Мороз по коже

Внезапный порыв ветра подхватил опавшие сухие листья и закружил их над землёй в пылевом вихре. Мерцающие в свете закатного солнца песчинки и клочки пыли казались сотканными из золота. Невесомые, они взмывали вверх и также плавно опускались вниз, смешиваясь с грязью и болотным илом. Это зрелище завораживало, и можно было потратить неприлично много времени только на то, чтобы погрузиться в себя и с упоением разглядывать причудливые узоры, создаваемые самой природой. Красота была везде. Дана видела её в покосившихся хижинах с закопченными провалами окон, на которые сквозь кроны деревьев падали косые солнечные лучи, в зеленоватых облаках, затягивающих алый небосвод, даже в кольях, торчащих прямо из земли: они напоминали ей врата Оргриммара и клыки сказочных чудовищ. Назмир уже не казался воплощением ночных кошмаров. К сожалению, переосмысление всего происходит лишь в конце собственного пути. Данари заулыбалась. — Осталось совсем немного, — заговорила сестра. — Скоро всё закончится, и мы снова будем вместе. Как раньше. Её появление казалось не более обыденным, чем восход солнца, или патрулирующие территорию тролли. Надсмотрщики проходили мимо дважды в сутки, и за время, проведённое на острове, можно было научиться предугадывать их приход с точностью до минут. — Ты хорошо держалась, — Аллари протянула руку к её лицу, но Данари почувствовала лишь дуновение прохладного ветерка на своей коже. — Я горжусь тобой. — Я… — выдохнула она осипшим от долгого молчания голосом. — Крупно облажалась… Да? — Нет, ты всё делала правильно. От и до, ты во всём права. Она видела зелёные глаза сестры, и впервые за много лет они были без той пугающей чёрной повязки. Аллари смотрела на неё с любовью и грустью, и вдруг очень хотелось заплакать. Но слёз почему-то уже не было. — Жаль, что ты всего лишь сон. Я скучаю… — Это совсем не страшно, — успокоил появившийся вместо неё Гроун. — Ну, то есть, вначале страшно, конечно. Но потом уже нет. На его теле тоже не было ни капли крови, и ничто не напоминало о том, что с ним произошло. — Хотя я, если честно, зол на тебя… — нахмурился он, но совсем скоро морщинка между бровями разгладилась, и тролль покачал головой. — Был. Но теперь-то ничего не поделаешь, вот как… — Мне жаль, — сиплый шёпот обжёг пересушенное горло. Во рту давно было сухо, как в пустыне, и лишь капли крови с прокусанных губ иногда позволяли ощущать на языке тёплую солоноватую влагу. Гроун вновь кивнул. Они оба знали, что это ложь. Данари вымученно улыбнулась. Но пришёл не только он. Весело помахал рукой малыш Харт, много лет назад сорвавшийся со скалы в Дуротаре — разбился насмерть. Кажется, с тех пор госпожа Баттлвейл запретила своим подопечным выбираться в Дуротар, однако сироты всё равно находили способ обойти этот запрет. Харт был одним из немногих, кто не донимал сестёр издёвками за принадлежность к другой расе, и Данари очень горько и долго оплакивала его гибель. Удивительно, что в этом измерении он так и остался ребёнком. Неужели там, куда она скоро отправится, времени не существует? Были и другие. Рыжеволосый мальчишка син’дорай с праздничного карнавала, подаривший ей белую лилию. Он появился в её жизни всего один раз, на Сад чудес. Ослепительно улыбаясь, юноша сорвал цветок со своей забавной шляпы и вручил онемевшей от робости девчонке. Торжественно провозгласив Данари своей леди, он ушёл и больше никогда не появлялся в её жизни, однако это не помешало ей много лет подряд хранить в своём сердце его образ и писать любовные письма, полные трагизма детской влюблённости. Конечно же, они не были отправлены и бережной стопкой хранились в тайнике, пока их не обнаружил кто-то из шайки Гроуна. Тогда Дане казалось, что её сердце разбито вдребезги, но писать об этом она больше не решалась. Мальчишка поклонился ей, галантно прижимая руку к груди. Был и ворчливый орк из хлебной лавки, часто угощавший сирот вчерашней выпечкой и сыром. С ним рядом стояла широкоплечая орчиха из приюта. Она была всего на год старше и иногда заступалась за Данари, когда мальчишки заходили слишком далеко в своих проделках. Однажды вечером сын кожевника позвал её за ворота, и больше её никто никогда не видел. Кажется, её звали Тильдой. Дана видела множество знакомых лиц. Призраки окружили её плотным кольцом. Каждый пытался что-то сказать, но слова смешивались друг с другом и тонули в окружающем гуле. Она хотела закрыть глаза, но вдруг её внимание привлёк высокий эльф крови, стоящий поодаль. Красными были его одежды и ослепительно белыми длинные волосы, разметавшиеся по плечам. Данари точно никогда не встречала его раньше, и всё же что-то не позволяло отвести взгляд от этого до странности знакомого незнакомца. Он не делал попыток подойти ближе или заговорить. Поймав её взгляд, син’дорай склонил голову и улыбнулся. Едва заметно, уголками губ, но ей вдруг стало до странности спокойно. На его щеках обозначились ямочки — совсем как у Аллари, и Дана не удержалась от ответной улыбки. Безмятежность заструилась по венам, и она, наконец, закрыла глаза. А затем пришли тролли, которые уже были настоящими. — С кем ты разговаривала? — на вполне сносном всеобщем резко поинтересовалась крупная женщина, чьё лицо скрывал потрескавшийся череп берегового падальщика. Из тёмных провалов глазниц пытливо глядели чёрные глаза. Казалось, они состояли из одних огромных зрачков. Верховная ма’да Атина. Дана научилась немного разбираться в местной иерархии и теперь без труда узнала самую свирепую предводительницу клана назмани. С ней были и другие женщины, чьих имён она не знала. — Отвечай. — С призраками. Я видела мёртвых. Кто-то перевёл её ответ. Женщины грубо расхохотались. — Ты не увидишь их после смерти. Твоя душа принадлежит Г’ууну, и после того, как мы прольём твою кровь, ты растворишься в бездне. — Что означают эти руны? — раздражённо поинтересовалась ма’да, когда Данари никак не отреагировала на её слова. В ее предплечье упёрся наконечник сучковатого посоха. Дана с трудом опустила мутный взгляд. Её кожа под здешним солнцем приобрела тёмный оттенок, на котором отчётливо выделялись белёсые шрамы, оставленные кинжалом чернокнижников. Несколько пар глаз с интересом уставились на её руки и плечи. Прежде, чем она успела ответить, одна из женщин сорвала её рубаху, уже превратившуюся в лохмотья, открывая чужому взору обнажённую грудь и живот. Назмани разглядывали её, словно куропатку, которую вот-вот собирались отправить на вертел. Данари поморщилась, но больше от боли, чем от смущения. Ткань, присохшая к ранам, практически срослась с кожей, и резкий рывок вновь открыл их. По спине неприятно поползли тёплые капли. — Боюсь, вы опоздали. Кажется, мою душу продали кому-то другому, — оскалилась она, не в силах отказать себе в последней дерзости. Секундный триумф, когда лица троллей исказила злоба, оказался блистательным, но коротким. Когда на неё обрушились яростные удары, Данари уже не была уверена, что последняя дерзость оправдывала свои последствия. Тролли били её острыми палками, целясь в наиболее уязвимые места. Вновь хлынула кровь. Вновь в голове родилась мысль, что эта боль вскоре сведёт её с ума, хотя порой Дане казалось, что это уже давно произошло. Она больше не кричала. И, наверное, почти не ощущала своего тела. Изломанное и маленькое, оно лежало в луже крови, ручейками расползающейся по сухому песку. А Данари была запредельно далека отсюда. Она растерянно разглядывала маску ма’ды. Атина с поразительным хладнокровием наблюдала за тем, как её подданные расправляются с пленницей, и Данари видела в её чёрных глазницах отражение ночного неба. Таким оно было в степях. Без единого облака, и при этом пронзительно-чёрного цвета, словно ещё не застывшая краска на холсте художника. — Ты можешь смотреть на меня только если я позволю тебе, — прохрипела ма’да, явно раздосадованная её молчанием, и следом острый конец узловатого посоха вонзился куда-то пониже лба. Раздался отвратительный хруст. Вскрикнув, Данари в какой-то момент поняла, что больше не видит Эйлиана, который только что лежал рядом с ней. Он вдруг внезапно исчез. А с правой стороны разливалась чернильная тьма, как будто кто-то потушил свет. Инстинктивно Дана зажала глаз ладонью, и кончиками пальцев ощутила на его месте кровоточащий провал. Осознание произошедшего пришло почти мгновенно. Ещё до того, как в груди всё заледенело от страха, она закричала. Громко, надрывно, зарывшись лицом в пыльную землю. Это больше напоминало леденящий душу вой, перекрывающий собой все остальные звуки. Вскоре крик оборвался. То ли в груди закончился воздух, то ли осипшее горло физически больше не могло пропускать ни звука. Но она ощутила, как всё поменялось. Тролли, только что готовые забить насмерть своих пленников, бросились в рассыпную. — Дана… — раздался прямо над ухом голос Эйлиана. — Кто-то напал на них. Все ушли. Слышишь? Нужно тоже уходить, пока нас не хватились. — Эл, я ничего не вижу, — всхлипнула она. — Где ты? Почему я не вижу тебя? — Вставай. Попробуй встать, пожалуйста. Но Данари больше не слышала его, продолжая лежать на животе, поджав под себя колени. Вокруг что-то происходило. Звуки битвы становились всё ближе. Зловещие песнопения назманийских шаманов то и дело прерывал лязг и грохот стали, а голос Эйлиана утонул в чужом яростном окрике. — Не щадите никого! Сожгите этих тварей к бесовой матери. — Там столбы с пленными… Может, есть кто из наших? — послышался женский голос. — Не думаю, там одни мертвецы, — вмешался третий, судя по рычащим интонациям — орк. — В этой дыре не выживают. Незнакомцы разговаривали на всеобщем. Их голоса, топот копыт и тяжёлая поступь лап ездовых животных звучали всё ближе. Нужно было подняться, привлечь к себе внимание, сделать хоть что-то, чтобы ухватиться за этот призрачный шанс выбраться отсюда. Но сил на этот последний рывок уже не оставалось. Сжавшись, Дана лежала на земле, зажимая ладонью то, что осталось от правого глаза, и постепенно понимала — её борьба закончена. Теперь от неё не зависело больше ничего. — Разбежались, как крысы, — ворчал орк. — Наверняка приведут остальных. Надо убираться. — Стойте. Кажется, там есть живые. Если это тролли, я добью их, — отозвалась женщина, и внутри затеплился слабый огонёк надежды. — Я сам посмотрю, — перебил её мужчина. Его низкий, лишённый эмоций голос казался поразительно знакомым, словно Дана уже где-то слышала его раньше. Но где? Должно быть, ускользающее сознание решило сыграть с ней последнюю шутку. Шаги приближались. Кто-то опустился рядом и осторожным, но уверенным движением перевернул Данари на спину. Она застонала от боли и приоткрыла здоровый глаз. Все расплывалось, но усилием воли ей удалось сфокусировать взгляд на лице человека, который склонился над ней. Дана узнала его. Не оставалось никаких сомнений. Из-под капюшона тускло поблёскивали два красных огонька и, казалось, они могли заглянуть в самые потаённые уголки души, выворачивая её наизнанку. Но сейчас ей уже не было страшно. — Жрец в сознании, может говорить, — доложил подошедший орк. — А эта, кажется, не жилец. Несмотря на её сопротивление, мужчина мягко отвёл ладонь, которой Данари зажимала правый глаз. Он осмотрел рану тем же отстранённым взглядом, и ни один мускул не дрогнул на его бледном лице. Могло ли оно вообще выражать хоть что-то? — Добить? Всё равно не доедет до лагеря. Что думаешь, Натанос? Мужчина, которого орк назвал этим странным именем, отстранился, и Дана, не помня себя от страха, обеими руками ухватилась за его ладонь. Она была холодной, словно лёд, но сейчас никакая сила не смогла бы заставить её разжать пальцы. Натанос едва ощутимо дёрнулся, но не сделал попыток высвободить руку. — Это чернокнижница из наших отрядов, — наконец, сказал он. — Да и бес бы с ней, — проворчал орк так, чтобы Данари услышала его. — Она воевала за нашу королеву, — возразила женщина. — Орда не бросает своих. Так ведь, Натанос? Отрекшийся помедлил с ответом, словно решая для себя какой-то невысказанный вопрос. Наконец, он вновь обернулся к Дане, которая продолжала отчаянно цепляться за его ладонь. — Идти сможешь? Она быстро закивала. Затем усилием воли попыталась подняться, но ноги предательски подкосились, и Данари точно рухнула на землю, если бы не рука Натаноса, на которую он терпеливо позволил ей опереться. — Если доживёшь до рассвета, считай — тебе крупно повезло. Дана снова кивнула. Ледяной комок безысходности, зародившийся в груди, вдруг начал оттаивать, и она мысленно поклялась, что сделает всё возможное и невозможное, лишь бы дожить до рассвета и не подвести ожидания человека, который подарил ей этот шанс на жизнь. Должно быть, на её лице отразилось отчаянное упрямство, потому что больше никто не высказался о своих сомнениях, даже когда Дана несколько раз чуть не выпала из седла. Натанос посадил её вперёд, но ноги настолько ослабли, что ей не удавалось достаточно крепко сжимать ими круп лошади, оказавшейся на удивление покорной. Данари только потом заметила, что та тоже была мертва. Даже то, что она до сих пор не одета, стало ясно то ли когда на поляну высыпали остальные бойцы отряда зачистки и некоторые из них пристально уставились на обнажённую эльфийку, то ли когда её плечи укрыл широкий плащ. Кажется, ее так сильно бил озноб, что Дана начала заваливаться набок, но чужие руки вновь удержали её от падения. — У вас что-то было с собой? — сквозь непрерывный шум в ушах послышался голос Натаноса. — Оружие… — прошептала она. — Вещи. Наверное, их уже нет. — Обыщите лагерь, — приказал он кому-то. — И возвращайтесь в Зул’дазар. Нам больше нечего здесь делать. Дана уже знала, что над этими проклятыми всеми богами болотами никто не летает, и всего один или два распорядителя шли на риск и за неприлично большую сумму могли организовать перелёт в другие части острова. Поговаривали, будто они не задерживались долго на одном месте, чтобы запутать следы, но Натанос уверенно вёл отряд к южной границе. Немёртвая лошадь никак не отреагировала на ещё одного всадника. Она ловко обходила все встречные препятствия и словно чувствовала своего хозяина на каком-то ментальном уровне. Отрекшийся практически не касался поводьев. Они шли достаточно долго. За это время Данари несколько раз проваливалась в темноту, но, помня данное себе обещание, из последних сил выныривала на поверхность. Унылый пейзаж болотистой местности так и не сменился даже за несколько часов пути. Дане казалось, что их окружали тролли. Среди руин ей чудились мелькающие силуэты и горящие жёлтые глаза. Она вздрагивала от каждого шороха. В воздухе разливался удушливый зной, но её трясло от холода. Когда видения воспалённого разума становились практически неотделимы от реальности, она прислонялась плечом к сидящему позади Натаносу. Наверное, его это раздражало. И он уже тысячу раз пожалел о том, что спас пленных син’дорай, но Данари ничего не могла с собой поделать. Она уже почти ничего не видела, и ей было необходимо физически ощущать его присутствие. Ведь это означало, что кошмар действительно закончился. — До руин осталось меньше часа пути, — наконец, объявил Натанос. — Забар занимается перелётами в Дазар’алор. Там вам помогут. — Не знаю, как я смогу отблагодарить… — Не беспокойся, это мы обсудим отдельно, — ей показалось, что он усмехнулся. — Постарайся не умереть до конца пути. — Кажется… Сил больше нет… — Дана закашлялась, поборов очередной приступ накатившей тошноты. — Есть, — уверенно сказал он. — Иначе я буду весьма разочарован, что потратил столько времени впустую. Поэтому, будь любезна взять себя в руки. И она терпела. Когда отряд добрался до руин Зул’джана и Натанос договаривался с распорядителем, Дана тряслась как осиновый лист, но упорно стояла на своих ногах. Кто-то передал ей флягу с водой, и она жадными глотками осушила её до дна. Чуть позже, когда в ближайших кустах её рвало этой водой, смешанной с собственной кровью, Дана твердила как мантру — «возьми себя в руки». Как бы больно или плохо ей ни было, пережить последний отрезок пути — самое малое, что она могла сделать в благодарность за это чудесное спасение. Обнаруженный перевозчик согласился переправить отряд в Дазар’алор, и в общем гуле голосов вокруг Дана разобрала слова «еще немного осталось». Ее накрыло такой волной облегчения, что хотелось плясать от счастья, но от изнеможения она не могла даже говорить. А сказать хотелось многое: ещё раз поблагодарить своего спасителя и вообще всех, кто волею счастливого случая оказался в этой экспедиции. Но, похоже, внутренние резервы истощенного организма окончательно подошли к концу, и она провалилась в мутное беспамятство, перемежающееся редкими проблесками. Сам перелёт Дана почти не помнила. Кажется, кто-то привязал её ремнями к седлу терродактиля. Странные, невиданные ранее рептилии взмыли вверх, рассекая своими мощными крыльями воздушные потоки, а ей чудились бескрайнее море и корабли, плавно покачивающиеся на волнах. Солнечные блики отражались от стальной глади неспокойных вод так ярко, что на них становилось больно смотреть. Пронзительно вскрикивали чайки. И не было конца этой безмятежности, словно Дана навсегда застыла в ней невесомым облачком морской пены. Иногда чувства возвращались к ней и она снова выныривала в мир, полный приглушённых звуков и непрекращающейся боли, но почти сразу же с наслаждением проваливалась обратно. Здесь время текло по каким-то своим законам, или же его не существовало вовсе. Но в итоге реальность оказалась ближе, чем казалось. В глаза ударил яркий свет. Данари тихо застонала. — Очухалась, — послышался совсем рядом грубоватый оклик. — Эй, не засыпай. Ты меня слышишь? — Да, — машинально выдохнула она, не до конца осознавая происходящее. — Где я? — В лазарете Дазар’алора, — последовал лаконичный ответ. — Ваша Орда заключила союз с нашим королём только чтобы прибавить нам работы, — проворчал тот же голос, уже обращаясь к кому-то другому. Перед глазами относительно прояснилось, и Данари удалось осмотреться. Она находилась в светлой комнате с высокими потолками и одинаковыми койками в ряд, напоминающими казармы. Здесь остро пахло травами и спиртом. — Ты помнишь своё имя? — троллиха с необычно раскрашенным позолотой лицом присела на край койки, расправив складки на своём одеянии. — Чем занимаешься, сколько лет, откуда… — Данари Шёпот Бездны, — сглотнув ком в горле, уже твёрже ответила Данари. — Чернокнижница из Оргриммара. Мне… я не знаю. Сейчас ещё август? — Уже середина осени. — Значит, мне двадцать два. — Чудно, — хмыкнула лекарь, делая какие-то заметки на листе пергамента. — Сознание сохранено. Значит, встанешь на ноги и можешь уходить. — А что… — Да, глаз спасти не удалось, — грубовато перебила она. — Извиняй. Вот, возьми, перевяжись лучше. На кровать упал тонкий отрез чёрной ткани. Рука сама потянулась к правому глазу, но пальцы нащупали лишь край зияющей глазницы, едва покрытый зарубцевавшейся кожей, отозвавшийся тупой болью в ответ на неосторожное касание. — Ты это, не расстраивайся, — неожиданно сжалилась троллиха. — Мужик твой тебя и такой примет. А если нет, так пускай катится восвояси. Лучше матери напиши. Мы тебя с того света вытащили. Волнуется небось. Данари кивнула, не желая пускаться в никому не нужные объяснения. Новость о собственном увечье она восприняла стоически. Еще в Назмире можно было догадаться, что произошло нечто непоправимое. В конце концов, это всего лишь глаз. Придётся привыкнуть. Старая троллиха что-то ворчала про бестолковую молодежь, пока Дана непослушными пальцами завязывала узел на затылке. Ширины повязки оказалось достаточно, чтобы скрыть то, что осталось от правого глаза. От предложенного зеркала она отказалась. Может быть, в другой раз. — Как заживёт, ступай к Сешули. Она делает отличные протезы, от настоящих не отличишь. — Со мной был кто-то ещё? — спросила Данари, оглядываясь по сторонам в поисках Эйлиана. Все койки оказались заняты ранеными, но жреца среди них не оказалось. Тревожное предчувствие сжало грудь стальными тисками. — Здесь постоянно кто-то есть, — фыркнула троллиха. — Мне почём знать? — Мы были вдвоём. Должны были быть… Но она уже не слушала, удалившись по своим делам. Дана твёрдо решила расспросить кого-нибудь ещё, но тут её взгляд зацепил сложенный пополам листок пергамента, выглядывающий из-под подушки. Может быть, он сможет рассказать ей больше, чем местные недружелюбные обитатели? Письмо действительно предназначалось ей. Но, к сожалению, несколько строк, выведенных аккуратным почерком, лишь породили новые вопросы и не дали совсем никаких ответов. «С возвращением. Пришло время обсудить моё предложение, от которого ты не сможешь отказаться. Жду тебя в порту» Сердце тревожно забилось быстрее. Перечитав послание несколько раз, Данари бережно сложила листок и усилием воли заставила себя присесть. Одежда. Ей срочно была нужна одежда. — Где мои вещи? — Ушли вместе с тем, кто тебя сюда притащил, — угрюмо ответил кто-то из лекарей. Короткая льняная роба, которой в лазарете снабжались все пациенты, едва прикрывала бёдра, хотя, кажется, сейчас даже это не остановило бы Дану в своём решении уйти. Но, к счастью, на стуле оказался плащ. Тот самый, в котором она покинула Назмир вместе с немёртвым всадником верхом на немёртвой лошади. — Я ухожу. Ноги дрожали. Скулы горели лихорадочным румянцем, и мир предательски качался и дрожал. Никто не обратил на неё внимания. Вряд ли бы тролли захотели остановить полусумасшедшую эльфийку, даже попытайся она покинуть лазарет ползком, и всё же Дана была рада, что никто ей не препятствовал. Первый шаг взорвал внутри дремлющую боль, которая обрушилась на неё огненным штормом. Второй пришлось вытерпеть, до дрожи сцепив зубы. Третий пошатнул её уверенность дойти хотя бы до двери. А четвёртый открыл второе дыхание, и стало легче. Данари расправила плечи и переступила порог. В такт с бешено бьющимся сердцем пульсировала ненависть и жажда мести, придавшие новых сил. И кое-что ещё. Запахнув плащ, Данари отправилась в порт.