностью одет, а Карен даже не пытается хоть что-то с этим сделать. Порывисто срывая с себя одежду, мужчина незаметно наблюдал за девушкой, что безмолвно и неподвижно ждала, пока он закончит. — Карен… — Ему было необходимо убедиться, что всё это наяву, но Томас не нашёл подходящих слов, и его голос неловко прервался. — Иди ко мне, — непринуждённо прошептала девушка, закрывая глаза. И он прислушался к её, как ему показалось, будто бы молящей просьбе. Касаясь языком тонкой шеи, он оставлял мокрый след на её коже, двигаясь сначала от мочки уха до ключицы, но потом спускаясь всё ниже и ниже. Томас двумя пальцами опустил бретельку ее шёлкового бюстгальтера, и припал губами к розовому соску. Девушка громко вздохнула и, издав слабый стон на выдохе, запуталась рукой в чёрных волосах Томми, прижимая его голову ещё теснее, ещё ярче ощущая, как движения его неутомимого языка достигают самого сердца, рассыпаясь острыми осколками по всему телу. — Войди в меня, — тихим шёпотом произнесла девушка. И Томас подумал, что ему это лишь показалось, но так и не решился переспросить её. Медленно раздвигая её ноги, размеренно поглаживая прохладную кожу и освобождая Карен от кремового белья, он случайно задел её чуть угловатые ступни и почувствовал, какими они были холодными, почти ледяными. — Ты замёрзла? — обеспокоенно спросил Томас, нависая над её расслабленным телом, на что Карен умиротворённо, но грустно улыбнулась. — Мне жарко, — ответила она и мгновенно закинула ноги ему за спину. — И жажда замучила. Не останавливайся. Сегодня Томас будто и создан был для того, чтобы исполнять её робкие просьбы, поэтому, не мешкая ни секунды, он провёл двумя пальцами по языку и опустил их к её половым губам, пачкая слюной её нежную кожу. — Скорее, — просила Карен, нетерпеливо ёрзая под ним, пытаясь вплотную приблизится к его напряжённому, горячему телу. Всё произошло так быстро, что Томас и не успел подумать, что это мог быть её первый раз. Карен подалась ему навстречу, принимая его на всю длину, судорожно хлопая пушистыми ресницами и чуть морща лоб. Мужчина на мгновение испугался своего резкого, может, даже грубого рывка, но Карен неожиданно расслабилась, и тяжело дыша, откинулась на подушки, предоставляя Томасу полную свободу действий. Он начал медленно двигаться в ней, наращивая темп с каждым толчком, чувствуя её внутреннее пламя, что обжигало до умопомрачения, но в тот же момент окружало его приятным теплом, разливающимся по венам до кончиков пальцев ног. Томас смотрел в её лицо, казавшееся сейчас необычайно бледным на белоснежной ткани смятого постельного белья. Карен закрыла глаза и под каждый новый толчок издавала тихий стон, цепляясь пальцами за его плечи. «Посмотри на меня… Посмотри на меня…» — проносилось в его голове, тяжёлой от выпитого виски, пока Томас упирался онемевшими руками по обе стороны от разметавшихся по подушке тёмных волнистых прядей, выбившихся из её высокой причёски. Он наклонился ниже, касаясь кончиком носа её холодного лба и наконец прошептал: — Посмотри на меня… Карен резко открыла глаза и бросила в него безумный взгляд, которого он пусть всего на миг, но испугался. «Всё это неправильно. Всё это чудовищная ошибка». Переместив руки с плеч Томаса на его затылок, она решительно прижала его к себе, заставляя того перевернуться на бок, а потом и на спину, тем самым оказываясь сверху. Карен сдержанно начала двигаться, не спеша поднимая бёдра и так же медленно опуская их. Запрокинув голову, она в рваном темпе насаживалась на его член, пока он судорожно перемещал руки с её спины на покачивающуюся грудь. — Подожди… Я… — пытаясь остановить её, произнёс Томас, но не успев договорить, издал протяжный стон, исступлённо кончая в её разгорячённое и влажное от пота тело. «Теперь ты будешь гореть в аду…» Но Томасу было плевать на это. «…И она будет гореть рядом с тобой». Карен задыхаясь упала на кровать слева от него, и потянула на себя клетчатый плед, укрыв их обоих. Вскоре она выровняла дыхание и мерно засопела, прижавшись к его плечу. А Томас, замерев, чтобы не побеспокоить её, глупо уставился в потолок. «Моя, моя, моя… — крутилось в голове. — Сестра», — добавил он и обречённо закрыл глаза. Будто бы за секунду внезапно протрезвев и до конца осознав всю тяжесть своей ошибки, он повернул голову, чтобы посмотреть в лицо Карен. Томас хотел удостовериться в том, что это не сумасшедший сон, а чёртова ужасающая правда, но увидел, как она вопросительно смотрит на него. — Не спишь? — шёпотом спросила девушка, в глубине души проклиная себя за то, каким жалким послышался её собственный голос. Томас внезапно поднялся и начал судорожно натягивать на себя одежду. — Не уходи, — попросила она. — Прости меня… Просто, прости, — с мрачным раскаяньем проговорил Томас, застёгивая рубашку, неожиданно заметив, что некоторые пуговицы отсутствовали. «Чёрт подери, что я натворил? — задался он гнетущим вопросом. — Как ты объяснишь всё это Томас, чем оправдаешься? Похотью? Глупостью? Уж не любовью ли? — Томми зло усмехнулся. — Что я вообще знаю о ней? Больная мать, что покинула её, уйдя на тот свет, ублюдок отчим, что бросил её с кучей долгов, ублюдок отец, что оставил её, когда она ещё даже и не знала его, а теперь и ублюдок брат, что положил на неё глаз и уложил в койку. Заметить в ней не сестру, а женщину, было огромной ошибкой». — К чёрту всё, Томми, — свободно сказала Карен, прикасаясь ладонью к его напряжённой спине. — Не уходи… Он обернулся, встретившись с ней взглядом, и Карен, чуть приподнявшись на носочках, легко поцеловала его в губы. «Почему, чёрт побери, у неё всё так просто?!» — Уже стемнело, а с такими-то друзьями тебе небезопасно прогуливаться по тёмным улицам, по опыту знаю, — иронично заметила она, намекая на тот вечер, когда Сабини и его парни чуть ли не до смерти избили Томаса. Чуть подняв уголок губ в мрачной полуулыбке, он вспомнил свою же фразу: — Так когда ты шутишь, Карен? Когда нервничаешь или всё же пьёшь? Девушка изобразила наигранную обиду на лице и с шутливой строгостью ответила: — Конечно, когда пью, Томми. — Она, наконец, по-настоящему рассмеялась и слегка толкнула его в грудь, направившись к высокому шкафу, будто между ними ничего и не было, или наоборот, будто они были старой супружеской парой, прожившей вместе пару десятков счастливых, беззаботных лет. И Томас не смог себе ответить, чего бы ему хотелось больше. Достав с полки шёлковую пижаму с вышитыми на ней белоснежными птицами, она неторопливо надела её и, заметив на полу маленькую пуговицу от мужской рубашки, подняла её и начала оглядываться в поиске других сбежавших пуговиц. — Мне показалось, что тебе не понравился ром, — наблюдая за неловкими действиями Карен, задумчиво произнёс Томас, в итоге решив, что ещё найдёт время для самоистязания, а сейчас хоть на жалкий час, но даст себе передышку. — О чём ты? — непонимающе спросила девушка, поднимая с пола последнюю пуговицу. Конечно же, последнюю из тех, что ей удалось обнаружить. — О винокурне Соломонса, — напомнил он, присаживаясь в кресло у окна. — Ах, об этом… — на мгновение замешкалась Карен, но не подала вида. — Может, распробовала? Знаешь, с каждым стаканом ром всё вкуснее, — весело ответила она и тут же добавила: — Снимай. Передав ей свою рубашку, Томас снова опустился в кресло, наблюдая как Карен зажигает огонь в прикроватной лампе, ищет в небольшом шкафчике набор для шитья и, наконец, берётся прилаживать пуговицы к его многострадальной рубашке. — Тебе нравится дорогое бельё? — заметил Томас, разглядывая её бежевую пижаму. — Да… Наверно, это моя страсть, а с остальным можно и смириться. — Девушка кивнула на свою старую блузку, лежавшую на полу, и снова отвлеклась на шитьё. — Кажется, одной не хватает. — Плевать, — быстро бросил Томас и со всей деликатностью, на которую был способен, спросил: — Почему ты не купишь новые блузку, пальто или туфли? Что сейчас модно у девушек, фетровые шляпки-клош и платья с плиссировкой? Эйда носит такие… — Не важно, что модно, Томми, — грубо перебила его Карен. — Я не собираюсь тратить твои деньги на какие-то тряпки. Ай, — вздрогнула она и сунула уколотый палец в рот, слизывая выступившую капельку крови. — Сильно? — спросил мужчина и поднялся из кресла, быстро подходя к ней. — Жить буду, — обиженно ответила Карен. — Если бы у меня была стоящая работа, то я смогла бы купить что-то для себя, а не только возвращать долги… Томас ненадолго задумался, разглядывая пальцы на ногах, а потом предложил: — «Гарнизон» снова открывается. Ты могла бы… — Работать барменшой? — недоумённо подняв бровь, спросила Карен и смешно сморщила нос. — Ладно, но что тогда? Чем ты хочешь заняться? — склонив голову набок, мужчина с полуулыбкой ожидал её ответа. Карен, закончив с рубашкой, бросила её Томасу и затравленно на него посмотрела. — Не знаю, ясно? — будто отмахнувшись, выпалила она. — Я хочу быть тебе полезной. Мне совершенно не важно, что нужно будет делать. Хоть на посылках могу работать, без разницы, но ведь я и правда могу помочь тебе с Лондоном. — Исключено, — отчеканил Томми и отвернулся от неё, надевая рубашку. — Но почему? — настаивала она, хватая его за рукав. «Её вечное почему…» — Это опасно. — Уж точно не опасней работы в пабе. Он вообще-то взорвался, если ты не помнишь. Томас тяжело вздохнул, сжимая двумя пальцами переносицу. Её взбалмошная настырность казалась ему милой, но только сейчас её уверенность в собственной незаменимости в Лондоне натолкнула его на закономерную мысль, на которую он раньше будто бы специально не обращал внимания и которую безотлагательно высказал сейчас: — Откуда вся та информация, Карен? О подноготной Соломонса, о процентах от выручки, о пистолете, что он хранит в ящике стола, обо всём остальном дерьме? Девушка замерла, уставившись ему промеж глаз. — Снова скажешь, что знаешь Лондон, да? «Нельзя быть еврейкой, жить в Лондоне и ни разу не услышать его имя», — мерзко передразнил её Томас, сам не зная зачем, на что девушка вскочила с кровати и ударила его по лицу. — Прекрати. Я ни черта не пойму, на что ты намекаешь, Томас, — со злостью, чуть ли не крича, проговорила Карен. — На то, что ты лжёшь мне, — выдавил из себя он, скрипя зубами. Томас не понимал, что его так задевает: её враньё или её враньё о Соломонсе. — Лгу? — усмехнулась она, неверяще глядя в мрачное лицо Томми. — Если ты не всё знаешь обо мне, это ещё не значит, что я соврала тебе о чём-то, ясно? Карен отошла к двери и отвернулась, сложив руки на груди. Когда же он начнёт доверять ей? Возможно, что никогда, но девушка не собиралась так легко сдаваться. — Я встречалась с парнем… — тихо начала она. — Он работал в пекарне Соломонса и был жутко болтливым, похлеще моей нынешней соседки… — Карен запнулась и, пригладив волосы, продолжила: — Когда мама умерла, я думала, он женится на мне, как и обещал когда-то, но испугавшись этих чёртовых долгов, он бросил меня. — Девушка усмехнулась мысли, пришедшей ей в голову: — Наверно, сейчас на пару с отцом радуются тому, как удачно избавились от меня. Под конец этого вымученного монолога Томас услышал слёзы в её прерывающемся голосе. «Чёрт… Тебе так до одури паршиво, что ты захотел, чтобы и она чувствовала то же?» Тихо подойдя к девушке со спины, он нерешительно обнял её плечи. — Извини… — Томми не знал, что сказать на её откровение. — Он всё ещё работает у Соломонса? — Наверно… Не знаю. Я не видела его, когда мы с тобой были там, — шмыгая носом, ответила девушка и нежно взяла Томаса за руку, сплетая свои пальцы с его. «Значит, всё же супружеская пара», — усмехнулся он, но на душе чёртовы кошки проскребли уже до самого нутра, грязными когтями разрывая его на «Томаса-до» и «Томаса-после». Уткнувшись носом в её макушку, он еще пару минут молча стоял, не смея разрушить воцарившуюся тишину, когда Карен неожиданно спросила его: — Что будешь делать завтра? Этот невинный, детский вопрос по-настоящему рассмешил его, и Томми, улыбаясь в её волосы, так же просто ответил: — Поеду увидеться с сыном Полли. — У неё есть сын? — Карен удивлённо подняла брови, оглядываясь на Томаса. — Да… Она не видела его с детства, — задумчиво проговорил мужчина, — и она была сама не своя последнее время как раз потому, что не могла найти никакой информации о сыне. — Теперь понятно, почему она абсолютно не обращала на меня внимания, в отличие от остальных Шелби. — Карен особенно выделила это слово, подумав о недавнем глупом инциденте в конторе. — У неё были дела поважнее. — Судя по всему, да. А Джон… он придёт в себя, — уверил её Томас. — На самом деле, он воспринял это даже лучше, чем мы могли бы рассчитывать, поверь. «Вряд ли он когда-нибудь будет с ней дружелюбен, но хотя бы, надеюсь, смотреть будет без слепой ненависти в глазах». — Верю, — пожала плечами Карен и, делаясь в мгновение радостной, спросила: — Так ты попросишь его увидеться с Полли? — Думаю, да. К тому же ему и самому будет интересно узнать правду о себе и своей матери. Карен довольно кивнула и плотнее прижалась спиной к груди мужчины, на что он лишь сильнее сомкнул свои объятия. «К чёрту всё! Плевать…» Томас устал. Он до невозможного измотан, чтобы думать обо всём этом, обо всей своей проклятой жизни. Слишком долго он спал, проклинал, рубил с плеча и сжигал мосты. Хватит. Грейс слабой вспышкой мелькнула в его памяти, но он быстро вытеснил её из своего разума, мысленно отправляя все воспоминания о ней в ящик стола, где лежало её письмо, написанное аккуратным почерком и пахнущее цветочными духами. Теперь он будет строить всё заново, пусть и на руинах вчерашней мечты. Томас мог бы сказать: «À la guerre comme à la guerre!» и пустить всё на самотёк, но это было не в его характере. Хотя спустя эти долгих два года пора бы уже научиться принимать жизнь такой, какая она есть.***
Финн сидел в комнате, нервно заламывая пальцы. За дверью раздавались голоса работников букмекерской конторы, принимающих ставки по телефону, стучащих пальцами по печатной машинке и со звоном пересчитывающих монеты. Финн смотрел в пол, с заметной паникой в глазах и мурашками на коже ожидая прихода старшего брата. Он был уверен, что Томас с минуты на минуту появится и тогда… Он не знал, что будет тогда. Дверь со скрипом открылась, и Финн нехотя поднял взгляд, но тут же вновь опустил его в деревянный пол. Томас прислонился к стене и, шумно переводя дух, спросил: — Ну, и что там было? — Бой был честный, — чуть помедлив, негромко ответил парень. — Артур просто подловил его. — Я видел тело, — пренебрежительно бросил Томас, подходя к брату. — Так что не ври мне. Я его видел! — повысил голос мужчина, указывая Финну пальцем прямо в лицо. — Что там, чёрт побери, случилось? — Артур нюхнул перед боем. Шесть, семь раз, — мямлил он, стараясь не смотреть Томасу в глаза. — Он был будто сам не свой, не реагировал на крики «стой», даже на своё имя, — с тревогой вспоминал Финн. — А потом он заплакал. Томми, ещё недавно гневно смотревший на своего брата, в мгновение сделался ещё мрачнее. Пару считанных секунд пристально рассматривая стену, он кивнул будто бы сам себе и твёрдо произнёс: — Так, слушай меня. Артур убил того парня. Были свидетели, будут вопросы. Говори всем, что это вышло случайно. Всё, вали нахрен. Финн немедленно вскочил и, хмуро глядя на свои ботинки, быстро вышел из кабинета, оставляя Томаса одного. Напряжённо глубоко вздохнув, он сжал кулак и ударил им по двери. — Чёрт! — прошипел он сквозь зубы и без лишнего промедления отправился к Артуру. Томас нашёл его сидящим у разожжённого камина. Его жалкое, болезненное состояние было первым, что бросалось в глаза, поэтому Томми решил начать издалека: — Я говорил с врачом. Видимо, у парня было слабое сердце… Мы позаботимся о его матери. Всё будет нормально. — Полли сказала, что я зря бросил пить лекарство, — начал Артур. — Я сказал, что тебе виднее. — Он произнёс эти слова тихо, почти затравленно. — Я будто на лодке, Томми, тяжело гружённой углём или железом. Томас недовольно поджал нижнюю губу и отвернулся к окну. — Иногда груз скользит к борту, и лодка кренится. Я чувствую, как он скользит, чувствую, как лодка кренится, но ничего не могу с этим поделать, — истошно твердил он, заламывая руки, а потом поднял их к голове, хватаясь за волосы, и с истерическим отчаянием в голосе проговорил: — Моя дурная голова похожа на такую здоровую чёрную баржу. Её постоянно заносит туда-сюда, туда-сюда. — Мы давно вернулись домой, Артур, — с напускным равнодушием выдал Томми, не поворачиваясь к брату. — Мы давно дома. Я думал, ты пришёл в норму. — Но… я… я… я так не думаю, Томми, — заикаясь, пытался возразить он, а потом вытащил из кобуры револьвер и бросил его на небольшой круглый стол рядом с собой. — Забери у меня эту чёртову штуку! Томас оглянулся на брата и, с досадой покачав головой, стараясь справиться с эмоциями, в итоге не сдержался и отрезал ледяным тоном: — Иди ты к чёрту, Артур. Знаешь, что? — Он обернулся и, вплотную подойдя к старшему брату, грубо бросил тому прямо в лицо: — С меня хватит! Мне это надоело. Иди к чёрту! — Что? — шмыгая носом, неверяще спросил мужчина. — Я что, должен нянчится с тобой как с ребёнком? Отбирать у тебя пистолеты, верёвки… Так, что ли? — срываясь, кричал Томас. — Думаешь, у меня проблем нет? — Хватит, Томми… — измученно вздохнул Артур, сдерживая рвущиеся наружу рыдания, и резко перевёл взгляд на дверь, в которую неожиданно кто-то постучал. — Тебя слышно на другом конце города, — открыв дверь, робко обратилась к Томасу Карен, не дожидаясь разрешения войти. — Что ты тут делаешь? Работа в конторе чем-то не устроила? — негодующе спросил он. — Спасибо, но да, не устроила, — колко ответила девушка, но тут же обеспокоенно добавила: — Я встретила Финна по пути на работу, он и рассказал мне о случившемся. — Вот как. Отлично, — язвительно усмехнулся Томас. — Что ж, извини, но у меня с братом неотложное дело, — сообщил он и как ни в чём не бывало продолжил с того, на чём остановился: — Думаешь, у меня проблем нет, Артур? — Томми, только не при ней, прошу. — Не при ней?! Ха, не ты ли направо и налево твердишь, что она наша сестра? Не ты ли ныл всю дорогу о том, что она не поехала с нами вручать подарок Полли, доведя Джона чуть ли не до ручки? — Он вопросительно поднял брови. — Так вот же она! Стоит и плаксиво смотрит на тебя, жалеет, я уверен… Даже несмотря на то, что ты сделал, Артур! — Хватит… — Война окончена, — озверело прокричал Томас. — Захлопни эту дверь! — Хватит… — Захлопни эту дверь, как я! Понял? — Как ты? — скулёж старшего Шелби сменился ненавистью. — Томми… — взволновано произнесла Карен, но мужчина жестом остановил её. — Ты сможешь, Артур. Сделай, как я. — Я — не ты! — сквозь зубы процедил он, озлобленно смотря брату в глаза. — Закрой чёртову дверь! — Да я же не ты! — он вскочил с места, набрасываясь на Томаса и хватая его за воротник. — Я не такой как ты! Артур прижал его к зеркалу над камином и начал трясти изо всех сил, будто пытаясь достучаться до него, но Томас сохранил хладнокровное выражение лица, лишь взглядом намекая Карен не вмешиваться. — И все вокруг это знают! — снова заскулил мужчина, больше не сдерживая чёртовых слёз, предательски брызнувших из глаз. — Боже! Томми схватил его обеими руками за шею, и приблизил к себе, подводя голову брата к зеркалу. — Посмотри на себя. Посмотри на себя! — требовательно просил он. — Посмотри на себя как следует: долго и внимательно! Артур пытался всмотреться в зеркало, но его глаза застилала пелена слёз. Медленно сползая на пол, мужчина закрыл лицо руками. Томас же бросив последний тяжёлый взгляд на брата, подошёл к столу и взял в руки револьвер. Откинув барабан в сторону, он начал избавляться от патронов, что с приглушённым звуком один за другим ударялись о плотную скатерть. Бросив разряженный пистолет обратно на стол, Томас схватил початую бутылку виски и запустил её в камин. — Идём, — отчётливо произнёс Томас и взялся за дверную ручку. — Сейчас, — тихо ответила Карен и только после того, как мужчина закрыл за собой дверь, подошла к Артуру и села перед ним на колени. Девушка обняла его за плечи, прислонившись щекой к его шее, и прошептала ему на ухо: — Всё наладится, Артур. Мужчина обхватил её руками и с силой прижал к груди, уткнувшись лбом в её плечо. Карен мерно водила ладонями по его спине, и чтобы скорее успокоить его, напевала себе под нос: Now I can read his letters I sure can't read his mind I thought he's loving me He's leaving all the time Now I see my poor love was blind Когда он наконец выровнял дыхание и отстранился от девушки, небрежно вытирая лицо рукавом, Карен осторожно протянула к нему руку и, нежно касаясь подушечками пальцев колючей кожи его скул, заглянула ему в глаза: — Обещаю, всё будет хорошо! — И снова обняла, но на этот раз ещё крепче.