на восход

Трущев в последнее время слишком часто задумывался о времени. Слишком усердно считал прожитые дни, слишком тщательно просчитывал сколько им еще осталось. Сколько им еще идти? Он смотрел на ребят и понимал: все просто устали. Его самого измотало знатно. Они умудрились остаться вместе несмотря ни на что, но какой ценой им досталась эта мнимая стабильность? Можно ли считать отсутствие крупных встрясок стабильностью? Серегу собственные мысли смешили: вечный бег от мертвяков превратился для него в привычную рутину. Он привык уже проверять все места, где они останавливались, по нескольку раз, заглядывать в каждый угол, забивать каждую щель. Привык уже заносить руку, чтобы обрушить на очередного зараженного удар своего оружия. Он настолько приноровился это делать, что прекрасно знал теперь, куда нужно человека ударить, чтобы его череп треснул, как переспелый арбуз. Разве это не должно нормального человека приводить в шок? Да только поражаться никто не спешил. Трущев удивлялся, как при всем этом он умудрился сохранить – как он надеялся – остатки хоть какой-то человечности. Он старался заботиться о Максиме и остальных, старался изо всех сил привести их к одному. К безопасности. К «Созвездию». Конечно, получалось не всегда. Последнее время – вообще из рук вон плохо. Даня с Олегом не объявлялись уже несколько дней к ряду. Сложно было предположить, живы ли они вообще. Серега не мог даже предположить, что за херня случилась с Даниилом – куда пацан пропал и почему этого никто не заметил. А теперь не знал, нашел ли его Олег и удалось ли им как-то вырваться из цепких лап мертвяков. В том, что им придется вырываться сомнений не было. Трущев прекрасно видел количество зараженных, заполонившее улицы. Он предполагал, что они либо вырвались откуда-то, либо пришли из соседнего городка. Но почему именно сейчас, почему в таком количестве, оставалось только гадать. Серега, как мог, оттягивал момент, когда ему придется сказать остальным, что они идут дальше. Время шло, парни не возвращались. Мужчина все чаще выглядывал в окно на втором этаже здания, оглядывая постепенно пустующие улицы. Зараженных становилось меньше, они постепенно разбредались, рассасывались, оставшись без добычи. Им бы выйти сейчас, выбраться из этого Богом забытого места, оставив позади мертвяков и… Бурцева с Терновым тоже. Ладно, еще несколько дней. Но потом не выдержал. Они и не вернутся, может, а ребята сидят тут, ждут у моря погоды. А время, оно ведь не ждет. Наоборот, подгоняет, как надзиратель раба, угрожающе щелкая плеткой где-то у самого лица. Первым о своем решении он сообщил Максиму. - Ты уверен? – Свобода поджимает губы, смотрит оценивающе. Понимает все еще до того, как Серега уверенно кивает в ответ. - Скажешь Кристине? – Трущев не хочет сообщать эту новость девчонке сам. Она больше всех за этих оболтусов переживает, часто выглядывает в окно в надежде увидеть их где-то на горизонте. - Почему я? – Максим делает вид, что удивлен. Будто не знает, почему. Будто не ему девчонка в рот заглядывает. - Будет лучше, если это будешь ты, а не я. Подготовишь ее хоть, - все же поясняет Сережа. - Нет, Сереж, нет, - качает головой Максим. – Не буду. - Почему? – Серега готов вскипеть. Неужели сложно? - Выставлять тебя злодеем не хочу. Трущев все равно почувствовал себя настоящим злодеем, когда посреди помещения, служившего им домом последнее время, раздалось его приглушенное: - Мы уходим. На лицах ребят мгновенно проявились все испытываемые ими эмоции. Девушки казались озабоченными этой новостью в большей степени, нежели парни. Хабиб так вообще подорвался с места, готовый паковать чемоданы хоть сейчас – губы плотно сжаты, взгляд уверенный и решительный. Он вообще не был склонен задавать вопросы. Да и в целом говорил очень мало. Трущева удивлял тот факт, что после всего пережитого он умудрялся не растерять тягу к жизни, пусть и оставался большую часть времени угрюмым и молчаливым. - Почему? – тишину прорезал звонкий голос Кристины. Так и знал, что она воспримет все именно так. – Сереж, но Олег… - Крис, почти неделя прошла, мы не можем больше ждать, - Трущев еле сдержал себя, чтобы не поднять руки в защитном жесте. Почему он вообще оправдывается? - Они обещали вернуться… - почти капризно ответила Кошелева, потупив взгляд. Будто сама только что осознала сказанное Серегой, примерив это на свое ощущение времени. Может ей казалось, что прошло его совсем мало? - Да, Сереж, может… - Назима хотела было поддержать Крис. - Да прав он, девочки, - в разговор вступил Родион, прерывая её. – Засиделись мы. - А куда нам торопиться? – не сдавалась Нази. – Сейчас тепло, бояться нечего. - Нечего? – переспросил Серега. – А питаться вы тоже солнечным теплом собрались? Пока мы тут сидим, наши запасы утекают потихоньку. Нам надо идти, иначе не хватит ничего. - Да мало ли чего случится по дороге, всякое бывает, - закряхтел Толочкин, поднимаясь со своего места. Трущев вздохнул. Родион – лицо адекватности, надо же. Наверное, взял на себя функции Никиты, который вместе с Софой и Максимом отправились «на разведку»: прочесать местность на наличие мертвяков и безопасного выхода из города. Серега надеялся, что Свобода проболтается, расскажет им об его дальнейших планах. Не то что бы он ожидал от кого-то из этих двоих реакции, подобной Кристининой. София вообще адекватно смотрела на мир, сохраняя самообладание даже в тяжелых ситуациях, а Никита в целом хорошо понимал Трущева. Мужчина бросил еще один взгляд в сторону Кошелевой: закусывая губы, девушка складывала свои скромные пожитки в рюкзак. Серега тяжело вздохнул. Достались же ему эти дети. Даня, пусть и казался намного взрослее Кристины, иногда выкидывал такие номера, что Трущев невольно задумывался – а точно ли ему восемнадцать? Но Бурцев редко жаловался на жизнь и решения, которые они принимали с ребятами, а если жаловался, то только Олегу – Терновой-то принимал его со всеми капризами и загонами. А вот Кошелева умудрялась свои заскоки демонстрировать – поначалу нет, как только они встретились, казалась Трущеву сущим ангелом – но потом привыкла, раскрылась. Сереге трудно стало порой сказать ей что-то, договориться, подступиться к своенравной девчонке, потому что она вела себя так, будто мужчина ей злой мачехой приходился и желал всего плохого. Добрым отцом был, конечно, Свобода. Именно поэтому Серега хотел, что он хоть как-то подготовил девчонку к новости. Чтобы избежать вот этого ее взгляда. Но было в поступке Макса и рациональное зерно – так Кристина хотя бы не думала, что он этот план вынашивал уже долгое время, а им соизволил сказать только сейчас. Пусть это и являлось правдой, но лишь отчасти. Через некоторое время вернулась великолепная троица в приподнятом расположении духа. Никита тут же сообщил, что они вполне смогут без приключений выйти из города, но придется сделать небольшой крюк. - Выйдем сейчас – успеем до темноты выйти из города, - добавил он многозначительно – похоже, Свобода сработал надежно, как швейцарские часы. Удивительно даже. - Отлично, - кивнул Серега. – Еще немного. Он развернулся и направился к выходу из помещения. Зашел в один из репетиционных залов, нетронутый ими совершенно. Разбитые зеркала захрустели под ногами как снег в сильный мороз. Трущев подошел к окну, выглядывая на улицу. Редкие мертвяки вяло ползали по проезжей части, не придерживаясь конкретного маршрута. Мужчина уже отвык таких бояться – обычное дело. Страшно, когда их много, страшно, когда наступают на пятки. Одна единственная вещь, которая делала зараженных страшнее даже самых отъявленных террористов – они не умели договариваться. Они не понимали больше человеческого языка, им неведом был страх – ни перед огнем, ни перед оружием. Они никогда не отступали и не пятились назад. Им не было больно и страшно, они не переживали за будущее и ни за чем не гнались. Серега иногда хотел бы перенять эти черты. - Мы все же идем? – раздался за спиной Трущева голос Кристины, дрожащий, острый как осколки у него под ногами. - Да, Крис, идем, - ответил Сережа, прислушиваясь к треску зеркал под ногами девушки. Оно подошла близко-близко, почти дышала ему в спину. - Ты давно решил? – спросила Кошелева, возникая перед лицом Трущева. - Нет, - моментально соврал он, глядя ей прямо в глаза. Кристина поджала губы. При всех ее капризах, она все же понимала, что к чему. Серега видел, как ее миниатюрное тело раздирают пополам чудовищные противоречия. Если к Свободе она привязалась сильнее всего, то вторым в этой очереди был, несомненно, Олег. И как ей, должно быть, было тяжело воспринимать его исчезновение и отсутствие, мысленно закапывая его на два метра под землю. Ждать ежеминутно на пороге этого места, с Даней под мышкой. Еще тяжелее осознавать, что им придется двигаться дальше. Придется похоронить, оставить, сохранив в душе слабо тлеющий уголек надежды на то, что когда-нибудь они еще встретятся. Серега такой уголек у себя в сердце хранил, оберегая его от порывов ветра – он почти потух совсем, но мужчина не позволял ему окончательно погаснуть, не мог себе этого позволить. Семеро одного не ждут – жестокая в их реалиях поговорка, отражающая, однако, всю суть. - Сереж, ну неужели нельзя… еще хотя бы немного? – будто вторя его мыслям, произнесла девушка. - Крис, сколько нет их уже? – вздохнув, спросил Серега. – Сама же передала слова Олега. Отпусти их, мартышка, по крайней мере, пока. Кристина долго молчала. Сережа подумал было, что она злится, и думал так до тех пор, пока не услышал тихий всхлип. В следующую секунду он уже сжимал дрожащие плечи Кошелевой, мысленно удивляясь происходящему. Обычно Трущев был последним человеком, которому Крис пожаловалась бы, но здесь эта выверенная система дала сбой. Но Сережа ее понимал, поэтому остался стоять на своем месте, поглаживая Кристину по спине ладонью. Не заслужила она этого всего. Выйти им пришлось буквально через пару часов. Солнце начинало неумолимо ползти к горизонту, краснея как спелое яблоко. Из города они выбрались, чуть только его алый диск скрылся от глаз. Трущев поднял глаза к небу, обращаясь к кому бы там ни было – видишь эту девчонку? Не дай ей надежду потерять. Никому из нас. Двигались они по стандартной схеме, разве что погода подвела их, заставив задержаться на одном месте несколько дней. Когда дождь только начинал накрапывать, на горизонте не было ничего, кроме однообразных, редких посадок берез, тополей, кленов. Они никак не подходили для укрытия, поэтому ребятам оставалось только идти вперед. Дождь усиливался, а горизонт оставался все таким же чистым. Наконец, промокшие до нитки и абсолютно продрогшие, они наткнулись на крошечный хутор – одна улица, и та казалась покинутой еще до эпидемии. В тех из десятка полуразрушившихся домишек нашлись несколько зараженных, бывших когда-то людьми престарелыми. Им давно пора было отправиться на покой. Дождь лил с такой силой, что казалось, они попали в тропики, что он никогда не кончится, что ручьи, шумным потоком стекающие в овраг за хутором, скоро перерастут в реки, а реки в море. Трущев по морю скучал. Хотелось сейчас сесть на берегу, послушать шум волн, почувствовать, как груз всех проблем сжимается на глазах, становясь маленьким и ничтожным по сравнению с бескрайним простором Черного. Морю на проблемы жалких людишек плевать, у него свои заботы. Но постепенно капли становились все реже, небо – чище. Летнее солнце, выглянувшее из-за туч, принялось безжалостно поджаривать пропитавшуюся влагой землю. Было невыносимо душно, а воздух, казалось, можно было пощупать руками. Но они решили идти дальше. Двигаясь в этом воздушном киселе, они шли вдоль дороги, прячась иногда в тени деревьев. Они мало говорили, совсем не говорили о том, что произошло и о том, что ждет их впереди. Они немного сошли с намеченного пути, держась небольшой рощи уходящей прочь от дороги. Они старались каждую ночь двигаться в стороне от проезжей части – в этом не было никакого смысла, ведь машины стали большой редкостью, но осторожность диктовала свои правила. Они все еще шли по роще, постепенно все сильнее сближаясь с дорогой. Практически вышли на обочину, когда Серега услышал рев мотора, который невозможно было спутать ни с каким-либо другим звуком. Раскатами грома он разносился по местности, заставив всех ребят замереть на месте, озираясь по сторонам. Первым инстинктом Трущева было «бежать». Прятаться. Мало ли кто управляет машиной, внезапно встретившейся на их пути. Но прятаться было некуда – деревья, пусть и покрытые зеленой листвой, не подходили для этих целей, а если побежать – привлекут внимание. - Стоим на месте, ребят, - произнес Серега, машинально подняв вверх руку в останавливающем жесте. Все замерли, всматриваясь в приближающуюся к ним машину – большой грузовик, который грозился пронестись мимо них на всех парах. На крыше мужчина заметил чью-то фигуру, одетую в черное. До боли знакомую позу, манеру себя держать. Трущев, едва заметно покачал головой – спятил совсем. Разбередила Кристина в нем старые раны, которые только-только начали затягиваться. Она их задела слегка, а сам Сергей расковырял окончательно, вспоминая с тех пор о своих друзьях, пути с которыми разошлись слишком давно. Вновь перебрал в голове тысячи исходов, снова винил и оправдывал себя, мысленно то раскапывал, то вновь забрасывал землей воображаемый ряд могил. Он опустил глаза вниз, рассматривая почву под ногами. Листья, ветки поломанные. - Останови машину. Стоять! И вы тоже – стоять! Да нет, бред какой-то. Голос звонкий, надрывный, отдавался у него в голове белым шумом. Сережа вдруг вспомнил мифы о древнегреческих сиренах, которые завораживали моряков своим великолепным голосом, заставляя их прыгать за борт, а потом утаскивали на дно и сжирали. Они пели голосами тех, кто морякам был дорог, сводили их с ума, заставляя идти на верную смерть. Трущев чувствовал себя таким моряком. - Что делать будем, Серый? – задал резонный вопрос подоспевший Никита. - Стоять, - бесцветным голосом отозвался Серега. – Ты бежать предлагаешь? Некуда. Машина, тем временем, остановилась. Из неё вышли сразу несколько человек, целая толпа. Все в черном, они будто сгусток темной энергии, направились в сторону ребят. Серега смотрел и не видел ничего перед собой. Он будто застыл, впал в сонный паралич, испытывая наяву какие-то галлюцинации. Зрение никогда не подводило Трущева, но сейчас он думал, что глаза его обманывают. Мозг отказывался верить в то, что он видел. Этого просто не могло быть. Шанс один на миллион, и Вселенная решила вкинуть его прямо сейчас? Максим, кажется, единственный понял, что происходит. Он смотрел по очереди то на толпу, то на Серегу, а потом, подхватив его под руку, вывел вперед, прикрывая ими остальных ребят. Он заметил в руках незнакомцев оружие. Но такими ли были они незнакомцами? - Олег! – радостный крик Кристины прервал тишину, но Сережа ее не слышал. От толпы отделился Терновой, волоча за собой прихрамывающего Даню, и их тут же утащили ребята, отступая куда-то за спину Сереги. Максим проводил их взглядом, но остался стоять подле него, внимательно разглядывая остальных подошедших людей. Они остановились в паре метров. Девушка, несколько парней – ничего необычного. Да только Трущев будто призраков увидел. Он стал похож на маленького мальчика. - Блять… - послышалось с его стороны. Девушка опустила оружие, прикрыла рот рукой, судорожно хватая носом воздух. За ее спиной послышался нарастающий гул голосов – они будто тоже не верили в происходящее. Все это длилось какие-то доли секунды, но казалось, что время притормозило, натягиваясь на стрелки часов чем-то тягучим. - Придурок… - девушка едва разборчиво всхлипнула, тут же бросаясь Трущеву на шею. Всхлипы переросли в настоящий плач, а Серега стоял и смотрел перед собой, скорее чисто машинально обхватив ее тонкую талию руками. – Откуда ты взялся вообще? Мы думали ты умер, похоронили тебя уже. Трущеву бы что-то ответить, но он молчал, пытаясь бороться с комом в горле. Почему-то хотелось выть, громко и отчаянно. Размытым взглядом он скользил по таким родным лицам, считая их и пересчитывая. Все ли живы? Потом одергивал себя – они живы, понимаешь?! Живы? Его едва не сбила с ног разношерстная толпа. Он слышал свое имя, сопровождаемое отборным матом, возгласы неверящие и радостные, а сам не мог сказать ни слова. Он расклеился и размяк, и будто раскололся в тысяче мест, хотя должен был почувствовать себя целым. Но все же… вроде и не было этого года. - Вы че, типа живые все? – раздался откуда-то со стороны голос Максима – хриплый слегка, с чего бы? Живые. Твою мать. Серега, наконец, начал оживать. Похлопал кого-то по плечу, посмотрел в лица друзей прояснившимся взглядом. Он очень надеялся, что все это ему не снится, что он не откроет глаза через несколько минут, проснувшись в очередном помещении, надолго заброшенном людьми. Он такой сон видел тысячу раз. Больше не хотелось.