/ завтра начнется новый день ты проведешь его о д и н завтра закроют навсегда метро /
Холод для этого времени года стоял просто собачий. А может быть Максиму просто так казалось. Он сидел на полу, в самом углу комнаты, сгорбившись и обхватив руками колени. Зубы стучали будто в мороз, а тело била крупная дрожь. Парень сидел, уставившись в одну точку — он совершенно не понимал, что ему делать дальше. Просто… что? Его будто наизнанку выворачивало изнутри, а выразить этих чувств он не мог никак, вот и сидел, погрузившись в себя. Ваня бы сказал, что он слишком драматизирует. Ваня бы сказал… Стоило ему подумать о друге, как вдруг стало резко не хватать дыхания. Макс судорожно принялся хватать ртом воздух, как выброшенная на берег рыба. Глаза застелила пелена слез — они щипали и просились наружу, а Анисимов только прикусил губу, пытаясь хоть как-то этот момент оттянуть. Сколько можно ныть? Сколько можно скулить, как побитая собака? Один хер — слезы ничем не помогут, они не сделают Максима сильнее, они не позволят ему выполнить свое обещание. И от осознания всего этого на душе становилось так тошно и мерзко, хоть стреляйся. Макс перевел взгляд на пистолет, лежащий на столе. Оружие будто ждало от него каких-то решительных действий, оно будто просилось в руку. Давай, говорило оно, нужно просто нажать на курок. Мужчина представил все это — действительно просто. Нужно только щелкнуть затвором, приложить дуло, например, к виску, и нажать на курок. И все. Свобода. Максим подумал — чем не выход из сложившейся ситуации? Мир сошел с ума окончательно, на улицу выйти нельзя без риска наткнуться на очередную тварь, которая жаждет сожрать тебя живьем. Точнее, повезет, если наткнешься на одну. Анисимову как-то довелось увидеть, что бывает с человеком, на которого напала целая толпа зараженных. Эти кровавые картинки он видел теперь в страшных снах на регулярной основе, только на месте несчастного пацаненка, которого они никак не смогли бы спасти — был сам Макс. Его самого валили на землю, набрасывались на него, как куча стервятников, и рвали на кусочки, будто он тряпичная кукла, правда, из плоти и крови. Из соседней комнаты донесся глухой стук, и Максим вздрогнул. Он сам не заметил, как погрузился в свои самые страшные фантазии. Стук повторился, а парню захотелось взвыть. Анисимов осмотрелся. Если это не начало конца, то что? Сейчас он сидел на полу пустующей квартиры, в которой еще совсем недавно жили люди. Что с ними случилось? Что заставило их бросить все вещи, вплоть до нижнего белья и документов, и куда-то скрыться? Где они сейчас? У Максима возникало слишком много вопросов и ни одного ответа на них. Еще больше его волновал вопрос — нахер они с Ваней полезли в этот дом? Почему выбрали именно эту квартиру? У Макса обычно срабатывало чутье на такие места — как он мог не почувствовать, что здесь пахнет смертью? Стоило ему задать себе этот вопрос — такой простой и дурацкий, вроде бы — то, ему стало казаться, что всего этого можно было бы избежать. Если бы они двигались немного быстрее, если бы не оказались в этом районе в самый неподходящий момент, если бы не попытались спрятаться в брошенных квартирах. Если бы. Теперь ему тут находиться было особенно тошно: все кругом напоминало о моментах, которые Максим предпочел бы забыть. Но он точно знал — они отпечатаются в его памяти на всю жизнь. Стопка окровавленных полотенец в углу, кровь на полу и мебели. Максу казалось, что если он сейчас опустит глаза, то увидит свои красные от крови руки, неважно, что он уже смыл с них не только кровь, но и кожу, казалось. Мелкое стекло, брызги которого долетели почти до середины комнаты. Он смотрел на эти осколки и слышал свист пуль, звон бьющегося стекла. В ушах буквально звенел этот мерзкий, зубодробительный звук, с которым пули входили в стены и мебель. И в человеческую плоть. Макс снова посмотрел на пистолет. Подошел к столу и взял его в руки. Увесистая штука. Мужчина подержал его в руке и подставил к виску. Металл приятно охладил кожу, но не более того. От близости смертельного оружия к его голове Максим не почувствовал ничего. Ни страха, ни-че-го. Поэтому он цокнул языком от досады и дернул затвор, снова подставив пистолет к виску. Сжал зубы, прикрыл глаза, сделал глубокий вдох. Палец уже лежал на курке. Анисимов сосчитал до трех и… не смог. Зарычал от собственного бессилия и опустил пистолет, обозлившись и на себя, и на него. Ну не мог он потратить эту пулю на себя, тем более, когда обещал обратное. Анисимов в который раз зарекся больше ничего никому не обещать. Он принялся слоняться по квартире, сам не зная зачем. Может быть он втайне надеялся, что в любую секунду он снова услышит звуки выстрелов, увидит, как оконное стекло разлетается на тысячу осколков, и тогда ему не придется самому нажимать на курок, чтобы закончить свою жизнь — некто за автоматом сделает это за него. Он просто совершенно не понимал, что ему делать дальше. Ему не хотелось жить в таком мире одному, а разыскивать людей только чтобы познакомиться и сдружиться с ними ради безопасности и компании — такая себе идея. Максим сильным не был. Он с Ваней-то еле выдерживал, впадая порой в такие истерики, что даже давний друг пугался за него. Теперь некому будет сказать «успокойся, идиот, не психуй». И пусть это никогда не помогало. Мужчина вернулся в комнату, с которой все и началось. Вновь смерил взглядом зияющий пустотой оконный проем с широким подоконником, усыпанным стеклом. Подошел к нему и, стряхнув на пол крошку, забрался на подоконник. Надо же, они всего лишь на четвертый этаж взобрались. Три этажа вниз, а дальше — бетонный карниз. Главное, не забыть — нырять головой вниз.***
— Ты че, конченый? — воскликнул Серега, переступая порог комнаты. — С какого ты светишься в окне? — Ты кто нахуй такой? — вздрогнув, ответил повернувшийся к нему парень. — Что ты тут забыл вообще? Трущев задумался. Черт знает, что именно дернуло его подняться сюда, когда он с улицы заметил стоящего в окне парня. Казалось бы, если он хотел прыгнуть — не стоило ему мешать, наверняка у него были причины, особенно сейчас. Но Серега готов был поклясться — какая-то неведомая сила помешала ему пройти мимо. Может, встречая на пути столько мертвых, он все еще пытался думать о живых. Ему не составило труда вычислить, в какой квартире находится этот неудавшийся суицидник. Почему неудавшийся? Трущев потратил достаточно времени на подъем, то и дело озираясь и оглядываясь, а, когда вошел в квартиру, в комнату, то обнаружил его на своем месте — на окне, глядящего вниз. Он был немногим младше Сереги, но сейчас казался чуть ли не мальчиком. Разбитым, растерянным, матерящимся мальчиком, злобно разглядывающим Серегу из-под выбившихся из резинки волос. — Спускайся, не дури, — ляпнул Серега, вызывая очередную волну негодования у собеседника. — А давай ты пойдешь нахуй, а я закончу начатое, — прошипел он, поворачиваясь в сторону улицы. Трущев медленно, так, чтобы парень не увидел и не услышал, начал продвигаться к окну. Тот стоял, не шелохнувшись, и рассматривал землю. Серега готов был поклясться — он не хочет прыгать, просто дошел до той самой точки кипения, когда кажется, что это — единственный выход. Почему он так считал? Если бы он хотел прыгнуть, он бы давно уже прыгнул, не морозясь на сквозняке. Мужчина сделал еще пару аккуратных шагов и резко обхватил бедра парня, стаскивая его с подоконника. Тот что-то кричал и барахтался, но Сереге удалось оттащить его достаточно далеко от окна. — Какого хрена ты творишь, мудак? — орал парень, но в драку броситься даже не пытался, чем очень Серегу удивил. — Уже даже сдохнуть не дают нормально. Зачем ты вообще полез? — Может потому что ты сдохнуть не хотел? — переспросил Серега, разводя руками. На лице парня появилось недоумение. — Хотел бы — прыгнул, а не топтал подоконник. — Откуда тебе вообще знать, что я хотел, а чего не хотел? Ты тут самый умный что ли? Нарисовался спаситель! А не пошел бы ты нахуй, психолог недоделанный, — парень орал как бешеный, и Серега начал оглядываться по сторонам. — Успокойся, идиот, не психуй, — зашипел он. — Сейчас все мертвяки в округе сбегутся на твои вопли. Вот тогда и сдохнешь. Зачем оно тебе? — Трущев кивнул на окно. Парень будто услышал от него что-то, что тронуло какие-то струны в его душе. Его взгляд поменялся, смягчился так, что Серега стало даже немного совестно. — Ты думаешь, ты тут самый умный? — повторил он свою же фразу. Голос парня стал тише, сквозь него пробивалась еще истеричная хрипотца. — Иди дальше, если ты такой прошаренный и мудрый, оставь меня в покое. Мне в этом мире поехавшем делать больше нечего, я тут один не справлюсь, не протяну. Проще сдохнуть. — И я тоже один, но я же не прыгаю из окон, — ответил ему Серега. — Ты сильный, раз протянул так долго, так зачем сдаваться сейчас? — Я — сильный? — с губ парня сорвался истеричный смешок. — Я был не один, поэтому и протянул. Я сам не смогу. У тебя какое-то кривое впечатление обо мне сложилось. Сильные люди не хотят сдохнуть, они зубы сжимают и ползут дальше. Это не обо мне. — Ты и не хотел, — не унимался Серега. — Ладно тебе, братан, изменить ничего нельзя, только если ты мертв. Остальное решаемо. Ты просто сломался. — Я тебе не братан, — прошипел собеседник в ответ. — Мы даже не знакомы, не делай вид, что мы давние друзья. — Я — Серега, — резко, пожалуй, даже слишком, ответил Трущев. — Ты? — Макс, — не задумываясь, выпалил парень, застигнутый врасплох этим вопросом. — Вот и познакомились. Так какого хрена ты шаришься по окнам, да еще и так высоко? Ты не видел, что тут творилось на прошлой неделе? — все эти «зачистки» все еще слишком отчетливо стояли перед глазами у Сереги. Ему было боязно подниматься даже сюда, но кругом было чисто. Вроде бы. Стоило ему упомянуть об этом, как взгляд Максима стал каким-то затравленным. Он смотрел на Серегу так, будто тот только что вскрыл его самую свежую рану и, хохоча, насыпал туда соли. Его подбородок задрожал, но было видно, что он не хочет показывать свою боль незнакомцу. Он сжал руки в кулаки, а Трущева вдруг осенило. Он был совершенно уверен, что должен сказать пришедшие ему на ум слова. — Максим, — начал он. — Ты меня не знаешь совсем, и я тебя тоже. Но, блять, из всех домов в городе я проходил именно мимо этого, именно в тот момент, когда ты стоял в окне. Если это не знак, то я не знаю тогда, каких знаков ты ждал. Я тоже один, у меня нет никого, но я знаю, куда нужно идти. Так что, если ты не против, можешь ко мне присоединиться и свалить отсюда, пока нас тоже не перестреляли. Ты можешь отказаться, но все же подумай. — Почему тебе не похуй? — спросил Макс, поднимая на Трущева красные от слез глаза. — Одним мертвым больше или меньше — разницы нет. — Но ты-то не мертвый, — ответил Сергей. — Мне на живых еще не похуй. — Я не могу уйти отсюда. Не могу, — последние слова Максим практически прошептал, бросив затравленный взгляд на стол. Там лежал одиноко пистолет. Из соседней комнаты послышался глухой стук, будто сопровождающий слова парня. — Не могу. Серега подошел к столу и сгреб пистолет в охапку. Максим, казалось, не замечал его движений вовсе — уставившись в пол, он беззвучно шевелил губами, будто пытаясь подобрать слова. А Трущев только сейчас осмотрелся кругом — пол усыпан осколками стекла, в углу стопка полотенец бурого цвета и такого же цвета разводы на ламинате. Ему не составляло труда сложить два и два: всю окружающую их обстановку и реакцию Макса на его слова. Трущев теперь понимал хотя бы предпосылки того, почему парня потянуло на подоконник. — Я другу обещал не оставлять его… мертвым, но я не могу, рука не поднимается. Даже себя не смог прикончить, а его точно не смогу. — А где он, твой друг? — спросил Серега. Максим молча прошел мимо него и остановился у комнаты, дверь которой была подперта стулом. В полной тишине он этот стул убрал и открыл дверь, заставив Серегу сочувственно поморщиться. На полу лежал зараженный — одной ногой он был привязан к ножке кровати, а вторая была больше похожа на кусок мяса. Он изо всех сил тянулся к двери, лежа на животе, и Трущев понял теперь, что за грохот он слышал — мертвяк дергал кровать и пытался достать до двери. Мужчина посмотрел на Максима — тот побелел, как простыня, и стоял, не двигаясь. — Послушай, Макс, — начал Серега вполголоса. — Я понимаю тебя в этой ситуации, ты не представляешь насколько. Я тоже… потерял кое-кого, это не передать словами. Но ты не можешь оставить его таким, тем более, если ты обещал. Даже если останешься тут вместе с ним, даже если выбросишься из окна — ничего уже не изменить. Даже если лекарство найдут, я сомневаюсь, что оно сможет воскрешать мертвых. Максим упрямо покачал головой, закусив губу. — Он же твой друг. Не обрекай его на такие мучения. Он достаточно отмучался при жизни, — Серега аккуратно вложил пистолет в опущенную руку Максима, а сам вернулся в комнату. Он слышал тихий всхлип и оглушительный выстрел, от которого заложило уши. А потом что-то упало на пол. Серега пулей метнулся обратно, но тут же об этом пожалел. Максим сидел на полу, склонившись в три погибели над телом уже давно мертвого друга, уткнулся ему в окровавленный затылок. Плечи его подрагивали, но Серега не слышал ничего, кроме давящей тишины. — Прости, Вань, прости меня, — приговаривал он. — Я, наверное, пойду, Вань, пока. Он просидел в таком положении еще несколько минут, продолжая прощаться и извиняться. Потом встал и, повернувшись к Сереге, вытер рукавом мокрое от слез лицо. — Ну, раз ты самый умный, Серега, — произнес он бесцветным голосом. — Какой у тебя план?