***
Настасья очнулась ближе к полудню. В голове чётко отдавался пульсирующий стук сердца. Боль притупилась от курительных смесей и мазей, но тяжесть и утомление до сих пор давили на организм, отбирая последние силы. Знахарка заметив пробуждение пленницы, не говоря ни слова взяла со стола глиняную чарку до краёв наполненную мутной субстанцией, поднеся чашу к губам девчонки, старуха жестом приказала пить. Бурундай влетел в шатер словно за ним гнались тысячи диких псов, знахарка попыталась остановить воина, но он даже слушать её не стал. Оттолкнув старуху в сторону, он взглянул на перепуганную девчонку, что так и продолжала сжимать побледневшими пальчиками глиняную чашу, боясь даже взглянуть на вошедшего. — Посмотри на меня... — мужчина сделал несколько шагов к пленнице. Настя лишь сильнее сжалась, чувствуя, как его тяжелый взгляд буквально пронизывает всё её тело. — Ей нужен покой, уходи! — старуха вновь попыталась остановить, но он словно обезумивший не замечал никакого кроме русской девки. — Я сказал смотреть на меня! — схватив девчонку за руки, он дернул её на себя, чаша выпала из ослабленных рук и остатки отвара разлились по соломенному настилу, в уголках глаз уже стояли слёзы, Настя не понимала, что от неё требуется, но всё же нашла в себе силы что бы заглянуть в глаза воина. — Глупая девка, кто тебе разрешал умирать! —Настя растерянно глядела на монгола, будто прочитав его мысли, девушка побелела от страха. Ей было страшно, она боялась воина, боялась его гнева, который он вот-вот обрушится на неё. Настя умоляюще глядела в глаза монгола, в которых не было и тени жалости. Схватив пленницу за волосы, воин потянул вниз, заставляя девушку запрокинуть голову. Она не осмеливалась сопротивляться, лишь тихо стонала от боли. Вновь погружаясь в пучину страхов и боли. Старуха попыталась вмешаться, но Бурундай пресек все попытки помочь несчастной обнажив свой меч, он угрожающи наставил его на знахарку, казалось что рассудок полностью покинул его. — Пошла прочь! Иди к воинам, займись своими обязанностями, что встала?! Нерасторопно поклонившись, старуха спотыкаясь на ровном месте, выбежала из шатра, не зная даже, как можно помочь несчастной. — Прошу не надо... — Замолчи! Думала я не узнаю, он был здесь, ты же шлюха! И обращаться с тобой надо, как со шлюхой! — отчеканил монгол, приблизившись к лицу плачущей девушки. Опять запустив пальцы в растрепанные и без того волосы Настасьи, монгол ударил её по лицу, срывая с приоткрытых губ девушки всхлип боли. Разрывая на девушке платье, он стремился добраться до желанного тела. Настя заливалась слезами и оказывала сопротивление. Мужчина чувствовал, как сердце девушки уже начало пропускать удары и грозилось вовсе остановиться. Ещё совсем немного и Настя потеряет сознание от страха и бессилия. Сильнее вдавливая девушку в настил, монгол не переставал вглядываться в её побледневшее лицо. — Почему я такой жалкий, — перевалившись на спину, Бурундай прикрыл глаза, вновь возвращая остатки разума. — Я не хотел причинять тебе боль, ты нужна мне... Настя заливаясь слезами, воспользовавшись моментом, отползла в дальний угол, вжимаясь всем телом в ткань шатра, она хотела раствориться, исчезнуть, и больше никогда не появляться в этом мире, почему жизнь так жестока, почему ей позволили жить. Ради чего... — Хватит, Бурундай, достаточно... Воин не сразу признал кому принадлежит голос, в открытом проёме стоял хан облачённый в небесно голубой халат расшитый золотыми нитями, голова его была не покрыта, только узкая шелковая лента перехватывала лоб и удерживала волосы ниспадавшие на плечи. — Великий хан, — монгольский воин склонившись перед повелителем, сотрясался от страха и стыда, что он вообще делает, как смог упасть так низко от чувств к этой девке. — Мне стыдно за своё недостойное поведение, но больше меня огорчает, что вы стали свидетелем, моего низкого поведения! — Я запрещаю кому либо приближаться к этой женщине. С этого дня, эта пленная под моей защитой. Неповиновение, я расценю, как измену...Глава 24
17 февраля 2019 г. в 12:46
Хан вернулся в степной дворец с рассветом. Сквозь дыру в шатре пробивались первые лучи холодного солнца, уставший взгляд скользнул по давно остывшим жаровням, покой и умиротворение, заставили монгола на секунду замереть и прислушаться к тишине. Дрожащей рукой хан наспех вытер окровавленную щёку, вновь вспоминая затуманенный взор пленной.
Её отчаянное желание умереть заставили монгола иначе взглянуть на пленницу, неужели в нём ещё осталось нечто человеческое? Впервые за столь долгое время он проявил милосердие, и заботу. Он давно считал себя монстром. Будучи расчётливым стратегом, хан давно искоренил в себе всё светлое, что смогло бы помешать ему в достижение планов... и сейчас, он вновь вздрагивает, как юнец от воспоминаний и от её безжизненных, полных отчаяния глаз. Девчонка смогла достучаться до его души, смогла на короткий миг завладеть его разумом. Впервые ему было плевать на всё что его окружает, лишь её шепот пропитанный болью безысходности имел значение и вес. Она так отчаянно прижималась к нему, смотрела своим безжизненным взглядом в его глаза, вызывая в испещренном шрамами сердце что-то старое, похороненное до этого дня чувство. Прикрыв уставшие веки, монгол вновь и вновь вспоминал девушку. По щекам Насти катились слёзы отчаяния. Всхлипами переполнилось всё помещение, а кровь вытекающая из разрезанных вен постепенно забирала её за грань. Неужели ему стало по настоящему жаль, или это что-то другое? Почему он позволил ей жить, ведь мог просто уйти.
Тяжело вздохнув, монгольский принц принялся снимать пропитанное чужой кровью одеяние, даже не заметив, что в шатре всё это время находился брат. Гуюк молча взирал на выродка. Лицо монгола не выражало никаких эмоций, хотя внутри их бурлило огромное множество. Узнав по случайности, что всю ночь его ненавистный родственничек провел в компании русской девки, хан с трудом поверил слухам, но когда птичка на хвосте принесла весть, что выродок спасал ей жизнь занимаясь врачеванием, монгольский принц истолковал это по своему. Ему хотелось лично убедиться в сплетнях, не раздумывая ни секунды больше, монгол в спешке покинул свой шатер, отправляясь прямиком в степной дворец Бат-хана. Если его нет на месте, то он сможет дождаться его внутри, сославшись на срочные вести. Время летело медленно, а хан так и не появлялся, отчаявшись застать выродка, Гуюк уже собирался наведаться в шатер той русской шкуры, когда полог шатра распахнулся и в помещение вошел Бату. Ничего не видя и не замечая, он медленно волочил ноги, полностью растворившись в мыслях, Гуюк впервые видел его таким удручённым, неужели, он нашёл его уязвимое место.
— Что привело тебя в столь ранний час? — Гуюк приветливо улыбнулся, продолжая стоять с невозмутимым видом, удерживая руки за спиной. Но глаза! Его глаза выдавали истинные мотивы монгола. Они горели нетерпением, маниакальным блеском лживости и призрения. Сделав несколько шагов к Бат-хану, Гуюк остановился, он несколько долгих секунд разглядывал лицо брата, прежде чем протянуть ему исписанный пергамент. — Что это? — Бату с недоверием взял из рук родственника письмо, беглым взглядом прочитав послание, вновь перевел взгляд на брата, он и впрямь не понимал цель визита. Неужели ради нескольких подношений в столицу, он соизволил прийти к нему за одобрением? Это не могло быть правдой, и уж тем более настоящим предлогом для столь раннего и неожиданного визита.
— Хочешь отправить пленных в столицу? — Бату-хан усмехнулся дурной затее родственника. — Хотелось бы посмотреть как? Мы только начали свой военных поход, о каких трофеях и подношениях ты вообще говоришь? Или одна победа тебе уже вскружила голову, что ты готов выделить тысячи наших людей для горстки этих несчастных? Оглядись вокруг, кругом враги, их отобьют, а наших людей перебьют! Ты этого хочешь? Усмири свою гордыню, брат!
— Не тебе решать! — Гуюк развёл руки в стороны замечая, как наливаются яростью глаза выродка. Скомкав пергамент, хан выбросил его в дальней угол, повторив своё твёрдое «нет» — Тебя что-то удручает? Чувствуешь себя обделенным, ты можешь поведать мне, я всегда выслушаю и помогу. Или твоя привязанность к этим рабам переросла в нечто большее? Неужели тебе их жаль... Ооо неужели я попал в самую суть? Знай своё место, брат! Я наследник престола! И только мне решать, как поступать с этим сбродом! Захочу, выпотрошу их словно дичь, захочу помиловать и отпустить на все четыре стороны, так тому и быть, или убить самым зверским образом, это будет моим решением, не твоим...
— Ты забываешься! — Молодые правители вновь сцепились взглядами, каждый был готов перейти грань дозволенного и обнажить свой меч, дабы раз и навсегда закончить этот вечный спор и неприязнь друг к другу. Неужели можно ненавидеть настолько, что жажда крови в буквальном смысле туманила разум, напрочь заставляя позабыть кто перед тобой. Гуюк мысленно прокручивал план сражения, но Бату был не настолько глуп, что бы поддаться мимолетному порыву ярости.
— Мы соберем совет, если ты так настаиваешь, разумнее будет выслушать все мнения, — Голос хана хоть и был очень тихим, но звучал властно и угрожающе. Глаза монгола сверкнули, он положил руку на эфес меча, сейчас с ним боролись его собственные демоны. На секунду ярость вновь овладела им, холодная сталь коснулась незащищенной шеи, заставляя монгола расплыться в довольной улыбке.
— Ты мне не брат и некогда им не будешь, так почему, я вообще должен прислушиваться к твоим словам?! Твоя гнилая кровь воняет... думаешь, я один так считаю?
— Дай мне только повод, и мы узнаем чья кровь дурнее. — глаза Бат-хана сузились, метнув в Гуюка злобный взгляд. Он не боялся меча касавшегося его горла, а вот рука монгола дрожала в нерешительности, если он сделает неверной шаг, что скажет военачальникам, как оправдается перед великим ханом? Его могут обвинить самого в измене и жажде власти, этого он допустить не мог. Меч со звоном упал к ногом мужчин, Гуюк поднял руки перед собой, признавая свою ошибку, хан же смотрел всё так же пристально, заставляя Гуюка вздрагивать, не за этим он сюда пришёл, и вновь его дурной характер сыграл с ним плохую шутку.
Гук и сам не помнит с какого момента, его ненависть стала такой маниакальной. Но отчётливо помнит слова отца, и вечные упрёки в его сторону, что не такого сына он мечтал видеть перед собой, неужели он мечтал и грезил вот о таком? Что в нём особенного? Почему многие не видят, что видится самому ему. Это как замкнутый круг, не отпускающий за свои пределы. Он не остановится пока один из них не умрёт, не может быть на небосводе две луны, как и два солнца. Одному всё равно прийдется покинуть этот мир, и Гуюк прекрасно понимал, что если не остановить выродка сейчас, то со временем, он уничтожит его. Гуюк всегда пытался доказать, что чего-то стоит. Какие способы он только не перепробовал, но Бат-хан всегда оставался всеобщим светилом. Его все боготворили, пророчили грандиозное будущее. А он лишь оставался жалкой тенью, и сейчас...в этом походе, он вновь мнимая пешка, ничего не значащая, его слова никто не воспринимает в серьёз, считая его только обузой.
— Не думай, что наш разговор так просто окончится!
Выплюнув каждое слово и толкнув брата плечом, Гуюк-хан поспешил к выходу, замечая, как тяжёлый взгляд, Бату продолжает сверлить его спину, и если бы взглядом можно было бы убивать, то монгол уже давно лежал без дыхания.