Франция, 1917 год
Снег. Слишком много чёртового снега! За последние пару дней осадков здесь выпало больше, чем за всю прошлую зиму. Но прибрежный климат не давал белым хлопьям безопасно опуститься на землю и сбиться в большие сугробы, заставляя их таять и превращать твёрдую поверхность под ногами в мерзкую грязевую жижу. Пожилые медсестры недовольно ворчали, молодым же на это совершенно не оставалось времени. Каждые пару часов им приходилось выходить на промозглый ледяной воздух за дровами для кухонных печей, которые с самого раннего утра работали на износ. Война со всей своей старательностью всё же оказалась не помехой предстоящему празднику. «Ещё одно счастливое Рождество в этом чёртовом госпитале!» — саркастично думала Ребекка, ступая по той самой жиже и утопая в ней сапогами глубже, чем по целую щиколотку. Несмотря на погоду, девушка не отказывалась от своего привычного утреннего ритуала: проснуться, одеться и вместо завтрака прогуляться до побережья Ла-Манша. Ребекка не понимала, почему стала так зависима от волн, что с обыкновенной дикостью день за днём бились о берег. Вероятнее всего, один их вид напоминал ей о доме, который где-то далеко за проливом ждал её возвращения. Девушка грустно вздохнула и сделала шаг, а потом ещё и ещё, пока ноги сами не понесли её вперёд. Ребекка бежала, запинаясь о грязь и кочки жухлой прошлогодней травы, до самого берега мчась так, будто за ней гналась стая оголодавших собак. Подавившись холодным морским воздухом, она остановилась, чтобы отдышаться. Ребекка упёрлась ладонями в колени, не сводя глаз с грязного песка, и наконец справившись с безумно стучащим сердцем, подняла взгляд к блёклому небу на горизонте. — Что, снова у кого-то кровь носом пошла, а? — раздался позади неё голос мужчины, пытавшегося отдышаться точно так же, как и она сама. Ребекка подпрыгнула от неожиданности, но успокоилась, узнав своего незваного собеседника. — Вы бежали за мной? — ошеломлённо спросила она, оборачиваясь к солдату, с которым столкнулась пару дней назад. До этого самого момента Ребекка не встречалась с Альфредом ни на территории палаточного лагеря, ни в корпусах, ни даже в общей столовой, сделав вывод о том, что его, как и грозились, отправили домой, хотя на больного он походил мало. Исключая бинт на голове, его внешний вид, а тем более самочувствие и боевой дух, как она решила, были приемлемы для прохождения дальнейшей службы. Особенно Ребекке запомнились его циничность и вечные остроты, которые он и сейчас без зазрения совести метал в неё, словно ножи. — Хотя подождите-ка, точно! Ты же из тех, кто падает в обморок, а не бежит, сломя голову при виде крови, да, — продолжал Альфред, будто и не расслышав вопроса девушки. — Я же уже сказала, что не боюсь крови! — вспылила Ребекка, сделав шаг вперёд. — Поэтому прекратите так шутить, мистер Просто-Альфред. — Ну, если ты так настаиваешь использовать официальные обращения, Бекки, то я капитан Соломонс, — подмигнул ей мужчина и довольно улыбнулся, когда девушка подлетела к нему с бурной реакцией, что не заставила себя долго ждать. — Только моя сестра может называть меня Бекки! Для вас я сестра Ребекка! — Она еле удержалась от того, чтобы не застучать кулачками по его груди, как маленькая девочка, но вместо этого выпрямилась и поправила чепец, не зная, куда деть руки. — А я для вас… — «Вас» он выделил специально. — …Как и сказал до этого, так, просто Альфред, — примирительно заключил мужчина. — Но не буду против и короткого «Алфи», да. — Так зачем вы бежали за мной. — Ребекка чуть помедлила прежде, чем назвать его по имени. — Альфред? — Иду я, значит, на завтрак, а мимо меня девчонка, сломя голову, проносится прямо в направлении берега, так, — комично произнёс он, заставив девушку откашляться, маскируя тем самым лёгкий смешок. — Думал, что бульк в воду и сразу камнем на дно. Что ещё прикажешь делать в такой ситуации, а? Вот я и погнался за тобой. После этих слов лицо Ребекки превратилось в маску без малейших следов недавней улыбки. Неужели он увидел в её действиях именно такой подтекст? Она ведь никогда даже и не думала об этом, с чего бы кому-то предполагать, что она способна наложить на себя руки? — Я не собираюсь сводить счёты с жизнью, если вы об этом, — как бы между прочим упомянула Ребекка. — С чего вы вообще это взяли? Алфи хмыкнул, будто не поверив девушке на слово, и обвёл взглядом берег. — Зачем кому бы то ни было приходить сюда, а? Здесь холодно, как в могиле, воняет рыбой, да и снег сегодня валит почём зря. — И вовсе здесь не воняет, — чуть обиженным голосом ответила Ребекка, на что мужчина неожиданно искренне рассмеялся. — Ну, и что тогда ты здесь забыла, а? Многие сочли бы его тон пренебрежительным, но не Ребекка. Его резкость казалась ей скорее особой формой честности, чем грубости, а искренность девушка ценила побольше других человеческих качеств. Считая себя весьма прямолинейной, Ребекка ещё с детства предпочитала молчать, чтобы не доставлять отцу проблем в «высшем свете», как он его называл, и раскрывала свои настоящие чувства лишь старшей сестре. Эбигейл же в таких случаях вечно вздыхала и напоминала ей о манерах. «Манеры. Чёртова система самых настоящих пыток!» — только в таком ключе и думала о них Ребекка, но воспитание, способное даже из её упрямства и взбалмошности слепить настоящую леди, всё же взяло своё. — Я просто люблю прогуливаться по берегу, — сдержанно ответила Ребекка. — Так, вон оно что! — Алфи почесал трёхнедельную щетину, что медленно, но верно превращалась в бороду. — Не знала, что солдатам разрешено не бриться, — заметила его жест девушка, сделав шаг вдоль кромки воды. — Нам и не разрешено, — подтвердил её замечание Алфи и двинулся следом за Ребеккой по мокрому песку. — Сначала я часто брался за бритву, так, несмотря на то, что вера запрещает, но со временем перестал. Последний раз, меня побрили насильно, да, — усмехнулся он. — Лучше уж так, чем носить идиотские усы, которые, кстати, разрешены с какого-то чёрта. Но больше я им не дамся, — комично подытожил Алфи. — Почему? — задумчиво посмотрела на него Ребекка, на что мужчина свёл брови на переносице, не понимая вопроса. — Почему вы… — Она запнулась и храбрясь исправила себя, продолжив: — Почему ты перестал бриться? Неужели обрёл Бога, если так можно выразиться? Ребекка никогда не относилась к этому серьёзно. Еврейские традиции и законы не играли для неё особой роли, в отличие от сестры и отца. И раз за разом, когда её тащили в Синагогу, она собиралась с мыслями, чтобы только вытерпеть предстоящую рутину. — Когда каждый день видишь смерть, невольно задумываешься о том, что будет после, — без лишней патетики произнёс он, глядя перед собой и медленно шагая по песчаному берегу. Ребекка осеклась, удивлённая его неожиданной серьёзностью, но сразу же мысленно дала себе подзатыльник и извинилась: — Прости, я не хотела. Вы… Эм… Ты только что с фронта… — Девушка припомнила, что Алфи говорил что-то о старой ране, хотя прекрасно понимала, что на старые раны не накладывают свежие повязки. — Слышала про Битву при Пашендейле, а? — он чуть замедлил шаг и вопросительно посмотрел на Ребекку. Она отрицательно покачала головой, и Алфи продолжил: — Что ж, это далековато отсюда, да. Он с минуту размышлял над тем, что сказать и говорить ли вообще хоть что-то, прежде, чем снова посмотрел на неё. — Вот, например, возьмём один день, один час, одну долбаную секунду. Представь, я стою прямо в непролазной грязи, как дерево без корней. В руках у меня артиллерийский снаряд. Размером и весом он с новорождённого маленького ублюдка, сделанного где-нибудь в Бирмингеме, и острый нос у него цвета пасмурного неба. И в эту секунду, да, в эту одну чёртову секунду одного дня одного месяца всех этих лет, что я на войне, в эту секунду я кормлю этим ребёнком задранный ствол миномёта, а потом отворачиваюсь и затыкаю пальцами уши. Бум, и я отправляю своего ребёнка в утреннее небо, чтобы он сделал единственную работу, для которой и был предназначен. Через две секунды ещё один бум — и вот, в грязи лежат тридцать шесть человек. Ребекка слушала его рассказ с нескрываемой тревогой. Не зная, что произойдёт дальше, она нервно грызла нижнюю губу, пока Алфи не завершил свою исповедь, а потом тяжело выдохнула и выразительно посмотрела мужчине в глаза, но он не стал поддерживать зрительный контакт. Остановившись рядом с облепленным водорослями большим камнем, Алфи облокотился на него и посмотрел вдаль, туда, где пролив сливался с небом в одну иссиза-серую стальную мешанину. — Мне жаль. — Всё, что смогла выдавить из себя Ребекка, но Алфи тут же перебил её. — Почему же? Ты первая, кто жалеет меня, да, — как-то натянуто рассмеялся мужчина. — Раньше мне говорили, что медалью наградят, а теперь только и слышу, что должен возвращаться домой. Из-за какой-то царапины меня выкидывают, будто я старый побитый пёс, — ожесточил голос Алфи, но Ребекка неожиданно для себя, вероятно, влекомая каким-то импульсом, дотронулась до рукава его шинели, и он сразу же смягчился. — Это тоже оттуда? — она убрала свою руку и кивнула на бинт, аккуратно обвязанный вокруг его головы. — Это, да? Не-е-т, это я о тумбочку ударился, — пошутил он и подмигнул, чтобы усилить комичный эффект, но на Ребекку он не подействовал. Поджав искусанную нижнюю губу, она многозначительно посмотрела на мужчину, и он не выдержал её напора: — Ну, да, откуда ещё? Осколком задело. — Это серьёзно. — Уже нет. Они оба почувствовали, как разговор зашёл в тупик, но Ребекке совершенно не хотелось возвращаться в жилой корпус, хотя к этому времени она и успела изрядно замёрзнуть, поэтому девушка поглубже засунула руки в рукава пальто и спросила: — Ты сказал, что Пашендейль далеко, тогда почему ты оказался здесь? — Меня перебрасывали из одного госпиталя в другой по всему северному побережью Ла-Манша, — пожал плечами Алфи. — Но, вероятно, ваш будет последним, да. А дальше — Англия. — Повезло, — вырвалось у Ребекки, и она тут же прикрыла рот, осознав свою ошибку. «Нельзя было говорить такое человеку, который, очевидно, не хочет уезжать. Да и что он подумает обо мне, я же сестра милосердия!» Девушка осторожно подняла на него взгляд, готовясь услышать не самые лестные слова о себе, но наткнулась на насмешливые глаза, иронично смотрящие на неё из-под густых светло-каштановых бровей. — Если так хочешь домой, так что не вернёшься, а? — прямо спросил он. — Из-за сестры Эбигейл, — не стала юлить и оправдываться Ребекка, однако больше ничего не сказала. — А, видел её, да. Боевая, палец в рот не клади, — хмыкнул Алфи. — Вы же с ней родные сестры, так? — Откуда ты знаешь? — округлила глаза Ребекка, а когда её окатило волной понимания, то ещё и широко открыла рот. — Ты спрашивал обо мне? — Ну, можно и так сказать, да. — Он рассмеялся и, наконец оторвавшись от камня, зашагал по песку. — И… и что ты узнал? — чуть заикаясь от смущения спросила девушка, следуя по пятам за своим собеседником. — Дай-ка подумать, та-а-а-к… — смешно сморщив брови, он в шутку потёр переносицу. — Ты из Лондона, богачка, невыносимо упрямая, любишь медовые пироги и ненавидишь Рождество… Ах да, у тебя сегодня день рождения. Ребекке не хватило воздуха от возмущения, и она так и осталась стоять на берегу, хлопая ресницами, когда Алфи, медленно перебирая ногами, пошёл дальше. Опомнившись, девушка побежала за ним, догнала и схватила того за плечо. — Стой, но кто тебе это сказал? — искренне недоумевала она, пока мужчина сдерживался, чтобы не прыснуть со смеху. — Про день рождения и моё упрямство ещё ладно. — Покраснев до кончиков ушей, Ребекка чуть отступила назад и сложила руки за спиной. — Но про Рождество никто не знает, кроме Эбигейл, а она бы ни за что… «Она бы ни за что не рассказала об этом ни одной живой душе», — хотела произнести девушка, но не не стала, копотливо опустив глаза в песок. Как иудеи, они не праздновали Рождество, но для семьи Ребекки этот день стал знаменательным совершенно по другой причине. Эбигейл всегда говорила ей, что она похожа на мать, но маленькая Бекки не понимала, как это связано с тем, что отец так холоден с ней. С каждым новым Рождеством, взрослея ровно на год, она всё больше понимала слова старшей сестры, вставая напротив зеркала и сравнивая своё отражение со старой маминой фотографией. Отец не мог даже смотреть на Ребекку, так напоминавшую ему покойную жену, а в Рождественское утро его глаза особенно холодели, и после скупого, односложного поздравления дочери, он по обыкновению шёл на могилу жены в день годовщины её смерти. От мыслей Ребекку отвлёк Алфи, который не выдержал и наконец рассмеялся, как ребёнок, схватившись за живот. — Не узнала меня, да? — внезапно спросил он. — О чём ты? — Она оторопела и сделала шаг назад. В первую их встречу Ребекке и правда показалось, что ей знаком его голос, но девушка быстро отбросила эту мысль, не найдя в своих воспоминаниях ни единого подтверждения их встрече. — А я-то сразу тебя узнал, — хмыкнул Алфи. — Хотя, нет. Сначала всё же твою сестру, да. Но потом и тебя, когда заметил, что лежишь в обмороке на полу операционной. Решил зайти за обезболивающим, так, а пришлось нести девчонку до палаточного лагеря. — Он пожал плечами как ни в чём не бывало. Девушка поджала губу, поборов желание хмыкнуть, отзеркалив тем самым мужчину перед собой. Она и не задумывалась, с чего бы ему решить, что она упала в обморок именно от вида крови, а не по другим многочисленным на то причинам. Теперь же всё встало на свои места. Конечно, кроме того, что Ребекка так и не вспомнила, где и когда встречалась с Алфи Соломонсом. — Я дам тебе подсказку, так, — улыбнулся он. — Как-то раз я потерял из-за тебя работу. И после этого у неё как будто бы впервые открылись глаза.***
Выдвинув ящик стола и чуть пошарив в глубине бумаг рукой, Томми достал немного помятый, но по-прежнему хранящий лёгкий запах цветов конверт. Письмо Грейс обожгло пальцы, и мужчина тут же бросил его на стол перед собой. Проснувшись сегодня рядом с Лиззи, он решил, что и весь следующий день пройдёт дерьмово. Томас долго курил, пытаясь прийти в себя, и в конечном итоге собрался в «Предприятие Братьев Шелби», чтобы забрать письмо. Он ещё вчера решил, что сделает с ним, когда после разговора с Эйдой не нашёл Карен в «Гарнизоне». Последним её видел Финн, но на вопрос Томаса о местонахождении девушки он лишь развёл руками. Она ушла. Без прощаний, упрёков и выяснения отношений. Иной раз Томаса вполне устроило бы такое поведение со стороны женщины, но не в этот. Всё, что он привык чувствовать к Лиззи или другим случайным женщинам, по собственной легкомысленности оказавшимся в его постели, к Карен не относилось. Она не была случайной, не была легкомысленной и уж точно не была «на одну ночь». Но Томас знал, что не сможет дать ей ничего другого, не сможет дать то, о чём мечтал… с Грейс. Он взял зажигалку. Чиркнув зазубренным стальным колёсиком и высекая искру, которая в миг подожгла пропитанный бензином фитиль, Томас поднёс письмо к пламени. Его рука чуть дрогнула, но тут же расслабилась, когда огонь захватил сначала край, а потом и весь белый конверт целиком, заставляя его чернеть и осыпаться пеплом прямо на стол. Положив его в массивную пепельницу, наполовину заполненную старыми окурками, Томас смотрел на яркое пламя, пока письмо, что пару секунд назад пахло цветами, не догорело, оставив после себя лишь запах жжёной бумаги и маленькую кучку пепла. Чуть скривив губы не то от раздражения, не то от разочарования, Томас поднялся из кресла и направился к выходу. Возможно, он думал, что избавившись от письма Грейс, ему станет легче, но то был выбор не между прошлым и настоящим. В прошлом была надежда, пусть и призрачная, сейчас же не было ничего. Раньше он вполне мог представить себе Грейс, которая дожидается его домой, накрыв обеденный стол и приготовив вкусный ужин, после которого он бы благодарил её, а потом занимался бы с ней любовью перед сном. Настоящая семейная идиллия, саму мечту о которой было так тяжело отпускать. Но Томас отпустил. Не без сожаления, но отпустил же, верно? А что сейчас? Томми, закутавшись в воротник дорогого пальто, лишь нахмурился. Карен была его сестрой, а он напился и не смог удержать член в штанах, как последний ублюдок воспользовавшись своим положением. Вот и вся идиллия. Томас плюнул под ноги, пытаясь избавиться от яда на языке. Не мог же он за пару жалких недель влюбиться в девчонку, что видел впервые в жизни. Он никогда не позволял себе верить в подобные глупости, но сейчас сердце почему-то пропустило удар, заставив Томаса остановиться посреди дороги. Смотря на грязные лужи растаявшего снега, он где-то с минуту стоял, будто статуя, очевидно, принимая решение. Возможно, одно из самых важных за последние два года его жизни. Наконец, обратив внимание на слякоть, что всегда его раздражала, Томми быстро зашагал дальше, желая поскорее добраться до тёплого и сухого «Гарнизона».***
Открыв дверь паба, Карен увидела толпу мужчин, что-то оживлённо обсуждающих. Не понимая, что происходит, она попыталась найти кого-то знакомого. Отыскав глазами Финна, который курил чуть поодаль ото всех, опасливо поглядывая на дверь отдельной комнаты, которую Артур гордо называл не иначе как: «Для важных посещений», Карен подошла к парню и поздоровалась: — Доброе утро. Финн испугался и от неожиданности подавился табачным дымом. — Да не бойся, не скажу я, — успокоила его Карен, и парень благодарно кивнул, быстро прикончив сигарету. — Что тут происходит? — решила поинтересоваться девушка. — Они выбирают, кого сдать копам. — Финн перевёл взгляд на дверь. — Новый министр внутренних дел объявил борьбу с нелегальным букмекерством, и мы помогаем копам выполнять требуемые нормативы по задержаниям, — объяснил парень. — Понятно, — задумалась Карен. Она надеялась застать Томаса в его кабинете в «Предприятии», но Лиззи, раскладывая бумаги по стопочкам и набирая на печатной машинке очередное объявление о поиске работников, небрежно бросила фразу о том, что они разминулись. Карен вежливо извинилась, что отвлекла её от работы, и поспешила в «Гарнизон», но и здесь Томми оказался недоступен для общения. Девушка вздохнула, окинув закрытую дверь тяжёлым взглядом, но Финн обратил её внимание на себя, сказав: — Томми искал тебя вчера. — Разве? — удивилась она. — Я думала, он ушёл с Лиззи. Финн смутился подобному замечанию и, чуть откашлявшись, кивнул: — Ну, да. Но, наверно, он хотел поговорить с тобой или вроде того. — Знаю, поэтому я и пришла, — соврала Карен. Разговор с Томми об их отношениях был для неё чем-то второстепенным, девушку больше волновала работа. Сидеть на телефоне в конторе и принимать ставки она более не собиралась, о чём и пришла сообщить Томасу. Он предлагал ей наняться барменшой, но и эта должность её не устраивала. Лиззи Старк, как считала девушка, заняла единственное подходящее для Карен положение. Работа секретарши подошла бы именно ей, а не глупышке с сомнительной репутацией и непомерным самомнением. Карен презрительно скривила губу. Когда она вчера отлучилась из «Гарнизона» позвонить, то не думала, что её разговор займёт достаточное количество времени для того, чтобы Томми Шелби потащил в койку другую. Карен вернулась где-то спустя полчаса и увидела его с Лиззи, ластящейся к его руке, словно кошка за еду. Карен не стала вмешиваться и нарушать их счастливое уединение, а отправилась домой, ни с кем не попрощавшись, о чём ни на секунду не пожалела. О чём ей, собственно, было жалеть? Переспали — разбежались. Он ничего ей не обещал. Карен закатила глаза и громко цокнула языком, чем привлекла внимание Финна. — Они скоро закончат, — попытался ободрить её парень, неверно растолковав её грубый жест. — Кстати, Том собирался к Полли. Если хочешь, можешь подождать у неё, — задумчиво предложил он, почесав за ухом. — Отлично, — тут же согласилась Карен. — А ты? — У меня ещё дела, — смущённо отозвался парень, и Карен искренне улыбнулась. «Какой же он всё-таки ещё мальчишка». — Тогда до встречи, — попрощалась она. — И да, заканчивай-ка с сигаретами, пока старшие братья не узнали, — махнула рукой Карен, выходя из паба. «Похоже, сегодня снега ждать не стоит», — с грустью думала девушка, шагая по дороге и перепрыгивая мутные лужи. Она зашла в булочную на Уиттон-стрит, чтобы купить клубничные бисквиты с ванильным кремом. Карен не знала, любит ли Полли сладкое, но рисковать и появляться у неё на пороге без презента она не решилась. Сегодня в конторе было не так оживлённо, как обычно: многие взяли отгулы, чтобы провести день с семьёй. Букмекеры тоже люди, кем бы их не считали простые рабочие, особенно те, кто сделал неудачную ставку и лишился месячной зарплаты прямо перед Рождеством. Карен услышала, как из столовой доносились тихие голоса: один принадлежал Полли, а другой — она не могла понять. Робко постучав, она заглянула в комнату, тут же натолкнувшись взглядом на молодого парня. — Эм, привет! — Он подскочил со стула и протянул ей руку. Карен дружелюбно пожала её, стараясь не замечать на себе неприязненный взгляд тёти Полли. — У вас, вероятно, важный разговор. Прошу прощения! — Девушка примирительно улыбнулась, положила бисквиты на стол и поспешила на выход, но не сделала и шага, как столкнулась с Артуром. Они с Джоном влетели в столовую, громко смеясь и размахивая револьверами. Судя по всему, они вообразили себя ковбоями, раз перекидывались колкими фразочками из фильмов, не замечая никого вокруг. — Оп, а я тебя поймал! — хохотнул Артур, комично сжав Карен в объятиях. Чуть смутившись своему порыву, он тут же отпустил её и мирно хлопнул Джона по плечу, ведь парень, который только что улыбался, увидев Карен, вмиг стал чернее тучи. Но бороться с ней взглядами ему пришлось недолго: скосив глаза за её спину, Джон изрядно опешил. Артур же, заметив его реакцию, обернулся и точно так же, как и его младший брат, растерялся. Наверно, только Томас сохранял какое-то даже удовлетворённое хладнокровие, закрывая за собой дверь и подходя ближе к Полли и молодому парню рядом с ней. На Карен он даже и не посмотрел — она тоже не стала искать с ним зрительного контакта. Непонимающе переглядываясь и сдерживая нелепые смешки, парни убрали револьверы. Первым заговорил Артур: — Привет, Полли. А это кто? — Господа, это ваш кузен. Сын Полли, Майкл, — кивнул братьям Томас, и они вмиг сделались серьёзными. Не зная, что сказать, они переминались с ноги на ногу, пока Карен не выступила вперёд: — Я Карен. — Рад познакомиться! — Майкл улыбнулся и кивнул ей, пока остальные начали спешно представляться. — Я Джон. — Он пожал его руку. — А я Артур. Мы уже встречались, — неловко заметил он. — Я выбрасывал тебя из окна, а Джон ловил. — Да, клал в коробку из-под обуви и пускал по Уотери-лэйн. Забавная история из прошлого заставила всех улыбнуться. Даже Джон, казалось, больше не клокотал от злости из-за присутствия Карен. Она мысленно обрадовалась этому. Возможно, теперь, когда она перестала быть «новичком» в их семье, её отношения с Джоном и Полли наладятся. Задумавшись, Карен не заметила, как уставилась в одну точку с глупой улыбкой на лице. И к несчастью, этой самой точкой оказалась щека Томаса, который, заметив долгий взгляд девушки в свою сторону, сильно напрягся. Он шумно откашлялся и хотел было что-то сказать своему кузену, но Карен очнулась и, поняв всю неловкость ситуации, тут же обратила всё своё внимание на Майкла. — Ты ведь рад, что вернулся? — спросила она риторически. Майкл смущённо улыбнулся, но потом добавил немного грустно: — Я этого не помню, — произнёс он, имея в виду историю из детства. — Но я помню день, когда меня забирали. Полли тяжело вздохнула, и улыбка на её лице сменилась болью. Подойдя к сыну и положив ладони на его щёки, она несколько секунд пристально рассматривала его, одним лишь взглядом прося прощения за столь долгую разлуку, а потом не выдержала и крепко обняла его. — С возвращением, сынок. В семью Шелби. — Томми похлопал Майкла по плечу, и все одобрительно кивнули, кроме Полли, которая в этот момент украдкой стёрла влагу под глазами и снова расцвела улыбкой. — Мы введём тебя в курс дела, — вдруг начал Артур, ошарашив Полли так, будто на неё вылили ушат ледяной воды. — Угу, покажем, что к чему, — поддержал брата Джон, пока женщина всё мрачнела и мрачнела, не выпуская руку сына из онемевших от усилия пальцев. Заметив реакцию Полли, Карен предупредительно откашлялась, чтобы все обратили на неё свои глаза, и воспользовавшись всеобщим вниманием, указала на стол, где лежали клубничные бисквиты: — Прошу, джентльмены. Верно, вы уже успели проголодаться? — Успели, успели, — в предвкушении потирая ладони, согласился Артур, устраиваясь за столом и подтягивая всех за собой. Джон не стал церемониться и закинул руку на плечо Майкла, начав рассказывать новую историю из их общего прошлого, попутно наливая себе чай. Полли же со сдержанным одобрением и налётом эмоции, которую Карен растолковала как благодарность, посмотрела девушке в глаза и присоединилась к остальным. Карен даже успела подумать о том, что бисквиты и правда оказались отличной идеей, когда Томми подошёл к ней и невзначай коснулся её запястья. Девушка вздрогнула, и он тут же отнял руку, кивнув на дверь. — Поговорим? — негромко спросил Томас. — Сейчас? — неуверенно, одними лишь губами произнесла Карен, но он, не успев выслушать её возражения, тут же направился к выходу из столовой, и ей ничего не осталось, как молча последовать за ним. К этому разговору и всем вытекающим из него она приготовилась ещё давно, но оказавшись с Томасом наедине за закрытыми от посторонних дверями, Карен поняла, что потерялась. Почувствовав, как из головы вылетели все слова, что она методично разложила по полочкам, чтобы потом легко и изящно достать их, девушка решила, что в такой неловкой ситуации даст Томми самому завязать диалог, но он, как назло, не спешил открывать рот. Долго изучая взглядом её лицо, он, казалось, думал, с чего начать. — Почему ты ушла? — спросил он, наконец, но всё же загнать Карен в тупик у него не вышло. — Ты и без меня неплохо провёл вечер, — невинно пожала плечами девушка, и Томас устало потёр переносицу. — Так вот в чём дело. — Он глубоко вздохнул и лукаво посмотрел на неё. — В Лиззи. — О, нет! Причём же тут она? — саркастичным тоном произнесла Карен, сложив руки на груди. — Просто я не знала, что у тебя в порядке вещей тащить в койку каждую более или менее привлекательную женщину, стоит только тебе выпить лишнего. Этот прямой упрёк сильно задел его, и Томас стушевался, лишившись всего своего напускного равнодушия. — Я не хотел… — начал он осторожно, но Карен грубо перебила его. — Не хотел трахать меня? — Говори тише, — шикнул он, строго посмотрев на девушку. Он предполагал, что эмоции Карен вырвутся из неё бурной волной, но всё же рассчитывал на её благоразумие. Видимо, не стоило. — Я не хотел обидеть тебя, — закончил Томас. — Так мне не обидно. Можешь не беспокоиться, — отрицательно покачала головой Карен. — Если это всё, то я пойду. Она больше не хотела находиться с ним в одной комнате. Его намёк на то, что она всего лишь маленькая глупая девчонка, не находившая себе места от ревности, был просто смешон. Последнее, на что она претендовала, когда приехала в Бирмингем, так это на место в его постели, поэтому Томми Шелби не имел никакого права говорить ей подобные вещи. Схватившись за латунную ручку, Карен дёрнула дверь, но она не успела поддаться, потому как Томас прижал к ней ладонь. — Не убегай, — послышалось над самым её ухом, и Карен задержала дыхание. — Я не то пытаюсь сказать, — тихо продолжал Томми, пока кожа на шее девушки быстро покрывалась тревожными мурашками. — Я много думал о случившемся. О нас. И… — И? — собравшись с мыслями, она резко развернулась, чуть не задев носом о его нос, и с претензией заглянула в его голубые глаза. Видимо, не найдя слов, Томми замолчал, а Карен, заметив нотки сомнения в глубине его чёрных зрачков, раздражённо выпустила воздух из лёгких и медленно облизала нижнюю губу. Почти что с надрывом наблюдая за её неприкрытым намёком, Томас неестественно резко дёрнулся к ней навстречу и прижался губами к её губам. Их языки столкнулись, и Карен издала тихий стон. Прижимая девушку к двери, за которой его братья чинно пили чай с бисквитами, Томми ни разу не подумал о том, что она его сестра. А когда эта мысль всё же всплыла в его сознании, то он откинул её как старый ненужный хлам. Сминая ртом её горячие губы, Томас царапал шершавыми пальцами её нежную кожу на шее, заправляя выпавшие из высокой причёски локоны ей за ухо, а когда у него практически не осталось воздуха, он чуть отстранился от Карен и прислонился лбом к её лбу, переводя дыхание. — Мы никогда и никому не сможем рассказать об этом, — лихорадочно выдавил из себя Томми. — Я ничего не смогу тебе дать. Карен будто не слушала его, судорожно водя ладонями по его спине, стремясь прижать его ближе к себе. — Просто люби меня, Томми Шелби, — выпалила она. — Этого будет достаточно.***
Читая газетную колонку о крупной забастовке в доках, Дарби Сабини хмыкал себе под нос. «Перестрелять бы всех этих сволочей», — думал он, недовольно кривя рот и закидывая ногу на ногу. Ожидая гостей, он уже успел выпить пару бокалов красного итальянского вина, и теперь початая бутылка мирно покоилась на столике, заправленном белоснежной скатертью. Из-за дверей в пустой ресторанный зал, залитый холодным светом, показался Джордж Сьюэлл, правая рука Сабини и его самый доверенный человек. — Мистер Сабини, полицейские пришли, — сделав пару шагов и учтиво кашлянув, доложил он. — Скажи, путь ноги вытрут. — Шмыгнув носом, он продолжил читать газету, будто не обращая внимания на столпотворение в дверях. Переминаясь с ноги на ногу, Сьюэлл взглядом указал одному из полицейских на стул за столиком напротив Сабини, а сам же сел по правую руку от своего главы. — И зачем мне всё тебе объяснять? — отложив газету, раздражённо заметил Дарби, обращаясь к полицейскому. — Мы не можем обыскать все поезда, приходящие в Лондон, — поспешно объяснился он, но тут же был перебит. — Они не ездят на поездах, они плавают на лодках, — вздохнул Сабини, втолковывая полицейскому, словно маленькому ребёнку, простые истины. — Все лодочники — цыгане, и он — чёртов цыган. Почему я должен всё им объяснять? — Искренне недоумевая, он посмотрел на Сьюэлла и развёл руками. — Обыскать все лодки мы тоже не можем, — обратил на себя внимание полицейский, заставив хозяина сего заведения тяжело вздохнуть и терпеливо начать заново. — Мне повезло. У меня есть паренёк в еврейской винокурне, — довольно произнёс Дарби. — Цыган встречался с Соломонсом. Поговорив, они выпили виски, пожали руки, и затем Алфи дал ему какую-то соль или какую-то жидовскую хрень в знак мира… — Чего конкретно вы от нас хотите, мистер Сабини? На секунду закатив глаза, он вдруг начал принюхиваться, громко швыркая носом, на что его подчинённый устало вздохнул и как-то немного замялся, предчувствуя скорый эмоциональный срыв своего главы. — Ты по пути наступил на собачье дерьмо, — наконец бросил Сабини, и полицейский издал невнятный фыркающий звук от удивления. — Давай, посмотри! — Он повысил голос, и паренёк как по приказу склонился, рассматривая свои ботинки. — Я чувствую запах. — У вас есть фотография этого Томми Шелби, да? — решил прервать эту неловкую сцену Сьюэлл, задав полицейскому вопрос. — Есть фотография из его военного досье в Уорикширском йоменском полку, — ответил он, раскрывая желтоватую папку, которую перед этим положил на стол перед собой. — Он награждён медалями… — Ха, ты только послушай. Один долбаный солдафон хвалит другого. Господи! Почему я должен выслушивать этого говнюка англичанина? — по-итальянски обратился Дарби к своему подчинённому и вновь посмотрел на паренька. — Ясно, значит у вас есть фото с его рожей. — Он кивнул на досье. — Если он покажется в Кэмден-Тауне, твои копы его схватят, ясно? Глаза полицейского забегали, и он не нашёл, что ответить. — Знаешь, иногда я чувствую запах того, чего на самом деле нет. Это, скорее, похоже на предчувствие, — с угрозой начал Сабини. — А иногда я чувствую запах, но это не запах… — Он промедлил, снова принюхиваясь и подбирая слово. — А просто что-то явно не так. — Мистер Сабини, мы сделаем всё, чтобы с ним договориться, — попытался заверить его полицейский, вероятно, поняв свою ошибку, но вместе с тем совершив новую, из-за чего брови Дарби Сабини будто бы сами по себе взметнулись вверх. — Договориться? — Он подался вперёд. — Ты сказал договориться? — Я не так выразился. — Нервная улыбка появилась на лице паренька, и он чуть мотнул головой, будто успев предостеречь себя от того, чтобы посмотреть на выход. Сьюэлл с опаской скосил взгляд на своего главу, который, казалось, за пару жалких секунд успел потерять последнее самообладание. — Твою мать, твою мать! Мир катится под откос! — с чувством произнёс он по-итальянски. — Тебя перекупили! — Нет, что за глупость… — Полицейский издал тихий неуверенный смешок и закрыл папку с досье. — К тебе явно кто-то приходил, — не унимался Дарби, продолжая повышать голос. — К тебе явно кто-то приходил и говорил с тобой! — Мистер Сабини, — попытался остановить его Сьюэлл, но, очевидно, это всё равно не помогло бы, ведь тот уже успел схватиться за горлышко бутылки. — Нам пора, — закопошился полицейский, хватая папку и быстро вставая со стула. — Этот поганый цыган договорился с погаными копами! — прокричал Дарби, толкнув паренька в грудь, и пока тот в темпе перебирал ногами до двери, не сдержался и бросил в него бутылку, которая, не достигнув намеченной цели, разбилась о стену. — Ах ты, двуличная тварь! Ты кормишься с двух рук, мать твою, с моей и с его! — Мистер Сабини! — Сьюэлл настойчиво пытался обратить на себя внимание своего главы и у него это, наконец, получилось. — Ладно, значит, ты выследишь этого Шелби. — Дарби грубо ткнул пальцем ему в лицо. — Ты выследишь эту тварь и прикончишь его! — К нему нелегко будет подобраться, — замялся Сьюэлл, боясь ещё больше вывести Сабини из себя. — Вокруг него целая армия… Но когда время придёт… — Время пришло! — заорал Сабини, покраснев от злости. — Что тебе ещё нужно?! — Охранник в тюрьме Уинсон Грин сказал, что к ним посадили их букмекера. Парня зовут Гарольд Хэнкокс, — осторожно заметил Сьюэлл. Дарби схватил его за горло, гневно раздувая ноздри: — И чего ты ждёшь?! Хочешь, чтобы я сказал это вслух? Там что, кто-то подслушивает? — он кивнул на двери, из которых ещё недавно спешно ретировалась пара полицейских. — Я сам скажу, — хрипло произнёс Сьюэлл, хватая ртом воздух. — Мы убьём Хэнкокса, чтобы сделать заявление. — Этого мало! — прошипел Сабини, но всё же отпустил его, и снова сел на стул, начиная медленно успокаиваться. — Не понимаю. — Откашлявшись и растерев горло, его подчинённый тоже сел за стол, мысленно радуясь окончанию эмоциональной вспышки своего главы. — Недостаточно отыграться на пешке, которую эта тварь Томми Шелби сдала копам, — хмыкнул Сабини, снова принимаясь за газету. — Надо подобраться поближе. Поближе к его чёртовой семье. Сьюэлл кивнул, не зная, что ответить, и Дарби Сабини махнул на него рукой, желая поскорее остаться в тишине наедине с самим собой.