Лекарство от безумия

Прошло ровно четыре дня с момента их побега. Настасья поначалу была рада удачному бегству и встречи «своих по крови», но с каждым днём, надежда таила и чувство свободы развеялось, как утренний туман над летней рекой. И радужные краски о светлом будущем померкли обращаясь в пустые мечты и несбыточные надежды. «А чего ты хотела? На что вообще наделялась, дура! » В голове так и не утихал насмешливый внутренний голос, обрубая всё на корню. Больше нет будущего, есть только гнёт рабства, и гордая, полная храбрости смерть, но только кому нужна твоя смерть? В итоге вас так и оставят на поле боя на съедение оголодавшим волкам, да воронью... Славная смерть за родину, но такая бессмысленная. — Эй, на вот поешь, — рослый мужчина присел рядом на поваленное дерево, сжимая в руках недожаренное мясо какого-то зверя. В животе крутило, но есть не хотелось. Поморщившись девчонка взяла кусок в руки, наблюдая, как кровяные соки нежно-розового цвета с белыми прожилками жира вытекают из мяса. Несоленое, не вкусное, пресное... впрочем как и её жизнь. Усмехнувшись своим горьким мыслям, Настасья медленно пережевывала небольшой кусок, и немигающим взглядом буровила яркие всполохи огня. — Ты... в целом как? — Никак, — От её резкого ответа, мужчина заёрзал на месте, будто в его пятую точку ужалило несколько пчёл одновременно. Разглаживая рыжеватую бородку, он тяжело вздохнул, разговаривать и идти на контакт Настя не хотела, впрочем, как и они с девчонкой. Между ними выросла пропасть непонимания, а всему виной, что она побывала в лагере ордынцев и выжила. Пусть в глаза ей этого и не говорили, но клеймо «предательницы» будто высекли на самом лбу каленным железом, делая её сродне прокаженной, и почему? Она просто не такая как они... Не рвётся в бой за погибшего друга, не понимает их, что готовы идти на миллионную армию с голыми руками, что бы в неравном бою сложить головы за руины за их спинами. Глупцы. Они не понимают этого, всё уже давно проиграно, заведомо понятно, зачем сражаться за мертвых? Или это она настолько труслива, что кроме бегства больше ни на что не способна. Смачно причмокнув и обтерев рукавом рубахи жир с потрескавшихся губ, девушка взглянула на Евпатия. Ему есть за что сражаться, быть может даже погибнуть. Она ещё помнит, как обрушилась крыша его дома, забрав жизни всей семьи погребя их тела под горящими брёвнами, унося их души в лучшие мира. И он будет стоять до победного, до последнего вздоха израненной груди сжимая окровавленными руками меч, а она? Испугалась, струсила... Ворона был самым дорогим, самым желанным, быть может это могло быть любовью...но теперь его голова красуется на пике, рядом с другими павшими, что будет если она и отомстит? Ничего. Пустота никуда не денется, а лишь заполнится на время ликованием, быть может ей даже удастся выпустить стрелу в грудь ордынца, небольшой пешки, ибо их хана слишком хорошо охраняют, и вряд ли кому-то из здесь присутствующих вообще хватит мужества унести и его в могилу, а если и удастся? Его место всегда может занять другой. И тогда зачем это всё... если армия и дальше продолжит свой кровавый путь, это игра не стоит свеч. С неё хватит геройства, она сбежала, смогла избежать надругательств со стороны монголов, и на этом хватит. Пусть играют в героев, вот только без неё... Если трезво подумать, у них у всех была нормальная жизнь до войны. А что было у неё? Ничего... Ни семьи, ни родных. Бабушка с ранних лет говорила не завидовать, научиться с благодарностью принимать этот мир, но за что? В мыслях всплыл размывчатый образ перепуганной тучной Екатерины. Вся в соплях и рыданиях, она тряслась, как осиновый лист на холодном ветру. Боясь перемен, пугаясь незнакомой речи ордынцев. И в тот момент, больше не было этих надменных взглядом, смачных тумаков из-за того что она плохо выспалась или папенька не купил любимой дочурки очередное барахло, теперь она была на одной ступени вместе с оборванкой и никакое золото не могло это изменить. Её гнали, пихали, как когда-то это делала и она сама, для Настасьи поменялся лишь хозяин, а не целая жизнь. А вот для них поменялось всё. И этот страх, всасывался под кожу, медленно растекаясь по венам, словно смертельный яд - убивал, не даруя и надежды на светлое будущее. — Наська, ты нос не вешай! Мы им ещё зададим! — Каркун сел с другой стороны, обхватив девчонку за плечи, заставляя Настю чуть ли не поперхнуться едой. — Показали уже, — буркнула Настасья, сбрасывая его тяжелую ладонь. — Пререкаться вздумала, мелкая? — молодой дружинник попытался заглянуть ей в глаза. Мёртвые воды затуманенных серых глаз, говорили о многом, ей было всё равно, что подумают другие. Уже плевать... Она ещё помнит, как Евпатий отчитывал своего верного друга за необдуманный шаг. Помнит, как заговорческий шепот доносился до «спящей девушки» и как отмалчивался всегда горделивый воин, соглашаясь со своей оплошностью. Она стала чужой в кругу своих, и изменить или убедить в обратном, ей не хотелось. От неё и раньше держались поодаль, считая воровкой, отрепьем, а сейчас...сейчас кем считают? — Оставь её, Каркун! — в разговор вмешался Евпатий, бросив связку дров к пылающему костру. — Что с неё взять, иди лучше смени караульных. «И впрямь, что с меня взять? Неужели я впрямь в их глазах, сродне подстилки? Высокомерные ублюдки, но почему? Ведь с ними сбежавшие пленные, так почему с ними они внимательны, а со мной...Что не так со мной?» Слезы подступили к глазам, но воришка так и не осмелилась показать свою слабость. К чёрту их всех. Всё равно сдохнут, в попытке наказать обидчиков, а ей плевать, она смогла выжить, смогла... Её жизнь ещё не закончена, она сможет начать всё с чистого листа. Там где нет ни ордынцев, не повстанцев. Всё будет хорошо... ведь будет?