Лекарство от безумия

Их вывели через главные ворота, подгоняя в спину бечевками, заставляя двигаться вперёд к неизвестности. Настя больше не пыталась оглядеться назад. Возможно ли вернуться к жизни, которой ты когда-то жил, или та жизнь уходит навсегда? Что ж, теперь — то она знала. Старая жизнь умирает. Настя смотрела вперёд, наблюдая, как огонь лижет почерневшее дерево, и как искры взвиваются вверх, к темному небу, видному в прорехи потолка давно сгоревшего дома. И уже не было страшно. Настя вдруг ощутила невыразимое одиночество, какое чувствовал бы человек, который вдруг остался совершенно один во всём мире. Она перестал бояться, потому что сил бояться больше не было. Страх исчез, осталось лишь одиночество – огромная дыра внутри, где-то на уровне солнечного сплетения. И только одна мысль, словно наваждение не давала покоя. Ей нужно бежать. Быстро и далеко. Туда, где её не найдут. — Что...что с нами будет? — на руке Насти повисла Катерина, и её заплаканные глаза заставили девушку смягчиться. Она хотела бы сказать ей, что всё будет хорошо. Но это было бы ложью. Настоящей нечем неприкрытой и от этого не менее мерзкой...ложью. — Они убьют нас? Где мой тятькаааа.... — Успокойся, прекрати ныть! — один из ордынцев косо посмотрел в их сторону, когда Настя слегка прикрикнула на рослую девку. — Хотели бы убить, уже убили...зачем им тащить нас в лагерь, могли бы и в городе пришить, делов-то. Женщина что шла впереди них шикнула, заставляя девушек умолкнуть. — В ставку нас ведут. Ты девка рослая, и для работы сгодишься, а повезет, быть может даже в гарем отправят. — женщина обернулась ещё раз, окинув их строгим взглядом голубых, похожих на озера глаз, и на морщинистом лице отразилось негодование. Покачав голов она продолжила. — А тебе... на внешность рассчитывать не стоит, дай бог в рабыни определят, грязную работу делать будешь. Вы милые, только не бойтесь. Полно слезы лить...не помогут они, и про тятьку своего, ты Катерина, забудь. Нет его больше, сама о себе заботиться будешь. — Погляди только на неё! Овчинка выделки не стоит, а Бурундай-багатур её себе пожелал,— ордынцы шептались, разглядывая Настю, как заморскую диковинку, заставляя девчонку чувствовать себя неуютно под пристальными взглядами воинов, не понимая ромным счётом ничего ими сказанного. Да и знай она, это ничего не изменило бы. Ощущение тревоги нарастало по мере того, как близился лагерь. Когда пленных ввели в ставку, Настя заметила, как из шатра медленно, и даже вальяжно, вышли несколько женщин почтительного возраста: длинные, подбитые мехом халаты были подвязаны кушаком, отвороты шапок из черной мерлушки соединялись тесемками, цокнув языком, они двинулись в сторону пленных, и Настя не видела в этом ничего хорошего. —Иди за мной! — на против Насти остановился тот самый воин, что ещё недавно на площади внушил ей страх. Его кудрявые волосы, заплетённые в косички на затылке и собранные в хвост свободно спадали до плеч. Она не поняла его, но мужчина терпеливо подтолкнул девушку вперёд, заставляя её, всё же последовать за ним. Они шли не долго, но всё же пришлось попетлять мимо юрт, и огромных шатров, прежде чем они подошли к нужной ему палатке. Отодвинув полог, воин отступил. Кивнув головой, что бы девушка не задерживалась и вошла внутрь. В помещение было тепло и пахло травами. В небольших жаровнях горел огонь, в шатре было тихо и сумрачно, пятно света выхватывало из темноты только заваленный бумагами стол и пару мягких подушек поодаль, в одной из которых и устроилась, кутаясь в шаль, Настасья. Мысли текли медленно, и пустота внутри разрасталась, лишая остатков эмоций и оставляя только четкое понимание произошедшего. Она пленница, жизнь, что была до этого...Превратилась в прах, и только по воле судьбы, или этого воина, она ещё дышит. — Пей, пока не остыло, — ордынец поднёс ей кружку с каким-то душистым отваром и на секунду в голове пронеслась дурная мысль — яд... Заметив её тревогу, он усмехнулся, сделав один глоток, вновь протянув чарку. — Я...не понимаю, ваших слов — чуть ли не по слогам произнесла Настя и ей показалось, что воин будто понял, что она имеет в виду. — Ты слабая, такие долго не живут, — произнес ордынец, улавливая ход ее мыслей, и сел напротив. — Многого не попрошу, помогай мне с отварами, залечивай раны, тебя не тронут. Завтра позову толмача, он объяснит. — Настя пыталась понять хотя бы по раскосым глазам, что от неё требуется, и словно дурёха кивала головой, даже не зная о чём он её просит или требует. — Постарайся забыть, что было в городе, не думай об этом, я не трону...

***

Удар тренировочного меча о стену отозвался болезненной дрожью в руках Бурундая, и меч противника непременно попал бы в висок, не успей он пригнуться. Баяр усмехнулся непрекращая ловко вращать в руках тренировочные клинки. Клинки снова встретились, и Бурундай, едва удержавшись на ногах, отступил еще на шаг. Вызывая на лице хана легкую улыбку. — Не пытайся удерживать блок, отведи его клинок в сторону, - донеслось со стороны, где Бату-хан устроился с фолиантами, время от времени отрываясь от чтения, чтобы дать дельный совет, или сделать замечание. — Баяр, ты мне его так покалечишь, а ведь его в шатре женщина дожидается. Баяр замахнулся, и удар снова отозвался дрожью в руке, но уже едва ощутимой – Бурундай неожиданно легко развернул кисть, и деревянный клинок ордынца, соскользнув, с силой ударился о пол. Доля секунды его промедления - и молодой воин с внутренним ликованием поднёс меч к горлу. Тренировка закончилась и хан с удовлетворением качнул головой. — Поражен до глубины души и заинтригован. Буду очень признателен, если узнаю откуда столько сил? Неужели русская тебе их придаёт. Стоит ли мне, завидовать? — отложив фолиант в сторону, молодой хан лукаво стрельнул взглядом, взяв со стола кубок до краёв наполненный вином, протягивая второй, старинному другу. — Не стоит, великому хану, даже думать о столь недостойных... — Отчего же? Готов поспорить, что там детальное описание, смущающее твою непорочную душу, как занятно, расскажешь? Выражение его аристократичного лица не изменилось. На секунду Бурундаю показалось, что хан и впрямь ждет деталей, густо покраснев, мужчина одним глотком осушил полную чарку и виновато потупил взор, не зная, что стоит ответить степному принцу. Быть может правду? Что девку он взял не для мирский утех, а скорее душевных. А поймёт ли? Вдруг ещё молва распространица по ставке, что бравый багатур с девкой сладить не смог? Нееет...Лучше молчать будет, глядишь и отвяжется со своими расспросами, но Хан словно специально продолжал сверлить друга, и растерянность в глазах ордынца лишь сильнее подстёгивали и без того разрастающейся интерес. — Я уже несколько дней не видел Гуюк-хана, что-то случилось? — ордынец попытался перевести тему, но степной принц, лишь отмахнулся. Воин замолчал, снова поднося к губам почти полный бокал и вдыхая пряный запах дорогого вина. — Что в голове у него мне не ведома, наверняка вновь ищет причины отстранить меня. — воин медленно оторвал взгляд от чаши и перевел его на лицо хана, непроницаемое и безукоризненно честное, как и всегда. Что касалось двоюродного брата, у них и раньше были недосказанности, а сейчас...Всё было куда сложнее. Стену что они возвели, не рушилась, и с годами, становилась лишь прочнее. — Люди, которые не могут контролировать свои страхи, сами попадают под их контроль и полностью теряют способность трезво мыслить. Но, с дугой стороны, если они смогут вообще избавится от него, как и от других эмоций, то станут оценивать реальность с заведомо ложных позиций. Не находишь это забавным? Бурундай не знал что ответить, и лишь кротко кивнул соглашаясь со словами правителя. Он воин, и до политики ему нет никакого дела. — Так что насчёт русской? Ты к ней даже толмача приставил, неужели всё так серьезно, быть может и в столицу повезёшь? Быть может мне стоит обучить её... нашему языку? Ты только скажи... Воин припав на одно колено заставил хана аж рассмеяться. Слова видать слишком сильно задели ордынца, и теперь всё его лицо горело румянцев. Похлопав рукой по плечу воина Бат-хан успокоил его. — Будет тебе, ступай... — воин поклонился и поспешил покинуть степной дворец и только вдохнув холодного, ночного воздуха, он успокоился.