Уксус

      Поиски затягиваются, сходят на нет, энтузиазм пропадает. Бэтмен возвращается домой: подправить здоровье, если получится, и подумать. Расставить все точки над «i», проработать дальнейший сюжет действий.       После фееричного огненного шоу Готэм продолжал жить, будто это было лишь маленькое недоразумение, пустяк, который может случиться в любой день. Затянувшаяся программа: террор, смерти, материальные потери, поощрительные призы фонда Уэйна, занавес, тишина и заново. Десятки подобных показательных выступлений от каждой нарциссической натуры из коренной элиты города. Как же их много накопилось, у каждого свои придирки. Одному хочется устроить глобальный квест и прокачать всем мозги. Другому ― наслаждаться фобиями. Третьему делать одновременно какие-либо две вещи, неважно какой природы, но главное две, ни больше, ни меньше. Еще одному устроить зимние каникулы, кому-то собрать налоги. Дамам заняться садоводством или избавится от лишнего антиквариата. И всем мало. Всем хочется показать себя, выпендриться. Как и команде «Д», как их называет Джокер, подразумевая под «Д» ― «дебилы». Довольно оправдано. Пиромания слишком просто, конечно изящно, но в неумелых руках скучно. К ним он относит всяких второсортных, низший класс в этой уголовной цепи питания. Дождевые черви и бактерии и то будут повыше. Когда Брюс сидел пред телевизором и услышал в новостях о виновниках фаер-шоу, тихо рассмеялся. Светлячок и Мотылек Убийца. Хуже плохого анекдота.       Треть района выгорела, но каким-то волшебным образом обнаружилось всего двадцать три потерпевших, включая подбитых не по вине насекомых-неудачников в вертолете и пару голубей, которые не успели улететь и заживо запеклись. Но Бэтмен всё равно зол за распотрошенные украденные тела из морга и больничный Райдера в отделении для «очень тяжелого состояния» после встречи со снарядом базуки. Все остальные в тот момент находились на городском фестивале. Нужно обладать небывалым умом, чтобы просчитаться с выбором места проведения масштабного поджога. Может быть, они на это только и рассчитывали. Со временем такие печальные события, даже с небольшими потерями, по сравнению с предыдущими, переживаются не так сильно. Или просто с годами принципы не стали работать, или разум сломался ещё там, в переулке, и тревожное давление лишь усиливало этот раскол, или мир давно для него представляется чем-то бездушным и иллюзорным.       Многие остались без дома и работы. В Готэме таким никого не удивишь. Фонд Уэйна, как и обычно, всё выплатил после эмоционального всплеска очередных ненормальных. Нет, правда, что этой выходкой они хотели доказать? Что тоже имеют место под пятном света бэт-сигнала? Здания молниеносно отстраиваются, люди привыкают к переменам в ожидании следующей маниакальной фазы. Цирк уродов ещё не закончен.       Небо заливается красным, с подтеками вишневых вытянутых облаков. От запаха кофе уже изрядно тошнит. Густого без сахара с малой долей молока ― то, что нужно, чтобы усовершенствовать затянутую язву желудка. Выходить во время восстановления босиком на холодный каменный балкон в одном халате и нижнем белье встречать закат с кружкой теплого смрада стало для Брюса неким ритуалом. Ждать захода светила и идти, конечно, «идти» громко сказано, скорее ковылять, куда-нибудь лежать. Хронически больные коленные суставы, напоминавшие о себе после раздетых прогулок по окрестностям поместья опять же босиком, напоминали о себе. Альфред при любой возможности старался смазать их разогревающими мазями или растереть анальгетики, добавив их в сэндвич или гадкий кофе Уэйна, потому что его подопечный отказывался от всех этих плацебо и вообще игнорировал боль, продолжая простужать болячки, выходя на улицу с тростью, как убогий с клюкой. Тело хотело всячески наказать Брюса за все юношеские прыжки с окна второго этажа и изящные удары, используемых во всех техниках ведения боя. Дырявая печень тоже вносила свою лепту, расплываясь резкой болью по всем мышцам. Иногда он путал этот приступ с другими атакующими органами.       Вот оно наследие великого героя, мужественного рыцаря Готэма, с сильным духом и слабым невечным прахом, свойственным всем смертным. Остается лишь лежать на каждой горизонтальной поверхности поместья, считая инеи скамейки в саду и сырую траву, проводить ужины в обществе душевных разговоров Альфреда и скотча, от бессонницы после совершенного ритуала снова выходить босиком на холодный каменный балкон уже без злосчастной кружки и смотреть вдаль, не думая ни о чём. Стоять и ждать, пока кожа покрывается мурашками, ступни окоченевают, из-за чего икры покалывает тягучая судорога и только после этого ложится под одеяло, оставляя балконную дверь открытой.       Воцаряется время для шумных, порой липких, размышлений. До полуночи нужно расставить все точки над «i», проработать дальнейший сюжет действий и лишь, потом погрузится в сон, чтобы спустя четыре и если повезёт шесть часов начать всё заново.       Сейчас Брюс лежит на кровати. Он проделал долгий путь, сделал много дел, добираясь до неё, в надежде наконец-то восстановиться, выспаться. Бэтмен понимает, что и в этот раз ему вряд ли удаться приблизиться к желаемой бодрости и возвращению в реальность. Оттого он не менее желаемо напряженно вдавливается в кровать, изогнув шею. Ощущает формирующийся вакуум между ним и простыней, когда двигается чуть назад, стараясь не отрывать торс, заставляющий ещё сильнее вжаться. Чувствует тепло и неудобство, образующееся возле натянутого матраса и члена. Кровь заливает лицо и уши, становится невыносимо душно, несмотря на распахнутую балконную дверь. Ему хочется прикоснуться к себе, но он лишь сильнее сжимает руками подушку, в которую шумно пышет носом, скомкивает одеяло, движется резче, из-за чего головка начинает зудеть от частого соприкосновения с хлопковой тканью, как с теркой. Вдоль позвоночника и лопаток на халате отпечатывается потный крест, волосы липнут ко лбу, лишняя выделившаяся соль разъедает внутренние стороны локтей и брови, взывая расчесать их до крови, лишь бы избавиться от неё. Кровь разогрела больные колени лучше всяких мазей, печень томно пульсирует, кольцами собираясь возле огнестрельного ранения. Продолжает шумно пыхтеть и ломать себе член об твердый матрас. Пока не чувствует как холодная капля пота медленно не стекает по краю ушной раковины, будто её кто-то облизал, пока морозный воздух не просачивается через оторванный торс, остужая разгоряченный орган, пока Бэтмен не кусает подушку, прокусывая губы до крови, ощущая вместо своей чужую. Кончает.       Смотрит неотрывно на ножку светильника, стоящего на прикроватной тумбе в темной ночи комнаты. В трусах липко, запускает руку, чтобы ощутить более достоверно, насколько именно сперма склизкая. Так лень подняться и хотя бы стащить с себя грязное бельё. Лежит, восстанавливает дыхание. Сегодня даже доходит до душа и смывает с себя все выделения. Не обливается ледяной водой в конце, ему и так холодно внутри в последнее время. Вытирается полотенцем, прислоняя несколько раз, как губку, чтобы успокоить мышцы и немного снова согреть быстро съёжившуюся кожу, ерошит мокрые волосы. Забирается под одеяло, убирая под себя все дыры, через которые можется просочиться холодный воздух. Тело подрагивает, покрывшись гусиной кожей, так непривычно в последнее время испытывать всё это. Трется ступнями об матрас, растирает предплечья. Контраст прохладного сухого одеяла и чуть нагретого уставшего тела. Засовывает подбородок в свою мышиную берлогу и закрывает глаза.       Ему кажется, что он уже никогда не согреется, никогда не выспится.       Была возможность лечь раньше. Устоявшийся порядок вещей трудно сломать. Вспоминает свою воображаемую папку, в которую он все эти ночи складывал маленькие кусочки зацепок. Там набралось достаточно материала, чтобы вспомнить и закрепить. Бессонный мозг смешал всё в кашу абсурдности, поэтому раскладывать по полочкам и фильтровать текст бессмысленно. Итак…       Брюс, понимает, что влюблён в жестикуляцию Джокера, его аристократично оттопыренный сломанный мизинец, вытянутую шею с живыми венами и сухожилиями. В ласковую улыбку, изогнутую в волне синусоиды, со шрамом над желанными губами. В витиеватые волосы, которые нежесткие, негрязные, всегда ухоженные и гладкие, иногда бывает взрыв на макаронной фабрике, но и он притягателен. В природе яркость ―признак опасности, смерти. В мире людей фриков тоже никто недолюбливает, кроме Бэтмена, и они, зная об этом, так и лезут отовсюду, но он уже давно выбрал для себя ядовитую гадюку. Ему нравится броскость в каждом образе Джокера. Классический фиолетовый, дорогой шелковый халат с ручной вышивкой или что-то необычное: королевская мантия с горностаем и спортивными брюками или перьевой карсет танцовщицы кабаре. Опьянен его сладким тягучим альтом, его простым хехеканьем гиены, подражанием рычанию и горловому хрипению дикой миниатюрной собачки, хмуростью со складками на переносице, вздутыми от злости венами на шее и лбу, едкими оскорблениями, сухостью в общении, одновременной бесчувственностью и чуткостью, хладнокровностью. Руками в крови, шрамами, криво сращенными от бесчисленных переломов костями, кожей, выразительными большими глазами с пушистыми бледно-зелеными почти белыми ресницами, цепкими флиртами, задумчивостью, парфюмерией цветущего сада, сутулой походкой, вредной привычкой. Он такой разный: бывает хохочущим психопатом-убийцей для мещанской публики, грубым, ворчливым и злым, жеманным и кокетливыми, таким искусным угодником, как классическая элитарная музыка. Отдельно можно говорить о его тактильных жестах. Может затыкать выпяченными указательными пальцами, обхватить со спины, медленно передвигая ладони на ягодицы, смачно сжимая упругие мышцы через прочную броню костюма. Со стороны выглядит всё нелепо и по-детски, когда Джокер слёту прыгает на руки Бэтсу, обхватывая ногами талию и томно что-то шепча, кротко лакая языком маску. Брюсу приятно такое вульгарно раскрепощенное внимание, хоть оно и является диким и глупым. Но всё-таки приятно, если тебе кто-то смачно кусает мышиные уши, вцепившись ногтями в спину, или водит ножом с засохшей кровью по контурам губ.       У Джо не вытянутое лицо, не острый омерзительно длинный подбородок и нос не с горбинкой. У него большие глазные яблоки и крошечный шрам, неизвестного Бэтмену происхождения (кто-то успел оставить до него), над верхней губой, много рубцов на руках от сигарет и спичек, он маскулинный. Если говорить об этом подозрительном воздержании, может быть у него призрачная социофобия или либидо упало ниже плинтуса, или что-то из разряда диспареунии или другое сексуальное расстройство, или оставшийся осадок от насилия в детстве. Или не может психологически катализировать в голове животные инстинкты, пытаясь кратко и быстро подавить их. Какое разнообразие, а ведь вначале он поверил ему и простил за недуг. Брюс даже слегка улыбается сейчас от мысли, как он только мог додуматься до таких малоумных оправданий. Ведь Бэтмен прекрасно знает своего антагониста. За эти годы вдоль и поперёк изучил все уловки. Поэтому смело выносит вердикт ― шантаж в исполнении артиста погорелого театра. Ха.       Поток спутанных мыслей наконец-то оборвался. Морфей сыплет пыльцу над ним, нагоняя сновидения.       Голос Альфреда замедляется в неразборчивую тянучку. Сегодня он говорил за ужином что-то очень интересное, но голова решила отнести это к краткосрочной памяти. Горький кофе, от которого язык и желудок сворачиваются в трубочку, смывает приятный отголосок скотча. Маленький белый. Темнота. Еще белый с глухим звуком. Тело тянется вниз, голова тяжелеет. Пучок раздражающего искусственного света там вверху. Падает вторая обойма. Белое и круглое крушится прямо на него, намереваясь раздавить. Некуда больше бежать. Спотыкается и замирает в невесомости. Чьи-то дрожащие от напряжения руки тащат его за шкирку. Под ногами в глубине пустоты лопаются пузыри месива, от которого исходит смрадный пар. Длинноватые ногти, гладкие на концах от нескольких слоев лака, цепляют его волосы, уходя глубоко под кожу. Лицо ровняется с пятном на конце горизонта событий, но остальное тело ещё в темноте. Мелькает радужка чужих очей, спасших его. Все кадры молниеносно снова сменяют друг друга. Шесть часов прошло. Брюс открывает глаза, устремившиеся в голубое небо. Опять день сурка.       Бэтмен вторую неделю не появляется на крыше Готэмской полиции и вообще в городе. Гордон с учтивой мыслью всё списывает на медленное заживление ран в таком возрасте, но комиссара по-прежнему выводит из себя тот факт, что ненормальная скотина, всё ещё свободно перемещается по артериям и нейронам города, возможно замышляя и подготавливая что-то больное и уродское. Брюс и сам хотел бы его найти, но тот от него прячется, не желает видеть. А пока, пытается отлёживаться, практиковать то зародившееся желание, когда появляются силы, и всё-таки сломать систему, чтобы лечь пораньше и выспаться. Последние годы ему трудно держать тонкую грань сознания и давать здравый отчёт своим действиям.       Говорят, некоторые летучие мыши переносят болезни. Вот Брюс, например, переносчик одиночества. И Джокер, по всей видимости, подцепил эту заразу и старается надолго залегать на дно после побегов из Аркхема.